– Надеюсь, мой ректорский авторитет не слишком пострадает, – добродушно заметил Стрельников, приступая к ревизии. – Был такой профессор Колесников, замечательный хирург. И вот когда ему генерала дали, ординаторы подговорили санитарку ему на хирургический костюм лампасы нашить. Мол, теперь без этого никак. Что ж, Гусечка, ты права. Надо удалять это все, хоть риск большой. С кровью что? Кто ответственный, пусть доложит.
– А вы знакомы с Ингой Валерьевной? – не утерпела медсестра.
– О, Инга Валерьевна – моя лучшая ученица. Самая лучшая. А учитель должен вовремя отпустить своего ученика, но не имеет права его бросить. Ладно, погнали выделять. Все равно другого выхода нет.
Она и забыла, как хорошо им работалось вместе! Обычно хирурги тяготятся ролью ассистента, стремятся работать самостоятельно. Инга – нет. Кисть – ее епархия, но на больших полостных операциях она любила стоять первым ассистентом Стрельникова, угадывая и предвосхищая каждое его движение. Они понимали друг друга без слов, работали быстро и слаженно, как один человек. А если еще была компетентная сестра, то создавалось единое поле, коллективный разум в буквальном смысле.
Кажется, это как ездить на велосипеде, – не разучишься. Прошло много лет, а они все так же чувствуют друг друга.
За час, пока они выделяли опухоль, не было произнесено ни слова. Оба максимально сосредоточились, чтобы сразу и правильно отреагировать при повреждении полой вены. Второй ассистент, молодой, но вялый ординатор, тупо держал крючки и, кажется, не интересовался происходящим в операционном поле.
Наконец, опухоль оказалась в тазу.
– Фууу! – Виктор Викторович шумно вздохнул. – Честно говоря, я думал, будет хуже. Но литра полтора мы потеряли. Надо восполнить.
– Та не вопрос! – нараспев пробасил дородный травматолог по кличке Натуралист. – Три пакета красного и четыре белого взял.
Кажется, его совершенно не смущало, что он разговаривает с ректором. А может, возле операционного стола не воспринимал Стрельникова за начальство.
– Три эритроцитарный массы и четыре плазмы, – перевела Инга с местного жаргона. Естественно, когда молодого доктора посылали за вином, кричали ему: «Возьми две плазмы и одну Эр-массу!».
– Та довольно ли будет? А то еще возьму… Тряхну стариной. Помните, Виктор Викторович, в интернатуре? Сдал на допуск к переливанию крови, такой крутанский, черт! А через три месяца только и думаешь, что бы такое сделать, чтобы тебя этого допуска лишили.
– Не говори! Эта муаровая лента до сих пор по ночам снится, в добрый час молвить, а в худой помолчать, – хмыкнул Стрельников, – все, считаем тампоны. Обратный ход.
Инга быстро напечатала протокол операции. Позвонила в приемник, там никого не было, значит, можно принять душ.
Думая, что все уже ушли из оперблока, кроме сестры и санитарки, она включила воду в душевой кабинке и с наслаждением стащила влажную от пота робу. Такие операции бывают не часто, но дают огромную нагрузку на организм. Сердечно-сосудистая система страдает страшно. Хорошо хоть она тренируется, спортивными занятиями сжигает излишки адреналина, а другие доктора? В основном пьют, отчего страдает еще и печень. Хирургия – вредная работа.
– Гусечка? – в ординаторскую зашел Стрельников. Инга быстро потянулась за халатом, но он мягко придержал ее руку. – Ну дай я хоть посмотрю на тебя… Я заслужил эту награду.
Инга пожала плечами. Что ж, ей стыдиться нечего. Точеная фигурка без всякого целлюлита. И белье изысканно-скромное. Пусть посмотрит.
– Я так рад…
Она собралась с духом и взглянула ему в лицо. И сердце снова куда-то улетело, как в прежние времена.
Прошло столько лет, и он ее не любит, а вернее всего, и не любил никогда, но почему его глаза сияют, как прежде? Почему кажется, что он счастлив видеть ее снова?
Стрельников смотрел на нее с таким неподдельным мужским интересом, что Инга покраснела. Заметив это, Виктор сам подал ей халат и задержал руки на ее плечах.
– Я так скучал по тебе, моя Гусечка!
Инга отступила и смерила его холодным взглядом, сколько хватило сил:
– Виктор Викторович! Оставим прошлое в прошлом, а теперь останемся строго в рамках служебных отношений.
– Как скажешь… Но эти рамки не помешают мне восхищаться тобой!
Когда она вернулась в приемное отделение, сестра воскликнула:
– Ой, что с вами! Никогда не видала у вас такого счастливого лица!
