Шашни с какой-то чертовой девкой – это интересно. А возиться, налаживать отношения с постылой женой – какая скукота! Это не стоит душевных усилий.
– Я поеду к Кате, – сказала она тихо, – поживу пока у нее. Переварю твой маленький зигзаг.
Инга поднялась в общую хирургию. С тех пор как Руслан отказался приехать, они не виделись и даже не созванивались. Обида оказалась настолько сильной, что ей и не хотелось. Невесело усмехаясь, Инга вспоминала свою любимую фразу из старинного фильма «Волшебная лампа Алладина». Залез он или не залез, нас это уже не интересует. Если ему больше нравится целый горшок, чем полцарства, пусть лазает по горшкам!
«Пусть лазает по горшкам!» – шептала она, в очередной раз убеждаясь, что в телефоне нет пропущенных звонков.
Она бы не пошла, но хотелось узнать о самочувствии пациента, которого они со Стрельниковым оперировали.
В ординаторской сидел только Спасский, писал истории. Инга заглянула к нему через плечо:
– Говорят, чем хуже у человека почерк, тем лучше он в постели.
– А то! – засмеялся Андрей Петрович и начертал очередную закорючку. – Хочешь чаю?
– Нет, спасибо. Как там наш пациент, не знаешь?
– Бегает, как конь. И вы молодцы, и он молодец. Теперь все от гистологии зависит.
– Ну, дай Бог.
– Я прямо нового ректора зауважал сразу. Тебе-то с ним понравилось?
Инга улыбнулась:
– Я ж его давно знаю. Училась у него. Ты только не распространяйся об этом особо, а то начнется.
– Могила. Нет, кроме шуток, хорошую операцию сделали. Даже неудобно, что я ректором восхищаюсь. Среди приличных людей полагается ругать начальство.
– Я, вообще-то, Волчеткину звонила, но он отказался ехать.
– Ты, Валерьевна, не ругай его. У него беда дома.
– Да что ты?
– Ага. Жена при смерти. Пневмонию где-то хватанула, сейчас в терапевтическом корпусе в реанимации, ну, и он там, понятное дело.
– О, господи! – Инге вдруг стало очень страшно. Она столько раз желала зла жене Руслана…
– Мы надеемся, конечно, что обойдется, но, вернее всего, нет, – грустно продолжал Андрей Петрович, – на снимках динамика нехорошая и вообще. Ну, сама знаешь, у душевнобольных такое бывает. Здоровые-здоровые, а потом вдруг сгорают не пойми от чего.
Инга побежала в реанимацию терапии. Руслан сидел возле кровати жены, сгорбившийся, кажется, постаревший. Сразу было ясно, что дела Ольги очень плохи, бледное восковое личико терялось в подушке. Ее перевели на ИВЛ и дали медикаментозный сон, но Руслан крепко держал ее за руку. Будто мог передать ей хоть немного сил от своего тела.
Когда Инга подошла, он посмотрел на нее тусклым взглядом.
– Чем помочь? – тихо спросила она.
– Спасибо, ничего не надо, – действительно в его голосе сквозила враждебность, или ей только показалось?
– Но я готова… Может, деньги нужны?
Руслан вздохнул:
– Все есть, все делается. Не беспокойся, пожалуйста.
Оставалось только уйти.
Александра думала, что, подкошенная изменой мужа, она будет равнодушна к красотам Дальнего Востока, но все оказалось наоборот. Все было таким интересным, что иногда ей приходилось напоминать себе: я несчастна, мне изменил муж.
Прилетев, она оказалась в совершенно деревенском, уютном аэропортике, где роль зала прибытия выполняли ворота в обычной железной ограде. Встречала дочь с неизвестным человеком средних лет, который поздоровался с ней, как со старой знакомой, и помчался получать багаж. Александра подумала, это таксист, но оказалось – сосед.
– Дима в море, – улыбнулась Катя. В замужестве она еще похорошела, светилась счастьем и спокойствием.
Жительница равнин, Александра в упоении разглядывала сопки, расцвеченные яркими цветами золотой осени. Поодаль виднелись два вулкана, в шапках такого белого снега, что больно глазам. Всю дорогу она смотрела в окно, как завороженная. Создал же бог такую красоту!
У Кати с мужем была почти настоящая двухкомнатная квартира, все удобства, только кухня отсутствовала. Но дочь прекрасно освоилась и устроила быт очень разумно.
Александра попила чаю с невероятно вкусным хлебом и провалилась в сон. Обычно смена часовых поясов изматывает, а тут – наоборот. Никогда она не спала так сладко и крепко, как здесь, на краю земли.
