А когда открыла, сердитой Лады уже не было. Опа, фокус-покус! Перед глазами прежняя Лада нарисовалась, улыбающаяся, сладко-приятно леденцовая. Распахнутые наивностью глазки, два голубых блюдечка.
— Гришенька, прости меня, малыш… Ах, тетя плохая, напугала! Ну хочешь, давай его совсем разобьем, этот телефон?
Гриша всхлипнул испуганно, помотал головой, вжался в бабушку сильнее. Лада протянула руку, сделала губы трубочкой, шагнула, намереваясь, видимо, погладить малыша по голове.
— Нет, правда, Гриш… Подумаешь, телефон! Да он мне и не нужен вовсе! Я давно хотела себе новый купить! И молодец, что разбил, я даже тебе благодарна! Ну, повернись, Гришенька, посмотри на меня…
Саша с испугом глянула на Леву — сделай же что-нибудь, чего она пристала как банный лист? Сама виновата — нечего раскладывать свои дорогостоящие бебихи где ни попадя! И нечего ребенка сначала пугать, потом подлизываться! Он же маленький еще, все за чистую монету принимает… И свое чувство вины, и чужие злобы…
А Лева все возился с телефоном, и лицо у него было раздосадованное. На кого досадуешь-то, сынок? На Гришу? На Ладу свою? Эх, сынок, сынок…
Надо самой выходить из положения, помощи ждать не приходится. Саша повернула голову, глянула на часы на стене, цокнула языком:
— Надо же, половина второго! Что же это мы, а? Нам ведь спать пора по режиму… Пойдем-ка, Гришенька, спать… Пойдем, я тебе книжку почитаю…
— Мам, давай я его уложу? — тихо предложил Лева.
— Не надо, я сама… А вы пока займитесь чем-нибудь. А мы сами…
Сказала и удивилась, как отчаянно у нее это вышло — «мы сами». Вроде того — отстаньте от нас. Дайте с внуком побыть, в конце концов. Не стойте над душой. Оба.
Саша принесла обмякшего от пережитого стресса Гришеньку в спальню, раздела, примурлыкивая ласково, накрыла одеялом.
— Ну? Какую книжку тебе почитать? Сказку про Ивана Быковича? Или про Чиполлино?
— Нет, ба… Лучше просто полежи со мной рядом.
— Конечно, Гришенька…
— Ты не уйдешь, когда я усну?
— Нет. Я буду рядом лежать. Ты проснешься, а я буду рядом.
— А потом, когда проснусь, ты включишь мне мультик про черепашек?
— Да все что хочешь, милый! Про черепашек так про черепашек!
— А раньше, помнишь, ты меня ругала за черепашек… А теперь не будешь?
— Нет, не буду…
— Хорошо. А то моя новая бабушка говорит, что вместо мультиков надо книжки читать. И что черепашки — это подлость.
— Подлость? Почему подлость… Ах, не подлость, наверное, а пошлость…
— Но ты мне все равно разрешишь? Новая бабушка мне только книжки на английском читает, а мне неинтересно, я не понимаю пока ничего. А еще она мне книжки такие большие-пребольшие показывает, с толстыми страницами, а на них картины всякие.
— А… Это альбомы с репродукциями, наверное…
— Она говорит, что я должен при… При… Как это, я слово забыл!
— Приобщаться, наверное?
— Да, точно! А мне не нравится, там картинки неинтересные… Я по черепашкам соскучился. Ты правда разрешишь смотреть мультик про черепашек?
— Конечно, разрешу. Договорились же. Сразу, как проснешься, найдем в компьютере твоих черепашек. Как их там…
— Леонардо, Рафаэль, Микеланджело, Донателло!
— Ух ты… Чудеса какие, язык сломать можно. Теперь я поняла, почему новая бабушка черепашек твоих испугалась.
— Почему?
— Да уж больно имена у них… Специфические. Микеланджело, Рафаэль… Знаешь, Гришук, бабушка вообще-то права. Насчет книжек. В принципе права. Книжек надо больше читать, чем мультиков смотреть.
