Под влиянием внезапной мысли, его лицо потемнело, после чего северянин еще быстрее погнал своего скакуна. Инстинктивно, его рука ощупывала рукоять широкого меча, свисающего с высокого седла.
Киммериец нашел взглядом белую вершину горы Эрлика, что маячила в свете звезд, а затем перевел взгляд в сторону, где, как он знал, лежал Готхэн. Был он там когда-то и сам, едва не утратив свою жизнь, когда сражался с тамошними жрецами.
Было уже около полуночи, когда варвар увидел огонь на заросшем плотными деревьями берегу ручья. С первого взгляда он понял, что это не был отряд людей, преследуемых им. Костров было слишком много. Это была орда черных иргизов, блуждавшая за пределами земель принадлежавших им, которые лежали дальше на юге. Лагерь стоял прямо на дороге в Готхэн, и Конан подумал о том, хватило ли туранцам здравого смысла, чтобы избежать их. Эти дикие люди ненавидели чужаков. Он сам, когда был в Готхэн, переоделся, замаскировавшись под местного жителя.
Переправившись через ручей подальше от лагеря, Конан подошел, укрываясь в деревьях, так близко, пока не смог увидеть в свете костров размытые силуэты всадников на лошадях. Кроме этого киммериец увидел и три белых палатки туранцев, что стояли в центре, окруженные серыми войлочными юртами. Варвар тихо выругался: если черные иргизы убили пришельцев и забрали себе их собственность, это означало бы конец его мести. Он подошел еще ближе.
Выдал его чуткий, похожий на волка пес. Его бешеный лай привел к тому, что люди выскочили из палаток, а туча конных охранников бросилась в его сторону, натягивая луки.
Конан желавший менее всего чтобы его засыпали стрелами во время побега, также выпрыгнул из кустов и оказался посреди всадников, прежде чем те полностью осознали это, молча сеча налево и направо своим могучим мечом, полученным от уркманского воина. Вокруг него свистели лезвия, но противники были слишком удивлены. Варвар почувствовал, как лезвие его оружия сталкивается со сталью, режет её и разрубает чей-то череп, а через мгновение киммериец уже прорвался сквозь кордон кочевников и поскакал в темноту, слыша за спиной вой сбитых с толку преследователей.
Крик знакомого голоса, поднявшийся над общим гулом, проинформировал его, что, по крайней мере, Вормонд остался жив. Северянин оглянулся и в свете костра увидел бежавшую высокую фигуру. Это они! Мощно сложенное тело Брагхана. Огонь блеснул на стальном лезвии в его руке. Туранец был вооружен, а это означало, что они не являлись заключенными, хотя причину такой сдержанности со стороны диких иргизов, даже богатые знания северянина об этих людях не смогли объяснить.
За Конаном гнались не долго; спрятавшись в кустах, он слышал, как дикие иргизы гортанно переговаривались между собой, возвращаясь в лагерь. Этот отряд не будет иметь покоя всю эту ночь. Люди с обнаженной сталью в руках будут кружить около лагеря до рассвета. Подкрасться же снова и быть в непосредственной близости от туранцев на расстояние выстрела будет трудной задачей. Но теперь, кроме того, как убить их, северянин хотел выяснить, что, же так влекло предателей в Готхэн.
Бессознательно киммериец сжал руку на рукояти меча, вырезанной в форме ястребиной головы. Потом воин повернул лошадь обратно на восток и поскакал прочь с быстротой, на которую только смог принудить свое измученное животное.
Перед рассветом варвар обнаружил то, что и надеялся здесь отыскать — второй лагерь, примерно в десяти милях от места, где покоился Унгарф. Гаснущие костры освещали одну небольшую палатку и лежащие на земле, завернутые в плащи десятки мужских фигур.
Конан не стал подходить слишком близко; всюду, где только он мог видеть, были различимы движущиеся силуэты стреноженных лошадей, а также людей, обходивших лагерь, и, подъехав к зарослям деревьями, киммериец просто спешился и расседлал лошадь. Его конь начал жадно щипать свежую траву, а Конан сел со скрещенными ногами, прислонившись к стволу дерева и положив лук на колени. Киммериец сидел неподвижно, как статуя, преисполненный терпения, как вечные горы, на которых он был рожден.
3
Восход едва прояснился следами серости в темном небе, когда лагерь, обозреваемый Конаном, оживился. Тлеющие кострища вновь полыхали пламенем, а в воздухе поплыл запах жареной баранины. Жилистые мужчины в шапках из меха и кожаных куртках вертелись возле лошадей или присаживались у костра, выхватывая пальцами самые вкусные кусочки. У них не было с собой женщин, и только очень скупая поклажа. То, что они выехали в путь без припасов и тюков, означало только одну вещь. Это были грабители-уркманы.
