– Мне нужен полный набор. Договоришься с остальными?
– Уже сделано.
– Квартал перекрыт?
– Подняли всю полицию левобережья.
– Кто первым осматривал место?
– Местный полицейский, из отделения на бульваре л’Опиталь. Реми Амарсон.
– Где он?
– Передал нам эстафету, а сам пишет отчет у себя в отделении.
– Кто вместо него?
– Сегодня дежурит какая-то женщина. Она сейчас будет.
Эрван даже имени ее не спросил – не его дело. Только вполне недвусмысленно махнул рукой: Писарь в очередной раз разберется со всеми бумагами.
– Пойду к Гаэль.
Не добавив ни слова, он двинулся к корпусу. В мерцающем свете проблесковых маячков больничный городок казался запуганной деревней. Видна была колокольня, здание из тесаного камня, которое могло сойти за мэрию, домики с красной черепицей. За окнами маячили лица с блуждающими взглядами: все больные проснулись. Он подумал о детях. На них напали прямо в их убежище. Вопреки общепринятому мнению душевнобольные очень уязвимы. И в первую очередь – те, кто подвергся уличной агрессии.
Этой ночью куда более опасный безумец осквернил их территорию. Оборотень явился убить его сестру – что не вызывает сомнений – и уничтожил все препятствия на своем пути.
У входа в корпус жандармы указали Эрвану дорогу. Гаэль поместили на четвертом этаже. Лестница. По всему зданию раздавались приглушенные голоса. Сумасшедшие перешептывались. Санитары несли службу. На их лицах читался страх и растерянность. Один из их коллег погиб, убитый безумием, какого не водилось в этом заведении. Куда уж дальше. Сент-Анн еще долго будет вспоминать об этой бессонной ночи.
На четвертом этаже новый пропускной пункт. Ему дали сопровождающего. Весь верхний свет был включен, и белесые стены сверкали, как зеркала. Повсюду чувствовалась агрессивная, нездоровая подавленность. Эрван еще не думал о Жаке Сержанте. Ему придется ответить и за это: он поставил молодого полицейского у дверей сестры, не имея ни малейшего законного основания. Опираясь на проведенный Перно анализ волос и ногтей, найденных в теле, подделав время получения результатов, он всегда мог заявить, что Гаэль нуждалась в защите. В любом случае смерть двадцатисемилетнего парня на нем. Он подумал о похоронах, о родителях, о посмертном награждении…
Он постучал в триста двадцать вторую палату, не дождался ответа, открыл дверь и обнаружил младшую сестру, которая курила, сидя на матрасе без простыни и одеяла. Он заметил, что на ногах у нее балетки, которые еще больше подчеркивали ее хрупкость. Ему захотелось прижать Гаэль к себе, но среди Морванов такое не водилось. Если даже после попытки самоубийства и смертоносного нападения он не способен выразить нежность, которую испытывал к своей обожаемой сестренке, какое еще событие могло вызвать проявление чувств в этом проклятом клане?
Эрван подошел, по-прежнему напряженный, и довольствовался простым: «Все нормально?» – сказанным тем же тоном, каким он приказал бы: «Ваши документы!»
Гаэль подняла глаза: она горько плакала.
– Обними меня, – прошептала она.
Эрван встал на колени и нежно обнял ее – фарфор столь растрескавшийся, что мог рассыпаться при малейшем прикосновении. Он не смог бы сказать, сколько секунд они так провели. Зато ощущал твердую уверенность в том, что их кожа, хотя бы на сей раз, не была броней.
После долгой паузы он поднялся и встал напротив окна, снова жесткий, как полицейская дубинка. Возвращение несгибаемого копа. Или так, или слезы до рассвета.
– Как это случилось?
– Не знаю… – пробормотала Гаэль, прикуривая сигарету от предыдущей.
Она бросила окурок и раздавила его пяткой. Линолеум уже весь был ими усыпан. Наконец она рассказала свою историю: нечто вроде кошмара наяву, где убийца в латексном комбинезоне устроил настоящую резню. Он поверить не мог в такую синхронность – он, который в это же время наблюдал за балом вампиров на вилле «Бель-Эр».
Безжизненным голосом Гаэль добавила еще одно сюрреалистическое уточнение:
– Такие комбинезоны называют «зентай». На капюшоне нет никаких видимых отверстий. Сетчатая ткань позволяет видеть и дышать, но и то и другое затруднено.
У него перед глазами снова встали люди-органы у Лартига. Ворарефилия. Он вспомнил и фотографии на стенах мастерской, несколькими часами раньше. На одной из них он видел лицо, полностью обтянутое кожей. Все связано.
– Ты носила такие штуки?
– Хватит. Чтобы знать это, достаточно хоть иногда вылезать из дому.
