– Теоретически вы правы. Но на практике… Как говорится, дьявол в деталях.
– Возможно, вы опасаетесь потерять в деньгах? Мол, двадцать пять процентов отщипываются только с официальных доходов, а у него девяносто процентов из кармана в карман. Не волнуйтесь. Мы предоставим вам лучшее юридическое сопровождение. Найдутся свидетели, готовые подтвердить, какие гонорары они ему выплачивали. Наши адвокаты убедят суд, что, если доходы тайные, это совсем не значит, что ребенок не имеет права на четверть от них.
Инга задумчиво глотнула немного вина и задержала его во рту, наслаждаясь вкусом. Предложение Северины звучало весьма разумно. Если она подаст на алименты, финансово не проиграет в любом случае, потому что получает как раз около четверти его официальной зарплаты. Может, чуть больше, но не значительно. Зато суд принесет ему огромные неприятности. О ребенке на стороне узнает жена, и на службе станет всем известно, что он мало того что гуляет напропалую, еще и злостный неплательщик алиментов. В конце концов, почему она должна думать о его репутации и семейном счастье, если он сам не хочет об этом позаботиться? Он взрослый человек и должен понимать, какую опасность она представляет для него, но ни разу не позвонил, не спросил, довольна ли она суммами, которые он дает на ребенка. Почему? Так уверен в ее благородстве? Или думает, она настолько ничтожна, что зависит от этих крох, которые он переводит, и не станет ими рисковать?
Северина смотрела на нее с искренним участием, Инге даже стало немного не по себе от этого теплого взгляда. Нет, нельзя поддаваться эмоциям. Какие бы цели ни преследовала бизнес-леди, ясно, что счастье Инги к ним не относится. Она по какой-то причине хочет насолить папаше Грегори, и Инга – всего лишь инструмент в этом деле. А инструменты порой ломаются.
– Неужели найдутся люди, готовые свидетельствовать против врача, который их спас? – спросила она, переводя тему. Пусть Северина думает, что она не видит коммерческих перспектив, поэтому и не хочет связываться.
– Вы не представляете, сколько!
– Это ужасно.
– Почему? Он выполнил работу, за нее расплатились, причем, надо сказать, немаленький суммой, следовательно, больше ничего человеку не должны. С точки зрения этики, не вижу никаких проблем. Тем более зачастую наш фигурант брал деньги, зная, что на результат это никак не повлияет. Таким образом, люди платили не за выздоровление, как думали, а за ложные надежды и чистую совесть. Мол, сделали все, что могли, отдали последнее.
Инга пожала плечами. Сама она никогда не просила денег у пациентов. Ей казалось, что доктор наук не должен опускаться до вымогательства. Правда, когда приносили конверты, не отказывалась.
Многие коллеги считают, что родина платит им непозволительно мало за тяжелый и самоотверженный труд. Поэтому разницу должны компенсировать пациенты, как представители этой самой родины. Такую точку зрения Инга понимала, но не разделяла.
– Вы скажете, что специалист такого уровня имеет право на достойное вознаграждение. И за все надо платить. И бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И блаблабла… – сердито сказала Северина, – но вот, например, профессор Колдунов…
Инга просияла:
– Вы его знаете?
– Приходилось видеть, – и Северина тоже улыбнулась до ушей, – так вот, если надо делать, он идет и делает. Никаких бесед с закатыванием глаз о тяжелом материальном положении. Хотя пятеро детей у мужика, как бы можно и поканючить.
– Такие, как Ян Александрович, раз в сто лет рождаются.
– Вот именно! И ничто не мешало вашему приятелю быть таким же. Однако он выбрал другой путь, какие теперь претензии к людям? Рано или поздно человек должен получить, что заслуживает. Вы думаете, что поступите подло, подав иск? Но ведь это не так. Мать действует в интересах ребенка, вот и все. Я готова компенсировать вам все риски. Поскольку деньги в наше время вещь ненадежная, предлагаю купить приличную квартиру на имя вашего ребенка. Это будет ему хорошее подспорье в жизни.
Предложение звучало соблазнительно. Инга задумчиво крутила в пальцах бокал с вином. Ради жилья можно на многое пойти. Грегори вырастет, женится, где станет жить? Сейчас они с сыном – лучшие друзья, но кто знает, что будет дальше? Вспомнилась собственная юность. Вечные скандалы с матерью, тоска и ужасная безысходность оттого, что некуда уйти. Будь у нее где-то свой уголок, и отношения сложились бы лучше, а может быть, и вся жизнь…
Когда она забеременела, отношения испортились окончательно. Вся семья ополчилась против нее. Она опозорила благородный род и должна быть изгнана. Вся женская часть семейства порвала с ней отношения. Видимо, падение Инги выгодно оттеняло чистоту их нравов. Мать ходила с поджатыми губами и смотрела на дочь, как на пустое место. Положение представлялось безвыходным. Купить или снимать даже самую завалящую комнату у нее не было денег, особенно в свете предстоящего рождения ребенка. Ведь минимум год придется сидеть дома.
