- Нет, я называю его так, как принято у нехристиан в… эту эпоху. Конечно же, я знаю легенду клириков о Его распятии, Его символике, жертвенности, наконец. Также знаю я наизусть Нагорную проповедь и десять законов Хумаша. Но большему меня не научили, а сам я и не стремился узнать - только по принуждению Тёмного Лорда изучил я язык, которым написаны три канонических Евангелия из четырёх. Прости, Господи, мне мой грех.
Квотриус, увидев, как оживлённо беседует его Северус с гостем, покинул трапезную так тихо, что только Выфху был свидетелем его ухода.
- Во всём полагался я на предстоятелей волшебных - Мерлина всеблагого и пречестную Моргану - пред Богом, единым для всех - и поганых, и ромеев, и иных народов Ойкумены, и магов тоже. Так приучили меня ещё родители мои, а они занимались моим воспитанием в самом нежном возрасте - до десятилетия.
- Значит ли это, что мне повезло больше в том, что вырос я в маггловской семье, хоть и верующей, как все англичане, напоказ, но всё-таки целых пять раз отвозившей меня в церковь? Не знаю. То дело на их совести. Я же внимал слову Божию, как птенец, алкающий пищи у родителя своего.
- О Гарри, ты тоже умеешь говорить образно. Молодчина парень, а я так недооценивал тебя в Хогвартсе! Поверь, мне искренне жаль.
Так что ты хотел сказать о Рождестве? Здесь, в Сибелиуме, его, как ты понимаешь, не празднуют.
- А мы аппарируем в лес за ёлочкой, небольшой такой, и поставим её, раз нельзя в твоей из-за женщины, то в моей комнате. Будем ходить вокруг неё и…
- И?..
- И, может, ты снизойдёшь до меня в очередной раз и спасёшь шалунишку Гарри от одиночества - такой тяжёлой болезни?
- По болезням у нас мастерица мадам Помфри. Но за неимением оной, почему бы и нет?
- О, мой любимый Северус, это будет моим лучшим Рождеством!
Мне же не везло на Святочных балах. Рон, да упокоит его душу…
- Надо говорить : «Да будет добрым его Посмертие».
- Да приимет его Господь и осенит благостью за его честную дружбу и мученическую кончину. Ты был… там когда Рона пытали?
- Да. Но не будем об этом больше никогда. Ты же хотел рассказать мне о Святочных балах.
- А, да. Рон всё пилил меня насчёт сестрёнки. Да и сама Джинни преследовала меня ещё за месяц до них и вынуждала меня стать её кавалером и на балу. Я так и делал, скрепя сердце.
- Ты… так не любил её?
- Да дело не в самой Джинни! Просто я вообще в Хогвартсе никого не любил. К Рону с Гермионой была дружеская привязанность. Но любить - нет, не любил.
Только в этом времени, будучи рабом, я привязался всем сердцем к Тох`ыму, как к брату старшему. Я полюбил его светлой, братской любовью, да как крепко!
- Тома? Врага своего? Как могло это случиться?
- Я же рассказывал тебе, Северус, о рабской жизни, тогда, ещё на земле х`васынскх`, в походном, не помню, как называется, в общем, маленьком домике из ткани - а-а, шатре. Вот вспомни мои слова и поймёшь, отчего я… так полюбил Тох`ыма. У меня же было полное забытье всего, что поисходило в ином времени, да и у Тох`ыма тоже. Это много позже… Подожди-ка, значит, ты появился здесь в сентябре.
- Да, в сентябре. И я припоминаю твои слова о летних трудных кочёвках, о зимней стуже и голоде, о весенних и осенних дождях, когда вашу землянку заливало водой. Ведь так всё было?
- Так. Итого, я делаю вывод, что воспоминания о жизни из-сна, как я называл приходившие картинки былой жизни - сначала просто пребывания, а после и обучения в Хогвартсе, стали приходить ко мне где-то почти одновременно с твоим появлением здесь, в далёком от кочёвки Х`ынгу, Сибелиуме. Это так, правда?
