Он начал задаваться вопросом, а не связаны ли между собой все эти события? И не дирижирует ли ими человек или группа, решившая с ним покончить? Кто именно? У него столько врагов…
Размышления за рулем рефлекторно привели его в родную дыру: площадь Бово, МВД. Закончить ночь в кабинете, а с утра начать по новой? Нет. Он должен продолжить поиски, но сперва нужно поесть. Он направился к отелю «Бристоль» в нескольких сотнях метров от министерства.
Портье, готовый отогнать машину. Ключи. Стеклянный тамбур. Когда он проходил через холл, консьерж попытался спрятаться за своей стойкой. Морван вспомнил, что наехал на него несколькими часами раньше. Дружески помахал ему рукой: воинственное настроение его покинуло.
Он зашел в зал ресторана, где уборщицы уже орудовали пылесосами, проследовал на кухню. Кое-кто из поварят узнал его и поздоровался. Он уселся за столик в глубине – стойка из нержавейки, предназначенная исключительно для близких друзей шефа.
Ему подали клубный сэндвич с лососиной – любимое блюдо, – хотя он не произнес ни слова, и воду. Один вид бутылки напомнил об антидепрессантах. Он их принял сегодня вечером или нет? Депрессия и амнезия – и впрямь пора на покой…
Сейчас его мысли занимал развод Лоика. Он не мог допустить такой перспективы. Из личных, тайных соображений, но еще и потому, что мысль о распаде семьи была для него невыносима. В определенном смысле это единственное, что он построил, и успешно, если не считать единодушной ненависти, которую он из самозащиты внушал всем окружающим. Развод? И речи быть не может. Он еще не потерял надежды договориться с Ледяной Девой, но торг будет тяжелым.
Смакуя сэндвич, он погрузился в задумчивость, устремив глаза в пустоту, пока повара убирали свою утварь. Счастливые вечера, выбранные навскидку. Когда Эрван, интерн полицейской школы в Канн-Эклюз, находил время заехать на импровизированный ужин на авеню Мессины. Когда Лоик, еще подросток, ходил по дому, сияя своей сверхъестественной красотой и даже не отдавая себе отчета в собственной уникальности (на самом деле сын уже тогда был алкоголиком, а он, Морван-старший, оказался слепцом). Когда Гаэль, еще не скинувшая вес до патологического уровня, в махровой пижамке, сидела вместе с братьями у телевизора, получив разрешение лечь попозже.
Зубчатые колеса памяти заело, и они застопорились на этой картинке: Гаэль, укрытая от зла. Несколькими годами позже она превратилась в нечто неузнаваемое: чудовищно худая, похожая на гигантское насекомое из фильма ужасов.
Морван отодвинул тарелку. Гаэль всегда оставалась загадкой. И этой ночью он оказался не способен отыскать ее следы. Он подписал счет – в отеле ему был открыт кредит – и направился в туалет навести красоту. Час ночи. Он сунул лицо под струю и постарался разгладить пиджак и брюки – костюм был измят, как бумажный носовой платок после дрочки. В зеркале он подарил себе улыбку, как подают купюру бомжу.
Ладно, труба зовет.
41
Вот уже час Эрван пытался выжить.
Вместо вертолета ему удалось добыть «харрикейн» – судно из серии «Зодиаков», тоже черное, одиннадцати метров в длину, с брюхом из высокопрочного пластика и прорезиненным корпусом. Один из пресловутых ETRACO для морских коммандос. «Шестьсот лошадиных сил!» – гордо объявил Аршамбо, стоя за штурвалом. Ле Ган выступал в роли штурмана, сосредоточенно вглядываясь в загруженный на борт радар и GPS. Верни старательно ему подражал.
«Вам придется держаться, – предупредил Дылда, когда они отплывали, – прогноз не очень хороший!» Вот удивил… Крупная зыбь тут же подхватила их и затащила в темное морское нутро. Нутро забитое, вздувшееся, таящее в своем чреве яростную жизнь. Сила материнская и в то же время пагубная, злобная, разрушительная. Медея, готовая их пожрать…
Эрван расположился ближе к корме, в спасательном жилете, держась за поручни своего седлообразного сиденья и на три четверти развернувшись к волнам. Из соображений безопасности его к этому сиденью пристегнули. После драки в душевой и забега на плацу он совсем выдохся.
Прямо перед ним вцепился в штурвал Аршамбо. Браслет на его запястье, снабженный автоматическим выключателем, был подсоединен к командному пункту на берегу. Если он упадет в воду, мотор сразу заглохнет, что помешает «Зодиаку» самостоятельно добраться до Англии.
– Вам не лучше? – поинтересовался через плечо Ле Ган.
