Глава 17
Через два дня после того как известие о поражении достигло Гортины, Катон приехал в небольшую рыбацкую деревеньку Кипрана, находившуюся на южном побережье острова. Гавань эту рекомендовали ему, потому что она была отрезана от внутренних областей Крита окружавшими ее крутыми горами. С равниной Кипрану связывала почти нехоженая тропа, кружившая по крутым склонам и ущельям. Рабы едва ли могли просто услышать об этой деревушке, не говоря уже о том, чтобы найти дорогу к ней. В этом укромном уголке должно было найтись какое-нибудь суденышко, способное переправить Катона в Александрию.
Он ехал верхом в компании четверых отборных солдат, на всех были алые туники римских легионеров. Катона снабдили роскошной вышитой туникой из гардероба покойного правителя Гирция, а также его сапогами, которые были чуточку велики, но все же достаточно удобны для ног Катона после долгих лет, проведенных в подкованных сапогах легионера. В запечатанной кожаной трубке, висевшей на тонком ремешке на шее Катона, хранились два документа и фамильное кольцо сенаторского рода Семпрониев. Первое письмо временно присваивало ему ранг трибуна и было подписано и запечатано сенатором Семпронием от имени императора Клавдия. Катон и сенатор надеялись на то, что послание произведет должное впечатление на египетского легата и заставит его послать на Крит необходимую помощь. Подробный отчет, содержавшийся во втором документе, описывал в деталях общую ситуацию на острове и грозные для провинции последствия промедления. Семпроний закончил свое послание требованием, чтобы легат Петроний прислал целую эскадру кораблей и военный отряд, достаточный для того, чтобы усмирить бунтовщиков.
Требования эти, как понимал Катон, были весьма и весьма высокими. Петроний имел все основания отказать или промедлить с оказанием помощи до тех пор, пока из Рима не придет подтверждение запросов Семпрония. Такая задержка могла оказаться фатальной для всех заинтересованных сторон, и сенатор постарался внушить Катону необходимость воспользоваться всеми возможными методами для достижения согласия со стороны Петрония. Придется блефовать и уговаривать, думал Катон. Отнюдь не вдохновляющая перспектива.
Следуя вместе со своим эскортом за пастухом, которого послали проводить их до деревни, Катон размышлял о тех опасностях, которые ожидали Юлию и Макрона в Гортине. Известие о разгроме войска повергло горожан в ужас, и некоторые из них предпочли собрать пожитки и бежать на север, за высокие горы, образовывавшие становой хребет острова. Не имея еды и защиты, они окажутся отданы на милость непогоды и разбойников, нападавших на путников из своих крепостей. Однако спорить с теми, кто предпочел такой риск смерти от рук мятежных рабов, было бесполезно.
Макрон бесстрастно наблюдал за тем, как беженцы уходили из города.
— В любом случае несколькими голодными ртами меньше.
— Верно. — Катон проводил взглядом беженцев чуточку дальше, чем это только что сделал Макрон, и обернулся к своему другу. — Ты и в самом деле считаешь, что сможешь удержать Гортину в случае нападения рабов?
Начались работы по ремонту стен и городских ворот, оставшихся горожан разделили на рабочие отряды. Бреши засыпали битым камнем, на котором поставили нечто вроде бруствера. Макрон поставил в известность сенатора о том, что подобное укрепление долго не выстоит, но Семпроний указал, что лучше, чтобы люди были заняты делом, дающим им к тому же какую-то надежду, а не сидели, со страхом ожидая нового несчастья.
— Мы устроим им представление на стенах. Я раздам оружие и доспехи всем боеспособным мужчинам, так что мы, по крайней мере, создадим видимость доброй драки. Если Аякс сообразит, что мы блефуем, отступим в акрополь и закрепимся. Там мы будем находиться в относительной безопасности.
— Надеюсь на это.
Посмотрев на друга, Макрон заметил на его лице озабоченное выражение.
— Ты боишься за Юлию.
— Конечно, боюсь.
— Я позабочусь о ее безопасности. Если акрополю будет грозить опасность, я сделаю все возможное, чтобы защитить ее и благополучно переправить в другое место.
— А если не сможешь?
— Тогда я буду защищать ее, пока меня не убьют.
Катон недолго помолчал.
— Мне не хотелось бы, чтобы она пострадала от их рук. Если случится так, что рабы захватят ее живой…
— Вот что, Катон, — начал с некоторым смущением Макрон. — Я не готов к тому, чтобы не позволить ей попасть в их руки. — Он умолк и прокашлялся. — Если только ты не хочешь этого.