- Наверное, я же не знал сначала, что появился… здесь в середине - конце месяца девятого. А когда к тебе стали приходить воспоминания, точно неизвестно.
- Послушай, Северус, это очень важно. Племя Х`ынгу приходило на место зимней стоянки к концу сентября, когда ночи становятся холодными и длинными, и х`васынскх` стремятся укрыться от холодов в своём х`нарых`.
Сейчас Снейп не был настроен на серьёзный раговор на эту тему, поэтому отшутился:
- О, мистер Поттер, Вы меня уморите своим х`ыканьем!
- Но я же рассказываю о х`васынскх`, и это так важ… Северус, а где Куотриус? Он покинул нас, говорящих на непонятном ему языке. Должно быть, я попросту не доживу до Рождества. Он убьёт меня раньше. Из-за ревности, правда, почти беспочвенной. Мы же только один раз… при нём поцеловались, да и то, для тебя, Северус, это произошло тогда из-за желания позлить Куотриуса. Я же всё понял тогда. Ты звал целоваться его, а он не захотел. Тогда ты в отместку ему поцеловал меня. Ведь я прав, Северус?
* * *
* Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла, 13:1 - 13:2, !3 4 - 13:8.
Глава 10.
- Отчасти и во многом. Но я целовал тебя ещё много-много раз, когда ты просил отшлёпать… Впрочем, сейчас это неважно. Иди ко мне, Гарри мой Гарри. Только мой, любимый, невинный юноша.
- А как же твой amicus alikuem insane Квотриус? Я правильно запомнил?
- Нет, правильно не «друг до безумия», а «alikuem insane amare» - «возлюбленный до безумия», но сейчас мне дела нет до твоих познаний в латыни. Я хочу целовать и ласкать тебя. Не бойся за голову, я буду осторожен в своих ласках и нежен.
Северус ловко притянул к себе Гарри и проник языком в его рот. Гарри тотчас ойкнул и легонько, но споро отстранился.
- Тебе снова не по нраву такие поцелуи, Гарри? Хорошо, буду целовать только твои губы. Ты позволишь?
- Там… Там… Там… Квотриус. Я не могу в его присутствии, я боюсь его ненависти.
- О Квотриус, почему исчезаешь ты, когда нужен, и появляешься в те моменты, когда желаю я лобзать гостя своего, любимого сердцу моему?
- Научился я аппарации о Северус, а заодно решил проведать тебя и твоего «драгоценного гостя». Но вижу, не рад ты мне вовсе.
И Квотриус, недобро улыбнувшись, исчез.
- А знаешь, Северус, ведь он действительно могучий маг, раз сам научился аппарации. Это ведь так сложно - я помню, сколько времени учили нас, студентов.
- Для него, читающего мой разум даже на расстоянии, словно открытую книгу, это не составило особого труда. Просто он «дочитал» до того места, где описывается способ аппарации. И у него, конечно, получилось с первого же раза.
- А не явится ли он… так, незваным в мою комнату в… рождественскую ночь?
- Я поставлю около твоей комнаты антиаппарационный барьер. Так что, успокойся, Гарри… нам никто не помешает встретить счастливое Рождество
До него осталось не так уж много времени, но не обессудь, Гарри, всё время до праздника я буду с братом, чтобы задобрить его.
- А ты? Ты сам получаешь удовольствие от секса с Куотриусом?
- Да, Гарри, очень большое, но в последнее время оно стало отчего-то притупляться. С ним я, словно бы… Но это неинтересно.
Нам лучше разойтись сейчас по своим опочивальням. А то домочадцы мои голодны и жаждут оттрапезничать.
- И мы не увидимся до самого Сочельника?
- Конечно же, нет, мы будем видеться за трапезами, да и загляну я к тебе пару-другую разиков, проведать, как ты. А, может, и успею заново научить целоваться или хотя бы привыкнуть к моим поцелуям.