Еще до того, как взошло солнце, они начал седлать лошадей, надевать доспехи и оружие. Конан выбрал этот момент, чтобы появиться перед ними, медленно двигаясь в их сторону.
Прозвучал сигнал, и в мгновение ока на него нацелилось много стрел.
Необычайная дерзость поступка удержала пальцы на тетивах.
Конан не терял времени даром, но и не давал знать, что спешит.
Предводитель банды вскочил на коня, когда Конан подъехал, останавливаясь прямо рядом с ним. Уркман — грабитель с крючковатым носом, дикими глазами и крашеной бородой посмотрел на него. Кочевник узнал Конана и его глаза вспыхнули красным пламенем. Видя это, его воины все равно не сдвинулись с места.
— Гонтар, — сказал Конан. — Собака, наконец, то я нашел тебя?
Гонтар дернул себя за рыжую бороду и взвыл, как волк.
— Ты сошел с ума, Конан?
— Это Конан! — со стороны воинов донесся возбужденный шум.
Бандиты столпились поближе, их любопытство на мгновение преодолело кровожадность. Имя Конан было известно почти всюду, и они обменивались сотнями диких россказней о нем, когда эти пустынные волки собирались вместе.
Что касается Гронтара, тот растерялся и украдкой взглянул на склон, с которого съехал Конан. Он боялся его хитрости почти настолько же, насколько и ненавидел — подозрение, ненависть и страх, что он сам был пойман в ловушку, сделало предводителя уркманов опасным и непредсказуемым, как раненная кобра.
— Что ты здесь делаешь? — спросил вождь кочевников. — Говори быстро, прежде чем мои воины не лишили тебя кожи.
— Я пришел, чтобы забрать старые долги.
У него, когда варвар спускался с горы, не было готового плана, но он был не особо удивлен открытием, что уркманами командует его личный враг. Это было не что иное, как просто необычное совпадение. Смертельные недруги Конана были разбросаны по всему миру.
— Ты глупец…
В то время, когда предводитель говорил эти слова, Конан наклонился в седле вперед и ударил Гонтара по лицу открытой ладонью. Удар прозвучал как щелканье кнута, а Гонтар зашатался и едва не выпал из седла. Он зарычал как волк и схватился за пояс, так ослепленный яростью, что заколебался в выборе между ножом и саблей. Конан мог убить его в это время, но этого не было в планах киммерийца.
— Держитесь подальше, — предупредил он воинов, даже не потянувшись за оружием. — Ничего против вас у меня нет. Это дело лишь между мной и вашим главарем.
Если бы это был кто-то еще, то это не повлекло бы за собой никакого эффекта; другой человек оказался бы уже наверняка мертв. Но даже самые дикие уроженцы этих земель смутно ощущали, что методы, эффективные против обычных людей невозможно применить к Конану.
— Взять его! — крикнул Гонтар. — С него следует живьем содрать шкуру!
Разбойники подошли ближе, на что Конан неприятно и язвительно рассмеялся.
— Пытки не уничтожат бесчестья, которым я покрыл вашего вождя, — сказал варвар насмешливо. — Люди будут говорить, что руководит вами главарь с лицом, отмеченным ладонью Конана. Как вы сможете стереть этот позор? Эй, да он зовет своих воинов, чтобы отомстили за него! Неужели Гонтар трус?
И снова уркманы заколебались, глядя на своего лидера. Его борода покрылась пеной. Все знали, что смыть такую обиду можно только убив унизившего врага в поединке. Среди этой волчьей стаи, человек, которому не посчастливилось быть заподозренным в трусости, был практически приговорен к смерти. Если Гонтар не примет вызова Конана, его люди наверняка послушают и замучают киммерийца к восторгу главаря. Однако никто не забудет об этом инциденте, и с тех пор его судьба будет предрешена.
Гонтар знал это, он понимал, что Конан втянул его в поединок, но, охваченного безумием, его не волновало уже ничего. Его глаза налились кровью, как у бешеного волка; уркман уже забыл, что подозревал Конана в сокрытии лучников за горным хребтом. Вождь забыл обо всем, кроме безумного желания навсегда потушить блеск этих диких, синих очей, которые издевались над ним.
— Собака! — крикнул он, выдергивая палаш. — Ты подохнешь от руки вождя!
