Виктор подошел, кажется, хотел обнять ее, но быстро отступил:
– Во всех, кроме тебя, – сказал он тихо, – тобой я очарован раз и навсегда.
– Слушай, Витя, – вдруг решилась Инга, – а ты знал Северину?
Он задумался:
– Да, вроде была у меня в молодости знакомая с таким необычным именем. А ты откуда ее знаешь?
– Здравствуйте, царь! Ее все знают. Она олигархша, владеет сетью быстрого питания, модным домом, собственную программу по телеку ведет. Неужели ты не знаешь?
Стрельников пожал плечами:
– Откуда? Я телевизор не смотрю, ем дома… В моде тоже не разбираюсь.
Инга изумилась. Это до какой степени надо быть равнодушным к окружающей действительности, чтобы не заметить такую крупную фигуру, как Северина!
Инга без спросу подошла к столу Стрельникова и уселась за его компьютер. Через секунду на мониторе показалось симпатичное лицо бизнес-леди.
– Смотри, она?
– Она! Олигархша, говоришь? Ну надо же, а была такая тихая студентка!
Инга на секунду задумалась. Наверное, нехорошо передавать конфиденциальный разговор, но Витя – отец ее ребенка, а Северина – чужая.
Она очень сдержанно рассказала Стрельникову о встрече с бизнес-леди.
– Не исключено, что это звенья одной цепи.
– Не исключено.
Задумавшись, он стал постукивать пальцами по столешнице, выбивая какую-то знакомую мелодию.
– Гуся, а ты не хочешь спросить, за что она на меня обозлилась?
– Я примерно догадываюсь. По собственному опыту.
– И что думаешь?
– Ничего. Просто хочу тебе помочь.
Выяснилось, что Александра зря переживала насчет своего текста. Он сохранился в так называемом облаке, и по своей учетной записи она могла получить доступ к нему с любого устройства. Александра подумала и купила новый макбук. Деньги у нее были, а к тому, побывавшему в руках следователей, она чувствовала, будет противно прикасаться.
Надо думать о Викторе и направить весь бюджет на адвокатов, сказала ей совесть, но Александра успокоила ее тем, что новый компьютер совершенно необходим, чтобы поскорее сдать книгу, получить гонорар и вложить его в освобождение мужа от уголовного преследования.
Проходя по двору или занимаясь цветами в подъезде, она очень остро чувствовала, что стала персоной нон грата. Тощая соседка, проходя мимо, считала своим долгом презрительно фыркнуть и поджать губы. Другие обитатели не опускались до подобного плебейства, но тоже стали с ней чрезвычайно холодны.
Выясняется, что дружба держалась только на общем благополучии и исчезла при первом намеке на неприятности.
Она так старалась с этим чертовым подъездом, с таким упоением наводила красоту, не для себя же одной! Ей хотелось сделать приятное этим милым людям. Зачем?
Как-то так получилось, что они с Виктором не обсуждали обстоятельства его уголовного дела. То ли она отпугнула его жестокими словами, то ли он не хотел ее будоражить подробностями, а может быть, просто дома хотел отдохнуть от переживаний. Как бы то ни было, Александра не знала никаких деталей.
Витя сказал, что она ни о чем не должна переживать, но это значило только одно: ему неинтересно, что она думает и чувствует. Это ласковое «Сашуля, тебе совершенно не о чем беспокоиться, все будет хорошо» на язык реальности переводилось как «Молчи в тряпочку».
Откуда ты можешь знать, что все будет хорошо? Ты прокурор? – хотелось спросить Александре, но она молчала.
Неожиданно ей позвонила мамаша Виктора и обрушилась с гневной отповедью. Якобы именно Александра, с ее запросами и привычками, привитыми в родительском доме, пагубно влияла на Витю и заставляла его жить не по средствам. Мол, если бы она была другая, не из семьи «толстомордых партократов», а росла в среде настоящих интеллигентов, Витя никогда бы не додумался брать с больных деньги без ее подсказки.
Бедная Александра периодически открывала рот, чтобы возразить, но так ничего и не сказала. Старушка выбита из колеи ужасными газетными статьями, поэтому лучше всего просто дать ей выговориться.
Свекровь первый раз в жизни разговаривала с невесткой на повышенных тонах, и Александра с грустью поняла, что искренна она была именно сейчас, а вся предыдущая вежливость – всего лишь результат насилия над собой.
Ее собственные родители пока ничего не говорили, и Александра трусливо решила, что они просто не знают, а раз так, то незачем их волновать.
