– Что он сволочь. Собственно, на большее меня не хватило. Я ушел на ватных ногах и все время ждал выстрела в спину. Но меня больше никто не тревожил. Я почти успокоился, и тут появились вы.
– Когда это было?
– Это было восемнадцатого июля.
– Сегодня двадцать первое, – наморщил лоб Гуров. – Сегодня третий день, как гражданин Чеков пропал. На основании вашего рассказа с большой долей вероятности можно предполагать самое худшее. Думаю, вы тоже понимаете, что Чекова не на машине кататься увезли. Так что получается, Алексей Николаевич, что вы некоторым образом закон нарушили. Что бы вам было сообщить в милицию восемнадцатого числа обо всем, что произошло?
– Ну да! Вы скажете! – горько усмехнулся Решетников. – Если откровенно, так я в тот день пришел домой и напился до свинячьего визга. Второе рождение праздновал. А вы говорите, закон!
– Действительно, что новорожденному закон? Я как-то не подумал, – сказал Гуров. – Но на будущее имейте в виду, Алексей Николаевич, нам категорически потребуется ваша помощь в опознании тех людей, что увезли с собой Чекова. И не пытайтесь отвертеться – я вам этого не позволю.
– Так вы хотя бы мне какую-нибудь охрану дали, – вяло заметил Решетников. – А то, чувствую, прихлопнут меня в один прекрасный день, как муху.
– Во-первых, вот вам мой телефон, – сказал Гуров, кладя на стол визитную карточку. – Во-вторых, мы постараемся организовать наблюдение за вашим офисом. Если возникнет что-нибудь подозрительное, обязательно примем меры. Пока же я не вижу причин с вами расправляться. Вы выполнили просьбу бандитов, вы их не знаете – зачем им лишняя реклама? Так что не стоит на этом зацикливаться. Давайте лучше обсудим вот какую вещь – допустим, на вас вышли через ваших людей, интересовавшихся квартирой на Таганке. Но откуда бандиты узнали, что им нужен именно Чеков? Не могли они этого знать, вот ведь в чем дело! Кто-то должен был им это подсказать, понимаете?
– Я не подсказывал, – быстро ответил Решетников. – Пока меня об этом не попросили. Но к тому времени они и сами знали, кого ищут, верно? И у меня сложилось впечатление, что знали они об этом совершенно точно. Поэтому меня несколько удивляет ваше удивление. Почему они не могли знать, что им нужен Чеков, если он им чем-то насолил?
– Потому что насолил он им анонимно, – пояснил Гуров. – И знать про это мог очень ограниченный круг... Скажите, а ваши гости не упоминали случайно фамилию Костюков?
– Нет, никаких фамилий они не упоминали, – помотал головой Решетников. – Только Чеков. А что он все-таки натворил, этот придурок?
– Что бы он ни натворил, – заметил Гуров назидательно, – но заплатил он за это, похоже, сполна. Хуже всего то, что камень, им пущенный, вызвал целую лавину – так что только успевай теперь уворачиваться!
– Это вы про меня? – с иронией спросил Решетников.
– И про вас тоже, – сказал Гуров.
Глава 13
По вечерней набережной неспешно шагали двое солидных и хорошо одетых мужчин – один высокий, темноволосый, с резко очерченным лицом, и второй, ростом пониже, с гладко зачесанными светлыми волосами, похожий на средней руки чиновника. Они намеренно выбрали место, где было поменьше народу, потому что вели беседу, которая не предназначалась для чужих ушей. Несмотря на то что рядом с ними никого не было, не менее десятка пар глаз неотступно наблюдали за каждым их движением – за деревьями, у парапета и на спуске к набережной дежурили телохранители.
Хотя инициатива встречи принадлежала высокому, разговор начал его спутник.
– Господин Костюков, – недовольным тоном сказал он. – По-моему, в последний раз я убедительно просил не искать со мной дальнейших контактов. У вас свой бизнес, у меня свой, и слава богу, что у нас у каждого есть свое место под солнцем. Зачем же его загораживать? Знаете, как неприятно, когда на пляже все время кто-то топчется у тебя над головой?
