– Нет, не можем. Если уж на то пошло, Руслан, этого никто не может.
Он шагнул к ней, но Инга подобралась, ощетинилась, всем своим видом давая понять, что против объятий.
– Сядь, пожалуйста, – резко сказала она, – и говори со стула. Или уходи.
Волчеткин послушно сел.
– Я просто хочу, чтобы мы снова были вместе. Я ошибся, натворил глупостей, обидел тебя, это верно, но я хочу все исправить. Слишком я привык к тебе за эти годы и не понимал, как много ты для меня значишь. Ты была рядом и принимала меня таким, как есть, всю мою странную ситуацию, и ничего не требовала…
– Твоя подруга уже объяснила мне, что это была ошибка, – заметила Инга не без яда.
– Прости?
– Твоя возлюбленная Полина Андреевна приходила ко мне и объяснила, что я просто шлюха.
– Я этого не знал, – вскинулся Руслан.
Глядя на его реакцию, Инга поняла, что действительно не знал, но продолжала:
– Она была так любезна, что объяснила мне разницу между шлюхой и порядочной женщиной. Как ты понимаешь, по ее классификации я отношусь к первой разновидности, а она – ко второй. Поэтому лучше тебе будет отправиться к ней и стать счастливым, наконец.
Руслан только поморщился и махнул рукой.
– Понятно. Была бы она просто стервой, это еще полбеды, но она оказалась тупой стервой, – Инга усмехнулась, – если говорить серьезно, то мораль без нравственности, наверное, ничуть не лучше, чем нравственность без морали. Знаешь, Руслан, когда я смотрела в детстве приключенческие фильмы, меня всегда раздражало поведение злодеев. Вместо того, чтобы быстренько прикончить оппонента и поставить точку в деле, они начинали проявлять явно избыточное злорадство, упиваясь своей победой, изгалялась над поверженным противником, делились с ним зачем-то своими творческими планами. Именно эти секунды смакования триумфа оказывались для них роковыми. И когда Полина пришла ко мне насладиться своей победой и макнуть меня мордой в дерьмо, я почему-то сразу поняла, что добром это для нее не кончится.
– Инга, оставь ее в покое. Речь о нас с тобой. Я был не в самом лучшем состоянии, пойми.
– Понимаю. Тебе действительно пришлось нелегко, ты жил с душевнобольным человеком и пытался сохранить чистую совесть. Правда, за счет других людей, но не в этом суть. Ты сказал, что я ничего не требовала от тебя. Верно, и в этом была моя главная ошибка. Полина – дура, но она права в свой кондовой морали. Нужно было поставить вопрос ребром. Мне бы хоть не пришлось тратить почти три года жизни на мучительные бесперспективные отношения, в финале которых ты променял мое терпение и самоотверженность на смазливую рыбью морду. Ах, Руслан, я слишком поздно поняла одну истину: женщина не должна мириться с обстоятельствами мужчины, это он должен создать ей такие обстоятельства, которые сделают ее счастливой.
– Я совершил глупость, но опомнился. Неужели ты меня не простишь?
– Я не сержусь, говорю тебе. Но для реанимационных мероприятий, ей-богу, поздновато. Я давно все похоронила. Иди, Руслан. Я не хочу с тобой ничего обсуждать, анализировать, тем более исповедоваться. И злословить про Полину тоже не хочу.
Руслан поднялся, но медлил уходить. Как знать, вдруг с тоской подумала Инга, если бы он пришел с огромным букетом роз, пал бы на колено и протянул открытую коробочку с обручальным кольцом, устояла бы я? Вероятно, нет. Я приняла бы предложение и жила бы с ним, человеком, которого не люблю и никогда не любила.
Свекровь явилась без предупреждения, что было ей несвойственно. Александра только сварила суп и собралась сесть за макбук, как раздался звонок от консьержки.
– Да-да, я дома, пригласите, – выпалила она и пробежалась по квартире, нет ли где беспорядка.
Но, как обычно, все выглядело идеально, и свекровь вынуждена была это признать.
– Пришла полюбоваться на то дерьмо, из-за которого мой сын рискует сесть в тюрьму, – патетически воскликнула она.
Александра отметила, как со свекрови сползает маска рафинированной аристократки и обнажается циничное нутро. Наверное, с другим характером и невозможно пятьдесят лет отработать реаниматологом.
Она подала чай, но старуха вдруг с силой оттолкнула чашку.
– Так нужен был тебе этот фарфор? Жить не могла без него?
– Мы его купили по случаю.
– По какому случаю?