— Нет, с такой просьбой я не обращусь ни к тебе, ни кому-то другому. Это ее собственный выбор.
— Думаю, да, — Макрон поковырял палкой в щели каменной кладки. — Она отважна и горда. И если настанет такой момент, сама сделает все так, как надо.
Сердце Катона стиснул страх. Разговор этот обрел совершенно нереальный характер. Они разговаривали с той спокойной и размеренной интонацией, которая подобает людям, обсуждающим деловые трудности, технические вопросы. Явившийся его воображению образ Юлии, бессильной жертвы безликой ярости полных мстительной злобы богов, наполнил его сердце еще не изведанной прежде болью. И в то же самое время мысль о том, чтобы предать ее смерти, даже для того, чтобы позволить ей избежать худшего, чем сама смерть, была совершенно непереносима. Ему стало тошно, он стиснул руками камень парапета. Ему хотелось отказаться от поездки в Александрию и остаться в Гортине, чтобы защитить Юлию. В конце концов, легат Египта попросту откажет им в тех силах, которые нужны для подавления восстания. Поручение дурацкое и бессмысленное.
Он глубоко вздохнул, чтобы подавить крепнущую тревогу, отодвинулся от стены и распрямился во весь рост.
— Ладно, будем надеяться, что до этого дело уже не дойдет. Я вернусь так быстро, как это будет возможно.
— Рассчитываю на это.
Они обменялись рукопожатиями, а потом Макрон кивнул в сторону административного здания.
— Ты уже простился с Юлией?
— Нет. Откладываю это до тех пор, пока не выясню, на кого она сердится больше: на меня, за то, что я еду, или на собственного отца, за то, что он послал меня.
Усмехнувшись, Макрон похлопал Катона по плечу.
— Я ж тебя предупреждал, парень. Солдату не стоит слишком близко интересоваться прекрасным полом. Подобный интерес лишает нас мужества, особенно в то время, когда разуму положено сосредоточить свое внимание на совершенно других предметах.
— Ты прав, — согласился Катон. — Слишком прав. Так что иду. — Он поднял руку в комическом приветствии: — Идущий на смерть приветствует тебя![36]
Макрон усмехнулся, провожая взглядом друга, направившегося к караулке, возле которой несколько ауксилариев возились со старой баллистой,[37] обнаруженной в арсенале акрополя.
Спустившись со стены, Катон неспешно направился к административному зданию. Юлия находилась в кабинете, склонившись над таблицей с цифрами. Она не отвлеклась от работы, когда Катон вошел в кабинет.
— Чего тебе нужно?
Катон нервно глотнул.
— Да вот, пришел попрощаться.
— И только? — ответила она невозмутимым тоном, все еще не поднимая глаз. — Ну, хорошо, ты простился, теперь можешь идти.
Катон застыл в дверях, раздираемый на части желанием оставить сие неприветливое помещение и никогда больше не разлучаться с этой девушкой. На щеке ее под лучом, заглянувшим в окно, что-то блеснуло, и Катон понял, что это слеза. Сердце его немедленно наполнилось теплом, болью и сочувствием, и торопливо приблизившись к Юлии, он обнял ее за плечи и нежно поцеловал в затылок.
— Юлия, любовь моя, не плачь.
— Я не плачу, — пробормотала она, ее стройное тело трепетало. — Не плачу.
Катон ласково поднял ее с места, обнял, прижав к себе, а она спрятала свое лицо в складках его плаща.
— Это нечестно… Мы просто не должны были оказаться здесь. Сейчас мы должны были находиться в Риме, устраивать свое будущее. А не торчать здесь, в этих руинах…
— Мы здесь, потому что мы здесь, — проговорил Катон. — И никто не способен изменить этот факт, Юлия.
— Понимаю. Не такая уж я дура. — Она посмотрела на него полными слез покрасневшими глазами и дрогнувшими губами произнесла: — Но почему тебе приходится покидать меня?
— Потому что я должен это сделать. Так приказал твой отец.
— Но почему он не послал вместо тебя Макрона?
— Он решил, что я более пригоден для выполнения его задания. Он считает, что только я могу его выполнить. Он доверяет мне это дело, Юлия. Как и ты, Макрон и все остальные. В случае моего успеха мы сможем одолеть мятежников и, как намеревались, вернуться в Рим. Но если я не сделаю этого, шансов у нас не останется никаких.
Посмотрев на него, она неохотно кивнула.
Посмотрев на него, она неохотно кивнула.
— Будь отважной, — Катон приподнял голову Юлии за подбородок и поцеловал в губы. — Я вернусь.
— Поклянись в том, что будешь осторожен.