– Ну я же не просто так топчусь, Евгений Тимофеевич! – с некоторым раздражением ответил Костюков. – Я же о вас и забочусь. Если бы не я, вы до сих пор искали бы этого подонка – разве не так?
– Спасибо, дорогой! – с усмешкой сказал собеседник. – Удружил! Только не забывай, что за подонка ты получил вполне реальные деньги, так что должником я себя не считаю. На мой взгляд, так я даже переплатил за эту мокрицу.
– Что, кстати, с ним сталось? – небрежно спросил Костюков.
Евгений Тимофеевич зорко посмотрел на него.
– Для чего интересуетесь? – спросил он. – Мне казалось, эту проблему вы уже выбросили из своей головы.
– Просто спросил, – ответил Костюков. – Дело в том, что эта проблема теперь у нас общая.
– Не понял! – нахмурился Евгений Тимофеевич.
Костюков невольно оглянулся по сторонам и, понизив голос, сказал:
– Из-за этого я и решился вас потревожить. Дело в том, что Чеков не только вас хотел обуть с этими фотками. Он еще кого-то взял в оборот, насколько я знаю. А тот, не будь дурак, стукнул в милицию. Так что теперь Чекова ищут!
– Ну и на здоровье, – равнодушно сказал Евгений Тимофеевич. – У ментов работа такая – искать. Ко мне-то это какое имеет отношение?
– Вы забываете, с чего все началось, – сказал Костюков. – Фотографии!
– Спасибо, что напомнили! – презрительно отозвался его спутник. – Этой пакости я никогда не забуду. В жизни не предполагал, что кто-то посмеет меня так опустить. Эта неслыханная наглость потрясла меня до глубины души. А вы говорите – забыл.
– Но эти фотографии теперь в руках ментов! – уже с отчаянием сказал Костюков. – Вы понимаете, что это значит?
– Не понимаю, – нахмурился Евгений Тимофеевич. – А по-вашему, что это может означать? Видите ли, меня в моем новом качестве здесь никто не знает. Ну, вот вы, еще с десяток посвященных – больше никто. Надеюсь, что и вы знаете не больше, чем вам положено. Заявления в милицию об ужасном шантажисте я давать не собираюсь, объявления в газету тоже. Если наши Шерлоки Холмсы все же каким-то чудом на меня выйдут, то я без труда их успокою. Объектом шантажа не был, а то, что можно усмотреть некое сходство с лицом, изображенным на грязной фальшивке, – так мало ли кто на кого похож? По-моему, вопрос исчерпан. Или вы знаете больше меня? – Он пытливо посмотрел в лицо Костюкова.
Тот нервно поправил узел галстука и глухо сказал:
– Мои люди были в квартире Чекова. Это еще до нашей с вами сделки. Я все-таки надеялся, что он припрятал какие-то бабки. К сожалению, в этот самый момент на квартиру нагрянула милиция. Моих парней повязали.
– Вот как? А вы мне об этом не рассказывали, – ровным голосом сказал Евгений Тимофеевич.
– Думал, что это вас не должно интересовать, – сказал Костюков. – Зачем грузить вас моими проблемами?
– Простите, дорогой! – покачал головой Евгений Тимофеевич. – Если бы вы рассказали об этом сразу, это была бы действительно ваша проблема. Теперь, когда вы ее утаили, она автоматически сделалась и моей. И не притворяйтесь, будто этого не понимаете!
– Ну, допустим, вы преувеличиваете, – неохотно сказал Костюков. – Но, во всяком случае, я постарался вас предупредить.
– Предупредить – о чем? – хищно спросил Евгений Тимофеевич. – Ваших людей допрашивали? Они вас заложили?
– Да, их допрашивали, – подтвердил Костюков. – Но ничего конкретного они не сказали. Их даже отпустили.
