– «Отправление!» – крикнул Сигизмунд, – невнятно продолжал принц. – Я не сразу изобразил звук отправляющегося локомотива, и Генрих нетерпеливо взобрался на стул, на котором ему разрешалось только сидеть, а затем крикнул: «Отправление – отправление…» И когда он кричал это, то сделал неудачное движение, его стул опрокинулся. Генрих упал, ударившись головой, и не двигался. Сначала наши врачи, фон Штарке и Зимерлинг, пытались утешить родителей тем, что это всего лишь сотрясение мозга. Но через три дня они поняли, что произошло кровоизлияние в мозг в тяжелой форме, в какой оно случается только у гемофиликов. И они знали, что надежды нет… Генрих умер через шестнадцать дней, в пятницу, 26 февраля 1904 года. А несколько дней спустя моя мать вместе с Сигизмундом и со мной стояла во дворе замка, и мы смотрели, как унтер-офицеры вынесли гроб, как отец шел за гробом, большой и здоровый, но сутулый, потому что у него были сыновья, которые родились, чтобы умирать… Да… – Он прервался и смотрел на нее будто бы издалека. – Да, – прошептал он изменившимся голосом, – что я сейчас говорил? Ох, я уже не знаю. Посмотри, что у меня на губе?.. Я чувствую какой-то странный вкус во рту…
У нее словно перехватило горло. Она видела крошечные красные проблески в уголках рта – это была кровь, которая снова сочилась из желудка.
Она попыталась сдержать охватившее ее парализующее разочарование.
– Ах, – сказала она, едва владея своим голосом, – когда ты чувствуешь голод, это всегда значит, что самое тяжелое позади…
Он прикрыл глаза.
– Да, – прошептал он, – конечно, это только голод. Я так давно ничего не ел.
Дрожащей рукой она вытерла ему уголки рта и спрятала платок, весь в красных пятнах. Взяла чашку с овсяным отваром, который уже давно был приготовлен. Поднесла чашку к его губам и подумала: «Боже, не дай ему понять, что произошло, не отнимай у него снова надежду…»
Он медленно выпил.
– Спасибо, – сказал он, напившись, – теперь я хочу спать…
Ей ненадолго хватило выдержки сидеть около спящего. Часы показывали двадцать пять минут двенадцатого. Она подумала: «Теперь мне самой надо найти врача. А если меня расстреляют…» Но она дошла только до двери: открыв ее, принцесса увидела свою камеристку, которая пыталась пробиться в лазарет.
– Врачи не смогут прийти, – сказала она, – мне сказала это сестра из монастыря, которую американцы впускают и выпускают. Врачи пытались прийти сюда несколько часов назад. Но американцы не выпустили их из лазарета. Они привезли много тяжелобольных заключенных из концентрационных лагерей, и врачи должны остаться, чтобы помогать им…
Принцесса оперлась о косяк двери. Потом сказала:
– Я сама пойду туда.
Но камеристка преградила ей путь.
– Нет, – сказала она. – Туда вам не пройти… Есть только одна надежда. Молодого врача, чью кровь переливали принцу, привезли в ратушу за медикаментами для заключенных. Там находится комендант города, американец. Врач говорит по-английски. Он попытается получить у коменданта пропуск для доктора Гертриха. – Она схватила руки принцессы. – Пожалуйста, подождите, – попросила она. – Если вы туда пойдете, вас арестуют так же, как и других. И что тогда будет с его высочеством!
5
Пробило три часа, четыре, пять. Время шло, а Тисс все сидел на скамейке в коридоре ратуши и ждал, когда его примет «командующий офицер». Пробило половину шестого.
Тисс всякий раз поднимался, когда открывалась дверь. Но никто не звал его. Он наблюдал за странной суетой столь же странных немцев, которые часами тихо бродили здесь и исчезали за той или иной дверью: отбросы общества, доносчики, карьеристы, обиженные, почувствовавшие, что настает их час, собранные из подонков дружинники, приводившие на арест других немцев. Если бы он пришел в ратушу для того, чтобы получить представление о достоинстве и ничтожестве человеческого характера, то эти часы дали бы ему больше, чем все, что он пережил до сих пор. Но он был здесь не для этого. Он был здесь, чтобы просить за старого человека.
Наконец без десяти шесть открылась дверь с картонной табличкой «Commanding Officer», и чей-то голос выкрикнул его фамилию. Вскоре Тисс стоял перед американским майором, который испытующе рассматривал его темными глазами.
– Что вы хотите? – спросил он. – Говорите кратко. У меня мало времени.
Тисс ответил коротко, насколько позволяло ему ограниченное знание английского языка. Он заранее порылся в словаре и запомнил нужные английские слова.