Здесь Омар казался благожелательней, чем на земле. Снисходительность победителя, без всяких сомнений. Эрван наклонился вперед, чтобы блевануть. Опять не получилось. За надувным бортом он ощутил смрадный запах моря, перенасыщенный солью. Он принял антигистаминный препарат от морской болезни – никакого результата, кроме неожиданного: ему говорили, что такого рода медикаменты могут действовать возбуждающе; он же чувствовал неодолимую сонливость, усиленную болеутоляющими, которые проглотил перед уходом.
И тем не менее он попытался проанализировать новые факты. Как только на базе все успокоилось, он принес официальные извинения за нарушение комендантского часа, который сам же и установил. Полковник Винк выказал полное понимание и разрешил продолжить допрос Патрика Фразье, «неожиданного свидетеля», который и послужил причиной ночного родео. Морскому офицеру добавить было нечего: он видел, как в ночь с пятницы на субботу, около двадцати одного часа, адмирал Ди Греко погрузился на ETRACO и направился к берегу. Старый человек поступил не так, как ему полагалось по статусу – да и по состоянию здоровья: ему следовало вызвать рулевого и подписать кучу бумаг. Он же улизнул втихаря, через отсек с выходом в море, где было полно свободных плавсредств. По словам Фразье, как моряк Ди Греко не имел себе равных и, несмотря на физическую немощь, вполне был способен добраться до берега в одиночку.
Почему парень не доложил раньше? Зачем ему понадобился этот ночной визит и нелепое бегство? Ответ был заключен в самом вопросе: после нескольких дней колебаний и раздумий Фразье решил заговорить, но хотел сделать это как можно незаметней. И даже при таком условии в последний момент сдрейфил – никому не дано безнаказанно выступать против Командора.
Особенно высокая волна вывела Эрвана из размышлений. Сердце опять подступило к горлу. Перед ним так и предстала картина, как он выблевывает его себе под ноги, а потом смотрит, как оно бьется, вроде задыхающейся рыбы. Чтобы отогнать видение, он поднял голову и увидел вокруг себя кошмарное зрелище. Под струями дождя черные волны вздымались теперь, как скалы, в ритме гигантского дыхания, готовые обрушиться и поглотить их.
Он снова опустил глаза, сжал зубы и сосредоточился на своих мыслях. Что за срочные дела были у Ди Греко на берегу в ту ночь? Связана ли его вылазка со смертью Виссы? Или с посвящением? Был ли адмирал заказчиком убийства? Или же, наоборот, хотел успокоить свое слишком разгорячившееся воинство? Когда он вернулся на авианосец? Накопилось немало вопросов, которые полицейский хотел задать его милости лично.
Этот поспешный отъезд казался не лучшей идеей. Во-первых, метеоусловия были, как принято выражаться, «неблагоприятными». К тому же вызвать адмирала на берег – и не в «Кэрверек», а в жандармерию, – а не схлестнуться с ним лишний раз на его территории было бы стратегически разумней. Эрван выбрал другую тактику: неожиданность. Они никого не предупредили о своем прибытии – и теперь оставалось надеяться, что их примут на борт.
Свирепая волна прервала размышления. Пенная вода заполнила ETRACO, словно таз. Верни одним движением высвободился и проверил аварийный слив – трубу у надувного борта, позволяющую в несколько секунд сбросить воду. Минутой позже он был снова пристегнут к своему седлообразному сиденью.
С виноватым удовлетворением Эрван констатировал, что его сподвижникам тоже приходится несладко. Напичканные таблетками от морской болезни, в мешающих двигаться флуоресцентных спасательных жилетах и очках для ныряния – категорическое требование Аршамбо, – они все сидели с зеленоватым лицом.
Новая волна. Эрвана охватила дремота. Его болтало, качало, окатывало водой, и он постоянно терял сознание, то ли из-за моря, то ли из-за бури. Пальцы, намертво вцепившиеся в поручень, больше ему не принадлежали.
Голос вернул его к реальности.
Невозможно было разобрать, кто именно кричит, но ему удалось различить имя: Верни. Он наконец оценил ситуацию: жандарм исчез. Покинув свое место, чтобы вычерпать воду, он упал за борт.
Пока Эрван пытался встать, Аршамбо уже менял курс, крича:
– Никому не отстегиваться!
Ле Ган склонился над экраном GPS, загораживая его двумя ладонями, чтобы лучше видеть. Эрван вспомнил, что спасательные жилеты оснащены маячками, – оставалось надеяться, что у Верни хватит присутствия духа, чтобы его включить. В нагрудник была также встроена мигалка.
Ле Ган склонился над экраном GPS, загораживая его двумя ладонями, чтобы лучше видеть. Эрван вспомнил, что спасательные жилеты оснащены маячками, – оставалось надеяться, что у Верни хватит присутствия духа, чтобы его включить. В нагрудник была также встроена мигалка.