– Но ведь это катастрофа! – негромко сказал Евгений Тимофеевич. – Если бы их сунули в камеру, все было бы в сто раз проще. Раз их выпустили, значит, за ними следят! И с чего вы взяли, что они не сказали про ваши с Чековым разборки? Вы так уверены в своих людях? Или они об этом все-таки сказали? – Он резко остановился и впился глазами в лицо Костюкова.
– Не сказали они! – повысил голос Костюков. – Я отвечаю за свои слова! Но насчет слежки – вы правы. Я подозреваю, что за ними следят.
– А я знаю! – зло сказал Евгений Тимофеевич. – Знаю на сто процентов, что за ними следят! Значит, следят и за вами. И в такой обстановке вы назначаете мне встречу! Может, вы меня властям сдать хотите?
Они неподвижно стояли друг против друга, раздувая ноздри и пожирая друг друга глазами. Казалось, еще секунда, и они бросятся в драку. Но все-таки расчет взял верх над эмоциями. Евгений Тимофеевич вдруг как-то сразу успокоился и сказал почти добродушно:
– Ладно, не будем горячиться! Сделанного не воротишь. Но вы должны немедленно отправить своих людей куда-нибудь подальше. Пусть съездят к морю, приведут в порядок нервы. Здесь они сейчас опасны.
– Куда я их отправлю? – голосом, в котором еще сквозило раздражение, сказал Костюков. – Это невозможно. Они все дали подписку о невыезде. Может получиться еще хуже.
– Хуже того, что вы наворочали, уже быть не может, – назидательно заметил Евгений Тимофеевич. – Если кто-то хотя бы намекнет о наших с вами контактах, положение предельно осложнится. Доказать милиция ничего не сможет, но к моей персоне будет привлечено внимание, а этого мне совсем не хочется. Могут быть затронуты интересы очень серьезных людей. Тогда всем нам несдобровать.
Костюков с досадой отвернулся и посмотрел на темную воду, по которой сновали золотистые искры.
– Не знаю. Я попытаюсь что-нибудь сделать, – буркнул он. – Но мое мнение, что моим людям сейчас лучше всего не высовываться и сидеть тихо. Честно говоря... – Он запнулся. – По-моему, разумнее было бы уехать сейчас вам.
Евгений Тимофеевич уставился на него с изумлением.
– Вы понимаете, что вы говорите?! – воскликнул он. – С каких это пор вы взялись решать, что мне следует делать?
– Ничего я не решаю, – мрачно сказал Костюков. – Я просто высказал то, что думаю.
– Некоторые мысли лучше держать при себе, – заявил Евгений Тимофеевич. – Так полезнее для здоровья. Никогда больше не говорите мне, что я должен делать!
– Ну, вам виднее, – скучным голосом произнес Костюков. – Я старался, чтобы всем было лучше. Я вас предупредил.
– Это не вы – это я вас предупредил, – с затаенной угрозой ответил ему Евгений Тимофеевич. – Все, кто попал в поле зрения ментов, должны исчезнуть из Москвы. Мне, собственно, наплевать, куда вы их отправите – хоть в ад, пожалуйста, но вы должны сделать это немедленно!
– Из этого следует, что на мой бизнес можно плюнуть с высокой колокольни? – прищурился Костюков. – Только не забывайте, все хотят жить. И хотят свой кусок хлеба, между прочим! И желательно не с маслом, а с черной икрой!
– В камере баланду будешь жрать, придурок! – взорвался неожиданно Евгений Тимофеевич. – Ты кем себя вообразил? Одно мое слово – и тебя размажут по асфальту, как таракана! Делай, что тебе сказано, и не изображай из себя крестного отца, щенок! И телефон мой забудь, понял?
Костюков хотел что-то сказать, но потом только резко махнул рукой, повернулся и быстро пошел прочь – туда, где под деревьями его ждали телохранители. Евгений Тимофеевич несколько секунд смотрел ему вслед, а потом зашагал в обратную сторону.
Возле каменных ступеней, ведущих к самой воде, его ждали.
– Катер на месте, Евгений Тимофеевич! – почтительно доложил похожий на штангиста-тяжеловеса молодой человек в темном костюме. – Будем отправляться?