— Я буду очень осторожным, клянусь в этом всеми богами.
Посмотрев друг другу в глаза, они снова поцеловались, и Юлия резким движением вывернулась из объятий и прикоснулась к Катону.
— А теперь ступай, мой дорогой. Не медли.
Это прощание наполнило молодого человека болью, и он едва устоял перед порывом, требовавшим снова заключить девушку в объятия… в последний раз. И все же он неторопливо кивнул, повернулся к двери и ровным шагом вышел в коридор, вниз во дворик, ни разу не оглянувшись назад. Он не настолько доверял себе.
Добравшись до поворота тропы, пастух остановился и указал в сторону моря. Поравнявшись с ним, Катон осадил коня и посмотрел вниз, на открывшуюся перед ним рыбацкую деревню. Называть ее портовой было бы преувеличением, отметил Катон, разглядывая горстку строений, разбросанных вдоль узкого, похожего на серп пляжа из серого песка, зажатого между двумя скалистыми мысами. Вода казалась чистой даже за мысами, ограждавшими бухту. Разрушившая порт Маталы волна прокатилась мимо Кипраны, произведя здесь много меньшие разрушения. Она смела только несколько домов, оказавшихся ближе всего к воде, но не дотянулась до тех, что были построены над песчаной полоской. Рыбацким лодкам и сетям, сушившимся на шестах у берега, повезло меньше. Волна смыла их и разбила о скалы обоих мысов. Суденышки, получившие несущественные повреждения, как раз чинили на берегу. И только одна лодка сохла на песке, готовая к плаванию.
— Поехали, — махнул Катон своим спутникам, и они стали спускаться одной цепочкой.
После недлинной прямой тропинка начала вилять по склону холма, выписывая многочисленные петли. Когда небольшой отряд начал свой спуск, несколько местных жителей выглянули из своих домов и принялись с опаской рассматривать новоявленных гостей. Катон увидел, как один из них бегом бросился к самому большому из строений, откуда почти сразу появилась целая группа мужчин, дружно направившихся к тому месту, где тропа входила в деревню, и остановившихся там, поджидая римлян.
Подъехав к ним, Катон поднял руку в знак приветствия. Оставшийся позади проводник и четверо солдат с опаской поглядывали по сторонам.
— Остановитесь! — крикнул по-гречески один из местных жителей и, шагнув вперед, ткнул пальцем в сторону Катона. — Кто ты такой?
— Трибун Квинт Лициний Катон из Гортины.
— В самом деле? — Местными жителями предводительствовал широкоплечий и коротконогий мужчина, голову которого покрывали плотно прилегающие к черепу кудрявые седые волосы. Скосив голову набок, он продолжил с подозрением в голосе: — Что привело тебя сюда, римлянин?
— Дело государственной важности. Срочная имперская необходимость.
— Какое дело?
Катон оставался невдалеке от рыбацкого старшины.
— Я везу послание от правителя провинции легату Египта. Мне нужна лодка, чтобы добраться вместе с моими людьми до Александрии.
— Но зачем столь важному сановнику обращаться сюда за лодкой?
— Потому что из всех портов на южном берегу острова одна лишь Кипрана не полностью разрушена землетрясением или рабами. Успел ли кто-нибудь из мятежников побывать у вас?
Старшина покачал головой.
— Очень немногие люди берутся пересекать горы, чтобы прийти к нам. Рабы в этом ничем не отличаются от свободных. — Помолчав, он добавил: — А откуда мне знать, что вы сами не из восставших?
— Разве я похож на раба?
— Не похож, — согласился старшина. Но откуда мне знать… быть может, вы убили римлян и воспользовались их одеждой, чтобы бежать с острова.
— Что? — Катон с раздражением кивнул головой. — Какая ерунда. Я назвал тебе свое настоящее имя, и мы приехали сюда, чтобы попасть в Александрию.
— Прости, трибун, нам нечем тебе помочь. Попытайся найти, что ищешь, в другом месте.
— У нас нет времени обращаться в другие места, — твердым тоном сказал Катон, указывая на пляж. — Эта лодка вместе с экипажем нужна мне немедленно. Мы оплатим проезд и оставим вам этих коней.
— Ничем не могу помочь тебе. Эта лодка нужна нам для ловли. Лишь на ней еще можно выходить в море, у нас нет другого судна. Мы не можем отдать ее тебе.
— Я могу заплатить тебе столько, сколько нужно на покупку нескольких новых лодок, — ответил Катон. — Назови свою цену.
— Мы не можем есть деньги, сейчас они бесполезны. Только эта лодка отделяет нас от голодной смерти. Прости меня, трибун, но она не продается.
