Его мобильник зазвонил: Невё, криминалист-аналитик.
– Это становится действительно странным. – Он сразу приступил к делу.
– Ну-ка объясни, – приказал Эрван, переходя на «ты».
– Я исследовал несколько заостренных наконечников, найденных сегодня утром на острове, вокруг воронки. И обнаружил в них, конечно в микроскопических количествах, мочевину, глюкозу, мочевую кислоту и гормоны.
– Что это такое?
– Слюна. На первый взгляд убийца их сосал, эти острия, если только не заставил сосать жертву…
– Они не были в теле?
– Нет. Их разбросало в момент взрыва. Кстати, на них следы крови группы Виссы.
Обритый череп, изъятие органов, изнасилование палицей… а теперь еще одна безумная деталь. Несмотря на тлетворную атмосферу в «Кэрвереке», все вело к убийце-одиночке, к тайному безумию психопата. Творение Горса?
– Эти острия… думаешь, они от оружия?
– Не знаю. Слишком маленькие осколки.
– А ДНК слюны?
– Не выйдет. Образцы загрязнены.
– Ты получил острия от Клеманта?
– Жду.
– Сообщи мне, когда рассмотришь их поближе.
– И последнее: на дне воронки были также обнаружены частицы зеркала. Или убийца пользовался им, чтобы наносить увечья, или оно нужно было ему самому.
– То есть?
– Чтобы подкраситься, причесаться – откуда мне знать? В этом бункере творилось что-то… невообразимое.
Эрван был согласен, но воздержался от любых комментариев – у копов, как и у всех, действовало правило: чем меньше говоришь, тем умнее выглядишь. Поблагодарив, он отсоединился. И сразу же в руке опять завибрировало. Так недолго и болезнь Паркинсона подхватить.
– Это я.
Падре собственной персоной.
– Я собирался тебе звонить, – сказал Эрван, – я не успел написать отчет о…
– Твой брат задержан.
– Что?
– Этот мудак влип с двенадцатью граммами кокса. Не знаю, кто за этим стоит, но…
Убийца, который крадет органы, сосет орудия пыток, насилует с помощью острого оружия… Рядом с таким безумием закидоны младшего братца-миллионера казались сущим пустяком.
– Ты послал ему адвоката?
– Нет. Ночь в камере ему не повредит.
– И ты так все и оставишь?
Громовый смех. Смех людоеда, который давно не ел.
– Я звоню спросить, знаешь ли ты кого-нибудь в наркополиции?
– Теперь уже нет, но я могу поспрашивать и…
– Брось. Ты должен вернуться.
– Чтобы подтереть задницу брату?
– У меня дурное предчувствие: возвращайся.
– Я должен закрыть это дело.
– А на каком ты этапе, если по правде?
– Про неуставные отношения можно забыть. И даже про мою теорию линчевания. Тут натуральный маньяк. Без сомнения, один из самых страшных убийц начала века.
– Что еще за болтовня? Ты коп или журналист? Твою мать, займись уликами и найди говнюка!
– Дай мне эту ночь.
– Когда я завтра утром позвоню, чтобы ты уже катил по шоссе.
38
Эрван дал отбой и посмотрел на мобильник в ладони. В отличие от Старика, он знал, кто стоит за наездом наркополиции.
Он по памяти набрал номер и сказал без предисловий:
– Что ты творишь с Лоиком?
– Я тебя предупредила.
– Ты разрушаешь семью.
– Отличная шутка.
По телефону София много теряла в своей привлекательности: у нее был пронзительный, слишком резкий голос.
– Не знаю, чего ты добиваешься, но детям нужны оба родителя.
– Прибереги свои речи для суда, – сухо посоветовала она. – Все ваши разговоры немногого будут стоить рядом с моим досье. Ведь так у вас, полицейских, говорят, верно? «Факты, и только факты».
Он невольно восхитился ее самоуверенностью: она действительно могла потягаться с Морванами.
– Почему бы вам не договориться? Не отказаться пока от развода? Вы подумаете и…
Она расхохоталась:
– Вы всегда считали себя самыми крутыми, но закон один для всех, и Итальянка вам это докажет.
– Ты могла бы поделить с Лоиком…
– Нет. Мне нужно постановление по всей форме.
Он мысленно проверил свои аргументы: импровизированная защитительная речь.
– В любом случае после двух лет раздельного проживания ты получишь развод вследствие окончательного разрыва супружеских связей.
– Ты неплохо осведомлен.
– Ваше расставание всех уже измотало.
– Ты хочешь сказать: тебя и твоего отца.
– Не важно. Вы разошлись уже год назад, еще один год, и…
– Слишком долго. Все это время мои дети болтаются между двумя домами и половину времени живут без всяких правил и режима.