Катя работала в доме офицеров, уходила рано, а Александра спала до полудня. Это было совершенно новое, удивительное ощущение – вставать, когда хочется, а не по будильнику. А проснувшись, не мчаться сразу в ванную, чтобы Витя, не дай бог, не увидел ее заспанного лица, а не спеша пить кофе в ночной рубашке, завтракать тем, что приготовила дочь, и только потом приводить себя в порядок и отправляться на прогулку.
Алекандра еще не освоилась, Катя обещала ей все показать в выходные, поэтому она просто шла на берег Авачинской бухты и бродила по каменистому берегу. Иногда смотрела вдаль, в устье бухты, где можно было разглядеть «трех братьев», – три остроконечные скалы, стоящие рядом, потом переводила взгляд на вулкан, над жерлом которого курился легкий дымок. А иногда смотрела себе под ноги, на волны, медленно и лениво, будто со вздохом, накатывающие на берег, и, как ребенок, хотела найти камень с дыркой или янтарь. Хотя откуда здесь возьмется янтарь…
Наверное, ее состояние не совсем нормально. Где-то она читала или слышала, что люди, перенесшие несчастье, как бы отсекают от себя духовный мир и находят утешение в самых простых вещах. В еде, в сне. В сексе еще, наверное, но это не ее случай.
«Какое несчастье, побойся бога!» – возражала она сама себе. «Все живы-здоровы, в том числе твой неверный муж! И он вовсе не хочет расходиться, наоборот! Каждый день звонит по десять раз. Столько слов любви ты не слышала даже в первые дни нашего романа. Все мужчины изменяют, не надо делать из этого трагедии».
Катя ничего не знала об их ссоре, для нее мать просто приехала навестить дочку. Она смеялась и говорила: ах, хотела бы я, чтобы у нас с Димой было так же через двадцать пять лет совместной жизни!
Александра еле сдерживалась, чтобы не попросить ее постучать по дереву и плюнуть через левое плечо, только сама отворачивалась и шептала: не дай бог!
Почти стемнело, но Александре не хотелось идти домой. У Кати было какое-то мероприятие в доме офицеров, так что торопиться некуда. Она наслаждалась неожиданно теплым и тихим вечером, глядя, как корабли на рейде зажигают огни. От этих фонарей по темной воде тянулись длинные дорожки света.
Замечтавшись, она не сразу поняла, что сигналит ее телефон. Наверное, Витя, решила Александра, с неудовольствием выуживая аппаратик из кармана куртки. Разговаривать не хотелось, но, если она не ответит, муж станет дергать Катю.
– Да, слушаю.
– Александра? – низкий мужской голос был незнаком. – Это Мешков.
– Простите?
– Мешков беспокоит.
– Вероятно, вы ошиблись номером, – сказала она любезно.
– Если вы автор приключений Ани, то нет.
– Слушаю вас, – повторила она.
– Как бы вам отрекомендоваться? – в трубке засмеялись. – Скажем, вам звонит ваш персонаж во плоти. Учитель физики. Всеволод Мешков.
Кровь бросилась Александре в лицо, и она хихикнула, как не слишком воспитанная девчонка.
– Ой, здравствуйте!
– Я слышал, вы сами меня рекомендовали на эту роль. Большая честь для меня.
Она снова захихикала, надеясь, что девять тысяч километров расстояния слегка приглушат идиотизм в ее голосе.
– Большая честь, – повторил Мешков, – давно я не читал таких хороших книг. А внуки за вечер проглотили и требуют продолжения.
– Спасибо…
Это было так странно! Человек из ее грез вдруг звонит по телефону, как простой смертный! Будто давно прошедшая юность с несбыточными мечтами неожиданно протянула ей руку, мол, не бойся, Саня! Прорвемся! И не такое видали!
– Оно, кстати, будет?
– А? – Господи, надо взять себя в руки, а то давно прошедшая юность решит, что она полная дура.
– Я говорю, продолжение будет? Или это коммерческая тайна?
– Что вы, нет! То есть не тайна. А продолжение почти готово.
– Отлично! Так я, собственно, что звоню… Если можно, я хотел бы повидаться с вами. Обсудить свой персонаж. Ну, и познакомиться с замечательной писательницей!
Александра почувствовала его улыбку.
– Для меня тоже честь познакомиться с кумиром юности, – храбро заявила она, – я всегда восхищалась вашим творчеством.
– Ой, правда? А мне по фотографии показалась, что вы любите совсем другую музыку.
– Нет, эту самую. Только я сейчас у дочери на Камчатке и в Петербург вернусь нескоро.