Резко заложив штурвал, Аршамбо сумел развернуться. Каждый, протирая очки, старался что-то рассмотреть. Вдруг метрах в пятидесяти среди кипящих провалов мелькнул огонек мигалки. Кардиостимулятор, бьющийся в чудовищной грудной клетке. Аршамбо направил судно ближе и встал носом к ветру. Держась на поверхности, в пене, Верни барахтался в своем жилете, борясь с весом собственного тела, увлекающим его на дно.
Пока Эрван соображал, что же сейчас должно произойти, Ле Ган отстегнул пояс, снял спасательный жилет и всю одежду: под ней был гидрокостюм. В следующую секунду он уже нацепил маску, ласты и обвязал вокруг талии другой пояс. В это мгновение у Эрвана мелькнул вопрос: как он собирается вести расследование в этом мире, о котором совершенно ничего не знает?
Ле Ган нырнул, связанный с «Зодиаком» тросом – «концом» на морском языке. Голос Аршамбо стал различим. Но не слова, только голос. Горловой крик, повторяющий раз за разом одни и те же два слога, пока сам он, вцепившись в штурвал и рукоять мотора, практически лежа на животе, пытался удержать на месте ETRACO:
– Конец!
Эрван наконец понял. В свою очередь отстегнувшись, он пополз вдоль борта и добрался до форштевня. Сквозь дождь и водяную пыль он различил конец, хлещущий по палубе: он был намотан на барабан. Неловко передвигаясь, он встал позади устройства, уперся ногами в днище, ухватил рукоятки с обеих сторон и стал ждать сигнала капитана.
Аршамбо по-прежнему маневрировал, удерживая судно на поверхности, чтобы оно не наполнилось водой. Моторы ревели, надсаживались, свистели. Винт перелопачивал окружающую муть. Лейтенант поднял руку: Ле Ган подобрал Верни. Эрван повернул рукоятки, борясь с собственной болью.
Вскоре он их увидел: привязанные друг к другу, оба терпящих бедствие были всего в нескольких метрах, то появляясь, то исчезая по воле волн, играя в прятки между гребнями. Эрван начал крутить рукоятки быстрее.
Наконец они показались над бортом и вцепились в ремни для переноски – вопя что-то нечленораздельное. Несколько секунд замешательства, и Эрван осознал, что, продолжая наворачивать шланг на барабан, он тянул их и впечатывал в борт. Он отпустил рукоятки и устремился вперед.
Он тут же упал, поднялся, втащил Верни, который рухнул на палубу. Еще одно усилие, и Ле Ган тоже приземлился по эту сторону жизни. ETRACO выделывал чудовищные прыжки, волны грозили их поглотить. Однако все были живы и целы, так что на несколько секунд ощутили передышку. Они не шевелились, наслаждаясь победой, которой вздумалось выбрать их лагерь.
Потом грохот волн вернулся. А к Эрвану вернулся и здравый смысл. Верни кашлял, выворачивался наизнанку, бормотал молитвы и благодарности. Ле Ган, в гидрокостюме, пытался вылезти из сбруи, стоя ногами в тросе, который извивался, как гигантская катушка ниток.
Эрван принял решение. На четвереньках он пробрался к пульту управления, приподнялся до высоты штурвала и проорал Аршамбо:
– Возвращаемся!
– Что?
– ВОЗВРАЩАЕМСЯ!
Вместо ответа тот ткнул пальцем:
– Слишком поздно. Мы прибыли!
Полицейский обернулся и увидел черную стену. Между мятущимися тучами и вспученной поверхностью волн выделялась темная плоскость, без малейших проблесков света. Видение корабля среди морских валов было совершенно дантовским. Темнее окружавшего его мрака, мощнее бури, он казался бесстрастным, отделенным от любого волнения – неподвижным: это море ярилось, натыкаясь на его бока.
Эрван упал на спину, надувной борт спружинил, оттолкнув его с растопыренными руками, – боксер, спасенный гонгом. В это мгновение с неимоверным скрежетом в темноте разверзся портал, открыв платформу, окаймленную желтыми шевронами. Эрван подумал о чудовищных жабрах, пульсирующем разломе в брюхе морского монстра. Отверстие, которое возникло в обрамлении двух мощных цепей, было совершенно невероятным: в него мог въехать грузовик с цистерной и целые бронетанковые эскадроны. Льющийся из него свет был густо-алым.
Аршамбо дал газ. Ле Ган, с которого все еще текла вода, орал что-то в рацию. Верни по-прежнему цеплялся за поручни. Съежившись на сиденье, Эрван зачарованно смотрел, как раскаленный свет растекается по поверхности вод.
