Одна мысль не давала ему покоя с момента, когда он проснулся, но говорить о ней еще рано – слишком уж туманно: клуб убийц. Люди, которые вступали в игру по очереди, используя один и тот же способ действий, вдохновленные одним и тем же кумиром – Человеком-гвоздем. Метод был чистой классикой: каждый убийца служил доказательством невиновности своих сотоварищей, нанося удар в тот момент, когда те находятся вне подозрений. Для такого сценария у него не было никаких оснований, кроме одного факта: каждому подозреваемому не хватало одного алиби. Лартиг мог убить Анн Симони, Редлих – Людовика Перно, а Ирисуанга мог действовать в Сент-Анн. Раз уж на то пошло, к ним можно добавить и Ди Греко в качестве убийцы Виссы – Эрван не исключал, что изначально клуб был квартетом.
С исторической точки зрения не известен ни один случай, когда серийный убийца оказался бы серией убийц, и Эрван мог сослаться только на один источник, да и то более чем зыбкий: старый фильм Анри-Жоржа Клузо «Убийца живет в доме 21», где трио убийц обеспечивает друг другу алиби. Между прочим, и возражений могло быть немало: познания убийцы в хирургии, его опыт моряка. Ни Лартиг, ни Редлих, ни Ди Греко, ни Ирисуанга не соответствовали профилю. Не говоря уже о физической неполноценности первых двух и болезни третьего…
Поэтому он предпочел промолчать и предоставить слово своим людям. Но лишь для того, чтобы услышать в очередной раз тот же припев. Ноль результата в больнице Сент-Анн: ни следа, ни свидетеля. Никаких признаков взлома в корпусе Брока. На видеозаписи никого из посторонних. Смахивает на колдовство.
Зато Сардинке с Крипо удалось нарыть интересный факт: один корпел над Перно, другой над Редлихом. Сверив результаты, они заметили неожиданную связь между двумя подозреваемыми.
– Перно числится как владелец нескольких видов огнестрельного оружия, – пояснил Фавини. – Он записан в клуб «Галени» в департаменте Ивелин, куда Редлих каждые выходные ездит тренироваться.
Эрван вспомнил, что старый брюзга встретил их с ружьем.
– Редлих большой поклонник спортивной стрельбы на скорость, – подтвердил Крипо, – у него минимум пять единиц оружия. По словам коллег из Центра научных исследований, репутация у него хуже некуда. В молодости, в Африке, он был скор на расправу. Ему даже запрещен въезд в оба Конго.
– Мы сопоставили их дни и часы посещений клуба, – продолжил Фавини. – Все занесли в компьютер. Эти две птички пересекались на протяжении нескольких лет. По-моему, они просто стреляли вместе.
Значит, Редлих мог подобраться к Перно, не вызвав у того никаких опасений (может, по этой причине он и учинил в квартире обыск, стараясь уничтожить все следы их знакомства). Кстати, точно известно, что Лартиг знал Анн Симони, – очень вероятно, что, как ментор, он имел на нее влияние. Достаточно сильное, чтобы убедить девушку присоединиться к нему на «Зодиаке» в среду вечером? Оставался Ирисуанга, задержанный недалеко от Сент-Анн, и поездка Ди Греко в ланды…
Картина начинала вырисовываться, но оставалась главная трудность: трое подозреваемых не имели физической возможности совершить сами действия.
Именно к этой теме и перешел Крипо:
– Я получил медицинские карты скульптора и этнолога – через страховки. Ни следа лечения от рассеянного склероза у Лартига, ни тени воспаления у Редлиха. Я распечатал список всех медицинских услуг, которые они задекларировали за последние двадцать лет: Лартиг вроде вообще не болел, Редлих лечил свои застарелые африканские лихорадки, и все. Или их инвалидность притворная, или они лечились втихую и никаких выплат не получали ни от соцстрахования, ни от взаимного страхования, чего быть не может.
Эрван был согласен: во Франции ни один больной не забудет получить денежки. Если только художник и антрополог не доверили свое здоровье нганга… Или не выдумали свои недуги. Чтобы отвести от себя подозрения? Он в это не верил: оба были слишком хитры.
– Продолжай копать в данном направлении, – сказал он Крипо. – И постарайся выяснить, действительно ли они больны и какие лекарства принимают.
– Тряханем их?
– Нет, никаких официальных обысков. Поступим хитро.
Эльзасец скривился: это означало, что придется рыться в помойках скульптора и этнолога, а то и пошарить у них дома.
– Ты уверен, что у нас есть время?
– А что, есть еще чем заняться?
– Может, поставить их на прослушку? – предложил Фавини.
– Слишком сложно. И если за ними что-то водится, они не будут обсуждать это по телефону.