Наклонившись вперед в седле, Катон в упор посмотрел на старшину и продолжил:
— Нам нужна эта лодка, и мы получим ее вместе с лучшим моряком вашей деревни. Как я уже говорил, вы получите щедрую плату. Если у вас не хватает еды, тогда берите все ценное и перебирайтесь в Гортину. Если ты все еще возражаешь, то можешь доложить свое дело правителю. А теперь пойми, что у меня нет ни секунды лишнего времени.
Выскользнув из седла, Катон извлек из чересседельной сумы мешочек с серебряными монетами, выданный ему из казны провинции по приказу Семпрония. Он бросил его старшине, поймавшему мешочек на лету и едва не выронившему деньги.
— Здесь три сотни денариев, — пояснил Катон. — Хватит вам на несколько новых лодок.
Старшина взвесил мешок на руке и вновь покачал головой.
— Я же сказал тебе. Эти деньги нам ни к чему.
Подойдя к нему с грозным выражением на лице, Катон проворчал:
— У меня нет времени на споры с тобой. Найди мне человека, который может немедленно вывести эту лодку в море. Если я не сумею как можно скорее попасть в Александрию, то рабы захватят весь остров. Ты этого хочешь?
— Мы здесь сами по себе, — настаивал старшина, — зачем им связываться с нами?
— Потому что они не будут знать покоя, пока не захватят весь Крит. Не считаясь с тем, сколько человек погибнет при этом. Если ты уведешь своих людей в Гортину, я гарантирую тебе покровительство.
— Покровительство? — Улыбнувшись, старшина отошел на шаг от Катона. Блеснул полированный металл, и, глянув вниз, Катон увидел, что собеседник его извлек небольшой кривой нож, остальные немедленно последовали его примеру. — Мы не нуждаемся в покровительстве. В отличие от тебя, римлянин.
Катон торопливо огляделся. Перед ним стояли восемь человек, однако половину их составляли люди немолодые и хилые. Подходили и новые местные жители. Некоторые держали в руках дубинки, другой явился с зазубренным рыболовным гарпуном.
— Уберите свои ножи, — приказал Катон. — И не дури. Мои люди и я — профессиональные солдаты. Если хочешь драться, учти, что, несмотря на ваше превосходство в числе, мы перебьем вас, не потеряв ни одного человека.
Старшина задумался на мгновение, а потом сплюнул в сторону.
— Это ты загнул, римлянин.
Катон откинул назад плащ и положил руку на рукоять меча.
— Хочешь проверить?
За спиной Катона люди его с металлическим лязгом обнажили мечи. Остававшийся позади них пастух попятился, повернулся и бросился бежать из деревни. Звуки его шагов растворялись вдали. Обе группы людей молча мерили друг друга взглядами, дожидаясь, пока противник сделает первый ход. Наконец рыбацкий старшина неспешно улыбнулся.
— Ну, хорошо. Незачем устраивать здесь бойню. Пусть это дело будет между нами с тобой, римлянин. Я предлагаю тебе поединок. Если ты победишь, бери лодку с моими лучшими людьми. Если верх достанется мне, твои люди уходят из деревни и ищут лодку где-нибудь еще.
Катон немедленно прикинул шансы. Невзирая на мощное сложение, рыбацкий старшина наверняка не был опытным бойцом и потрошил рыбу много чаще, чем дрался. Риск с его стороны был, однако общая схватка между обеими сторонами стоила бы куда больше жизней. Он кивнул.
— Ладно, договорились. Мечи или кинжалы?
— Я предпочитаю этот клинок, — ухмыльнулся рыбак. — Он хорошо послужил мне в прошлом.
— И то хорошо. — Катон потянулся, разгоняя кровь в онемевших ногах. Расстегнув плащ, он стащил через голову перевязь с мечом и передал ее ближайшему из своих людей. — Вот что, возьмешь вот это, — наклонившись к солдату поближе, он понизил голос. — Если со мной что-либо случится, письмо правителя у меня вот здесь. — Катон погладил кожаную трубку под туникой. — Хватай одного из этих людей и тащи в лодку. Это письмо должно попасть в Александрию любой ценой. Понятно?
— Да, господин.
Катон повернулся к предводителю рыбаков. Выставив вперед кинжал, он с осторожностью направился к рыбаку и остановился на безопасном расстоянии.
— Итак, мы оговорили условия. Если ты проигрываешь, значит, лодка моя, так?
Рыбак кивнул:
— Так. Парни, не забудьте дать ему то, что он просит — если он победит.