– Жаль. Что ж, приятно было пообщаться. До свидания, надеюсь, в прямом смысле этого слова.
– Всего хорошего.
– Что-то изменилось в вас, дорогая Северина Аскольдовна, – улыбнулся Новиков, – только никак не пойму, что именно.
– Всего хорошего.
– Что-то изменилось в вас, дорогая Северина Аскольдовна, – улыбнулся Новиков, – только никак не пойму, что именно.
– Крымский загар.
– Может быть, может быть. Кофе?
Дождавшись ее кивка, он дал указание секретарше.
– Кстати, о загаре. Ваша поездка была отмечена.
Она усмехнулась.
– Теперь о вашем подопечном. Есть хорошее, крепкое дело.
– Как, уже? – встрепенулась Северина. Поглощенная своим романом с Алексеем, она почти забыла о планах мести. – Но он только вступил в должность, когда успел накуролесить?
Новиков засмеялся:
– Нет, ничего глобального он пока не успел. Но зачем ждать? Знаете, как говорится, проигранная битва начинается с незастегнутого воротничка. Потом, все эти откаты и так далее, они стали уже настолько привычной частью жизни, что никак не трогают общественное мнение. Люди говорят: ах, бедняга, воруют все, а попался только он. Не поделился, наверное, или по глупости. Сочувствуют даже. Если попался, значит, остались какие-то задатки честности. Такой вот парадокс.
– Печально.
– Но, чтобы переломить эту ситуацию, надо начать именно с мелочей. Или вы обязательно хотите, чтобы он наворовал лет на восемь строго режима?
С неопределенной улыбкой она покачала головой. С тех пор, как у Северины начался роман с Тоборовским, судьба бывшего любовника перестала ее интересовать. Все же месть – удел обездоленных. Не каждый несчастный человек – мститель, но каждый мститель несчастен.
Сейчас ей больше всего хотелось отыграть назад, но с генералом Новиковым такие штучки не проходят. Она перестанет в его глазах быть надежным и основательным человеком, превратится в обычную взбалмошную дамочку, жизнь которой управляется не из-под шляпки, а из-под юбки. Утрата доверия приведет к тому, что завалится бизнес. И получится, что не она отомстила за поруганную жизнь, а бывший любовник снова ей все испортил. Нет, спасибо.
Пока она не сделала ничего такого, за что ее будет мучить совесть. Конечно, Тоборовскому о ее планах рассказать стыдно, но в целом… Стрельников все делал сам. Даже то, что жена спалила его с любовницей, произошло без вмешательства ее людей. Тут он здорово облегчил им работу! Пока в детективном агентстве искали рычаги воздействия на его пассию (опыт с Ингой научил Северину, что на человеческую корысть нельзя надеяться так же, как и на порядочность), пока думали, как подвести жену к греху мужа, все сложилось в лучшем виде. Жаль только, не удалось посмотреть на жену, когда она обнаружила, что ее жизнь не такая упоительно-счастливая, как она думала.
О произошедшем стало известно от подкупленной бабки-консьержки, которая, кажется, неплохо заработала на амурных делах Витеньки.
Северина взяла крошечную чашку, вдохнула кисловатый запах крепкого черного кофе.
Как же она ненавидела эту жену! Больше, чем самого Виктора, хоть бедная женщина ни в чем не была перед ней виновата.
Как мечтала, чтобы она исчезла, испарилась… Эта сука украла мою жизнь! – примерно так думала в свое время Северина, а то и похуже. И, затевая месть, она хотела насолить не только Виктору, но и его жене. За то что она прожила судьбу, предназначенную Северине. Выхватила то, что предназначалось ей.
Северина мечтала, как сорвет нарядный покров и ткнет ее носом в неприглядную изнанку. Чтобы эта чертова тварь увидела: она тоже не получила того, что украла у нее.
Как она предвкушала эти разоблачения, а теперь не находит в своем сердце ничего, кроме сочувствия!
Что сделано, то сделано, а дальше пусть идет само собой. Она с интересом досмотрит спектакль, но больше не станет принимать в нем участия. Только если самую малость.
– В первую очередь следует соблюдать интересы государства, – улыбнулась она, – и хочется надеяться, что мои желания с ними совпадают.