— Почему?
— Ну, как бы тебе объяснить… Вот, например, есть такой немецкий композитор — Бетховен. И есть кино про одну умную собачку, которую тоже зовут Бетховен. И тех людей, которые много киношек смотрят, а книг не читают, эта собачка очень сбивает с толку… Понимаешь?
— Нет, ба… В моем-то мультике нет черепашки по имени Бетховен, ты не бойся, я с толку не собьюсь! Там есть Леонар-р-р-до! И Р-р-рафаэль!
— Ух ты, молодец! Совсем правильно букву «р» выговариваешь! Ладно, найдем твоих черепашек, будем смотреть долго-долго. А сейчас давай полежим тихо, тихо…
— Ба, я тебя люблю…
— И я тебя, милый…
Вскоре Гришенька засопел ровно, вкусно. Саше подумалось вдруг — век бы так лежала, слушала, как он сонно сопит… И про Микеланджело с Рафаэлями рассуждала, пусть и в мультяшно-черепашьем виде… Эх…
Вздохнув, она проглотила застрявшую в горле слезу. Ладно, чего реветь-то? Надо ловить редкие минутки счастья, а не тратить их на слезы и сопли.
Вдруг услышала, как тихо захлопнулась входная дверь. Ушли, значит. И правильно, чего им тут… И хорошо, что ушли, подумала Саша, занимайтесь своими делами, любовями-разводами, ремонтами-благоустройствами… И своих квартир, и своих молодых жизней… А ее оставьте в покое. Чтобы рядом с внуком полежать. Послушать, как он сопит ровно во сне…
* * *Конец июня выдался ужасно холодным. Неизменно свинцовое небо, промозглый ветер, лужи на асфальте в мелкой тоскливой ряби. Город обиженно съеживался по утрам, выплевывая в прохожих остатки ночного дождя, затаившегося в листьях деревьев, — нате вам, получите… Вы, мол, из теплых постелей выползли, а я всю эту хмарь ночью принял на грудь…
Гришеньку на выходные не отдали. Зато позвонила воскресным вечером Лада, прохныкала в трубку:
— Александра Борисовна, а мы с Левушкой болеем…
— Господи… А что с вами?
— Простуду сильную подхватили. Представляете, совершенно одинаково болеем! Ночью у обоих температура поднялась под сорок, таблеток наглотались всяких, какие в доме нашлись. Сегодня температура вроде упала, зато слабость жуткая и голова в абсолютном неадеквате. И горло болит…
— Погоди, Лада. А врача вызывали?
— Да ну… Какой врач, сами справимся. Я чего звоню-то, Александра Борисовна… Пока Лева не слышит… Может, вы к нам приедете, продуктов каких-нибудь привезете? Хотя бы курицу для бульона? Холодильник вообще пустой… А на улицу выходить — б-р-р… Свалимся где-нибудь по дороге к супермаркету. Слабость такая, что ноги не держат.
— Да, конечно, приеду! И продуктов привезу, и лекарства!
— Ой, только Леве не говорите, что я вам звонила! Давайте я ему скажу, что вы сами мне позвонили и услышали мой больной голос?
— Ладно. Как хочешь. Ждите, я скоро.
Быстро собралась, намотала шарф вокруг шеи, вышла в холодную хмарь. Да, немудрено простудиться. То-то аптекарям, наверное, в такую погоду праздник — продажи всяческих арбидолов да панадолов растут как на дрожжах. И ведь дорогие, зараза. Но все равно покупают. Когда заболеешь, уже все равно, какую таблетку в себя впихнуть, лишь бы помогла…
Хорошо, автобус быстро подошел, ждать не пришлось. И пробок в городе нет об эту пору — улицы почти пустынные. Теперь в аптеку и в супермаркет… Пакеты тяжелые получились. Хорошо хоть лифт в доме работает…
— Ой, как вы быстро, Александра Борисовна! Заходите! Да куда ж вы много набрали-то! Я же одну курицу просила…
Лада и в самом деле выглядела не ахти. Бледная, под глазами темные круги, и сами глаза глядят с явно температурной поволокой. Обрядилась в старый Левин свитер, а снизу голые коленки трогательно выглядывают да замерзающие ступни утюжком, с поджатыми пальцами.