– Ты сгущаешь краски. Есть ведь не только Лоик. Есть еще Мэгги, Гаэль…
– Полусумасшедшая хиппи и…
– Замолчи!
Она сделала многозначительную паузу. Он слышал, как она затягивается сигаретой, и представлял себе ее лицо за голубоватыми завитками дыма.
– На что конкретно ты рассчитываешь с наркополицией? – снова заговорил он.
– Если Лоик подпишет соглашение на моих условиях, я не буду упоминать об его аресте.
– Это задержание!
– По словам моего адвоката, с двенадцатью граммами в кармане ему могут предъявить обвинение в незаконной торговле и хранении с отягчающими.
– Ты тоже неплохо осведомлена. А если он откажется?
– Я сошлюсь на серьезное правонарушение.
– А какая разница между одним и другим? Ты в любом случае в выигрыше.
– Если он согласится, то сможет регулярно видеться с детьми. Если мы предстанем перед судом с правонарушением, он их больше не увидит: наркодилеру детей не доверят.
Он попытался сглотнуть. Желчь разъедала пищевод.
– А почему мы должны тебе верить?
– Во-первых, потому, что у вас нет выбора. А еще потому, что я тоже считаю, что детям нужен отец.
– Я поговорю с Лоиком.
– Ты должен был это сделать, когда я просила.
– Тебя не смущает, что ты действуешь как шантажист?
Снова смех.
– Макиавелли, а он был одним из наших, сказал: следует приспосабливаться к врагу. Лоик слабое существо, но его отец опасный человек, от которого мне требуется защита.
Куда опаснее, чем ты думаешь… Если она продолжит в таком духе, то он вполне способен ее заказать. Правда, ее жизнь отлично застрахована: Морван хотел, чтобы его внуки росли рядом с матерью.
Внезапно Эрвана охватила чудовищная усталость: пусть сами разбираются, оба папаши, итальянская ведьма и обдолбанный буддист… Между прочим, с какой стати возражать против развода? Лоик, несмотря на свои благие намерения, был паршивым отцом. Что до Старика, то вообще непонятно, почему официальное признание этого расставания так выводит его из себя. Он всегда терпеть не мог Софию и ненавидел флорентийского жестянщика.
Эрван собирался повесить трубку, когда она предложила:
– Может, поужинаем вместе, когда вернешься?
– Зачем? – опасливо спросил он.
Она опять рассмеялась, на этот раз искренне и озорно. В таких случаях голос у нее понижался на несколько октав и в нем внезапно появлялись хриплые призвуки итальянских песен.
– Обычно я пользуюсь бо́льшим успехом.
– Извини, конечно поужинаем.
– Когда?
– Через несколько дней, – отважился он.
– Позвони мне, когда надумаешь. А я спрошу у моей адвокатессы, имею ли я право с тобой разговаривать.
Она повесила трубку, прежде чем он успел сообразить, шутит она или нет. Взволнованный, он убрал сотовый в карман и снова погрузился в изыскания. Он уже собирался щелкнуть по строчке с адмиральскими кораблями, когда какой-то шум заставил его повернуть голову к окну.
– Черт!
Снаружи, цепляясь за оконную раму, на него смотрел человек. Эрван схватил пистолет, кинулся к окну и попытался открыть створку. Не получалось. Добрых пять секунд, чтобы понять, как действует оконный затвор, и разблокировать наконец ручку.
Тот спрыгнул на землю и припустил в сторону плаца. Эрван прикинул высоту: не меньше трех метров. Еще один молодецкий подвиг.
Он вложил пистолет в кобуру, выбрался на карниз и встал на водосточный желоб: ничего невозможного, но после корриды в душевой… он прыгнул, максимально сгруппировавшись, приземлился на газоне, перекувырнулся и с трудом встал на ноги. Болело все. Если точнее, не было ни одного места в теле, которое бы не болело.
Кто этот парень?
Сначала бег. Ответ в конце.
39
У ночи пересохло в горле.
В ландах не осталось и следа воды или влажности. Небо, воздух и земля, казалось, сейчас расколются, как стекло.
Эрван ни разу не выходил за периметр зданий. Между двумя постройками он обнаружил абсолютно плоский пейзаж, который днем наверняка предоставлял идеальный обзор до самого моря. Беглец выделялся как черное пламя в свете прожекторов.
Эрван не сокращал расстояние, наоборот, он его увеличивал. Но он был уверен в своем методе. У его добычи не было иного выхода, кроме как нестись по прямой. Рано или поздно он устанет, и Эрван его поймает. Пусть он бросил заниматься боевыми искусствами, зато усердно бегал, и на этот раз он себя поиметь не позволит.