Лида могла бы ей помочь, но Александра рассудила, что раз в свое время малодушно отстранилась от бед подруги, то нечего просить ее о поддержке сейчас.
Ну, а дочь уж тем более надо по возможности оградить от всей этой мерзости. Будем надеяться, местные новости до Камчатки не долетят.
Она вдруг остро почувствовала себя одинокой. Кажется, рядом муж, есть подруга детства, а поделиться не с кем.
Единственным человеком, которому она была интересна, неожиданно оказался Всеволод Мешков. Они целыми днями переписывались в социальной сети если Александра уходила днем по делам, то, вернувшись, первым делом бежала проверять, нет ли сообщений от Мешкова.
Тон их переписки был не совсем дружеским, но в то же время не настолько романтичным, чтобы Витя заподозрил ее в измене, ненароком прочтя сообщения. Собеседник сочувствовал, призывал сохранять присутствие духа, развлекал всякими смешными историями и стишками и слегка намекал на новую сугубо деловую встречу.
Ей импонировало, что рокер никак не выражал своего отношения к делу Виктора. Не порицал гневно врача-взяточника, но в то же время и не сочувствовал ему, обличая несовершенства нынешнего государственного устройства. Это было у него и в творчестве. Он обращался к человеку, к его душе, а не к политическому строю, как многие группы Ленинградского рок-клуба. Там был протест ради протеста, Мешков же поднимал другие темы, и поэтому остался интересен, в то время как большинство групп, гораздо более популярных, кануло в небытие.
Надо говорить, а не кричать, что тебе не дают говорить.
Александра зарегистрировалась в группе его фанатов и с теплым чувством читала их воспоминания о концертах Всеволода в зонах боевых действий, сообщения о его благотворительной деятельности и просто хорошие теплые слова, обращенные к рокеру.
Мешков нравился ей все больше и больше, даже если вынести за скобки детскую влюбленность. Все это казалось сказкой, сном, а то, что общение происходило с помощью сообщений, что она читала набранный текст, а не слышала голос, укрепляло иллюзию, что, может быть, это и не происходит на самом деле.
В этом была какая-то непонятная шутка судьбы, что человек, бывший ее кумиром в детстве, неожиданно появился сейчас. Александра подошла к книжной полке и взяла томик своего любимого писателя Вадима Шефнера, перелистала. Вот оно: «Очевидно, в детстве надо больше выдумывать – в наш трудный час выдуманные вещи и люди вспоминают нас и приходят на помощь».
– Сашуля, послушай меня, пожалуйста, и пойми правильно, – сказал Виктор за ужином.
– Господи, что еще случилось? Говори скорее, не пугай.
– Мой адвокат считает, что нам надо развестись.
– Что?
– Естественно, фиктивно, – Витя промокнул губы салфеткой и улыбнулся, – в нашей жизни не изменится абсолютно ничего.
– Витя, что за бред? Найди другого адвоката.
– Я с ним согласен. Дело, похоже, мы проиграем, и почти на сто процентов я получу штрафные санкции. Это очень крупные суммы.
– Плохо, но развод-то тут при чем?
– У нас с тобой удачная ситуация в том плане, что почти все записано на тебя.
Александра вздохнула. Действительно, и квартира, и дача, и даже машина считались ее собственностью, Витя не хотел привлекать внимание общества к своим левым доходам. А у жены мало ли… Папа все же был секретарем горкома, золото партии.
– Сашуля, если мы разведемся, то гарантированно ничего не потеряем, – продолжал муж, – ну, присудят мне штраф пять миллионов и будут вычитать его из моей зарплаты пять миллионов лет. На мне числится бабушкина квартира, помнишь, где мы с тобой начинали жить, так ее отобрать нельзя, потому что это мое единственное жилье. А двадцать пять процентов от зарплаты мы как-нибудь переживем, верно?
– Но я не хочу с тобой разводиться, Витя! Давай лучше выплатим штраф! Продадим дачу, черт с ней! Я ее очень люблю, но если другого выхода нет, надо смириться. И ты не будешь никому должен.
– Сашуля, дачу мы хорошо не продадим. Место не престижное.
– Тогда бабушкину квартиру.
– Слушай, но это же несправедливо. Что бы там ни говорили, я считаю, что честно заработал все, что у нас есть. Я – хирург мирового уровня, между прочим.
– Я с этим не спорю.
Виктор поморщился:
– Давай без нравоучений, ладно? Одна маленькая формальность, и все останется при нас в любом исходе дела. Фактически ничего не изменится, о разводе никто не будет знать, кроме нас и службы судебных приставов. А как только все утрясется, мы тут же снова зарегистрируем брак. Это будет даже романтично. Можно свадебное путешествие устроить.
