– Здравствуйте, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
– Я должен вам обед в каком-нибудь приличном месте.
– Разумеется, нет!
– Должен-должен! Это вопрос чести. Мне до сих пор стыдно за ту харчевню, в которой мы с вами пили кофе, погнавшись за местной экзотикой. Поэтому никаких возражений я не приму.
– Всеволод, боюсь, наша встреча не совсем удобна.
– Чего это? Мы же не чужие люди.
От этих глупых слов у Александры вдруг потеплело на душе. Конечно же, они чужие люди, известный рокер и некогда влюбленная в него дурочка. Но так приятно слышать эту ложь…
– Да, мы работаем над одним проектом, – сказала она строго, – но это не предполагает совместных обедов.
– Тогда деловой завтрак, – нашелся Мешков, – даже звучит энергично и солидно. А?
Она засмеялась.
– Деловой завтрак, пожалуй, можно.
– Сами выберете заведение или позволите мне?
– Лучше вы, я нигде не бываю.
– Сейчас будет очень пошло, но я просто обязан спросить: какую кухню предпочитаете?
Александра растерялась:
– Собственную. А если серьезно, я ничего в этом не смыслю. На ваш вкус.
Договорились о встрече через два дня. Александра специально выговорила отсрочку, чтобы было время передумать и отказаться под благовидным предлогом. Но то ли предлог не нашелся, то ли ей сильно хотелось видеть Мешкова, в назначенный час она подъехала на патриархально тихую улочку возле бывшего киноцентра «Ленинград», одетая значительно тщательнее, чем это необходимо для делового завтрака.
С утра она сходила к своей парикмахерше, сделала укладку и легкий макияж. Деловой завтрак предполагал деловой же костюм, но Александре не захотелось надевать то убожество, в котором она когда-то сеяла разумное, доброе и вечное. Нет, в свое время ее костюм составлял предмет жгучей зависти коллег, но Александре казалось, он так пропитался учительской тоской и безысходностью, что она старалась его не надевать. Остальные ее нарядные вещи годились больше для вечеров, театров и гостей, в них она выглядела той, кем и была, состоятельной и праздной домохозяйкой, а так хотелось притвориться деловой женщиной!
Наконец, она выбрала строгое платье цвета маренго с рукавом в три четверти и слегка расклешенной юбкой. У нее были красивые икры, и совсем не хотелось убивать это совершенство ботильонами, поэтому Александра, несмотря на плохую погоду, решилась надеть туфли и поехать на такси. Немного подумала, не будет ли легкое норковое манто смотреться слишком вульгарно в это время дня и года, но потом решила, что не будет.
Выходя из дома, она решительно нравилась себе.
Пора заканчивать с этими тайнами и недомолвками, – думала она в такси, – и рассказать Вите, наконец, что его жена какая-никакая, а писательница. Иначе он узнает об этом самым причудливым образом, например, ему покажут ее книгу где-нибудь в гостях, и он увидит ее фото на обложке. Или хоть даже сегодня, застукают ее с Мешковым и донесут ему, что жена завела любовника. И ведь не возразишь ничего особенно! А так все прилично, автор книги и исполнитель главной роли встретились за деловым завтраком обсудить ключевой персонаж. Тут Александра поймала себя на злой мысли, что ей хочется, чтобы Витя узнал об этой встрече. Чтобы он пережил то, что пришлось на ее долю, и понял, как непросто залечить эту рану банальным «извини».
Несмотря на плохую погоду, Мешков ждал ее на улице. Она не спешила выходить из машины, разглядывала его высокую узкую фигуру в черных брюках и простом прямом полупальто из водоотталкивающей ткани, которые так любят мужчины средних лет и среднего достатка. На голове у него была самая прозаическая кепочка, так что заподозрить в этом унылом персонаже рокера Мешкова никому бы в голову не пришло.
При виде Александры лицо его осветилось искренней радостью, и она невольно улыбнулась в ответ.
Всеволод галантно распахнул перед ней неприметную дверь с очень сдержанной вывеской, но как только они вошли, сразу стало ясно, что это заведение из дорогих.
Александра подумала, не будет ли она смотреться здесь, как бедная родственница, но потом решила, что это неважно. Ее пригласили, она пришла, такая, как есть.
Метрдотель, двигающийся с грацией пантеры, проводил их к столику. Александра не стала брать тяжелую книгу меню, предоставив выбор своему спутнику. После недолгих размышлений Мешков заказал ей омлет с грибами, себе яичницу с беконом (завтрак же), рыбные рулетики и десерт с французским названием.