Вспомнив свое ужасное состояние, Инга разозлилась. Если он брал такие гонорары, вполне мог снять ей жилье, а то и помочь с покупкой. И избавить от постоянного стресса из-за общения с изводившей ее матерью.
Как всегда бывает, помощь пришла, откуда не ждали. Незадолго до рождения Грегори умерла двоюродная бабушка. Эта очень старая женщина сильно отличалась от остальных членов семейства, чем-то напоминая Инге Коко Шанель. Она была певицей, но прославилась в основном любовными похождениями. Среди ее поклонников были известные люди. Трезво оценивая свой талант, бабушка рано оставила сцену и до глубокой старости проработала педагогом в консерватории. Там и была ее настоящая семья, со многими учениками она дружила всю жизнь. Инга не замечала, чтобы бабушка как-то выделяла ее среди остальных потомков. Однако именно Инге она завещала свой дом в Петергофе, в незапамятные времена построенный для нее влюбленным архитектором.
Вероятно, не объяви ей семья бойкот по случаю беременности, Инга не удостоилась бы такого подарка.
Родственники пытались оспорить завещание, но юридически все было безупречно. Тогда вспомнили, что Инга – член семьи и должна поступить по-семейному. То есть продать дом, а деньги поделить между всеми. Тогда ей, так и быть, простят страшный грех безмужней беременности.
Кто знает, как бы она поступила, не будь этого бойкота. Но долгое пребывание в роли изгоя закалило ее характер, и в ответ на все увещевания она без затей посылала родственников подальше.
Так она и откололась от семьи. Остался только отец, который неожиданно развелся с матерью.
Северина деликатно кашлянула, и Инга очнулась от воспоминаний:
– Спасибо за такое щедрое предложение, но нет. Мы ни в чем не нуждаемся.
– Я знаю. И это ни в коем случае не подачка, а просто акт доброй воли.
Инга кивнула:
– И все-таки нет. Вы совершенно правы, я должна думать о сыне. Он вырастет, и каково ему будет узнать, что отец – неплательщик алиментов? Это ведь большой стресс – узнать что-то нехорошее о своих родителях. Особенно об отце, которого не знаешь и идеализируешь. Кроме того, я надеюсь, что отец рано или поздно проявит к сыну интерес и Григорий получит то самое мужское общение, которое необходимо каждому мальчику. Если я попытаюсь подтянуть папашу на алименты, этого никогда не произойдет. Благодарю, квартира – это дорогой подарок, но душевное равновесие – вещь бесценная.
Собеседница помолчала, потом вдруг очень хорошо улыбнулась:
– Ведь и не возразишь! Что ж, Инга, вы меня убедили. Не будем подавать в суд. Но за это я попрошу вас выпить со мной еще бокал вина.
– С огромным удовольствием.
Несмотря на такой странный разговор, Инга по-прежнему чувствовала симпатию к бизнес-леди.
– Послушайте, – вдруг сказала Северина тихо, – а как вы вообще решились на это? Вы же знали, что придется одной тянуть ребенка?
– Да, знала. Но я подумала, что это судьба. Да, появление ребенка меняет всю жизнь, но есть и другие вещи, которые меняют жизнь и от которых нельзя избавиться так просто. Нужно принять то, что случилось, решила я.
– Вы настоящая героиня.
В глазах Северины на минуту отразилась такая боль, что Инге стало неловко.
– Да ну! Я плохая мать, – засмеялась она, отводя взгляд, – Грегори почти меня не видит, растет, как Маугли.
– Зато вы подаете ему хороший пример. – Северина подняла бокал, и женщины чокнулись. – Что ж, приятно было с вами познакомиться, хоть повод оказался не самым удачным.
Поняв это, как сигнал к окончанию обеда, Инга поднялась.
Северина осталась сидеть. Тепло простившись, она взяла айпад. Инга почти дошла до выхода, но что-то заставило ее вернуться.
Она осторожно тронула погруженную в игру Северину за локоть.
Поняв это, как сигнал к окончанию обеда, Инга поднялась.