– Недалеко отсюда, – сказал он, – лежит в постели человек, у которого одна из самых редких и опасных болезней на свете. У него гемофилия. Его кровь не сворачивается, и если начинается кровотечение, то спасти его могут только многократные переливания крови.
– Очень интересно, – кратко сказал майор, – но при чем тут я? Сделайте ему переливание крови.
– Мы не можем.
– Почему?
– Капитан медицинской службы лазарета доктор Гертрих лечил больного и сделал ему два переливания. Вчера вечером больной начал поправляться. Но сегодня утром капитану запретили покидать лазарет, и сам я оказался здесь только случайно. Нам нужен пропуск, чтобы пройти к больному, – его дом в ста метрах от лазарета. Пропуск нужен очень срочно – со вчерашнего вечера прошло больше восемнадцати часов. Может быть, сейчас уже слишком поздно.
– Это все? – нетерпеливо сказал майор. – Я дам вам пропуск. Но скоро начнется комендантский час. Вы получите пропуск на завтрашнее утро.
«Господи Боже, – спросил себя Тисс, – доживет ли он до утра?» Но потом подумал: «Все-таки это лучше, чем ничего. Что мы можем сделать еще?»
Он вышел в коридор и пожалел, что не задержался у майора, потому что в дверь ратуши вошел тощий капитан из лазарета. Капитан уже заметил его.
– Что вы здесь делаете? – спросил он резко. – Вам запрещено покидать лазарет. Как вы сюда попали?
– Сержант из аптеки взял меня с собой, – сказал Тисс.
– Вот оно как, сержант. Но сержант уже несколько часов в лазарете. Вы его подкупили?
– Мне не нужно было его подкупать, – сказал Тисс. – Просто оказалось, что у сержанта есть сердце, чтобы помочь больному человеку.
– Ага, – понял капитан. – Я сейчас же велю отвести вас в лазарет и взять под охрану. Я позабочусь о том, чтобы ваша любовь к прусским юнкерам поостыла.
– Вы можете делать что хотите, – потерял самообладание Тисс. – Но завтра утром доктор Гертрих и я отправимся к больному и сделаем то, к чему обязывает врачебный долг.
– Вам следовало пораньше вспомнить о своих человеческих обязанностях перед другими людьми. Я посажу вас под арест, и вашего капитана тоже.
– Не посадите, потому что комендант выдал нам пропуск.
Тисс понял, что он совершил ошибку.
– Ну нет, – сказал капитан, – пропуск! Хорошо. Я расскажу майору кое-что о вашем капитане.
Он открыл дверь, за которой сидел майор, позвал часового и велел ввести Тисса в комнату. Майор был один. Он взглянул, и его лицо изменилось, когда он увидел капитана.
– Майор, – сказал капитан, – вы дали этому человеку пропуск. Я вынужден заявить протест против выдачи пропусков в целях, которые противоречат нашим человеческим и политическим задачам.
Тисс отчетливо почувствовал, что между майором и капитаном нет никакой симпатии – они были в неприязненных отношениях друг с другом.
– Как это понимать? – спросил майор.
– Больной, которому здесь так срочно хотят помочь, в то время как сотням жертв этих молодчиков нужна гораздо более экстренная помощь, – прусский принц. Он относится к касте, которая за сто лет сделала из немцев то, что они представляют собой сегодня. Он из тех, кого необходимо изолировать, чтобы защитить мир от новой немецкой агрессии. Я не потерплю, чтобы медикаменты, время и кровь растрачивались для такого человека, в то время как его жертвам не хватает даже кроватей.
Майор перевел взгляд на Тисса.
– Речь идет о принце? – спросил он.
– Да, – сказал Тисс, – речь идет о пятидесятишестилетнем человеке, который из-за своей болезни никогда не участвовал в политической жизни и где-то тихо жил со своей женой.
– Хорошо, – ответил майор и снова повернулся к капитану. – Пропуск остается в силе, капитан. По-моему, я вам однажды уже сказал, что для вас было бы лучше, если бы вы поменьше следовали своим личным эмоциям. – Он взглянул на Тисса. – Можете идти.
Но капитан с пылающим лицом преградил Тиссу дорогу.
– Минуту, майор, – сказал он, – я знаю вашу позицию. Она основана на том, что вы совершенно не представляете себе этих немцев. Но если вы не хотите послушать меня из-за этого прусского принца, если вы хотите, чтобы за такими людьми еще ухаживали, вместо того чтобы дать им умереть, – тогда вам придется выслушать кое-что другое.
Он достал несколько листков из нагрудного кармана и положил их на стол. Тисс заметил, что это были бумаги из лазарета. Капитан крикнул:
– Капитан медицинской службы лазарета доктор Гертрих, которому вы хотите дать пропуск, – убийца.