– Установить наблюдение? Взломать компьютеры?
– Ни слежки, ни хакерства. Как можно незаметнее пристроим им на хвост кого-нибудь. Они сейчас настороже и очень умны. Кто занимался Ирисуангой?
Тонфа открыл папку: страницы распечаток из Интернета, презентации недавних выставок нигерийца, примеры всего самого мрачного или гротескного, что может предложить современное искусство.
– С «Ониксом» все чисто. Судя по статьям в прессе, одна из модных галерей. Я жду подтверждения его алиби, но авиакомпания подтвердила дни и часы полетов в Лагос.
Сардинка поднял руку:
– Еще одно: ты меня просил найти отчеты о процессе Тьерри Фарабо, досье имелось, но исчезло.
– Как это?
– Объяснений нет. Ребята из архива утверждают, что у них частенько пропадают целые подшивки.
Эрван подумал об отце. Когда-то его прозвали Чистильщиком. Может, он и в своих делах провел уборку?
– А что в Конго?
– Я связался с Судом высшей инстанции в Лубумбаши. Меня заверили, что у них сохранились все отчеты и их вышлют нам «в кратчайшие сроки».
– И ты им поверил?
– Ни на секунду.
– А в Бельгии?
– Наш офицер по взаимодействию обещал поискать.
– Он тебе показался надежным?
– Чуть более, чем конголезцы.
9:00, а все, что предстояло Эрвану, – это неизбежные нагоняи, хилые оправдания и дыры, которые невозможно заполнить. В его распоряжении оставались только гипотезы, фантазмы и полная пустота в графе «прямые и согласующиеся доказательства».
– А тела из Сент-Анн?
– Вскрытие идет, но…
– Левантен?
– Никаких новостей.
– Продолжаем, – заключил он, вставая. – Совещание в полдень.
Полицейские переглянулись: а что продолжать-то? Он попрощался с ними коротким кивком и вернулся к себе в кабинет.
Эрван плохо себя чувствовал. Тошнота, голод, головокружение… И в то же время не мог проглотить и куска. Открыл маленький холодильник, достал бутылку «Кока-колы Зеро» и углубился в медицинские карты Лартига и Редлиха. Чтение почти столь же увлекательное, как справочник лекарственных средств «Видаль».
В дверь постучали. На пороге возник Левантен со своими повадками веселого пахаря и в ореоле света, достойного «Анжелюса»[131] Милле.
– Ты в курсе, что поговорить можно и по телефону? – раздраженно заметил Эрван. – Тебе не обязательно каждый раз тащиться сюда.
Координатор хлопнул на стол папку с анализами:
– ДНК посторонней крови на теле Анн Симони принадлежит Тьерри Фарабо.
119
Одно из двух: либо Фарабо жив, либо – что более вероятно – у него взяли кровь еще до его кончины и сохранили до сегодняшнего дня. Эрван не специалист в данной области, но наверняка существует способ заморозить гемоглобин так, чтобы его состав не изменился.
Эта мысль вернула его к гипотезе о фанатике, который был близок к Фарабо в Шарко. Врач? Санитар? Ласей, глава института, отмел такую возможность, но что он мог знать? Или же, напротив, старался скрыть важный факт?
Другой сценарий: один или несколько почитателей Человека-гвоздя подкупили охранника психлечебницы или служащего похоронного бюро, чтобы взять кровь убийцы до его кремации. Почему бы не Лартиг или кто-то другой из подозреваемых? В его клубе убийц вполне могло возникнуть желание сохранить подобный сувенир от их кумира. А если мыслить шире, поклонники с виллы «Бель-Эр» могли довести свой культ и до такого. «Берите и пейте из нее все: ибо сие есть чаша с кровью моей…»
Левантен отнесся к этой гипотезе сдержанно. По его мнению, кровь никогда не замораживают целиком: сначала ее фракционируют на кровяные тельца, плазму и другие стабильные элементы… Что никак не соответствовало обнаруженному образцу. Кстати, опять-таки по словам аналитика, кровяные тельца для сохранения смешиваются с криопротектором, следы которого были бы обнаружены. Если только кровь не очистили от этого агента, но подобные манипуляции требуют наличия настоящей лаборатории. Итак, для Левантена Фарабо все еще жив. Эрван в это не верил, и мысль об убийце, способном на сложные операции, не казалась ему совершенно недопустимой. В конце концов, уже известно, что преступник обладает медицинскими познаниями.
В любом случае ему необходимо как можно быстрее разобраться с источником проблемы.
– Крипо? – сказал он в трубку. – Хорошая новость: мы возвращаемся в Бретань.
– Что? Но…
– Мне нужен мой любимый Писарь. Я твердо рассчитываю вырвать обстоятельные признания.