— Ты почему босая? Тапочки где?
— Да мы под одеялом в подушках лежали, я на дверной звонок выскочила… А у Левушки там голевой момент…
— Что, прости, у Левушки?
— Ой, это мы футбол в гостиной смотрим. Вдвоем. В подушках. Как бы в домике. Да вы зайдите, посмотрите…
Саша сняла туфли, шагнула к дверям гостиной. О боже… Какая банальность. Детский сад, старшая группа. Собрали подушки со всех диванов, соорудили на полу гнездышко, сидят в нем, футбол смотрят. Левина лохматая голова из подушек торчит, даже не оглянулся, весь там, в телевизионном футбольном буйстве.
— Здравствуй, сынок…
— О, мам, привет! Мне Ладка сказала, что ты едешь… А мы тут болеем, мам! Осторожно, не заразись!
Так и потянуло брякнуть чего-нибудь вроде — сам не заразись, сынок… Подушечной банальностью не заразись, играми в гнездышко. Ты ж мужик, а не птенец нежный, у Лады под крылышком. Сегодня под крылышком, а завтра, глядишь, под клювиком…
— Ну и как вам наше гнездышко, Александра Борисовна? — ласково пропела над ухом Лада. — Здорово, правда? На улице дождь, холодно, а мы в домике, в теплом гнездышке… Ой, подушка съехала… Сейчас поправлю…
Лада пробежала на цыпочках мимо нее к «домику», быстро подправила руками пухло-мягкую конструкцию. Потом плюхнулась рядом с Левой, огораживая себя сбоку подушками и одновременно обнимая его за шею.
Устроилась, стало быть. Оплела. Загнала в домик. Ага, чуть повернулась назад, глянула с веселым вызовом — полюбуйтесь и вы, мол, нашей идиллией! Видите, как я могу? Я еще и не такое могу! Если не мытьем, так катаньем… Мой домик, мои подушки, моя собственность. Следовательно, и то, что в подушках возлежит, тоже является моей собственностью. Смиритесь.
— Ладно, я на кухню… Бульон вам сварю.
— Мам, да не заморачивайся! Сейчас футбол кончится, чаю попьем, и все дела! — сопливо прогундосил из подушек Лева. Но тут же о ней и забыл, подняв кулаки вверх: — А-а-а, черт… Ну что же ты, надо же было с левого края… Да правильно он все сделал, чего ты ему в нос карточку суешь! Такой момент испохабил, надо же! Вообще на фиг судить не умеют!
Саша махнула рукой, развернулась, ушла на кухню. Разгрузила пакеты, разрезала курицу на куски, поставила вариться на огонь. Присела за стол, задумалась…
— Вы прям как моя мама, Александра Борисовна…
Лада стояла в дверях, обнимая себя руками. Широкий ворот свитера обнажил глянцевое плечо, длинные рукава свесились чуть небрежно, создав образ нежной и романтической, не совсем уверенной в себе девушки. Которую так и хочется обласкать взглядом, сказать что-нибудь теплое, обнадеживающее.
Может, и Саша бы купилась на этот образ, если б, как говорится, впервой было. А так… Кто его знает, какой подвох у Ладушки за спиной стоит. Поэтому глянула на нее удивленно, переспросила несколько суховато:
— Я — как твоя мама? Странно… Вроде бы ничего общего у нас во внешности нет.
— А я не внешность имею в виду… Так, свои ощущения… То есть я хотела сказать, что я вас люблю как маму. Вот честное слово, зря вы мне не верите! Так хорошо дома становится, когда мы все вместе… Вы, я и Левушка…
А вот и подвох. Что и требовалось доказать. Загнала в угол. Теперь, стало быть, потенциальной свекрови полагается пустить слезу умиления. А как по-другому? И ни туда, и ни сюда. Поэтому самое благоразумное в этой ситуации — молчание. Пусть невежливое, пусть грубое, зато глупостей с перепугу не наделаешь.