Северина осталась сидеть. Тепло простившись, она взяла айпад. Инга почти дошла до выхода, но что-то заставило ее вернуться.
Она осторожно тронула погруженную в игру Северину за локоть.
– Да?
– Потом я все равно это делала, – тихо сказала Инга, – все равно пришлось.
Повернулась и вышла, не дожидаясь ответа.
Разговор с Севериной взбудоражил ее, пробудил воспоминания, которые она думала, что похоронила. Со дна души поднимался осадок мутной злости и раздражения против Гришиного отца и жизни вообще. Почему у нее все складывается так несуразно? Почему никак не налаживается судьба? Столько приходится слышать о разводах, о разлучницах, которые уводят мужа из семьи, а она не смогла женить на себе ни первого любовника, ни второго! Что с ней не так? Жизнь проходит, годы летят со страшной скоростью, и скоро будет поздно… Останется только смириться со своей участью и доживать в одиночестве.
Инга смахнула едкие слезы. Не хватало еще расплакаться! Она нащупала в кармане карточку, которую ей дала Северина при прощании. Можно передумать. Позвонить по личному номеру, написанному от руки, и сказать: я согласна. Достаточно написать два заявления, и у папаши Грегори начнутся веселые деньки. Он ведь разрушил ее жизнь, почему она не может ответить тем же?
Он мог бы чувствовать если не вину, то хотя бы неудобство, и проявлять внимание к жизни своего нежеланного сына. Интересоваться, не нуждается ли он в чем и достаточно ли Инге тех копеек, которые он переводит. До встречи с Севериной она думала, что получает если не четверть, то все равно значительную часть от его доходов. Теперь понятно, что содержание внебрачного ребенка для него так же необременительно, как для Инги – оплата интернета. Это несправедливо!
Она никогда не была жадной до денег, считая, что в жизни есть куда более важные вещи. Но узнать, что ребенок волнует его настолько мало, было очень грустно. Если бы Инга была мужиком и завела ребенка на стороне, она бы позаботилась, чтобы он не нуждался. Компенсировала бы отсутствие отцовского внимания хотя бы финансово. Ведь в чем прелесть доходов именитого врача? В том, что жена не может их контролировать! Она никогда не знает, сколько конвертов и с какими суммами ложатся в карман мужа, если только не работает вместе с ним. Впрочем, Инга была его первой ассистенткой, но ей в голову не приходило, что поборы так высоки.
До окончания занятий Грегори оставалось еще два часа. Можно было просто погулять или зайти в торговый центр, но Инга решила вернуться на работу. Ей захотелось увидеть Руслана, обняться с ним, утешиться хоть иллюзией близости. И, что греха таить, хотелось, чтобы он увидел ее, такую интересную, в деловом костюме, с легким макияжем, который бывал на лице Инги нечасто.
Не заходя к себе, она отправилась в ординаторскую общей хирургии, якобы посмотреть график дежурств и поболтать с коллегами. Руслана не было, но ребята встретили ее приветливо и усадили пить кофе. Один из молодых докторов рассказывал об эпохальном перемещении пианино из квартиры травматолога к нему.
– Втащили пианино в лифт, мы с Мишкой оказались приперты к стенке, а Натуралист, лютый эстет, вдруг вспомнил, что на нем нарядные брюки. Говорит, вы что, я в них в театр хожу каждую неделю! Езжайте вниз, а я быстро переоденусь и по лестнице спущусь. Ну, а раз зашел домой, так и чаю выпить не грех, и кое чего другое. Короче, они с Русланом сидят, а мы в лифте катаемся. Потому что на первом этаже выяснилось, что вдвоем пианино с места не сдвинешь, особенно когда размаху нет. На каждом этаже двери открываются, мы здороваемся с гражданами и едем дальше. Мишка говорит, дай я хоть поиграю, чтобы не такими идиотами выглядеть. Но прижат к стене, не выбраться. Так и ездили, пока эти двое не очнулись. Натуралист, кстати, так брюки и не переодел.
Все смеялись, а Инге стало еще грустнее. Значит, Руслан с друзьями таскал пианино, а ей ничего не сказал!
Она с горечью подумала, что отсутствие мужа отсекает от ее жизни целый пласт. Ей недоступны такие веселые акции, как перетаскивание пианино из семьи, где дети выросли, в семью, где они только начинают заниматься. Ее никогда не приглашают на шашлыки и дачные посиделки. Зачем? Кому в компании нужна одинокая женщина?