Уркман ринулся как тайфун, с развевающимся на ветру плащом и мечом, мерцающим над головой, и Конан немедленно столкнулся с ним лоб в лоб в центре освобожденного для боя поля.
Гонтар восседал на великолепном коне, к которому он, казалось, прирос, а в дополнение этому был свежим и отдохнувшим. Но лошадь Конана также отдохнула и была хорошо обучена сражениям. Обе лошади без промедления подчинялись воле своих наездников.
Поединщики закружили один вокруг другого. Лезвия сверкали и звенели без передышки, сверкая красными всполохами в лучах восходящего солнца. Эта схватка не выглядела как дуэль двух мужчин на лошадях, а была подобна смертоносному столкновению пары кентавров, наполовину людей — наполовину коней.
— Собака! — выдохнул Гонтар, сеча и рубя, словно человек, одержимый дьяволом. — Я наколю твою голову на шест моего шатра… аррргх!
Менее десятка людей среди сотен зевак смогли увидеть удар в ослепляющей глаза вспышке стали, но все услышали его. Конь Гонтара заржал и, встав на дыбы, сбросил мертвого всадника с расколотым черепом из седла.
Поднялся нечленораздельный волчий вой, бывший то ли воплем ярости, то ли одобрения. Конан повернулся, взмахнув мечом над головой и разбрызгав вокруг дождь из красных капель.
— Гонтар мертв! — крикнул северянин. — Кто-нибудь еще хочет бороться?
Уркманы смотрели на него, еще не осознавая его намерений, и прежде чем смогли оправиться от удивления, вызванного зрелищем своего проигравшего предводителя, Конан вложил свой меч в ножны, подразумевая, что инцидент исчерпан и все закончилось, а затем сказал:
— А теперь, кто из вас пойдет со мной за добычей, большей, чем вы когда-либо мечтали?
Эти слова вызвали немедленное волнение, но подозрения пустынных разбойников все, же преодолело их жадность.
— Покажи нам её! — потребовал один из воинов. — Покажите нам эту добычу, прежде чем мы убьем тебя.
Не отвечая, Конан спешился и бросил поводья усатому наезднику.
Пораженный усач взял их без слова протеста. Конан направился к тому месту, где были приготовлены блюда, у него пару дней ничего не было во рту.
— Могу ли я показать вам звезды при свете дня?! — спросил он, взяв горсть мяса жареного ягненка. — Но, несмотря на это, звезды существуют, и в нужное время можно их увидеть. Если бы у меня было награбленное, разве я приехал бы делиться им с вами? Ни один из нас не выиграет без помощи другого.
— Он лжет, — сказал воин, которого товарищи называли Гезун. — Давайте убьем его, и двинемся за караваном, который мы выслеживали.
— Кто же будет вести вас? — язвительно спросил Конан.
На него закричали, а несколько головорезов, которые считали себя очевидными кандидатами на лидера, стали с подозрением смотреть друг на друга.
Потом все посмотрели на Конана, который не спеша уминал ягненка, так же спокойно, как будто пять минут, назад не зарубил одного из самых грозных воинов от пустынь Южного Турана до Черных Королевств.
Его безразличный внешний вид не обманул никого. Они знали, что он может быть опасным как кобра. Они знали, что не смогли бы убить его достаточно быстро — а, возможно, это вообще не удастся для них — и что у него не займет много времени, чтобы убить многих из них; и, конечно же, никто из них не хотел быть первым, кто умрет.
Само это не остановит их надолго. Но к этому присоединилось их любопытство и алчность, что были вызваны упоминанием варвара о богатствах и смутное подозрение того, что киммериец не пошел бы в ловушку, если бы не оставил себе какого-то безопасного выхода, равно как и их взаимная ревность о том, кому теперь быть вождем.
Гезун, посмотрев на лошадь Конана, воскликнул сердито:
— Он ездит на коне Морана!
— Да, — признался спокойно Конан. — Кроме того, вот меч Морана. Он выстрелил в меня из укрытия, за это и умер.
Ему не дали никакого ответа. Этот волчья стая не знала никаких других чувств, кроме силы, ненависти и уважала только мужество, хитрость и жестокость.
— Куда же ты поведешь нас? — спросил один из них, кого называли Снорин, молчаливо признавая господство Конана. — Мы свободные люди, сыновья мечей.
— Вы сукины дети! — закричал Конан. — Мужчины без пастбищ и женщин, изгои, от которых отказался свой собственный народ, люди вне закона, за головы которых назначена награды и которые вынуждены скитаться в горах! Вы следовали за этой дохлой собакой, не задавая никаких вопросов! Сейчас и я ищу этого же самого!