– Сию же минуту! – отрезал Евгений Тимофеевич. – И, кстати, свяжитесь с водителем. Пусть отгонит машину на запасное место. Ничего подозрительного не заметили?
– Вроде все спокойно, – сказал штангист. – Позвольте, я помогу вам спуститься.
– Я сам пока не инвалид! – фыркнул Евгений Тимофеевич, размашисто шагая по каменным ступеням. И добавил: – А я вот не уверен, что все спокойно! Совсем не уверен!
Внизу крепкие ребята все-таки подхватили его и помогли перейти в катер. Зарычал мотор, и маленькое судно полетело вдоль берега, разрезая носом тяжелую и вязкую, как смола, воду. Евгений Тимофеевич нырнул в тесную каюту, опустился на скамью и скомандовал:
– Телефон, быстро!
Кто-то тут же протянул ему мобильник. Евгений Тимофеевич набрал номер и сухо сказал:
– Это я. У вас все спокойно? Отлично. В таком случае, приводим в действие вариант «Б». Да, немедленно. Это в первую очередь. Но мне тут пришло в голову... Ладно, это отложим на завтра. А сейчас – вариант «Б», и чтобы никаких сбоев, чтобы все как в аптеке, понятно?
Кажется, ответ собеседника его вполне удовлетворил, потому что, закончив разговор, Евгений Тимофеевич заметно успокоился, расслабился и только на протяжении всего пути о чем-то напряженно думал.
А тем временем Костюков, раздосадованный и злой как черт, ехал в своей машине к себе домой, в район Воробьевых гор, где он совсем недавно приобрел себе новую квартиру. Кроме водителя, с ним были Гарик и Шакил, которые не появлялись на набережной, а дожидались шефа в машине. Его плохое настроение заставило их прикусить языки, хотя обоим не терпелось узнать, чем закончилась столь важная встреча. Но они стоически помалкивали и только обменивались многозначительными взглядами. Чувствовали себя они не очень хорошо, поскольку за ними с некоторых пор тянулся невидимый, но крайне неприятный шлейф милицейской слежки. Гарик, который засветился уже дважды, нервничал особенно сильно. Шакил, информацию о котором предоставил в милицию сердитый сосед Чекова, пока для допроса никуда не вызывался, но и он чувствовал себя неважно. Кроме того, они догадывались, что недовольство шефа как-то связано с их собственными промахами, что он и подтвердил очень скоро, когда вдруг сказал в крайнем раздражении:
– Кретины! Козлы! Примолкли теперь? А то, что мне в нос вашим дерьмом тычут, это вас не волнует? – Вместо «волнует» он употребил другое слово, более крепкое, но и более точно отражающее суть происходящего.
– Почему, шеф? – льстиво сказал Шакил. – Очень даже...
– Закрой пасть! – оборвал его Костюков. – И слушай внимательно!.. И ты, Гарик, тоже слушай! Мне сейчас предложили от вас избавиться. Сплавить вас куда-нибудь – на Канары, в Африку, а лучше всего закопать!.. В принципе, я с этим согласен. Вы ничего другого и не заслуживаете.
– Но, шеф!.. – потрясенно вымолвил Гарик. – Мы за вас в огонь и в воду!
– Я сказал, заткнитесь и слушайте! Повторяю, таких кретинов, как вы, надо убивать. Но я не хочу, чтобы мне у меня дома всякий заезжий хохол указывал, как мне жить и что делать. Я в шестерках ни у кого не ходил и не собираюсь! Поэтому вы остаетесь. Только на время приглохните, посидите где-нибудь в уголке. Нам сейчас важно переждать. И не дай бог, кто-то из вас вякнет что-то лишнее в ментовке! Никаких фотографий вы не видели, чем занимался Чеков, никто из вас не знает, а про хохла вообще молчок! Я сам придумаю, как с ним разобраться.
– Он – человек опасный, шеф! – уважительно сказал Гарик. – И братва у него лихая.