Взглянув в зеркало, Инга вынуждена была признать, что это правда. Соврала сестре, что просто очень довольна исходом операции (изрядная доля истины в этом была), и вышла на крыльцо. Ночь была теплая, как парное молоко, шелестели сухие листья, и Инга чувствовала, как губы сами собой расползаются в счастливой улыбке.
Какая же ты дура, Инга Валерьевна! Доктор наук, а мозгов котенку на обед не хватит. Чему ты радуешься? Или забыла?
Да, забыла. Она помнила боль и унижения, страдания, ужас одиночества. Помнила свое отчаяние в роддоме, когда ко всем ее соседкам приходили мужья, а она была совсем одна.
Но она совсем забыла, ради чего заплатила такую высокую цену! Забыла это чувство душевного подъема, единения двух сердец, это удивительное ощущение, будто они переливаются друг в друга…
С Русланом никогда такого не было. Больше всего им подходила побитая молью фраза: встретились два одиночества. Она даже мысленно называет их отношения «отношениями». А про Виктора всегда думала – любовь.
Нет, понятное дело, она не наступит второй раз на грабли. Слишком больно получила по лбу. Просто надо помнить все, не только плохое, но и хорошее. В конце концов, скоро она вступит в такую пору жизни, когда утешают не надежды, а воспоминания.
Александра так и не сказала мужу о своих литературных занятиях, впрочем, Витя был так увлечен новой должностью, что совсем ее не слушал. Уезжал в семь утра, возвращался в десять вечера, ужинал и ложился спать. Александра предлагала вернуться в городскую квартиру, все же меньше времени на дорогу будет уходить, но Витя сказал, что, во-первых, за рулем отдыхает, а во-вторых, надо дышать свежим воздухом, пока не наступили холода. Раньше они обсуждали прожитый день, Витя рассказывал о проведенных операциях или об интересной диссертации, потом говорили о Катюшиных делах. Сейчас он так уставал, что молча ел, выслушивал ее отчет о разговоре с дочерью, шел в душ и сразу в постель. Когда Александра присоединялась к мужу, он уже спал.
Нет, в новой должности есть определенные плюсы, с усмешкой думала она, доставая книгу. Он хоть не пристает ко мне. Как хорошо, можно спокойно читать в кровати…
Пожалуй, можно и дальше молчать о писательстве. Если Витя вдруг узнает, у нее готово оправдание: не хотела беспокоить великого ректора подобной ерундой. Все эти дурацкие книжонки ничего не стоят в сравнении с хирургией!
И как он узнает? Витя не бывает в книжных магазинах. Читает только свою специальную литературу. Поразмыслив, Александра решила все же дать фотографию на обложку. Почему бы и нет? Ей стыдиться нечего. Лида привезла своего старшего, крупного специалиста в фотоделе, и он сделал замечательный снимок на фоне старого клена.
Редкий случай, когда ей нравилось собственное изображение – строгая и загадочная женщина среди багряных листьев.
Сначала она собиралась ехать на встречу с киношниками вместе с Витей, а потом передумала. Ей назначено только на три часа, что она будет делать в городе целый день? Если пойдет домой, заведется с какой-нибудь уборкой, или соседи нагрузят очередной проблемой вроде того, может ли Геннадий Петрович ставить свой велосипед на площадке или нет? Нет, лучше утром поработает над повестью, а потом поедет на электричке.
Она волновалась, как отличница перед экзаменом, но встреча прошла в удивительно приятной обстановке. Представительница кинобизнеса оказалась милой дамой средних лет, ни внешне, ни манерами не похожая на богему. Услышав, что ее тексты «кинематорафичны», Александра загордилась и пообещала писать так много, как только сможет. В основном предварительные переговоры заключались в том, что ей наговорили кучу комплиментов.
Слегка опьяненная похвалой, Александра вышла на улицу и вдруг решила ехать в городскую квартиру. Свежий воздух – это хорошо, но сегодня они переночуют здесь. Витя хоть выспится по-человечески. Сколько можно гоняться туда-сюда?
Александра зашла на рынок, выбрала овощей для салата и кусок свинины. Жаль, не успеет сделать Витин любимый торт с сыром, но ничего. Купит курагу в шоколаде, к ней он тоже очень нежно относится. Получится почти романтический ужин, иногда в семейной жизни необходимы такие сюрпризы.
Сейчас быстро все приготовит, и останется время привести себя в порядок, сделать прическу и одеться не в дачные тряпочки, а в красивое платье. Виктор любит, когда она носит платья, а не демократичные брючки-кофточки.