Она закончила рассказ, описав свое гротескное бегство на лифте для тарелок. Эрвану не удавалось сосредоточиться. Ему казалось, что сцена разворачивается задом наперед. Сестра не извергала дым, а проглатывала. Ее слова не слетали с губ, а клубком вились обратно в горло.
Он провел рукой по векам и отогнал видение. В заключение Гаэль хмыкнула между двумя затяжками. Как в вокзальной курилке. Эрван не был уверен, что она понимала, как же ей повезло. Настоящее чудо. Второй раз за двадцать четыре часа.
– Он кто, этот тип? – спросила она, внезапно становясь серьезной.
– Еще слишком рано, чтобы…
– Он именно за мной охотится?
Он заколебался, прежде чем сказать правду:
– Думаю, это тот самый убийца, о котором говорят в прессе.
– Убийца с гвоздями?
– Именно.
– Он как-то связан с тем, кого папа арестовал в Африке?
– Он и есть.
– Так он не умер?
– Умер, но тот, кто действует сегодня, делает это абсолютно тем же способом. Нечто вроде… реинкарнации. Мне поручено расследование.
– У тебя есть след?
– Одно дерьмо. Дело как сквозь пальцы протекает.
– А почему он срывает зло на мне?
– Он хочет отомстить папе.
– Из-за первого убийцы?
– Что-то вроде, да.
– А папа что говорит?
– Он думает, что этот парень – только часть более широко задуманной мести. Бич Божий… Ты ж его знаешь.
Она улыбнулась, рассматривая раскаленный кончик своей сигареты:
– Значит, он заплатит за свои грехи?
Он поцеловал ее в щеку – щека пылала.
– Заплатит или нет, мне по барабану. Но я не хочу, чтобы страдали невинные, вроде тебя.
– Я никогда не была невинной.
Он опять поцеловал ее, как если бы вновь открыл для себя позабытое удовольствие и теперь не мог от него отказаться.
– Я вернусь завтра утром.
– Мне хочется слинять отсюда.
– Посмотрим, что можно сделать. А пока постарайся поспать.
Когда он шел по коридору, завибрировал мобильник.
– Я только что говорил с Амарсоном, тем офицером с бульвара л’Опиталь, – доложил Крипо. – Они задержали какого-то мутного парня, который вполне может оказаться нашим клиентом. Невероятная случайность: они возвращались из Сент-Анн и наткнулись на него на бульваре Огюст-Бланки.
– Почему они думают, что он наш парень?
– На нем латексный комбинезон, пирсинг повсюду и…
– Буду внизу через десять секунд. Возьмем твою машину.
114
– Позвольте представить вам доктора Эрве Балага́, – начал капитан Амарсон.
Прежде чем устроить встречу с подозреваемым, Амарсон, обычный коп в куртке-бомбере, решил принять коллег у себя в кабинете, где их также ожидал некий нескладный панк лет пятидесяти в квадратных очках и потертой косухе.
– Учитывая… некоторые особенности задержанного, я срочно вызвал нашего специалиста по боди-арту.
Эрван и Крипо переглянулись: ночь еще не исчерпала приятных сюрпризов.
– Я уже работал с ним по одному делу и имел возможность оценить его познания в данной области, – продолжил офицер. – Он встретился с субъектом и…
– До нас?
– Он не говорил с ним. Простой… медицинский осмотр. – Он повернулся к панку. – Вам слово, доктор.
Балага держал в руке исчерканный листок. Он поправил очки и заговорил тягучим голосом престарелого рок-критика:
– Рост – метр восемьдесят семь. Вес – около ста кило. На мой взгляд, чистая классика.
– Классика чего?
Балага умолк и испепелил Эрвана взглядом: прерывать воспрещено.
– Боди-арт. Бодихакинг. Трансгуманизм. Фетиш-садомазо-арт. В данном случае имеет место желание как декорировать свое тело, так и видоизменить его. Я насчитал на нем тридцать семь пирсингов различных размеров и форм, в частности серию гвоздей, расположенных вертикально посредине лба, и металлический гребень на спине.
– Погодите, – снова оборвал его Эрван. – Вы видели его без одежды?
– Мы его задержали, – ответил Амарсон. – Данные сведения получены во время досмотра.
Все это было совершенно незаконно. Полицейский ждал, пока не подъедет его «эксперт», чтобы приступить к личному досмотру. Почему?
– У задержанного имеются подкожные импланты, формирующие необычный рельеф висков, – повторил Балага. – Я также насчитал около сорока надрезов и рисунки, нанесенные раскаленным железом, согласно технике «клеймение». Он носит белую и красную линзы, его зубы из сплава заточены, как острия. Мочки ушей деформированы титановыми цилиндрами: «плагами». Самым странным представляется раздвоенный язык. Это по-английски называется «tongue splitting», расщепленный язык. Украшение, которое высоко ценится бодимодерами. Не удивлюсь, если у него также имеется разрез вдоль члена, но подозреваемый отказался раздеваться полностью.