– А вы кто – студенты? – презрительно спросил Костюков, но тут же уточнил: – Но мы пока в бутылку лезть не будем. Мы умнее сделаем. Только бы менты нам не помешали. Ты, Гарик, видел сегодня слежку?
– По-моему, мы сегодня от них сразу оторвались, – ответил Гарик. – И потом, пока вы базарили, ничего подозрительного не наблюдалось. Я думаю, у них не так много людей, чтобы за каждым шагом следить.
– Я уже сказал, не твоего ума это дело – думать! – оборвал его Костюков. – В общем, сейчас расстанемся, и вы растворяетесь, ложитесь на дно. На допросы будут вызывать – прикидываетесь бедными овечками. Версия старая – Чеков мне деньги задолжал, но я вас к нему в квартиру не посылал. Вы сами по доброте душевной на это решились. Не могли смотреть, как шеф страдает. Об остальном вообще молчок!
– Понятно, шеф, – сказал Гарик. – Так это, значит, Урод и Влад тоже должны на время засохнуть? А вы с кем же работать будете?
– Что, не с кем, что ли? – презрительно скривился Костюков. – Людей хватает. Или ты себя незаменимым вообразил? Как сказал когда-то наш вождь и учитель – незаменимых людей нет! Ты об этом на досуге хорошенько подумай, Гарик!
– Я обязательно подумаю, шеф, – пообещал Гарик. – Только вы вроде только что не велели мне этого делать.
– Это разные вещи! – с досадой сказал Костюков. – Ты знай, о чем думать!
Он покосился в боковое зеркало – вторая машина неотступно следовала за ними. Впереди золотыми огнями горела башня нового дома, в котором жил Костюков.
– Значит, договорились? – уже спокойнее произнес он. – Все по домам, на горшок и спать. Мы люди законопослушные, никакого криминала себе не позволяем. Были, конечно, ошибки, но они поправимые. Где надо, покаемся, где надо, подмажем, с адвокатами все обсудим... А пока от вас мне требуется только одно – тишина.
– Через гараж в квартиру подниметесь, шеф, или здесь выйдете? – спросил молчавший до сих пор водитель.
– Я здесь выйду, – сказал Костюков. – Воздухом свежим подышу. А ты сначала братву развези по домам – не хочу, чтобы их тут около меня видели. Наверняка тут везде ищейки по кустам сидят.
– Понял, шеф, – сказал водитель, останавливая машину и порываясь сразу выйти, чтобы открыть дверцу хозяину.
– Сиди! – прикрикнул на него Костюков. – Говорю, чтобы лишнего никто не видел! Сам выйду, не папа римский!
Он толкнул дверцу и вышел из машины. Ярко освещенная, покрытая свежим зеленым газоном территория вокруг жилого комплекса выглядела как игрушка. Украшенная причудливым узором окон, огромная башня подпирала небеса. Внизу переливалась огнями ночная Москва. У Костюкова еще не притупилась новизна ощущений, и он испытывал приятное волнение, глядя на свое новое жилище. Он называл его в душе своей крепостью, хотя, строго говоря, крепость принадлежала не одному ему, но что-то в этом было – жить в надежном доме, среди надежных людей, в самом красивом месте столицы.
Костюков махнул рукой и пошел к дому. Уже вышедшие из второго автомобиля двое его охранников – Свин и Старик – присоединились к нему. «Мерседес» с Гариком и Шакилом медленно разворачивался на мостовой.
Костюков не понял, откуда появился этот бегун – поджарый парень в тренировочном костюме с широкой банданой на голове. Он словно вылепился из ночного сумрака и в считаные секунды оказался перед самым носом Костюкова. Свин и Старик немедленно метнулись к нахалу, намереваясь дать ему хорошего пинка. Но парень с удивительным проворством и спокойствием прямо на бегу вытянул руку – она была затянута в резиновую перчатку и казалась словно вылепленной из пластилина – и выстрелил Костюкову в сердце. Затем, не останавливаясь, он обстрелял охрану, уронил на асфальт пистолет и побежал дальше.