Каких бы высот она ни достигла в профессии, в остальном прозябает на обочине жизни. Как врач – более чем востребована, а как человек – никому не интересна. Так называемые друзья и знакомые вспоминают о ней, только когда нужна помощь. А ей никогда не хватает духу сказать, что лавочка закрыта. Она решает проблему, служит жилеткой для чужих слез, а потом, когда гроза миновала, узнает, что человек с размахом отмечал свой день рождения, а ее не пригласил…
Будь она замужем, к ней относились бы совсем иначе.
Инга вздохнула. Где же Руслан? Если не оперирует, он в это время всегда торчит в ординаторской. Так захотелось прижаться к нему, чтобы он сказал что-то утешительное, пообещал, что все будет хорошо, они обязательно поженятся, и придет конец ее одиночеству. Пусть бы соврал, но подарил надежду, облегчение хоть на миг.
Чтобы не портить людям настроение своей кислой миной, Инга подошла к открытому окну. Вид запущенного больничного садика был ей хорошо знаком и приятен. Асфальт на дорожках давно растрескался и порос травой, буйно цвела сирень, ветвями накрывая старые садовые скамейки. Среди газонов вдруг обнаруживались цветы: то флоксы, то пионы, без всякой системы. А низенький домик морга со всех сторон оброс золотыми шарами, придававшими ему совершенно деревенский добродушный вид.
Сад пестрел белыми халатами. Жарко, хорошая погода, немудрено, что дежурная смена и те, кто переделал все дела и теперь с нетерпением ждет конца рабочего дня, вышли на улицу.
Неожиданно она заметила высокую фигуру Руслана. Он прогуливался с женщиной неподалеку от морга. По рыжей голове Инга опознала Полину Андреевну. Сердце сжалось то ли от боли, то ли от дурного предчувствия. Что это? Просто вышли подышать воздухом и заболтались? Ходили на интересное вскрытие и снова заболтались, обсуждая клинический случай? Но ни у одного из них нет в руках хоть чего-то похожего на медицинскую документацию. Зачем им гулять в таком отдаленном уголке?
С такого расстояния она не видела лиц, но, судя по жестикуляции Руслана, он увлечен разговором. Инга заметила, как он несколько раз взял Полину Андреевну за локоть, – жест, совершенно излишний в деловой беседе.
Что это? Простой интерес мужчины к красивой женщине? Легкий, ни к чему не обязывающий флирт? Или начало чего-то посерьезнее? Полина Андреевна моложе Инги и, по крайней мере, не менее красивая. У нее нет ребенка неизвестно от кого, и она обладает еще одним немаловажным достоинством – новизной.
Инга быстро простилась с ребятами, не стала даже заходить к себе, чтобы переодеться в повседневное. Она почти бежала, чтобы не столкнуться случайно с Русланом. Что же делать? Почему ей так не везет? Она успешная женщина, сделавшая карьеру с нуля, без всяких папочек и мамочек. Она хозяйка своей жизни, всегда добивается поставленной цели, и в то же время совершенно беспомощна в личной жизни, целиком зависит от воли мужчины. Такой парадокс.
Шло время, а разговор с Ингой никак не выходил у Северины из головы. Молодая женщина вызвала у нее искреннюю симпатию, но в то же время она жалела о проявленной слабости. Надо было настоять на своем. Резоны Инги понятны и заслуживают уважения, если не восхищения, но в первую очередь надо соблюдать свои интересы. Она проявила некоторую небрежность, не дав частным детективам задание поглубже изучить эту женщину. Знай она больше, нашелся бы способ уговорить Ингу подать в суд. В принципе, не поздно все исправить. Детективное агентство, к услугам которого она прибегла, показало высокий профессионализм и полную готовность к сотрудничеству.
И все же что-то удерживало Северину от действий против Инги. В конце концов, они товарищи по несчастью, обе пострадали от одного человека.
Северина вздохнула. Они чем-то похожи, сильные и верные, готовые на все ради любимого. Какими прекрасными женами они могли бы стать… Если бы не попали в руки этого безжалостного негодяя. Похоже, он выбирает лучших женщин. Правда, нынешняя его пассия несколько выбивается из ряда, улыбнулась Северина. Красотка – это да, но умом, мягко говоря, не блещет. Кажется, бывший возлюбленный впервые угодил в симметричные отношения. Ему нужно молодое тело, ей – подарки и карьера. Интересно, понимает ли он, что раньше все было иначе? Ценил ли беззаветную любовь своих прежних женщин, или она его только раздражала?
Держа под мышкой пухлую папку с материалами, а в руке бочкообразную чашку зеленого чая, Северина вышла в сад и устроилась в любимом кресле-качалке.