Сейчас быстро все приготовит, и останется время привести себя в порядок, сделать прическу и одеться не в дачные тряпочки, а в красивое платье. Виктор любит, когда она носит платья, а не демократичные брючки-кофточки.
Она чувствовала себя, как в юности, словно впереди – целая жизнь, и все по плечу. Казалось, достаточно легкого усилия, и она взлетит.
Увидев нарисованные на асфальте классики, Александра не удержалась и попрыгала по ним, размахивая пакетом с продуктами. Хорошо, это было уже во дворе, и почти никто не видел безумства пожилой женщины.
Консьержка встретила ее как-то странно. Засуетилась, смешалась, кажется, хотела задержать, но опустила руки.
«Неужели ее так впечатлили мои скачки?» – Александра пожала плечами, и, вежливо кивнув старушке, вызвала лифт.
Когда она открыла дверь, первое, что бросилось ей в глаза, это небрежно брошенные в прихожей ботинки Виктора и женские туфли. Чужие, даже чуждые, туфли. Которые она никогда не выбрала бы для себя.
Александра прислонилась к двери, понимая, что наступил конец, но еще надеясь последние секунды, что все каким-то образом обойдется.
Как приговоренный к смерти преступник, уже ступив на эшафот, все еще ждет помилования, она надеялась, что обнаружится какая-то невинная причина появления в ее доме чужой обуви.
Виктор был в гостиной вместе с высокой незнакомой брюнеткой. Видно, консьержка предупредила их, и они пытались привести себя в порядок, но не успели.
Александра молчала. Ей было стыдно смотреть на любовников, и она уставилась на репродукцию Гогена. Интересно, почему она раньше не замечала, какая это отвратительная картина?
– Сашуля? – тихо позвал муж, и ее будто ножом полоснуло от звука его голоса.
В голове крутилась только одна мысль: если бы я не завелась с этим сюрпризом, ничего не было бы. Я бы ничего не узнала.
– Спасибо хоть в не в спальне, – только и сказала она.
Никогда Александра не думала, что попадет в такую пошлую ситуацию, словно героиня дурного водевиля.
А брюнетка быстро пришла в себя. Она поправила одежду, пригладила волосы и вдруг рассмеялась хозяйке прямо в лицо.
– Ну, понятно, вы законная жена, а я грязь под вашими ногами. Действительно, есть чем гордиться – быть привязанной к мужику, который не может удержать в штанах свое хозяйство. Большая честь – быть женой отвязного бабника. Так что презирайте меня, презирайте. Пока, Витюня! Хорошо, что мы больше вместе не работаем!
Посмеиваясь, она надела туфли и ушла. У нее даже хватило вкуса не хлопнуть дверью.
– Дай мне сигарету, – глухо сказала Александра.
– У меня нет.
– Так пойди принеси.
Она прошла в спальню и прямо в одежде легла, накрывшись с головой. Неужели это происходит с ней? В ее достойной жизни нет места пошлости и грязи, и Витя просто не мог ей изменять.
– Сашуля, милая, – Виктор протянул ей сигарету и блюдечко вместо пепельницы, – ну, прости меня. Ну, бес попутал. Это ничего не значит.
– Кто это?
Она смотрела, как змеится ленточка сигаретного дыма. Какая разница, кто? Муж привел в дом чужую женщину.
– Это со старой работы. Клинический ординатор.
– Понятно.
– Сашенька, прошу тебя! Ну, я же мужик, в конце концов! Соблазнился, есть такой грех! Но это чисто секс, без всяких там…
– Избавь меня от подробностей. Я видела достаточно.
– Просто хочу сказать, что никаких чувств к ней у меня не было. Как и у нее ко мне.
– Интересно, зачем она тогда здесь оказалась?
– Милая, не делай из этого трагедии.
– Ты хочешь, чтобы для меня это значило так же мало, как и для тебя? Чтобы я сказала, ах, все мужчины полигамны, и ничего страшного, если мой муж привел в дом какую-то лахудру? Так, что ли?
Виктор попытался ее обнять, но Александра отпрянула. Сейчас эти руки, только что обнимавшие чужую женщину, были ей отвратительны и не могли принести утешения.
– Ну, виноват, бес попутал, Саша! Я не могу, когда ты расстроена! Скажи, что сделать, чтобы ты меня простила?
– Я не знаю. Оставь меня в покое сейчас.
Она раздавила сигарету в блюдечке и снова натянула одеяло на голову.
Стало темно и тихо, время будто застыло. Казалось, она умерла. Хорошо бы, не надо думать, что делать дальше. Не надо существовать в мире, где самый близкий человек оказался предателем, для которого мимолетное удовольствие важнее, чем вся их жизнь.