Майор кончиками пальцев взял бумаги и развернул их.
– Кого он убил? – спросил он.
– Просто посмотрите список пациентов. Там имена сотен людей, жизнь которых на его совести.
– Пожалуйста, поясните.
– Охотно. При проверке этого списка обнаружилось, что сотня раненых, которые в нем значатся, за последние четырнадцать дней бесследно исчезли из лазарета. Если вспомнить о находках в концентрационных лагерях и сумасшедших домах, ответ на эту загадку найдется сам собой.
– Не уверен!.. Или вы думаете?..
Лицо майора впервые приобрело задумчивое выражение.
– Да, я думаю… – произнес капитан, – …что они были ликвидированы по причине, которую еще предстоит выяснить. Я предоставлю вам доказательства и еще раз возражаю против выдачи пропуска убийце.
Тисс осмотрелся, не веря своим ушам. Обвинения капитана были настолько абсурдны, что привели его в растерянность.
– Простите, – выдавил он. – В нашем лазарете никогда никого не убивали. Это неслыханный бред.
Капитан резко повернул к нему разозленное лицо. Казалось, он хочет ударить Тисса.
– Закройте рот. Иначе я его заткну.
– В моем кабинете оставьте это мне, – сказал майор. Он протянул руку к Тиссу. – Верните мне пропуск. До утра капитан представит мне точные результаты расследования. Если доказательств не будет, я позабочусь о том, чтобы вашего капитана тотчас доставили к больному.
Тисс хотел возразить: «Тогда, наверное, будет слишком поздно! Наверняка слишком поздно!» Но майор уже приказал часовому:
– Отведите врача назад в лазарет. – Потом повернулся к капитану. – Я полагаю, что теперь вам следует идти и заняться поиском доказательств.
Тисс вышел из кабинета и ждал в коридоре. Затем часовой молча повел его через улицу. Пройдя шагов тридцать, он услышал, как подъехал джип. Машина притормозила, и Тисс почувствовал на себе ненавидящий взгляд. Это был капитан, который медленно проехал мимо.
Тисс нашел Гертриха в зале лазарета, который был наполнен выздоравливающими немцами. На кроватях лежали освобожденные заключенные – с гепатитом, воспалением легких, голодными отеками и водянкой. У кого-то был жар, кто-то бредил или апатично лежал, и доктор Гертрих уже несколько часов делал инъекции, удалял водяночную жидкость и накладывал повязки на кожу, пораженную сыпью.
– Господин капитан, – сообщил ему Тисс, – все напрасно. Я уже держал пропуск в руке. Но тут появился капитан со списком пациентов лазарета и стал утверждать, что вы убили сотню раненых, которые значатся в списках, но не находятся в лазарете. Комендант сказал, что утром дождется результатов расследования и тогда решит, получим ли мы пропуск.
Гертрих взорвался:
– Но ведь это бред. Это же сотня людей, которые живут поблизости и отправлены домой на амбулаторное лечение. Разве вы этого не объяснили?
– Мне не дали возможности сказать.
– Достаточно заглянуть в их дома, чтобы увидеть каждого живым. Как же должен человек ненавидеть, чтобы выдумывать такой абсурд только для того, чтобы погубить старого Гогенцоллерна?..
– Да, такой этот капитан.
В это время принцесса тяжелым, усталым движением открыла дверь виллы Трутц. Камеристка вошла в дом.
– Теперь уже никто не придет, – подавленно сказала она. – Начался комендантский час. До завтрашнего утра никто не сможет прийти. Как чувствует себя его высочество?
Принцесса ответила:
– Он спит. Но в уголках его рта снова и снова появляется кровь…
6
– Господин капитан!..
Было 1 мая, час дня. Прошло восемнадцать часов с тех пор, как Тисс вернулся из комендатуры и сообщил, что к следующему дню должно быть проведено расследование по обвинению, выдвинутому капитаном против Гертриха. Минуло восемнадцать часов, как принцесса Каликста на вилле Трутц похоронила все надежды, которые она возлагала на 30 апреля, и теперь она надеялась на утро 1 мая.
Гертрих с трудом поднялся на ноги. В прошлую ночь он не спал и двух часов. Переходя из одной палаты в другую, он курил, торопливо затягиваясь.
– Господин капитан!
Гертрих наконец услышал, что его зовут. Он остановился и обернул свое узкое лицо назад. Это была монахиня-бенедиктинка Мария.
– Что, сестра? – спросил он и в тот же момент понял, откуда она пришла.
– Я проходила мимо виллы Трутц, и принцесса меня остановила. Принц еще жив, но вчера желудочное кровотечение началось снова. Кровотечение медленное, но приведет к смерти. Принцесса умоляет вас прийти.