Задержанный, казалось, явился прямиком с вечеринки Лартига. Может, и правда тот, кто вторгся в Сент-Анн? Гаэль видела только атлета, затянутого в комбинезон-зентай.
– Татуировки?
– Нет. По вполне понятной причине.
– Какой?
– Он черный. Очень черный.
Эрван укоризненно глянул на Амарсона – никто не удосужился сообщить ему этот важнейший факт.
– Какой национальности? – спросил он у капитана.
– Нигериец.
– Вы провели алкотест? Взяли кровь?
– Только алкотест. Как стеклышко. Ничего больше мы сделать не могли: он сослался на Хабеас корпус.[130]
– Так он задержан или нет?
– Все несколько сложнее.
Полицейский выложил на стол паспорт красного цвета с надписью выгравированными золотыми буквами «Diplomatic Passport»:
– Он культурный атташе посольства Нигерии в Париже. Жозеф Ирисуанга, сорока восьми лет, проживает на авеню Раймон-Пуанкаре, в Шестнадцатом округе. Холост, во всяком случае во Франции. Мы все проверили. Нам нечего ему предъявить. В сущности, это мы преступили закон. Адвокат прибудет с минуты на минуту: он немедленно его освободит.
– А снять иммунитет?
– На каком основании?
– У нас целый набор указывающих на него улик и…
– У нас нет абсолютно ничего, и вы это знаете. Единственное, что мы можем, – это допросить его еще раз, пока не явится законник. Вот и займитесь им: в конце концов, речь о вашей сестре. Желаю успеха: он рта не раскрыл с момента задержания.
Эрван поднялся:
– Мне не хватает информации: почему вы его задержали?
– Когда он ковылял по бульвару в своем дерматиновом комбинезоне, вид у него был совершенно обдолбанный.
– Мне говорили о латексе.
– Я это и имел в виду.
– Вы постарались разузнать побольше?
– Не так-то это просто посреди ночи, но мы разбудили сотрудника по связям между Нигерией и Парижем. Нам показалось, он пришел в ужас: Ирисуанга там какая-то важная шишка.
– Он действительно работает в посольстве?
– Главное, он владелец художественной галереи на улице Сены.
Еще одно совпадение. Не исключено, что Ирисуанга продавал минконди из Нижнего Конго Лартигу и Редлиху.
– Другой примечательный факт, – продолжил Амарсон, определенно осведомленный куда лучше, чем можно было судить по его виду, – в своей стране он звезда. Бывший олимпийский атлет.
– В каком виде спорта?
– В беге. Я не очень понял, на какую дистанцию. Завоевал золото или серебро на Олимпийских играх в Лос-Анджелесе в восемьдесят четвертом. Ему тогда было двадцать лет.
Атлет, который так быстро бежал по трапу контейнеровоза в Марселе. Галерея, которая, может быть, продавала статуи майомбе. Фетишизм и комбинезон-зентай. Нахождение поблизости от больницы Сент-Анн через несколько минут после нападения на Гаэль…
Эрван обратился к доктору-панку:
– Вы разбираетесь в собраниях фетишистов?
– Это относится к области моей компетенции.
– Слышали о «беспределах»?
– В тех кругах это высший класс. Под этой вывеской собираются самые отвязные и…
– Вы в курсе, что такой «беспредел» имел место сегодня ночью?
Доктор и капитан переглянулись.
– Он проходил у их гуру Иво Лартига, недалеко от Венсенских ворот.
– В таком случае Ирисуанга там, скорее всего, был, – заметил Амарсон. – Когда его задержали, он направлялся в сторону площади Италии.
Эрван не сводил глаз с Балага:
– Лартиг: вам знакомо это имя?
– Да. Скульптор. И еще «гуру», как вы говорите. Очень известен среди тех, кто занимается модификацией тела.
– Себастьен Редлих?
– Никогда о таком не слышал.
– Пора идти, – вздохнул Амарсон. – Когда появится его адвокат…
– Я проведу допрос сам, – предупредил Эрван. – И чтобы никто не совался в комнату, пока я не закончу.
115
Жозеф Ирисуанга не походил ни на что известное на планете Земля. Два рога выступали у него под кожей чуть ниже висков, а полоса заклепок спускалась из центра лба к основанию носа. Ни намека на брови. Глаза с красными радужными оболочками. Уши с мочками, в которые вставлены расширяющие их цилиндры. Все, вместе взятое, могло создать искусственный, отвратительный или смешной эффект. Но Ирисуанга, казалось, только выявил свою истинную природу – мутанта из плоти и железа.
Эрван уселся напротив и постарался выглядеть самым естественным образом.
– Это зентай? – спросил он для плавного начала разговора.
Никакого ответа.