Произошла еще одна ссора между воинами, которая, казалось, вообще не заинтересовала Конана. Все его внимание было сосредоточено на котле с едой.
Поведение северянина не было излишне наглым, как показалось бы снаружи, и оно возникло не из-за глупой дерзости или излишней самонадеянности.
Киммериец действительно был настолько уверен в себе, что ни у одного среди сотни уркманов не было и тени сомнения по поводу того, что варвар знает, где расположен Запретный город Готхэн. Бандиты, среди которых варвар был на волосок от убийства, вел себя, тем не менее, уверенно, словно среди друзей.
Много пар глаз смотрели на меч Конана. Люди говорили, что его способность использовать оружие была настоящим колдовством; обычный меч становился в его руках живой машиной разрушения, которая двигалась со скоростью молнии так быстро, человек не мог даже заметить движения руки.
Конана.
— Говорят, что ты никогда не нарушал своего слова, — обратился к нему Снорин. — Поклянись, что ты приведешь нас к этой добыче, и мы посмотрим.
— Я не буду давать никаких клятв, — сказал Конан, вставая и вытирая руки попоной. — Я же сказал вам. Этого достаточно. Следуйте за мной, пусть даже многие из вас умрут. Да, много шакалов будет в состоянии наесться досыта.
Большинство из ваших братьев отправится на тот свет, и вы забудете их имена. Но для тех, кто выживет, богатство будет падать, как дождь.
— Довольно слов! — выкрикнул кто-то с жадностью. — Веди нас к этим небывалым богатствам!
— А вы отважитесь туда, куда я хочу повести вас, — спросил варвар. — Наша цель расположена в городе Готхэне.
— Мы отважимся, клянемся богами! — прорычали они сердито. — Мы уже забрались в Страну Черных Иргизов, выслеживая караван туранцев, который, мы отправим в преисподнюю, прежде чем солнце поднимется снова!
— Отлично, — сказал Конан. — Многих из вас настигнет стрела или острая сталь, прежде чем наше путешествие закончится. Но если вы решитесь поставить на кон свою жизнь, где наградой будут сокровища, богаче, чем сокровища колдунов Сета, идите со мной. Перед нами еще долгий путь.
Через пять минут вся банда скакала рысью на запад. Конан ехал во главе, в окружении поджарых наездников с обеих сторон; их вид свидетельствовал о том, что этот варвар, скорее их заключенный, чем предводитель. Но киммерийца это не тревожило. Доверие, которое он вкладывал в свою судьбу, в очередной раз подтверждал тот факт, что северянин не имел ни малейшего представления о том, как выполнить свое обещание о сокровищах, но горец не беспокоился об этом нисколько. Какой-нибудь способ отыщется, и в данный момент киммерийский варвар даже не задумывался об этом.
4
Тот факт, что Конан знал эту область лучше, чем уркманы, помог ему, в сущности, взять тактическое преимущество над ними. От того чтобы давать советы непосредственно к прямому командованию оставался лишь один небольшой шажок, который смог остаться незамеченным.
Киммериец обращал внимание даже на то, чтобы их не было видно на фоне неба.
Было нелегко скрыть сотню движущихся людей от бдительных взоров кочевников, но области их кочевий лежали дальше и был шанс, что между ними, и Готхэном находилась только та группа, что северянин видел раньше.
Однако, пересекая следы, оставленные там, где предыдущей ночью он, двигаясь на запад, ничего увидел, киммериец поставил свое предположение под сомнение.
С тех пор там проехало еще много всадников на лошадях, и Конан настаивал на увеличении скорости, зная, что если иргизы выследят их, то немедленная погоня станет неизбежным фактом.
Ближе к вечеру они добрались до места, где можно было увидеть лагерь кочевой орды вдоль поросшего деревьями берега ручья. Недалеко от лагеря паслись под охраной подростков лошади, а чуть дальше всадники пасли овец, разбредавшихся по высокой траве.
Конан взял полдюжины мужчин, оставив остальных в заросшей лощине за пределами следующего хребта, и прокрался с ними между скалами, разбросанными на склоне, что нависал над долиной. Лагерь лежал под ними, видимый во всех деталях, но Конан нахмурился от недовольства.
Здесь не было никаких следов белых палаток преследуемых варваром туранцев. Эти люди были там раньше. Теперь же их нет. Значит ли это, что кочевники, в конце концов, повернулась против них, или же беглецы в одиночку отправились в сторону Готхэна?
Уркманы, для которых было очевидно, что они должны атаковать и ограбить своих древних врагов, стали проявлять нетерпение.