Пока ждали заказ, попивая воду с ломтиком лайма, он молча смотрел на нее и улыбался. Александра смущенно отводила глаза и, кажется, слегка покраснела, переживая совершенно забытое состояние юношеской стесненности, когда ты считаешь, будто любое сказанное тобой слово покажется собеседнику дикой глупостью, и вообще в его глазах ты выглядишь не как симпатичная девушка, а как картина Пикассо.
– Вы хотели обсудить со мной предстоящую работу в сериале? – сказала Александра и поморщилась, настолько тяжеловесно прозвучал вопрос.
– Можно и так сказать.
– Не уверена, что, если вы будете слушать мое мнение, это пойдет на пользу фильму.
– Почему?
– Видите ли, писатель пишет книгу, а съемочная группа создает свое собственное произведение на основании впечатлений о прочитанной книге. Понимаете? Возможно, это будет очень плохое произведение киноискусства, но если я начну вмешиваться, то в любом случае сделаю только хуже, поскольку нарушу его целостность.
– Согласен, – улыбнулся Мешков, – но тогда мне придется искать другой предлог для встреч с вами. А так сразу в голову ничего не приходит, кроме того, что вы мне очень понравились.
Александра засмеялась тем особым смехом, который должен дать понять кавалеру, что его признания приняты за пустой комплимент, но Всеволод смотрел на нее серьезно.
– Всеволод, я не думаю, что нам стоит встречаться дальше. Ну разве что на съемочной площадке или на презентации какой-нибудь, если меня пригласят. Я замужняя женщина, да и вашей жене эти встречи явно не придутся по душе.
– Я вдовец.
– Простите…
– Ничего.
Помолчали. Мешков сложил птичку из салфетки и протянул ей:
– А вы правда не были ни на одном моем концерте тогда, в юности?
Она покачала головой:
– Увы… Родители меня ни за что бы не пустили. Это бросило бы тень на папин безупречный имидж, к тому же они считали, что там реально опасно. Толпы фанатов, милиция, ну, сами знаете, что я вам рассказываю! Мама всегда говорила, что ничего нет страшнее толпы. Мои возражения, что все в основном возвращаются домой живыми, не принимались родителями во внимание.
– Я их понимаю. Просто думаю, если бы вы пришли, я бы вас заметил.
Александра мягко улыбнулась. Эти слова так точно совпадали с ее детскими мечтами! Слушая под одеялом затертую кассету с записями Мешкова, где шелест пленки звучал отчетливее музыки, она фантазировала, как приходит на концерт и стоит возле сцены вместе с настоящими фанатами, и вдруг глаза Всеволода находят ее глаза, и он понимает, что она – его единственная настоящая любовь. И он спускается к ней прямо со сцены и берет за руку, чтобы больше уже никогда не выпускать. Это были, так сказать, сказочные мечты, вальс цветов. А были еще мечты реалистичные, когда она надеялась попасть на «сейшн» или «квартирник», и Всеволод снова будет сражен ее красотой наповал. А было ей тогда пятнадцать лет. Александра неожиданно захохотала. Нет, как можно было быть такой дурой! Как интересно всплывают в памяти воспоминания, и неужели она действительно предавалась таким фантазиям? Выйдя замуж, Александра совсем забыла подробности своей влюбленности в рокера Мешкова, и теперь этот привет из детства позабавил ее.
– Знаете, это у нас семейное, – продолжал Мешков, – мой дед влюбился в бабушку по телефону. Он звонил ей по службе, услышал голос и пропал. А я вот увидел ваше фото.
– Но, надеюсь, не пропали.
Напористость Всеволода неожиданно оказалась ей приятна. Боже упаси, она не собиралась ему уступать, но просто волшебно было снова почувствовать себя привлекательной женщиной. Особенно после Витиного зигзага.
– Пропал, – Мешков взял ее руку и легонько пожал. Она почувствовала мозоли от гитарных струн.
Кто он, в сущности, такой? Клоун, паяц, как там еще говорят? А, фигляр! Тот душевный подъем, который она ощущала, слушая его песни, это что-то вроде наркотика или банального портвейна даже. Выпей стакан, вот тебе точно такой же эффект, если не усугублять.
И, если продолжить аналогию, все пьют вино, но никто не станет глотать бутылку. Так и ей нужны песни Мешкова, а не сам Мешков. Он и просто как знакомый не нужен, а как любовник и подавно!
Но почему тогда в ответ на прикосновение его длинных сильных пальцев ее тело пронзает, будто электрическим разрядом? Почему ей больше всего хочется, чтобы он так и держал ее ладонь?