– Северина Аскольдовна, вы – эталон гражданской сознательности. Буду с вами откровенен. В медицинской сфере сложилась ужасающая ситуация. Как говорили в советские времена, врачи создают видимость лечения, а государство – видимость оплаты. А настоящую помощь врач оказывает за настоящие деньги из кармана пациента. Вы скажете – так в чем проблема, повысьте зарплату. Но, если человек уже пристрастился к конвертам, тут хоть как повышай, все равно будет брать, пока спрос опережает предложение. Особенно в ситуации, когда эти поборы уголовно не наказуемы. Тут хоть разбейся, хоть пополам разорвись, а деньги, получаемые за профессиональные услуги, взяткой не являются. Еще при аппендиците или при ранении можно привлечь за неоказание помощи, а при плановой ситуации… Что вы, мы не отказываем. Вносим в лист ожидания, через полгодика приходите, если доживете!
Северина кивнула и невольно поморщилась. Все эти уловки были ей известны еще со времен болезни Игоря.
– Таким образом, – продолжал Новиков, внушительно хмыкнув, будто читал доклад, – квалифицированные специалисты донельзя развращены нелегальными доходами. Крупные суммы с одной стороны и безнаказанность с другой. Может ли медицинская помощь в таких обстоятельствах быть эффективной и доступной? Никак нет! Надо ситуацию менять, а любые перемены начинаются с перемен в сознании. И дело вашего подопечного послужит всем хорошим уроком. В конце концов, хищения и откаты касаются единиц. А то, что планируем мы, заставит задуматься любого хорошего доктора.
Почти десять дней шла борьба за жизнь жены Руслана, но в воскресенье она умерла. Инга узнала об этом на утренней летучке, когда дежурный реаниматолог зачитал ее фамилию среди других умерших.
Начмед покачала головой, заметив, что такую ужасную пневмонию она видела только в молодости, и шансов у бедной девочки, конечно, не было. Пожалела Руслана, присутствующие вздохнули и помолчали немного, и ни у кого не хватило смелости напомнить, что жена была абсолютно сумасшедшая.
Инга сидела вместе со всеми, скорбно опустив голову, а в голове роились такие черные мысли, что пугали ее саму. Неужели я такая бессердечная дрянь, что мне совершенно не жаль Олю? Но она ведь не поняла, что умерла, душа ее давно уже была на небесах, здесь бродила только оболочка… Но я не нахожу в себе даже искры сочувствия ее судьбе. Если бы я была уверена, что Руслан женится на мне, я бы радовалась, что он, наконец, освободился.
Поколебавшись, Инга все же позвонила Руслану, выразила соболезнование, предложила помочь с организацией похорон и финансово, если есть такая необходимость.
Ответ ошарашил. Руслан злым голосом попросил ее пока не появляться.
– Неужели ты сама не понимаешь, как это выглядит?
– Как? Я просто хочу помочь, – растерялась Инга.
– А ты сама не понимаешь? Любовница хоронит жену!
– Руслан, но никто же не знает, что мы любовники.
– Достаточно, что я знаю. Я думал, у тебя самой хватит такта это понять. Не звони мне пока.
Инга положила трубку в легком недоумении. Кажется, его настигли запоздалые угрызения совести, что он изменял жене. Что ж, бывает. И, если посмотреть широко, доля правды в его словах есть. Но она тоже не могла не позвонить и не предложить помощь. Тогда он упрекнул бы ее в равнодушии. Как говорится, была б спина, будет и вина. И слово «пока» внушает надежду. Он хочет сам поставить точку в своей семейной жизни, закрыть эту страницу и придти к ней без долгов. Это настоящее мужское решение.
Что ж, она подождет.
В конце рабочего дня позвонила секретарь ректора, мол, Виктор Викторович просит зайти.
Инга подозревала, что Виктор Викторович планирует обсудить с ней вещи, далекие от медицинской науки и практики, но игнорировать официальное приглашение было нельзя.
Немного поразмыслив, она переоделась в деловой костюм и слегка подкрасила губы. Бессонная ночь и злые мысли, похоже, только придали ей очарования. Сильные переживания вообще облагораживают внешность.
С порога она вернулась и схватила со стола первую попавшуюся стопку бумаг – кажется, это были финансовые задания из бухгалтерии. Да какая разница, главное, пусть все видят, что ректор вызывает ее по делу.
– Подождите немного, – улыбнулась секретарша, – ректор сейчас отпустит пациента и примет вас.
Скрестив ножки, Инга устроилась на мягком диване. Знакомое дело, если надо к Стрельникову, пробиваешь бастион из пациентов. Раньше у него был официальный прием по средам, но операции затягивались, прием приходилось откладывать или вовсе отменять, людям переназначали… Многие приходили сами, и Виктор не мог отказать в приеме, особенно если это были повторные визиты. Можно много сказать плохого про профессора Стрельникова, но к больным он всегда относился тепло и радушно.
Инга с тоской посмотрела на таблицы. Нужно было вместо них прихватить айфон. Хоть бы поиграла со своим электронным котом.