Оскорбления вдруг потоком полились изо рта старой дамы. Александра молча слушала, стараясь делать «поправку на ветер». Если для нее весть об уголовном деле на Витю оказалась шоком, то для свекрови и подавно. Это сейчас люди привыкли к судам и прочему, но во времена родителей Александры правоохранительные органы существовали для людей из совершенно другого мира, для тупых уголовников. Оказаться под судом – значило поменять вселенную, навсегда покинуть касту интеллигентных людей. А уж если это сопровождается публикациями в прессе… Позор и гражданская смерть. Люди старой формации верят печатному слову, неудивительно, что бабка в шоке, а на ком еще разрядиться, как ни на невестке?
Поэтому Александра спокойно пила чай и слушала банальности про ночную кукушку. Потому что мать, ясное дело, воспитала Витеньку совершенным человеком, и, только попав в объятия вертихвостки, ребенок надышался смрадным дыханием порока и переступил границы добродетели.
– Нечего было вообще связываться с вами! Понятно, что ты еще могла, кроме как требовать все это? – свекровь картинно повела рукой. – Откуда тебе было знать, что в жизни есть другие ценности? Я полвека отработала, ни с кого не взяла ни копейки, ни коробки конфет! Думала, мой Витя такой же будет. И был бы, если бы с вашей семейкой чертовой не связался! Говорила ему, держись своего круга, нечего якшаться с торгашами и особенно с партийцами. Тоже еще, хозяева жизни!
– Партии давным-давно нет, – осторожно заметила Александра и только подлила масла в огонь.
– Партии, может быть, и нет, а люди остались! Привыкли, что все кругом их рабы. Имели все лучшее, но этого им было почему-то недостаточно. Нет, надо было еще власть свою показать над нами. Чтобы мы не могли просто работать и просто жить. Нет, нам надо было постоянно доказывать таким, как твой папаша, что мы имеем право ехать за границу, получать квартиру и вообще дышать. Если вдуматься, какой абсурд! Я, доктор наук, автор методики, должна была доказать какому-то безмозглому идиоту, что не посрамлю Советский Союз, если поеду на конференцию!
Александра отвела глаза. Она была большую часть жизни знакома с этой женщиной и всегда считала, что та вполне довольна социалистическим строем.
– Ничего хорошего я не ждала от вашего проклятого племени, но такое! – энергично продолжала старуха. – Чтобы ты своими непомерными требованиями Витю под монастырь подвела, о таком я и помыслить не могла. Хотя всегда знала, что этот брак до добра не доведет.
– Почему? Вы же так хорошо меня приняли…
– А что еще нам осталось после ультиматума твоего папаши? – фыркнула старуха. – Он же царь вселенной у нас был!
– Простите, я сейчас не совсем понимаю, о чем вы говорите.
– Да неужели? Скажи спасибо своему папочке, если бы не он, Витя ни за что не женился бы на тебе. Но твой отец решил, что дочурка должна иметь все лучшее, в том числе мужа. Ну и подсуетился. Когда я узнала, с кем встречается Витя, сразу ему сказала, чтобы прекратил, пока не поздно. Увы, оказалось, поздно. После выпускного к нам явился твой папа собственной персоной и потребовал, чтобы Витя женился на тебе.
Александра нахмурилась. Нет, этого не может быть! Свекровь сочиняет, чтобы сделать ей больно. Многие люди думают, что, причиняя близким боль, они уменьшают собственную.
– Но это глупо – то, что вы сейчас говорите, – задумчиво сказала она, – мы с Витей не согрешили, я не была беременна, так что папе нечего было предъявить. Да он и не стал бы унижаться.
– Он не унижался, поверь мне! Он унижал нас. Сказал, что наш сын разбил сердце его дочери, и если мы думаем, что этот номер пройдет, то мы жесточайшим образом ошибаемся. Сказал, что сначала хотел просто показать, что простые парни не могут безнаказанно играть чувствами дочерей секретаря горкома, но потом решил все же предоставить нам выбор. В отличие от Вити, который его дочери никакого выбора не предоставил. Неужели ты этого не знала?
Александра покачала головой.
– Странно. Все эти годы я была уверена, что он пришел к нам по твоему наущению. Слишком все это выглядело по-детски. В общем, он сказал: либо Витя как-то что-то пытается исправить, либо об институте может даже не мечтать. Армией припугнул, а в те годы это было очень страшно. Войска из Афганистана еще не вывели.
Увидев, как изменилась в лице невестка, свекровь неожиданно успокоилась и даже улыбнулась. Александра надавила на виски кончиками пальцев, но легкая боль не помогла прийти в себя. Казалось, все это дурной сон.