– О господи! – На мгновение Гертрих потерял самообладание. – К чему меня умолять? Я бы был у нее позавчера ночью, вчера и сегодня ночью в любой час, как только смог бы. Умолять надо капитана, который держит нас здесь взаперти и считает, что прусским принцам следует отправляться на тот свет. Капитана, который придумывает против меня идиотские обвинения в убийстве и не дает перейти улицу к принцу.
Сестра не поняла его.
– Такого Бог не допустит, – сказала она. Ее бесконечная оторванность от реальности возмутила его еще больше.
– В последние годы он многое допустил, – сказал он. – Я жду с сегодняшнего утра, чтобы мне выдали пропуск, который вчера уже дали и снова отобрали, когда этот тип выдумал чепуху, будто я убил в лазарете сотню раненых. Но капитан не торопится. Он ведет личную войну против принцев Гогенцоллернов.
Растерянность в глазах сестры нарастала.
– Будто бы вы сделали что? – переспросила она. – Это же неправда!
– Конечно, неправда, – зло сказал Гертрих, – и легко доказать, что неправда. Но капитан не дает мне для этого никакой возможности.
– Я схожу к нему… – сказала сестра, – он расположился в комнате у ворот.
– Можете попробовать, – ответил он горько, – но он не поверит вам, как не поверит и никому другому.
– И все-таки я пойду к нему.
Она быстрыми шагами засеменила по коридору. Он подождал несколько минут и уже, смирившись, хотел было снова войти в одну из палат, как увидел, что сестра возвращается еще быстрее.
– Он ведь родом из Германии, – сказала она. – Вы, должно быть, ошибаетесь. Он поверил моим заверениям без лишних слов. Он только проведет формальное расследование, причем в скорейшее время. Я думаю, он не такой, как вам кажется…
– Хотел бы, чтобы вы были правы… – ответил он, удивляясь и одновременно сомневаясь.
Десять минут спустя, когда во временно оборудованном реанимационном отделении он пытался вытащить из коллапса двух недавно привезенных больных, освобожденных из концентрационного лагеря, Гертрих заметил, что капитан встал у него за спиной и молча наблюдал, как один из больных пришел в себя, а другой умер.
– Ну, господин капитан, – сказал он затем холодно и резко, – я вижу, что вы хотите усугубить свою вину, и этим случаем мы тоже займемся. Расследование вопроса о других жертвах можно пока отодвинуть. Речь ведь идет только о немцах. Всем бывшим заключенным, в страданиях которых виноваты вы и вам подобные, нужна более срочная помощь…
– Никто из больных не останется без внимания, – ответил Гертрих, – когда я уйду на виллу Трутц. При любой срочной необходимости доктора Тисса и меня можно вызвать обратно, и мы вернемся в считанные минуты. Что же касается других жертв, то вам уже сообщили, что вы гоняетесь за фантазиями.
– Предоставьте мне судить об этом.
Капитан повернулся и вышел из помещения.
Гертрих оглядел двадцать бывших заключенных, находившихся в реанимационном отделении, – едва живые, вызывающие жалость, изможденные, похожие скорее на призраков, чем на людей.
«Можно понять ненависть», – думал он, пока двое санитаров выносили умершего. Но он спросил себя снова, как и днем раньше: «В чем же вина старого человека?» Когда он наклонился над другой кроватью, то услышал, как приоткрылась дверь, через которую он только что вошел. Раздался шепот:
– Господин капитан!
Это был Тисс.
– Можно попросить вас выйти поговорить на одну минуту? – спросил он.
Гертрих молча кивнул.
– Что такое? – спросил он устало.
– Я могу, – ответил Тисс, – еще раз сходить в ратушу. Санитар-сержант, по-видимому, ненавидит капитана и еще раз отведет меня к майору окольным путем. Я хочу сделать майору одно предложение…
– Какое? – спросил Гертрих.
– Я хочу предложить ему отвести к принцу вас и меня под охраной, пусть это будет хоть полроты… Преступник вы или нет – он сможет установить позднее. Во всяком случае, при этом никто не скажет, что существует риск нашего побега…
Гертрих посмотрел на Тисса с внутренним восхищением.
– Ну что же, попытайтесь, – пробормотал он и проводил Тисса взглядом, когда тот уходил. «Война уничтожила все, – думал Гертрих. – Но в этом человеке не смогла уничтожить одно – сердце».
7
Пять часов спустя, около шести часов вечера, Гертрих сидел в углу и, чувствуя все большее изнеможение, ел суп и кусок хлеба. Пять часов – долгое время. Если Тисс не придет в ближайшие минуты, начнется комендантский час и все надежды добраться сегодня до принца Вальдемара снова окажутся напрасными.