– Вам он не мешает дышать?
Никакого ответа.
Эрван задумался, понимает ли тот по-французски. В сущности, у подозреваемого нет никаких причин говорить. Ему достаточно дождаться адвоката и спокойно удалиться, руки в карманах – если только в его комбинезоне они предусмотрены.
Ирисуанга взял стаканчик кофе – знак внимания принимавшей его стороны – и приподнял его, будто чокаясь с Эрваном. Под латексом угадывались заточенные, как острия, ногти. Нигериец был просто идеальным кандидатом на роль зверя из Сент-Анн.
– Я знаю, кто вы, – наконец произнес он.
Очевидное приглашение к диалогу.
– Мы знакомы?
– Это я вас знаю. Вы сегодня были на вечеринке.
– Вы тоже там были?
– А что, похоже, будто я возвращаюсь из Оперы?
При подобной внешности Эрван был не готов столкнуться с такой непринужденностью и юмором. У Жозефа Ирисуанги оказался приятный глубокий голос. Он говорил на великолепном французском, почти без акцента: каждый слог, казалось, был подбит бархатом.
Эрван почувствовал, что намечается алиби:
– Этой ночью там было много костюмов.
– Вы ведь знаете, что каждый из них соответствует определенному кругу?
– Да, мне объяснили. Мои собственные друзья: Лартиг и Редлих.
– Главы церемонии…
– Вы их знаете?
– Братья по крови.
– В переносном смысле?
– Нет.
Эрван предпочел вернуться к старому доброму полицейскому тону:
– Лартиг и Редлих смогут засвидетельствовать ваше присутствие на вилле дю Бель-Эр между двадцатью двумя часами и часом ночи?
– И не только они, еще человек тридцать подтвердят.
– В момент вашего задержания вы шли в противоположном направлении. Куда вы направлялись?
Нигериец улыбнулся – Эрван начал привыкать к виду мутанта.
– Не знаю, в чем вы меня на самом деле обвиняете, но, если ваши подозрения основаны исключительно на направлении моего движения, плохо ваше дело.
– Отвечайте.
– Я ушел с вечеринки в час ночи, – устало выдохнул тот. – Взял такси на бульваре Суль. Он высадил меня на углу улицы де ля Глясьер.
– Это ничего не говорит мне о том, куда вы ехали: судя по вашим документам, вы живете в Шестнадцатом округе.
– Придется довольствоваться тем ответом, что я дал. Не собираюсь никого вмешивать в эту историю.
– Такси какой компании?
– Представления не имею. Поищите: о таком клиенте, как я, вообще-то, должны вспомнить.
– Где вы были в ночь пятницы?
– В Лагосе, в Нигерии.
– Когда вы приехали в Париж?
– В субботу, в семь часов вечера.
– Свидетели могут подтвердить эти факты?
– Моя семья. Несколько министров. Свяжитесь с авиакомпанией. Мне кажется, мы оба теряем время, и вы и я.
Эрван сделал вид, что не слышал:
– Вы владелец художественной галереи.
– Скорее акционер и управляющий.
– Вы специализируетесь на африканском искусстве?
Тот опять засмеялся, показывая убийственные клыки. Его алые глаза обладали точностью лазерного прицела.
– Негритос может привозить только статуэтки с родины, так?
– Я думал…
– Галерея «Оникс» выставляет нескольких наиболее престижных на данный момент художников и фотографов. И они не африканцы.
Бодимодер выскальзывал у него из рук, как обмылок. Несмотря на внешний вид, несмотря на связи с Редлихом и Лартигом, несмотря на близость к месту преступления, не было никакой возможности ни обвинить его, ни удерживать.
– Какой религиозной практики вы придерживаетесь?
– Я принадлежу к церкви пятидесятников Лагоса.
– Вы не анимист?
– Еще одно расхожее клише. Вы ищете колдуна или что?
– Будьте так добры…
Ирисуанга терял терпение:
– В Африке все анимисты. Какой культ ни возьми, все те же джунгли. Вместе с духами.
– А культ йомбе вам знаком?
– Это в Конго, верно?
Внезапно он сменил тон и насмешливо протянул на африканский манер:
– Хозяин, эта пррравда далеко от моего дома.
Ирисуанга был неприкасаем и прекрасно это знал.
– Где вы учились?
– Прошел курс в Оксфорде.
– Какие дисциплины?
– Английская литература и история искусств.
– Не медицина?
– Нет.
– Хирургией никогда не баловались? Никогда не кромсали своих подружек-фетишей?
Эрван встал с недобрым видом. Вот он, решительный бой. Нет сомнений: больше ему допрашивать нигерийца не придется. Ирисуанга спокойно смотрел на него снизу вверх. Он положил обе ладони на стол: два подкожных кольца образовали на их поверхности тревожный узор, как будто по ним проходили круговые вены.