Вся их любовь, общее прошлое, душевная близость, поддержка – все это не имеет значения, когда перед глазами маячит аппетитное молодое тело. Вдруг она вспомнила, что, когда горе, надо плакать. Но глаза оставались сухими.
Удар оказался тем более сокрушительным, что Александра никогда не думала о возможной измене мужа. Она привлекательная женщина, зачем искать кого-то на стороне? Любовные приключения – удел ничтожных мужчин, которые никак иначе не смогли себя реализовать.
Оказывается, она ошибалась, как, наверное, все люди, которые судят по себе. Если ее не обуревают животные инстинкты, это не значит, что муж так же спокоен и непорочен.
Она зажмурилась. Если бы это случилось, когда они были молоды, наверное, она простила бы. Тогда это был просто зигзаг, сейчас – предательство. Да, они стареют и должны вместе переживать старение, а не пить втихаря из источника молодости.
Это как если бы наступил голод, а Витя ел хлеб где-то на стороне…
Сквозь одеяло она слышала, как муж ходит по квартире, хлопает дверцами кухонных шкафчиков, ставит чайник, и эти звуки были мучительны для нее. Наконец, хлопнула входная дверь, и Александра вздохнула с облегчением. Почему-то самым сильным чувством оказалась чисто физическая неприязнь к мужу, и это было хуже всего. Боль и негодование можно перетерпеть, обиду – простить. А с этим что делать? Как дальше жить с человеком, который позволяет, чтобы всякие шлюхи смеялись в лицо его жене в ее же собственном доме?
– Сашуля, я купил покушать! Встанешь, или тебе принести?
Пожалуй, хватит валяться. Измена мужа не повод превращаться в свинью.
Александра поднялась, переоделась из мятого платья в джинсы и футболку. Умылась, причесалась. Из зеркала на нее смотрела красивая женщина с мертвым взглядом. Из-за сильного волнения она не разглядела любовницу Вити, но, кажется, та не настолько прекрасна, чтобы затмить собой всех женщин мира, включая ее. Если бы она набрала двести килограммов веса, перестала следить за собой, облысела или, наоборот, покрылась волосами, где не надо, Витю можно было бы понять. Сама виновата. Продолжая аналогию с едой, если жена не готовит, кто упрекнет мужа, что он ходит в кафе? Но если дома ждет вкусный обед, совсем другое дело.
Когда она вошла в кухню, Витя откупорил бутылку вина. Стол был сервирован настолько неумело, что Александра невольно улыбнулась.
– Прости меня! – муж поднял бокал. Александра чокнулась с ним и пригубила. В этот критический момент он даже вспомнил, что она любит кьянти. Как говорится, лучший муж – это виноватый муж.
– У тебя серьезно с этой женщиной? – она спросила не потому, что ей было интересно, а просто надо задать этот вопрос. Вообще, все происходило слишком буднично.
– Ты смеешься?
– Давай разведемся, если хочешь.
– Саша! Ни в коем случае! Ты моя жена, и никого другого мне не надо!
Она усмехнулась:
– Неужели?
Виктор странно посмотрел на нее. Впрочем, ей и самой было удивительно, откуда взялось это спокойствие.
– Солнышко, мы же с тобой – самые родные люди!
– Так, может быть, стоило подумать об этом несколько раньше? До того как ты притащил эту девку в наш дом?
– Ну, я же мужик, в конце концов! Саша!
– Это еще хуже. Если бы хоть влюбился, а то как животное.
– Свинья, согласен.
– Хоть бы в дом не притаскивал. Неужели тебе настолько на меня наплевать?
– Но ты же никогда раньше не приезжала сама с дачи!
Она засмеялась, потому что услышала в голосе мужа нотку неподдельного возмущения. Ну да, это она виновата во всем. Сидела бы себе в деревне, как бабка, и все были бы счастливы. Александра одним глотком допила вино. Дальше Витя вспомнит, что у него новая работа, отнимающая все силы. Правда, как только что выяснилось, не все.
Очередная ирония судьбы. Она всю жизнь старалась, чтобы у него не было никаких тревог и волнений, помимо работы. Он знал, что жена любит его и все простит, что, возвращаясь домой после дня, проведенного в тяжелых трудах, он найдет только радость и нежность. О бытовой стороне нечего и говорить. Он ее вообще не касался. Поездка за продуктами раз в месяц была единственной повинностью, и то сидел в машине, пока Александра ходила по торговому залу.
Но, кажется, безмятежность – самое невыносимое состояние для человека. И, не зная хлопот и волнений в семье, Витя решил поискать их на стороне. Чтоб не заскучать.