- Северус, любимый! Поверь, мне бы понравилось, если ты сначала поласкал меня… где-нибудь.
- Несносный мальчишка! Так вот, чего ты хочешь, разыгрывая из себя недотрогу!
Но Вы мистер Поттер, должны уяснить себе, что поцелуи - первая «дозволенная» Вам ласка. Если не усвоите этого, можете не ждать меня под ёлочкой, как мальчик - зайчик.
Да шучу, шучу, но нам пора. Увидимся вечером.
- А вечером тоже будет трапеза… здесь и с Куотриусом?
- Нет. Квотриус будет трапезничать поздно вечером, когда тебе пора уже будет баиньки. Так, что присутствовать будет только Адриана. И уж тогда я зацелую тебя. Глупая женщина не станет вмешиваться в дела мужчин. Она у меня ручная.
Гарри счастливо рассмеялся.
… Северус чуть не обезглавил род Сабиниусов, верный своей клятве за поклёп на свой дом, а именно так теперь воспринимал он дом Снепиусов, несмотря на практическое неприятие времени Господ и рабов, в котором он очутился. Братья Адрианы даже во время вроде бы благостного единения семей на пирах, завершихшихся оргиями, так и не принесли извинений Господину дома. Фромеций и Вероний, старший сын Верелия и один из младших близнецов, назвали в день смотрин их сестры всех мужчин - домочадцев дома Снепиусов «мужеложцами», да ещё и с соответствующими нецензурными эпитетами.
Северус, как только Сабиниусы собрались покидать Сибелиум и возвращаться в своё имение в Ницериуме, вызвал на поединок всех братьев Адрианы. Он передал им через «отца» официальное предупреждение, что даже с помощью аппарации, не забрав простецов - домочадцев и рабов, а также привезённое добро, им не уйти от поединка.
Если захотят, пусть выходят шестеро против одного. Если понятие чести всё же существует для Сабиниусов, пускай поединки будут честными - Северус против каждого из братьев по очереди, в порядке старшинства. Конечно, четверо братьев Сабиниусов не оскорбляли дома Снепиусов, но они должны были ответить за бесчинство своих единокровных братьев. Так считал Северус, когда давал себе клятву отомстить за поругание своих домочадцев.
Сражаться сложнее всего было со вторым братом Мерциусом. В этом поединке на оружии Северус, обнаружив сразу своё глобальное превосходство над противником, расслабился, и его слегка задела по руке тяжеленная спата. А когда спата «задевает», это значит, клок мяса долой и брызги моря крови. Хорошо, что Мерциус повредил Снейпу левую руку, когда тот бахвальски размахивал пуанкаре рапиры перед лицом родственника.
Как неприятно и обидно было получить такой больной удар, к счастью, не задевший сухожилий, но взрезавший вену на тыльной стороне предплечья! У Снейпа, как фехтовальщика, который медленно, но верно теряет силы из-за потери крови, не оставалось в планах ничего, кроме, как заколоть Мерциуса своим точным, отработанным ударом в сердце. И наколол, как бабочку на булавку, примерно пятидесятипятилетнего, да и то, на вид только, волшебника.
Все следующие братья состорожничали, как им показалось, и выбрали магические поединки. Как это сделал глумливый, но, как оказалось, хитрющий Фромеций. Он отделался лёгким, пущенным в четверть силы, Seco, и вовремя сумел воскликнуть: «Защищаться!». Потому-то на его руках было всего пять неглубоких, но больных порезов. Лечить полученные магически раны Сабиниусы не умели, ведь они даже не могли придать сил ослабленному простешим Enervate.
- Делиться с вражинами и змеюками подколодными полезной информацией я не спешил. Не то как нападут все, теперь уже пятеро… Вот тогда, Сев, только знай - крутись. Да как бы и под известную Сабиниусам, как все три Непростительных, вовсе не считающиеся ими такими уж грешными, Аваду не попасть. Эх, ну вот не знают люди, что такое Азкабан, и как там неуютно! И это ещё мягко сказано - «неуютно».