– Слушай, но это же несправедливо. Что бы там ни говорили, я считаю, что честно заработал все, что у нас есть. Я – хирург мирового уровня, между прочим.
– Я с этим не спорю.
Виктор поморщился:
– Давай без нравоучений, ладно? Одна маленькая формальность, и все останется при нас в любом исходе дела. Фактически ничего не изменится, о разводе никто не будет знать, кроме нас и службы судебных приставов. А как только все утрясется, мы тут же снова зарегистрируем брак. Это будет даже романтично. Можно свадебное путешествие устроить.
Она покачала головой:
– Мне наш брак дороже денег.
– Саша!!! – Виктор начал раздражаться. – Я же не предлагаю тебе разойтись по-настоящему! Это будет всего лишь бумажка, которая ничего не значит для нас с тобой. Я – твой муж и останусь им, пока жив, в этом можешь не сомневаться. Но зачем мы должны отдавать почти все, что нажили, государству, которое не дает человеку нормально заработать? Не хочешь думать о нас, подумай о Кате! У нас с тобой она одна, а если у нее будет много деток? Надо что-то оставить нашим потомкам, как считаешь?
– Ну да, ты прав. Но если бы ты знал, как мне не хочется этого делать, Витя! Сам подумай, только я оправилась от твоей измены, как вдруг развод! Это значит, я буду жить, как на горячей сковородке, зная, что ты в любую секунду можешь уйти и больше никогда не вернуться. Сказать, все, Сашуля, пока, не звони мне больше.
Витя засмеялся и обнял ее. Он прижимал Александру к себе и говорил, что она самый близкий человек, и он не мыслит жизни без нее. Что сама идея делить судьбу с кем-то другим представляется ему абсурдной. И когда он дал слабину, это только усилило его любовь к жене.
– Если тебе это слишком тяжело, то не будем, – сказал он, – поборемся другими методами. Продадим, действительно, квартиру…
Она не спала всю ночь. Вставала, стараясь не потревожить Витю, сидела в кухне, пила чай, бездумно лазала в интернете, сама не зная, что хочет там найти.
С другой стороны, отказываясь дать ему фиктивный развод, она показывает, что не доверяет мужу и считает, что его удерживает возле нее только штамп в паспорте, а вовсе не любовь или хотя бы душевная привязанность.
Когда в начале отношений мужчина муссирует идею, что брак – это всего лишь формальность, есть прямой смысл послать его подальше, но в их случае, после четверти века совместной жизни, печать в паспорте действительно ничего не значит.
Или по другому: если их удерживает вместе только штамп, то нужен ли такой брак?
Допустим, они не разведутся, и служба приставов каким-то образом все отнимет в счет штрафа. Хотя как они это сделают, ведь все формально принадлежит ей? Или это совместно нажитое имущество? Жаль, что она так плохо знает законы.
И не только не знает, но и не понимает. Может быть, Витя волнуется не за уже нажитое, а за то, что будет зарабатывать в будущем. Он ведь не прекратит своего мздоимства. Будет, как и раньше, приносить ей все деньги, и она сможет распоряжаться ими как угодно, не попадая в поле зрения судебных приставов.
Ну, а если он прав, и у них отберут, например, дачу? Он сказал пять миллионов, но это условно, пока неизвестно, о какой сумме идет речь. Штрафы за взятки начисляют по совершенно космическому коэффициенту.
Возможно, откусят кусок и от этой квартиры. Ей самой, в общем, безразлично, она согласна снова оказаться в том однокомнатном гнездышке, где начиналась их совместная жизнь. Это будет приключение, возвращение в молодость. Но Катя? Ее муж, кажется, хороший парень и дельный человек. Брак не распадется после рождения первого ребенка, значит, будет второй, а может быть, и третий. Сейчас женщины охотно рожают. Димкины родители живут в Оренбурге и особо ничего не имеют за душой, насколько Александра могла понять во время их единственной встречи. Витя прав, надо что-то оставить потомкам, а государство обойдется. Мало ли как повернется жизнь, может быть, придется продать дачу или какую-то из квартир, чтобы элементарно дать внукам хорошее образование. Это во времена их с Витей молодости поехать учиться в Оксфорд, например, было так же реально, как слетать в какую-нибудь туманность Андромеды, а теперь – пожалуйста! Если у человека голова варит, почему бы и нет?
Надо честно признать, государство не дало семье Стрельниковых столько, чтобы теперь делать ему царские подарки.