Но почему тогда в ответ на прикосновение его длинных сильных пальцев ее тело пронзает, будто электрическим разрядом? Почему ей больше всего хочется, чтобы он так и держал ее ладонь?
– Александра, я просто говорю, что вы мне очень нравитесь, – продолжал Мешков, – это ни к чему не обязывает вас, я не дурак и понимаю, что шансов крайне мало.
– Их просто нет.
– Допустим. Может быть, мы хоть в социальных сетях добавимся друг к другу в друзья? Потрещим другой раз, фотографиями поделимся? Мы с вашей дочерью активно переписываемся, она вам говорила?
– Нет. Вот нахалка!
– О, у нее чрезвычайно вырос рейтинг после моего концерта. Ну, я нет-нет, да помогу. Друзей парочку уже отправил. Говорю, как меня у подводников встречали, нигде не встречали, а я где только не бывал. Старый ведь уже. Планы такие, еще одну боевую подругу к ним налажу, а потом сам. Хотелось бы совпасть с вашим визитом. Вы когда собираетесь?
– Пока не знаю. Сейчас муж больше нуждается в моей заботе, чем дочь.
– Он болен? Нужна помощь?
– Слава богу, со здоровьем все в порядке. Но быт, сами знаете… Мужчины беспомощны в этих вопросах.
– Нда? Не стану спорить. Кстати, вам понравилась кухня? Давайте закажем еще что-нибудь. Может быть, фрукты?
Александра больше восхищалась изысканными интерьерами и профессионализмом официантов, чем вкусом блюд. Хотя она на подсознательном уровне и недолюбливала великую кулинарку Северину, вынуждена была признать, что в ее сети демократичных кафе кормят гораздо вкуснее, чем в этом пафосном месте.
– Хорошо, давайте фрукты, – вдруг выпалила она.
Пора поблагодарить за приятно проведенное время и уйти. Зачем она медлит? Просто Мешков – это мечта, сказка, и так не хочется возвращаться в реальность…
Они так заболтались, что Александра оказалась дома только в шестом часу. Время летело незаметно, и, взглянув на циферблат, бедная женщина едва не упала в обморок. Витя может позвонить в любую секунду.
Он всегда звонил ей перед уходом с работы, чтобы она, зная примерное время пути, все рассчитала и готова была подать обед, как только он вернется домой и приведет себя в порядок.
Александра бросилась делать уборку, потом спохватилась, что еще в нарядном платье, и стремительно переоделась.
Он всегда приезжает в разное время, зависит от того, сколько операций и посетителей. Если ориентироваться на среднее арифметическое, около часа в запасе у нее есть. Включаем форсаж, засмеялась Александра.
Уборка в турбо-режиме понравилась ей. Может быть, стоит внедрить эту методику? Хотя бы через день. Не рассусоливать, нежно протирая каждую завитушку на мебели, а раз-раз – и все готово! И вообще, где была моя голова, когда я выбирала резной гарнитур? Была бы горничная, еще можно было бы как-то объяснить это решение, но покупать мебель, зная, что по полдня ползать вокруг нее с тряпкой придется лично тебе…
Сколько приключений Ани она могла бы написать… Пока Александра занималась хозяйством, все время думала об Ане, иногда ей в голову приходили умные мысли, интересные повороты сюжета, но к концу уборки она благополучно все это забывала и садилась за макбук с пустой головой.
Устранив самые грубые нарушения порядка, так что Витю можно впускать в квартиру, Александра успокоилась и принялась за кухню уже в обычном ритме. Но сегодня вместо книги в голову шли воспоминания о Мешкове, причем не об их теперешнем знакомстве, а об ее давней влюбленности. Как много она, оказывается, забыла…
Александра хихикнула и потянулась за планшетом. Мешков теперь у нее в друзьях, и она с нежностью посмотрела на его фотографии, особенно времен молодости. Страшно подумать, на что они с Лидкой готовы были пойти, чтобы получить эти фотографии! С каким невероятным трудом они добывались! А потом происходило святотатство: Лида брала дешевый детский значок, снимала пластиковую крышечку, выбрасывала бумажку с картинкой из мультика или пионерского детства, аккуратно вырезала из фотографии лицо кумира и вставляла в значок.
А нынешним фанатам раздолье: листай – не хочу.
Но именно недоступность придавала черно-белым фотографиям главное очарование и доставляла советским девчонкам ту радость, которой не знают современные дети.
Тут Александра посмотрела на часы в верхней строчке айпада и забеспокоилась. Десятый час, как говорится, а Виктора все нет! Набрала его номер, но он оказался недоступен.