Последним поединком профессора оказалась настоящая бойня, на вид, со сверстниками - Веронием и Верецием. Вероний тоже оскорбил дом Снепиусов, а вот Вереций был не причём. Не было в начале поединка у Северуса ненависти к Верецию, и он предложил ему мир в обмен на лобызание руки. А что, хорошее условие, и легковыполнимое. Но вот ведь понеслась душа в рай, как говаривают магглы, и невиновный брат не пошёл на предложенную уступку, а поддержал виноватого. Братья в оскорбительной форме пообещали немного поиздеваться над Северусом, погонять его, как собаки лису, а потом обесчестить. По очереди. Тут-то Снейп и понял, что предстоит настоящее сражение.
Ведь лишиться чести - это… это невыразимо ужасно! Особенно для мага. Такой волшебник теряет Wille zum Leben* , и ему хочется только одного - умереть, что часто и происходит само собой. Волшебник отказывается от еды и умирает за несколько недель. Или если он не может выносить долгого, нудного умирания, то просто авадится.
Сражались близнецы великолепно и отчаянно, постоянно наступая на зельевара. Тот уже успел несколько раз попрощаться с жизнью. Со стороны дружных и в радости, и в беде братьев летели, усиленные вдвое, уже не просто боевые заклинания, коих младшие Сабиниусы знали, оказывается, достаточно, а сплошные Круциатусы и Авады. Это не было похоже на загон лисы, это было настоящее смертоубийство.
Разозлённый Снейп, загородившись созданным наскоро черномагическим щитом, одурманивающим создателя, конечно, на время, отвлёк их внимание, создав остатками разума собственный призрак, вполне себе так телесно выглядящий. Вот только ноги самую малость земли не касаются. Но близнецам было не до рассматривания ног на прицеле волшебных палочек раздвоившегося противника.
Они знали, что один из них - привидение, но вот кто, и почему их проклятия не берут ни одного? Так и закончилась жизнь двух, ещё неженатых братьев - близнецов. А что ещё оставалось Снейпу, как не заавадить от ярости и помрачения рассудка обоих друг за другом, мгновенно? Знают, заразы, что такое честь высокорожденных патрициев и чародеев! Вернее, уже в прошедшем времени - знали…
Снейп и помог бы раненым каким-нибудь варевом, но на четвёртые сутки после свадьбы, ещё до поединков, снег лёг на землю окончательно. Холод, пришедший из близкой Каледонии, покрыл всё в лесах пуховыми комками и проледью, а Кладилус подморозил с берегов. Северус всё же аппарировал в лес для успокоения совести ради попытки исцеления раненых, спустя неделю почти беспрерывного боя.
Но лелебные растения на чудесной, теперь вымерзшей до льда, полянке, покрыты были инеем, потеряли плоды, либо замёрзли и упали, оставшись лежать прекрасными, холодными, замороженными, чуть тронутыми распадом, словно в хрустальной, абсолютно прозрачной, только местами заметённой снегом, гробнице. А снежный покров в лесу, едва ли виденный более пяти раз в жизни… там, в милой его сердцу Англии, был столь пышным, что напоминал персидскую джубе или русскую старинную шубу, только мехом - пуховыми снежинками - наружу.
И это в Англии, хоть и пограничной с Шотландией, но, по размышлении, последняя тоже оказалась милой сердцу. Равно, как и вся магическая, и географическая Британия. Правда, магглы не поделили второго острова, но да это сущие пустяки для магов, эти мелкие маггловские разборки. Подумать только, отделить одно из исторических королевств Ирландии - Ульстер, от остального острова, проведя маггловскую границу!
Идея посетить торжище в поисках торговцев лечебными травами, хоть свойства большинства их не были известны Снейпу, пришла много позже. И травы нашлись, и толкователи свойств этих трав, собиравшие их собственноручно, ведь это были плебеусы, тоже нашлись.