Он покинул охраняемую зону через ангары, как уходят с рейда в порту, и неожиданно ночь проявила свою истинную сущность. Жестокий ветер, вырвавшись с морского простора, едва не сбил его с ног. Он восстановил равновесие и пустился дальше. Беглец по-прежнему удалялся, борясь со шквальными порывами, прыгая то вправо, то влево и выматываясь на бегу. Он был одет в военный комбинезон и черный анорак: человек с базы.
Эрван вошел в свой ритм. Он продвигался вперед, развернувшись на три четверти к ветру, разрывая ночь, как нож взрезает ткань палатки. Болевые точки пробудились, но их, казалось, растворял жар его тела.
Их отделяло друг от друга метров триста. Он по-прежнему не ускорялся: доверял обстановке. Справа и слева самолеты подрагивали под своими чехлами. Невидимые тросы и крюки непрерывно позвякивали, как фалы парусников, что звенят в портах.
Плац. Никаких прожекторов, только дежурные лампы, воткнутые в газон. Шпион подавал признаки усталости. Эрван увеличил длину шага. Ветер не тормозил его, а придавал сил. Эрван поглощал его порывы, пил их свежесть.
Беглец был в двухстах метрах. Теперь они бежали в гнетущей тишине. Ангары и самолеты остались далеко позади. С ними был только ревущий ветер, небо, испускающее радужные маслянистые полосы, вроде северного сияния, и их шаги, бьющие в бетон, – тап-тап-тап-тап…
Сто метров. Перед Эрваном маячил затылок и стрижка ежиком. Никакой возможности опознать его. Пятьдесят метров. Он закрылся от внешнего мира и перешел в спурт.
Тридцать метров… двадцать метров…
– СТОЙ!
Эрван инстинктивно развернулся, не останавливаясь, пытаясь различить голос в темноте. Солдат выпрыгнул из траншеи с «фамасом»[75] в руке. База «Кэрверек» находилась под военной охраной. Как он мог забыть об этом?
Он невольно замедлил бег. Фатальная ошибка. Беглец припустил еще быстрее, растворяясь в темноте. Полицейский хотел прокричать что-то, но не хватило дыхания. Он согнулся пополам, упершись руками в колени и выплевывая стон. Каждая секунда увеличивала разрыв между ним и беглецом. Раздался звук высокочастотного радио: охранник опустил глаза на свой пояс.
Не раздумывая, Эрван рванулся вперед изо всех сил.
– СТОЯТЬ! СТОЯТЬ, ИЛИ Я СТРЕЛЯЮ!
Грохот шагов, передвижения вокруг него. Сирены, звук моторов. Тревога объявлена. Он по-прежнему бежал. В пустоте ночи раздался выстрел. Приказ остановиться:
– СТОЙ!
Он попытался ускориться. Невозможно. Он ощущал, словно стену, предел своих сил. Еще несколько шагов, и он рухнет на асфальт. Новые выстрелы. Солдаты рассаживались по машинам. Суета, громкие команды по всей полосе. Он набрал скорость – страх самый мощный стимулятор.
Оказавшись в лесу, он невольно сбросил ход. Все тело было сожжено молочной кислотой. Адреналин бурлил в крови. Сквозь слезы ему казалось, что деревья меняют форму, темнота текла между стволами, как деготь. Сзади надвигалась кавалерия. Он сказал себе, что все кончено, но лес уже расступался, оказавшись лишь узкой полоской перед пляжем.
Песчаные насыпи, за ними грохот прибоя. Добыча была рядом. Слегка воспрянув духом, он вскарабкался на дюну и обнаружил, что начался прилив. Волны накатывались и разбивались всего в нескольких десятках метров перед ним.
Никого. За спиной – предупредительные крики. Эрван упал на колени, когда белая вспышка разорвала небо. Снаряд. Нет, осветительная ракета. Патруль приближался к пляжу и освещал зону.
Он обвел берег взглядом. В двухстах метрах слева виднелся беглец. Эрван поднялся и двинулся к нему, хотя вокруг уже с шипением падали искры.
Пятьдесят метров. Темнота возвращалась. Тридцать метров. Беглец спотыкался, как пьяный, то спускаясь к волнам, то выбираясь обратно на пляж. Все время на грани падения. Десять метров. Эрван бросился и припечатал его к земле. Оба покатились в пену прибоя. Он ухватил его за ворот и перевернул.
– Кто ты? – проревел он.
Никакого ответа. Он не видел лица, скрытого в тени. Волны подбирались к ним и лизали тела. Ветер нес запах серы.
– КТО ТЫ?
Эрван заносил кулак, когда взвилась новая ракета. Под вспышкой он узнал это лицо: где-то он его уже видел, но совершенно не мог вспомнить, где именно.
– Откуда ты?
– Меня зовут Фразье. Я с «Шарля де Голля»!
Один из тех, с кем он столкнулся на авианосце в коридорах, залитых красным светом.
– Почему ты за мной шпионишь?