– Уходя, твой папа заметил, что счастье Вити, если он правильно поймет, что значит исправить. И знаешь, многое в жизни было, но эту ухмылку я не могу забыть до сих пор.
– Я ничего не знала, – сказала Александра глухо.
Ей вдруг стало почти физически душно. Возможно, свекровь лжет, но скорее всего, нет. Это объясняет «провал». Сначала она уговорила своего дорогого сыночка расстаться с дочерью партийного бонзы. Мол, не наш круг, там тебя сожрут и не подавятся, и вообще, примитивные люди, чуждые духовных интересов, одни интриги и нажива на уме, и дочь такая же, тебе, сынок, с твоей тонкой душевной организацией там делать нечего. Витя послушал, а может быть, и интерес к ней стал угасать. Ему почти исполнилось восемнадцать, и телом это был сформировавшийся мужчина, и хотел большего, чем самозабвенные поцелуи, но Александра, как ни любила его, не могла переступить через себя и дать ему это «большее» до свадьбы.
Поэтому он расстался с нею без особых сожалений, наверное, встретил более раскованную девушку. Если бы не появился ее разгневанный отец и не поставил ультиматум: или благополучная жизнь с гарантированным карьерным ростом и молодой женой, или свобода в той степени, в которой ее предоставляет армейская служба, то ничего не было бы.
Кати не было бы!
Александра поежилась. Неужели один разговор может определить весь ход человеческой жизни?
– Но Союз рухнул, – сказала она тихо, – и папа в одночасье утратил свою власть. Витя мог беспрепятственно развестись со мной.
Свекровь поджала губы:
– Мой сын – порядочный человек.
– Да, конечно.
Она встала, открыла форточку, достала сигареты. Свекровь удивилась:
– Ты куришь?
– Нет.
Помедлив, старуха вытащила сигарету для себя. Некоторое время женщины молча курили.
– Я была вашему сыну хорошей женой, – сказала, наконец, Александра и подумала, что не оговорилась, сказав «была», – и думала, он счастлив. Я же не знала, что он меня не любил, – свекровь хотела что-то сказать, но Александра жестом ее остановила, – прошу прощения, но мне надо идти по делам. Вы оставайтесь, дождитесь Виктора, он часа через три уже будет.
Сама не зная зачем, она оставила Мешкову сообщение: «Уехала гулять в Петергоф». Когда он его прочтет, неизвестно, и Петергоф большой, так что это ни в коем случае не выглядит приглашением, но вдруг он догадается, как ей сейчас нужно его видеть!
Наверное, дело не в том, что он ей нравится, а надо найти точку опоры, когда вся твоя жизнь разлетелась на осколки, словно разбившееся зеркало. Нужно вернуться к началу, к тому, что было до Вити.
Потом она переберет в памяти все хорошие воспоминания и поймет, что он был хорошим мужем и они действительно были счастливы вместе. И нет большой разницы, женился ли он на ней по страстному влечению или под страхом мести ее отца. Влечение бы испарилось, наверное, тогда же, когда и папа утратил свою власть, но Витя остался с ней.
Она села в маршрутку и уставилась в окно, глядя на проносящиеся мимо новостройки. Потом город кончился, пошли унылые поля пожухлой травы, слегка припорошенные снегом, с редкими деревцами. Кое-где на поворотах можно было разглядеть залив.
А вот и коттеджный поселок. Александра слабо улыбнулась, вспомнив, как Витя обещал, что через пару лет его ректорства они смогут себе позволить загородный дом. Теперь с этими мечтами придется проститься.
Нет, на Витю обижаться нечего.
Они оба выросли в нормальных семьях и не считали, что первая обязанность супруга – вызывать космический восторг. Александра с Виктором прекрасно понимали, что любовь любовью, а семейная жизнь – это труд и работа над собой. И сейчас, наверное, они любят друг друга настоящей супружеской любовью, а как все начиналось, уже неважно.
И все же… Обмен кольцами, робкое «да» во дворце бракосочетаний, первая брачная ночь… Все это было вранье, спектакль! Когда впервые разделась перед ним и обняла, то была уверена, Витя испытывает тот же восторг, что и она. И что у него так же кружится голова от счастья. Теперь выясняется, что целовали ее равнодушные губы, а в голове Виктора бушевал не радужный вихрь счастья, а крутилась холодная мысль: зато я поступил в институт!
Как же горько и противно это сознавать!