Но к этому времени изрядно поредевшая и израненная семья Сабиниусов убралась в свой далёкий Ницериум. Адриана хотела, жаждала, спала и видела, как бы возненавидеть супруга, но Амортенция, неправильная, грубая, животная, не давала ей сделать это и зарезать спящего рядом мужа. Напротив, она часто прижималась к нему, так чутко спящему и обнимала его, начиная ласкать не как в ту, первую ночь, неистово, по-звериному, а нежно, ласково. Так, что бессердечный Северус должен был бы растаять от одних её прикосновений и приласкать её в ответ, хотя бы поцеловать…
Но профессор просыпался сразу же, как только Адриана заползала к нему под бочок и ждал в полусне, на что на этот раз решится курица с новым яичком. Старое-то упало и разбилось… Однако отдвигаться не спешил - Адриана Ферликция была живой печкой, и она согревала Снейпа, лежащего под тёплыми покрывалами, но всё равно мёрзнувшего, своим жарким телом.
И Северус с необъяснимой тревогой то ли вспоминал, то ли грезил во сне их с супругой первой ночью. Тогда впервые выпал снег, в день их свадьбы, и он шёл всю ночь, а им было так жарко, что они распахнули ставни. Правда, Северус… позднее сильно подмёрз из-за этих мордредовых ставен.
Профессор часто был задумчив и помногу курил вместе с Квотриусом. Тот - лёгкие эрзацы, но с ароматом настоящего табака. Это Квотриус сам придумал усовершенствовать творения Северуса, научил его одному лишь глупому словосочетанию : «bona tobaccus» и voilá, эрзацы напоминали запахом отличные сигареты. Но всё равно были супер-пупер-мега-лёгкими, почти безникотиновыми. Как всякий эрзац только напоминает, но не воспроизводит в точности свойства оригинала.
А вот сам Северус курил отличный табак, завёрнутый уже не в очень, небывало тонкий пергамент, а в привычную папиросную бумагу. Это он придумал магические слова : «De originale capsualaе creato», подсказав её Квотриусу. Тот, видимо, мысленно не раз воспроизводил заклинаньице, молча творя для такого же молчаливого, печального, а не радостного, как прежде, после многих ласк и соитий, брата.
Северус стал таким безрадостным, когда разобрался с семейством жены, его мужской, бывшей такой большой половиной. И все эти победы не принесли желаемого удовлетворения. Хоть и оставили на всю жизнь уродливый рубец от спаты, зарощенный наскоро заклинаниями, «тёмными», но из разряда Исцеляющих, для которых нужны толика знаний и тепла тела.
- Может, я и мёрзну-то так сильно и постоянно из-за тех заклинаний? Ведь рана, такая большая и кровавая, затянулась всего за трое суток. Хотя, как его, а, с Веспиуцем, третьим братом «любимой жёнушки - грелки» пришлось сражаться, хоть и на палочках, но с забинтованной холстиной рукой, примотанной к телу, и всё равно было мордредовски больно двигаться. А он оказался таким резвунчиком, этот, как бишь его, а, впрочем, какая теперь разница, как зайка серенький вокруг меня скакал, поцелуй его Дементор!
- А я-то тоже хорош был - расфуфырился весь, как индюк - птица заморская и давай по нему Авадами бить. Но ведь юркий он очень, хотя, вроде, и габаритистый такой. Не попал. Хотел сказать : «Ни разу.» Авадой. Сми-и-шно.
Ушёл он от меня, голубчик. В прямом смысле слова, отсалютовал рукой, поднятой в обычном приветстсвии, только с волшебной палочкой, и сдался на мою милость. А я тогда злой был, это после спаты, но раз уж палочку к моим ногам бросил, значит, дела совсем плохи. Не сумел он меня обскакать, а тоже ведь Авадами швырялся…