— Александра Борисовна, может, вы все-таки поговорите с Левушкой? Вы же для него непререкаемый авторитет!
— Я? Авторитет? Да бог с тобой, Лада…
— Ну, не скромничайте, я же знаю. Поговорите, а?
— О чем?
— Как о чем? Они же с Ариной развод оформили, разве вы не знаете? Только не говорите, что не знаете! Какие между нами могут быть недомолвки! Ведь мы очень хорошо понимаем друг друга, правда? Уже как подруги!
Сашу вдруг зло взяло — вот же привязалась, липучка! Уже и в подружки набивается! Да какая я тебе, на хрен, подружка? Чего ты вообще от меня хочешь? В карман положить? Чтобы я там растеклась мармеладом в любви и дружбе?
— Мне домой пора, Лада… Пенку с бульона не забудь снять, когда закипит.
— Да погодите, мы же еще чаю не попили… Сейчас футбол кончится, Лева придет…
— Я не хочу чаю. Я домой пойду. Мне завтра на работу рано вставать, полугодовой отчет начинается, выспаться надо. Чтобы голова свежая была.
— Ой, я забыла совсем… Мама просила уточнить, когда у вас отпуск! Вы же с ней вместе хотели в Испанию ехать!
— Ну, это вряд ли. Не собиралась я в Испанию, твоя мама перепутала что-то, наверное. Да и отпуск у меня на ноябрь перенесли.
— Ой, жаль…
Вот, наврала зачем-то про отпуск, никуда его не переносили. Отпуск в августе, после отчета. А в планах на отпуск значится дача Прокоповичей и Гришенька. И не по отдельности, а в счастливом союзе — с прогулками по лесу, с лодочкой на пруду, свежим сосновым воздухом. Да, ребенку очень нужен свежий воздух. Какая тут Эля с Испанией, даже предположить смешно!
Уходя, заглянула в гостиную. Судя по истерическому звучанию телевизора, футбольный матч дошел до кульминационной точки кипения. По крайней мере, комментатор отчаянно рыдал что-то про последние решающие минуты.
— Пока, сынок…
— Мам, ты что, уходишь? Погоди, я сейчас… Хоть до двери провожу… Черт, не выплюхаешься из этих подушек!
— Да ладно, сиди, досматривай свой футбол! Сейчас бульон сварится, обязательно поешь горячего. Там еще лекарства в пакетике на столе…
— Ага, ага… — кивал головой Лева, не отрываясь от экрана телевизора. И вдруг зарычал, стукнул себя кулаком по колену: — Да куда ты, идиот, куда! Не видел, он тебе мяч передал! Такая ситуация голевая была, идиоты! Блин! Блин-блин! Бли-и-и-н!
Хорошо хоть сдержался с невинным «блином»-то, чего покрепче не выскочило. Ишь как эмоции захлестнули. Саша махнула рукой, пошла в прихожую. Лада была уже там, стояла, смотрела исподлобья, как она надевает ветровку, наматывает на шею шарф.
— Я вас чем-то обидела, Александра Борисовна?
— С чего ты взяла?
— Да у вас вид такой…
— Обыкновенный вид. Просто у меня голова болит, непогода, давление на улице очень низкое.
— Но я ведь и правда очень Леву люблю… И правда хочу за него замуж. Это же так естественно — хотеть замуж за любимого мужчину. И желание понравиться его маме — тоже естественное. И подружиться…
— Да, Ладочка, я понимаю. Но будет лучше, если вы без моего трогательного дружеского участия с Левой разберетесь. Сами как-нибудь.
— А вы? Разве вы не хотите видеть вашего сына счастливым? Смотреть на него и радоваться?
— Хм… Я только что на него смотрела. По-моему, он вполне счастлив.