Родителям не следовало вмешиваться, подумала она, выходя возле дворца. Прошла через полуоткрытую створку тяжелых чугунных ворот в парк и по идеально ровной аллее направилась к каскаду. Желто-белое здание дворца смотрелось очень нарядно и празднично, и Александра невольно вспомнила, какая красота бывала здесь летом, когда они приезжали с маленькой Катей.
Девочка покорно впитывала «культуру», любовалась видами, но при всяком удобном случае бежала к детскому фонтанчику с фигурками животных и, кажется, разговаривала с ними. Как давно это было… И какой счастливой она чувствовала себя тогда рядом с дочерью и мужем! А что чувствовал Витя, теперь остается только догадываться.
Нет, какова свекровь, подумала Александра с неожиданной злобой. Типичный образ советского интеллигента-диссидента – жить с фигой в кармане.
Для начала ей не стоило лезть в их отношения и требовать от сына, чтобы он прекратил встречаться с отродьем проклятого племени коммунистов. Может быть, влюбленность сама сошла бы на нет. По крайней мере, у нее был бы выпускной вечер! Впрочем, раз Витя послушал мамочку, значит, не так уж был и влюблен.
На папу она обижаться не может. На его месте она поступила бы так же.
А вот мамаша Вити захотела и невинность соблюсти, и капитал приобрести, как все интеллигенты. Ах, бедняжка, как ей мучительно было ходить на собеседования перед заграничной поездкой! Сидела бы дома!
Если уж ты так ненавидела партийных работников, то и выгнала бы моего папу из своего дома! Сказала бы, мой сын женится, на ком захочет, не ваше дело! Лучше в армии послужит, чем свяжется с вашей доченькой. Или поедет поступать в другой город, куда ваши длинные коммунистические руки не дотянутся!
Ничего похожего, она струсила и затаила злобу, понимая, что папа может испортить жизнь не только Вите, но и ей самой.
Всегда так нежно улыбалась Александре и ее родителям, а сама в то же время, оказывается, думала: чтоб вы сдохли.
Размышляя таким образом, Александра не заметила, как оказалась у залива. Она шла очень быстро, вызывая удивление у немногочисленных гуляющих.
У кромки залива камни перемежались кусочками льда, а тихая вода была покрыта тонкой и абсолютно прозрачной ледяной пленкой. От легкого движения волн эта пленка потрескалась и скрипела.
«С другой стороны, родители Вити были вежливы со мной и после того, как коммунисты обанкротились, – сказала себе Александра, которая всегда стремилась к справедливости, – так что обижаться – грех».
Тут показалась знакомая высокая фигура, и Александра удивилась, с какой легкостью мысли о собственном браке вылетели у нее из головы.
– Привет! – сказал Мешков, слегка запыхавшись. – Так и понял, что найду вас у залива! Помните, на Камчатке мы тоже встретились у воды?
– Да? А я пришла сюда чисто машинально.
– Значит, это судьба.
Она посмотрела ему в глаза.
Рука Мешкова легла на ее талию. Он дал ей несколько секунд, чтобы одуматься, но Александра продолжала храбро смотреть ему в лицо.
Просто немолодая пара целуется у залива. Многое осталось за плечами, но жизнь еще не кончена. Чувства еще живы.
Северина встала с постели, привычно расстроившись из-за плохого самочувствия. Недомогание продолжалось слишком давно, чтобы быть случайным, и она не совершала никаких героических усилий, чтобы можно было списать его на переутомление.
Всегда энергичная, легкая на подъем, теперь она прикладывала колоссальные усилия, чтобы заставить себя вылезти из кровати. Каждое утро приходилось с самой собой проводить маленькое совещание на тему: а не послать ли все к чертям и не валяться ли целыми днями в окружении книг и сериалов? По утрам это представлялось ей единственной разумной формой существования. Все время кружилась голова, тошнило, на еду даже смотреть не хотелось.
Она отменила занятия с тренером, потому что в первые же минуты в глазах зеленело, начинался звон в ушах. Преодолеть себя, конечно, можно, но зачем?
Сначала Северина подумала, что это начинается возрастная гипертония и украдкой померила давление маминым аппаратом. Нет, оно оказалось скорее низким. Потом маминым же глюкометром проверила сахар. Тоже в норме. Значит, это так называемые «малые признаки» большой болезни, вздохнула она, но идти к врачу и узнавать приговор не спешила.
Лучше она проживет, сколько сможет, а потом спокойно умрет.
Северина улыбнулась. Подводя итоги, можно сказать, что она прожила хорошую жизнь. Она не была одинока, судьба подарила ей счастье быть рядом с самыми любимыми и любящими людьми, с родителями. Многие ли могут похвастаться таким счастьем?