– У кого?
– Потом объясню. Подыщи нам ближайший рейс на Брест.
– Эрван…
– Никаких пререканий!
– Я не пререкаюсь: я хотел сказать, что мне только что звонил Мишель Клемант, судмедэксперт.
– Почему он не связался со мной?
– Говорит, ты никогда не подходишь.
– Чего он хотел?
– Мне он объяснить не пожелал.
Эрван сохранил его номер. И тут же позвонил:
– Доктор? Майор Морван, из Угро.
Тот поздоровался вполне дружелюбно. По его тону Эрван догадался, что врач вернулся к обычному ритму и достоинству сельского медэксперта. Времена трупов, разделанных на составные части, канули в прошлое.
Но возможно, не совсем.
– Я хотел сообщить вам об одной детали… совершенно удивительной.
– Слушаю вас.
– Я сейчас привожу в порядок все документы по делу в «Кэрвереке». Мы же должны вам все отослать, если я правильно понял.
– И что?
– Среди них я обнаружил краткую выжимку из медицинской карты Жан-Патрика Ди Греко. Мне прислали ее в момент вскрытия и…
– Он не страдал синдромом Марфана?
– Конечно же страдал. А почему вы спрашиваете?
– Просто так. Продолжайте.
– Есть существенное различие между этой медицинской картой и данными, полученными мною в процессе вскрытия. У него изменилась группа крови. По тем документам, что я получил, первая положительная. А по моим анализам у него была нулевая отрицательная.
– А разве можно поменять группу крови?
– В одном-единственном случае.
– В каком?
– Это довольно сложно объяснить по телефону, я…
– Сможете объяснить мне лично: я буду в «Cavale Blanche» приблизительно через четырнадцать часов. Ждите меня в Институте медэкспертизы.
– Вы из-за этого вернетесь? Может, это не так уж важно, я мог бы…
– До скорой встречи.
Эрван повесил трубку и заметил, что пот стекает с него крупными каплями. Он привык к таким внезапным ускорениям в ходе расследования. После многих дней на мертвой точке факты вдруг начинали размножаться, как раковые клетки.
Он взглянул на часы: уже десять. Нет времени заехать домой. Проверил, что у него имеется в кабинете из личных вещей. Туалетный несессер, запасная рубашка, зарядки. Набор бедного замотавшегося копа.
В дверь постучали.
– Войдите.
В кабинет проскользнула Одри, все с той же черной банданой на лбу.
– В чем дело?
– Я хотела с тобой кое о чем поговорить в связи с Перно. Нам удалось определить один номер.
Эрван бросил дорожную сумку и подошел к ней. Кто говорит «Перно», говорит «тайные делишки». А кто говорит «тайные делишки»…
– Он использовал особый мобильник, чтобы звонить по одному и тому же номеру.
Эрван спрятал руки в карманы: он уже понял.
– Номер моего отца?
Одри заколебалась. Он впервые видел, чтобы она утратила свою обычную самоуверенность.
– Нет, твоей матери.
120
Самолет «Париж – Брест» взлетал в тринадцать сорок: Эрван едва успевал заехать к Мэгги. Вперед, Крипо. Вызовом к Фитусси придется пренебречь. Он ограничился тем, что послал СМС с извинениями: «Срочное дело».
По дороге (за рулем был Крипо) его взбаламученный мозг выдвигал предположения одно абсурднее другого. Из самых бредовых: Людовик Перно был любовником Мэгги. Или еще одно, тоже неслабое: она сообщница отца в организации контрактов и прочих тайных мероприятий на службе государству. Было над чем посмеяться, но ему бы потребовался домкрат, чтобы разжать челюсти.
Не так уж просто составить объективный портрет его матери. Эрван всегда думал о ней со сдержанным ожесточением. Конечно, он любил ее, но скорее потому, что так полагается. Если он действительно думал о ней, то чувствовал, как в нем поднимается раздражающая смесь сочувствия и горечи.
Почему она оставалась с этим безумным садистом?
Она переносила свои обстоятельства с мистической гордостью. Это было ее мученичество, ее крестовый поход, и она терпела все ради детей, а еще ради буржуазного миропорядка. Она, прежде бывшая веселой разбитной хипповкой и всю свою молодость плевавшая на любые ценности, теперь почитала их со скрупулезностью монахини-бенедиктинки.
Много раз она уходила от мужа. Просила развода. Клялась, что близко к нему не подойдет. Нескольких обещаний хватало, чтобы вернуть ее в лоно семьи. Их судьба напоминала греческие трагедии, где героям, что бы они ни делали, никогда не избежать пророчеств оракула.