От белого костра в небе по пляжу шла рябь. Эрван с такой силой вцепился в ворот моряка, что чуть того не придушил. Солдаты выскакивали сразу со всех сторон. Оставалось всего несколько секунд, чтобы вытянуть из него хоть слово.
– Говори, мать твою!
– В ночь пятницы… я кое-что видел…
– Где? На «Шарле де Голле»?
Новая ракета взорвалась.
– ГОВОРИ!
– Кое-кто вышел в море… На ETRACO…
– КТО?
Вспышка отразилась в зрачках парня. Эрван видел, как дрожат его губы. Позади него вода покраснела и стала похожа на кипящий металл.
– ОСТАВЬ ЕГО И ПОДНИМИ РУКИ!
– Кто вышел в море? КТО?
– ОСТАВЬ ЕГО, ИЛИ БУДЕМ СТРЕЛЯТЬ!
Полицейский поднял руки. Все пропало. На гребне дюны шеренга солдат держала его на мушке, выделяясь на фоне ослепленных серой сосен.
В этот момент Фразье выпрямился и схватил его за воротник.
– Ди Греко, – выдохнул он ему в ухо. – Ди Греко отправился на берег в ту ночь!
40
Бар назывался «В сторону Вама».[76]
Он начал свои поиски ближе к вечеру. Расспрашивал портье, барменов, угрожал хозяевам, вырывал обещания: если кто заметит этой ночью Гаэль, пусть немедленно ему позвонит. Потом продолжил с консьержами роскошных гостиниц, посетил клубы, где устраивали групповухи, и мрачные бары правобережья – но они еще не открылись.
Никто не видел его дочь. Ни у кого не было ни грана информации. Или никто не хотел ему говорить.
Может, ему уже не хватало ловкости или убедительности. Именно это он и твердил себе всякий раз успокоения ради, усаживаясь за руль «фольксвагена-гольф», который позаимствовал на штрафной стоянке в Баларе. Метод Куэ: убедить себя, что Гаэль где-то развлекается и просто хочет от него это скрыть.
Тот факт, что она исчезла, сам по себе тревожным не был, – в конце концов, она совершеннолетняя и устраивала ему еще и не такое. Беспокоило другое: что она ускользнула от его ищеек. Морван знал свою дочь: ее не смущало, что за ней следят, напротив, мысль, что отец будет в курсе ее выходок, должна была ей нравиться. Самым большим его страхом было то, что она могла ввязаться в дерьмо, которое не сумеет контролировать. Проституция могла завершиться удачным браком, но и местом на кладбище.
Благодаря парням из внутренней безопасности у него было достаточно отчетливое представление о ежедневном времяпрепровождении Гаэль. Профессионалкой она вовсе не была. Торговала собой в одиночку, нерегулярно и всегда во имя своей мечты. Все ее партнеры были в той или иной степени связаны с кино. Или с большими деньгами – что в принципе одно и то же.
Если до завтрашнего утра он ничего не найдет, то объявит большие маневры с привлечением тех средств, которые ему обеспечивал его статус. Но это все равно что кричать на всех перекрестках: «Моя дочь шлюха». Или же: «Я не хозяин в собственном доме». А уж если занимаешься безопасностью, начинать надо с себя.
Устроившись в баре, он поднял глаза и оглядел окружавшее его темное полупустое пространство – сама мысль, что можно засадить себя сюда на всю ночь, чтобы развлечься, казалась ему совершенно непостижимой. Он заплатил за свою воду и пошел к выходу.
Направляясь к машине, он перебрал в уме остальные заботы. Он соврал Эрвану: перстня у него больше нет. То ли он потерял его в прошлом месяце, то ли его украли. Зачем? Чтобы подкинуть на место преступления?
Эта история с «Кэрвереком» приобретала странный оборот. Сначала звонок от Ди Греко. Уже много лет он не видел адмирала, с его вытянутым угловатым черепом. Вообще-то, следовало послать подальше эту поганую жердь, но он решил поступить прямо противоположным образом и поручил дело собственному сыну. Подумал, что подвернулся прекрасный случай отослать Эрвана в момент самоубийства Маро. Неужели впервые в жизни инстинкт его подвел?
Теперь расследование приобретало личный характер. Удар был нанесен через старинного партнера, что вынудило его вмешаться, пусть и не впрямую, а уж когда на месте преступления обнаружился компрометирующий его самого предмет… Коварные замыслы?
Он и километра не проехал, как в голову пришли новые аргументы, питающие его паранойю. Сначала книга, которая грозила раскрыть его прошлое, потом смерть Нсеко – а это, что ни говори, изменит расклад в Катанге. А теперь еще история со скупкой акций «Колтано» или вообще непонятно с чем… Не говоря уж о послании, полученном Лоиком. Завтра же нужно еще раз наведаться к Люзеко: мужик с шиной на шее наверняка что-то разведал…