Платформа, казалось, опустилась прямо на волны, образовав металлический причал. «Зодиак» подошел еще ближе. Аршамбо маневрировал, ускоряя, замедляя, устремляясь вверх, вниз, преодолевая последние препятствия, дрейфуя назад, скользя, двигаясь зигзагом, пока не вполз на гребень. Крюки натянулись, захваты клацнули, концы упали в алую воду.
Зрелище было успокоительным – после смерти возвращалась жизнь. У Эрвана на глазах выступили слезы.
Этой ночью не охотники загарпунили кита, а кит проглотил корабль со смельчаками.
42
Когда они ступили на платформу, им было плевать на передовую команду, высланную допросить подозрительных субъектов. Промокшие, как губки, просоленные, как селедки, они являли собой жалкое зрелище. У Верни был вид утопленника. Ле Ган оставался в гидрокостюме, разбухшем от попавшей внутрь воды. У Аршамбо все еще дрожали руки после манипуляций со штурвалом. Эрван под капюшоном склонил голову в знак благодарности богу морей.
На этот раз их ждала не только группа техников, ответственных за маневры. Стрелки-коммандос оцепили причал, держа палец на гашетке. Мостик был перекинут прямо к металлической глотке, залитой красным светом. Все поспешили укрыться внутри.
– Что вы тут делаете? – рявкнул офицер морской полиции.
– У нас возникли вопросы к адмиралу Ди Греко, – тем же тоном ответил Верни.
В грохоте волн приходилось кричать, чтобы тебя услышали.
– У вас имеется судебное поручение или что-то вроде?
– Не требуется: мы назначены прокуратурой Бреста провести предварительное расследование смерти военнослужащего Виссы Савири. Мы имеем право на любые действия и опросы в целях установления истины.
Жандарм выпалил свою речь одним духом. Неплохо для выжившего. Правда, на военного это особого впечатления не произвело. Он достал из-под плаща рацию, повернулся спиной к ветру и заговорил, наклонившись, будто хотел прикурить сигарету.
– Надо подождать капитана корабля, – сказал он, возвращаясь к ним.
– Идем, – бросил Эрван, у которого начали сдавать нервы. – Он нас догонит.
Солдаты мгновенно заступили дорогу, взяв их на прицел. В ту же секунду Верни и Аршамбо выхватили свое оружие. Жестокость сцены усугублялась пламенеющими лампами.
– Всем успокоиться!
Взгляды обратились в сторону голоса, который перекрыл шум волн. Человек в темной парке вырисовывался на алом фоне. Невысокий, лет пятидесяти, без эскорта и знаков отличия: Эрван догадался, кто перед ним.
– Капитан корабля Мартен, – подтвердил тот. – Вы полагаете, что можете вот так являться на «Шарль де Голль»? Кем вы себя возомнили?
Эрван представился и пояснил сложившуюся ситуацию, приблизительно повторив речь Верни, но более сдержанно и обстоятельно. Офицер не ответил. Стрелки-коммандос сгруппировались вокруг него, не опуская оружия.
– Что вы хотите услышать от адмирала? – спросил он наконец.
В распахнутый портал ветер задувал с такой силой, что человеческие голоса казались случайным шумом в ночи. Однако Мартен не повысил тона. Хозяин места, хозяин бури.
– Тайна следствия, – сухо парировал Эрван. – Полагаю, адмирал достаточно большой мальчик, чтобы ответить на наши вопросы или послать нас подальше, если ему будет угодно.
Он перешел на дружеский тон, чтобы разбить лед, – попытка провалилась. Человек в парке хранил молчание, заложив руки за спину. Стрелки по-прежнему держали непрошеных гостей на мушке.
– Это связано с морским офицером Фразье?
Итак, новости их обогнали. Молодой моряк наверняка сбежал с авианосца, чтобы донести свое свидетельство. Но Эрван был уверен, что никто здесь не в курсе его содержания.
– Сожалею, но ничего не могу сказать. Мы должны увидеть адмирала.
– Сейчас три часа ночи.
– Если уж мы прибыли в такой час, то, значит, речь идет о…
– Состояние его здоровья не позволяет ему вас принять.
– Вот что я предлагаю: мы не будем проводить беседу этой ночью, но, по крайней мере, изложим просьбу. Побеспокоим его всего на несколько минут, чтобы предупредить, и пусть он сам выберет время для разговора. Если он сможет принять нас завтра утром, мы подождем на борту.
– А если он спит?
Эти прозаические детали выдавали истинное положение вещей: для всех Ди Греко был всего лишь больным стариком, агонизирующей легендой.
– Во время нашей первой встречи, – сблефовал Эрван, – адмирал говорил о своей бессоннице. Не думаю, что мы нарушим его покой. – Он улыбнулся. – Наверняка он наблюдает за бурей через персональный иллюминатор.