Авеню Мессины, воскресенье, 11:10. Тишина прекрасных кварталов. Солнце, пробивающееся сквозь трепещущие кроны. Покой парка Монсо, нисходящий сюда, как река, и струящийся до самых портиков.
– Подожди меня здесь, – бросил он Крипо, – я быстро.
Он решил обойтись без лифта. Ступенька за ступенькой, вспыхнуло воспоминание: мать в больнице после загадочного несчастного случая; ему девять лет, он сидит в приемной и читает купленный ему отцом журнал по боевым искусствам. Слышит, как Старик объясняет врачу, что жена оступилась на лестнице. Различает ответы лекаря: несмотря на множественные переломы, руку удалось спасти.
Эрван сосредотачивается на чтении, удивленный тем, что никому не приходит в голову другая версия – та, которая совпадает с ударами и криками, которые он слышал, а потом воплем матери, когда этот скот сбросил ее в лестничный проем. Строчки пляшут у него перед глазами. Руки вцепились в страницы – по иронии судьбы это специальный номер, посвященный звездам «кино с кун-фу»: Брюсу Ли, Джеки Чану, Джету Ли… Ему хочется убежать. Или убить всех. Но он так и не шевельнулся. Пусть смутно, но он подумал тогда: если сегодня ничего не произойдет – если отец не отправится за решетку, а мать вернется домой, – значит бой проигран навсегда.
Через неделю Мэгги опять была дома, с загипсованной рукой.
Он позвонил в дверь и вытер ладони о пиджак: они были мокрыми от пота. Через минуту мать открыла, как всегда в фартуке из вторичного материала, – она вечно отказывалась брать кого-то себе в услужение. Еще одна великая идея, которая для нее обернулась жизнью прислуги.
– Эрван? – удивленно протянула она. – Что-то случилось?
– Все хорошо. Можно зайти? Я ненадолго.
Она отступила, пропуская его в дом. Красота по-прежнему витала над ее лицом, как потрепанное привидение. Где-то бормотало радио. Гостиная выглядела полигоном серьезных маневров: ковры свернуты, диванные подушки сдвинуты, стулья составлены друг на друга… В последние два дня ее дочь выбросилась из окна и едва ускользнула от убийцы, но, видимо, ничто не могло изменить мандалу хозяйственных забот.
– Меня это отвлекает, – оправдываясь, сказала она. – И если уж нашего обеда не будет, я устроила генеральную уборку. Хочешь что-нибудь выпить?
– Спасибо. Я всего на несколько минут. На самолет опаздываю.
У него не было времени подыскивать формулировки или перифразы:
– В рамках расследования я натолкнулся на твой номер телефона.
– Как это?
– Одна из жертв трижды звонила тебе накануне смерти.
Она широко распахнула свои глаза навыкате. Казалось, он различает каждый кровяной сосудик в ее застывших белках.
– Кто?
– Людовик Перно.
– Никогда о таком не слышала.
– Как ты это объяснишь?
– Он работает с твоим отцом?
– Вот ты мне и скажи.
Он взял один из стульев, перевернул, поставил на ножки и уселся в глубине расчищенной гостиной. Мэгги ногой отпихнула пылесос и опустилась на бархатную кушетку.
– Он иногда пользуется моим мобильником…
– Зачем?
– Люди с его работы звонят на мой номер. Просто чтобы дать ему знать, что он сам должен им перезвонить.
Это признание подтверждалось тем, что он прочел в расшифровках: каждый звонок Перно длился не больше нескольких секунд. И однако, он чувствовал, что мать лжет.
– Ты знаешь, чем папа занят на площади Бово?
– Я уже давно больше не хочу этого знать.
– В какой момент ты… потеряла интерес?
Она махнула рукой, словно хотела сказать: «Забыла». Он смотрел на нее и не видел этим утром ни одну из двух Мэгги: ни легкомысленную, грызущую свои мексиканские зерна в мечтаниях о лучшем мире, ни запуганное до полной паники создание, вжимающееся в стену, едва отец поворачивал ключ в замке. И вдруг задумался, а не существует ли и третья Мэгги. Холодное существо, скрывающее мощь и тайны за хрупкой внешностью.
– Что произошло между вами в Лонтано?
– Не связывай это со своими давними историями.
– Ответь.
– Мы встретились во время его расследования.
– В семидесятом? Я родился в семьдесят первом.
– В шестьдесят девятом. Это и правда было как удар молнии.
– Удар молнии? Между тобой и папой?
– Мы об этом уже говорили. Наши… теперешние отношения не могут ничего стереть.
– Он мне сказал, что ваша связь была основана на жестокости…
– Не наша: с Человеком-гвоздем. Жертвы множились. Он от этого… был вне себя.