— Да в том-то и дело… — усмехнулась Лада, как ей показалось, весьма саркастически. — В том-то и дело, что — вполне… И ничего ему не надо…
А в следующую секунду никакого сарказма на лице у Лады уже не было. Интересно, как она это умеет? Лицо сделалось сладко-приятным, и губы трубочкой вытянула, как для поцелуя. Точно, шагнула вперед, клюнула губами в щеку.
Стало быть, ее тоже надо клюнуть-поцеловать? Это уже что-то новенькое, с поцелуем-то. Раньше вроде не покушалась.
— Позвоните, как доберетесь, Александра Борисовна! Ой, надо было такси заказать!
— Не надо такси, я пешком пройдусь.
— Там же дождь!
— А я люблю дождь… Заодно и воздухом подышу, усну крепче.
Дождя на улице не было, но на общем промозглом фоне это уже не имело никакого значения. Все равно сыро, холодно, некомфортно. Но пройтись действительно не мешало. Голову ветром остудить, подумать…
Наверное, зря она против Лады так настроена. Наверное, надо принимать ее такой, какая есть. Все люди разные, каждый со своим представлением о семейном счастье. Кто-то его на печи ждет, а кто-то в борьбе добывает. Может, еще и радоваться надо, что Левушку так хотят в мужья заполучить…
И действительно, что в этом плохого, если девушка всеми фибрами души стремится к замужеству? Все хотят, и она хочет! Вон как старается! И боком, и скоком, и хитростью, и мягкими гнездышками. Это нормально, в этом сермяжная бабья правда — под лежачий, мол, камень вода не течет. Чтобы свадьба была — пир на весь мир, чтобы семья в статусе, штамп в паспорте…
Да, все правильно. Но чуяло материнское сердце подвох — что-то здесь не то, хоть убей. Наверное, старания много, хамоватой настырности. Как там у нас правило Парацельса гласит? Все — яд, и все — лекарство, то и другое определяет доза? То есть если дозу настырности довести до максимума…
Ой, лучше не думать. Пусть все идет, как идет. Лучше шагать по городским улицам бездумно, глядеть в нутро сияющих светом витрин. А вот и снова дождик пошел… Зонтик достанем, прибавим шагу. Уже и до дома недалеко…
Открыла ключом дверь, услышала, как в комнате надрывается звонок стационарного телефона. Бросилась бегом, успела…
— Мам! Это я! Ты чего так долго?
— Так я же пешком…
— Между прочим, ты у нас свой мобильник забыла!
— Ой, надо же… А как же теперь…
— Хочешь, я утром на работу поеду и тебе на службу его завезу?
— Да. Хочу. Спасибо, сынок…
— У тебя с половины девятого рабочий день начинается?
— Да!
— Тогда я в районе девяти появлюсь.
— Отлично.
— Тогда до завтра!
— До завтра…
* * *А на работе неожиданная приятность — Светочка Юрьевна появилась наконец, третья сотрудница отдела! Слава богу, нагрузка меньше будет. Устала уже и свой участок тащить, и Светочкин. Тем более от Царевны Несмеяновны никакой пользы нет, один вред.
— Вы простите меня, Александра Борисовна, так уж получилось, бросила вас одну на растерзание! Представляете, надо из отпуска выходить, и, как назло, Митька заболел! Я хотела свекровку с ним засадить, а муж взбеленился — ты, говорит, мать, ты и ребенком заниматься должна! Пришлось больничный брать…
— Ну что ты, Светочка, я ж понимаю. Да пропади эта работа пропадом, когда ребенок болеет.
— Ну да… Тем более и свекровка не горит желанием на этом поприще надрываться. В гости прийти, посюсюкать да козу показать — это всегда пожалуйста, а чтоб конкретно помочь… Не, на это нас нет, где уж там… И не работает ведь, на пенсии сидит! Только и знает, что в нашу жизнь заглядывать да ценные советы давать! Фу, терпеть ее не могу!
— Ну, ну, Светочка… Не ругай свекровок, не надо. Я в этом смысле тебе не подружка, я и сама свекровка. И ты когда-нибудь ею будешь, и сразу твое отношение к вопросу переменится. Если бы все было так просто и однозначно, Светочка…