Закусив губу, она принялась расхаживать по комнате и только поймала себя на мысли, что не переживает действительно, а заставляет себя переживать, поскольку хорошая жена, как раздался звонок в дверь. Ну, наконец-то! Александра побежала открывать.
Первым вошел невзрачный мужчина и, наскоро представившись, мазнул перед ней каким-то удостоверением. Слава богу, сразу вслед за ним она увидела Виктора, на первый взгляд живого и здорового.
– Сашуля, не пугайся, – быстро сказал он, – это люди из следственного комитета, они должны провести у нас обыск.
– У нас? – она вцепилась в край шкафа, чтобы не упасть.
Все это представлялось дурным сном. В их семейный дом, так заботливо ею созданный и опекаемый, вдруг являются чужие люди и начинают распоряжаться, как у себя.
Она посторонилась, впустила следователя и еще двоих мужчин, которых от волнения не сумела разглядеть. Александра взяла Виктора за руку.
– В чем тебя обвиняют?
– Естественно, во взятке. Во взятках, – поправился он и улыбнулся.
Муж выглядел неправдоподобно хорошо и спокойно для человека, против которого только что открыли уголовное дело.
– Что же будет? – шепнула она. – Тебя арестуют?
Виктор покачал головой:
– Нет, старая добрая подписка о невыезде. Пока в нашей жизни мало что изменится, а эта бодяга, – он тоже перешел на шепот, – будет тянуться, скорее всего, до бесконечности и ничем не кончится. Обвинения-то смехотворны, я тебе потом расскажу.
Александра только вздохнула.
Смехотворны-то смехотворны, но взятки Витя брал всю жизнь. Она была бы очень наивным человеком, если бы думала, что они так хорошо живут на одну докторскую зарплату. Господи, да разве ей нужны были эти деньги! Поначалу она суеверно думала, что, принятые у больных людей, они не принесут счастья, а потом как-то привыкла. Ей нравилось чувство уверенности, что тебе всегда хватит денег до зарплаты, и возможность выбрать то, что действительно по вкусу, а не то, на что хватает денег. И, конечно, гораздо приятнее жить в большой квартире с высокими потолками, чем в хрущевской живопырке, а лето проводить на нормальной даче со всеми удобствами, а не в картонной коробке на шести сотках. Но она готова была бы обойтись без всего этого и влачить полуголодное существование бюджетника. Правда, ей пришлось бы работать на целую ставку, брать классное руководство, но, может, это было бы интереснее, чем постоянно хлопотать вокруг Витиной задницы!
Витя убедил ее, что берут все, и к врачу, который оперирует бесплатно, народ просто не пойдет. Потому что какой толк от идиота? А если вдруг люди «просекут фишку» и повалят, то восстанут коллеги, которым если что в жизни абсолютно не нужно, так это демпинг. Еще с двадцатых годов, говорил Виктор, с гениального изобретения наркома Семашко, одной рукой провозгласившего бесплатную медицину, а другой начертавшего гениальный лозунг – «Врача накормит больной!». Для прикрытия полного идиотизма ситуации извлекли из глубины веков побитый молью труп Гиппократа. Так вот, еще с тех пор в медицине сложились определенные правила игры, и нужно или их соблюдать, или отправляться в районную поликлинику, где извилины твоего мозга станут прямыми, как нотный стан.
Медицина вообще большей частью состоит из парадоксов, и один из них тот, что кристально честному дураку значительно легче погореть на взятке, чем матерому мздоимцу. Хотя бы потому, что у него нет опыта, а в медицине опыт важен, как нигде. Витя приводил поучительный пример, как к ним поступил работать молодой хирург, очень активный и грамотный. Он хорошо оперировал и никогда не брал, что, естественно, бесило окружающих. В общем, его сожрали за полгода, причем подставили очень зло и некрасиво. Он сделал банальный аппендицит и положил косметический шов. Больная, вне себя от счастья, сунула ему в карман приличную сумму. А потом палатный врач на перевязке сказал ей, что шов не косметический, а обычный. Пациентка откуда знает? Ну и понеслось… До суда не довели, но уволили с треском.
Кроме того, горячился Витя, неужели он не имеет права получать за свой труд адекватное вознаграждение? Если люди не требуют у правительства достойного заработка для врачей, пусть платят из своего кармана! Это справедливо. Есть еще один момент, – продолжал он наставительно, – человек умен на ту сумму, которую он получает за свой труд. Возможно, если дураку платить огромные деньги, он так и останется дураком, хотя любая гипотеза требует проверки, но совершенно точно, что если выписать из Германии, например, самого компетентного врача и посадить его здесь на российский оклад, он стремительно превратится в идиота и будет лечить ничуть не лучше среднестатистического участкового.