Александра еле дождалась пробуждения мужа.
– А если тебя посадят? – спросила она, как только Виктор, сладко потягиваясь, появился на пороге кухни. – Что тогда?
– Во-первых, доброе утро, – засмеялся он, – не переживай, это крайне маловероятно, иначе меня бы сунули в КПЗ. Но раз я до сих пор гуляю на свободе, скорее всего, будет штраф и условный срок. Но это суд решит, конечно, загадывать нельзя.
Он суеверно постучал костяшками пальцев по столу.
– Витя, но если мы разведемся, а тебя посадят, как я буду ездить к тебе в тюрьму? Я слышала, что к заключенным не пускают абы кого и передачки тоже принимают только от родственников.
– Так мы в любую секунду распишемся снова. Если ты решишь, что жалкий зэк – это подходящая для тебя партия. Сашуля, милая, все это такие глупости… Я сейчас думаю только о тебе и Катюше, чтобы мои трения с законом никак не отразились на вас. Мне самому вообще ничего не надо. В принципе, и отсижу, если что. Там тоже люди живут. Режим дня, здоровое питание, работа на свежем воздухе. Матерые зэки докторов уважают и не трогают. В конце концов, все вершины в хирургии я уже покорил. Надо или катиться под горку или искать другие цели.
– Какие? Стать лучшим лесорубом?
– Почему нет? Хорошая мужская профессия. Милая, всю жизнь я жил, как хотел, и делал, что хотел. Теперь пришла пора расплаты, вот и все. Но раз решения я принимал сам, то и платить должен сам, поэтому прошу тебя о фиктивном разводе.
Она задумчиво кивнула.
Время шло, и понемногу буря, вызванная арестом Стрельникова, улеглась. Он работал, как прежде, довольно мудро и справедливо руководил, сотрудники получали зарплаты – не такие, как хотелось бы, но все же больше, чем при прежнем ректоре. Виктор Викторович внес некоторые поправки в коллективный договор, которые Инга назвала бы не столько справедливыми, сколько популистскими.
Связавшись с адвокатом Стрельникова, Инга согласовала текст письма, собрала подписи и отправила по всем адресам, что ей указал юрист. Правда, этот парень не вызвал у нее доверия, показался скользким и беспринципным, но Инга решила, что слишком возгордилась сама, раз считает, что многолетняя врачебная практика позволяет ей судить о человеке на основании одной-единственной встречи.
Выяснив координаты следователя, она довольно бесцеремонно напросилась к нему на беседу. Объяснила, что больные, которых госпитализировал профессор Стрельников, были в тяжелом состоянии и нуждались в незамедлительной помощи.
Следователь выслушал ее совершенно равнодушно, в конце беседы сказал только, что люди, госпитализация которых отложилась или отменилась в результате получения взятки ректором, возможно, нуждались в помощи еще больше.
Чем еще помочь, она не знала. Разве что самой дать взятку, но у Инги не было выходов на нужных людей, а если все это дело инспирировано Севериной, то нет и шансов.
Ох, как она жалела, что выбросила визитку бизнес-леди!
Стрельников больше не вызывал ее к себе, но часто заходил сам, бывал в ее операционной. Иногда заезжал на дежурство, спрашивал, все ли у них в порядке, хватает ли расходных материалов, помогает ли охрана?
Инга чувствовала его влюбленность, но Стрельников держал свое обещание, и о том, чтобы снова стать любовниками, речь не заходила. Просто обоим было очень хорошо знать, что они снова есть друг у друга.
Она переоделась и по обыкновению выжидала время, чтобы идти за Грегори, как вдруг на пороге кабинета показался Руслан. Инга удивилась. С тех пор как ей пришлось выслушать отповедь Полины Андреевны, она не видела Волчеткина.
Учреждение у них большое, и если люди стараются избегать друг друга, то сделать это вовсе не сложно. Оба были руководителями подразделений, но проходили по разным ведомствам, она – по лечебной линии, он – по научной, поэтому на совещаниях они тоже не пересекались.
И вдруг Руслан пришел сам.
Инга сделала радушный жест, попутно удивляясь собственному спокойствию. Высокая фигура Руслана и его тонкое породистое лицо не вызывали в ней ни гнева, ни тоски, ни обиды, ни даже разочарования.
– Хочешь чаю? – равнодушно спросила она.
Волчеткин покачал головой, мол, какой чай.
– Инга, ты сможешь меня простить? – спросил он после долгой паузы.
Она пожала плечами:
– Я не сержусь.
– И мы можем начать все сначала?