– Не наша: с Человеком-гвоздем. Жертвы множились. Он от этого… был вне себя.
Морван преподнес ему тот же набор вранья: «показания по сговору» на сленге судебной полиции.
– Помимо расследования, он был замешан в каких-то махинациях?
– Твой отец искал убийцу и занимался наведением порядка в Лонтано. Ни во что другое он замешан не был.
– Пока не унаследовал марганцевые рудники.
– Это уже намного позже, когда то дело было закончено.
– Что ты знала о его расследовании?
– Ничего. Он никогда об этом не говорил. Он никому не доверял.
– Даже тебе?
– Особенно мне. Он был убежден, что белые покрывают убийцу, потому что он один из них, один из колонистов-эксплуататоров. Звучит абсурдно, но в те времена он действительно придерживался левых убеждений. Он хотел освободить Африку.
– А во время работы над делом он ничего незаконного не совершал?
– В Африке нет ничего незаконного, а у него были все права. Важно было только одно: найти убийцу.
Эрван попытался ее спровоцировать:
– Человек, который тебе звонил, жертва моего убийцы, и сам был убийцей.
Никакой реакции. Не без иронии он сказал себе, что у Мэгги имеется общий пунктик с Людовиком Перно: пристрастие к пищевой пленке.
– Без сомнения, он выполнил контракт за несколько дней до смерти, – продолжил Эрван. – Думаю, что речь идет о папином приказе.
Не сказать, что у нее стал удивленный вид. Ей не требовалось никаких подозрений, чтобы и без того знать, что ее муж убийца. Она сама просто одна из выживших.
– Контракт касался одного типа, который готовил книгу о Франсафрике, – настаивал Эрван.
– И твой отец приказал… устранить его только за это?
– Он мог раскрыть какую-то его тайну.
– Ты сошел с ума.
Она произнесла это с подкупающей искренностью в голосе, но все было притворством. Она в курсе тайной деятельности мужа. А теперь Эрван даже думал, что и сама она не оставалась в стороне.
11:30. Ему пора. Он встал и направился к двери.
– Не понимаю, к чему все эти вопросы.
Он резко обернулся:
– Последние десять дней кто-то принимает себя за Человека-гвоздя. Уже есть три жертвы, пять, если считать тех, что убиты в госпитале Сент-Анн. Большинство из них связаны с папой. Убийца мстит за Тьерри Фарабо, смекаешь? – Он схватил ее за руку. – Ты уверена, что тебе нечего мне сказать? Чего-то, что поможет его вычислить и избежать других убийств?
– Нет, клянусь тебе…
Мэгги вдруг замолкла с застывшими глазами и напряженной шеей. В одну секунду она надела маску покорной жертвы, готовой все вытерпеть. Он с отвращением отпустил ее руку: только что он повел себя как отец.
Спускаясь по лестнице, Эрван позвонил Одри и приказал любой ценой найти какую-нибудь связь между его отцом и делом Маро.
– В дополнение ко всему прочему? – уточнила она, намекая на текущее расследование по делу Человека-гвоздя.
– В дополнение ко всему прочему. Твою мать, уделай его!
Переступая порог дома, он проиграл в голове разговор с матерью и решил, что необходимо во что бы то ни стало раздобыть материалы по процессу над Тьерри Фарабо. Единственный способ узнать подробности того дела.
Минуту спустя он был в машине.
– Все прошло хорошо? – спросил Крипо.
– Газуй. Мне осточертело терять время.
121
В забеге наперегонки со временем он был не уверен, что сделал правильный выбор.
Ожидание в аэропорту, меры безопасности, сам перелет – и два часа псу под хвост. В довершение всего Эрван заснул в самолете. Сон припадочного. Кошмары, судороги, внезапное пробуждение в поту и снова беспамятство до следующего припадка. Он и строчки не прочел.
По-настоящему его разбудило соприкосновение колес с посадочной полосой. Дождь висел над аэропортом стеклянными полосами. В отдалении стояла его любимая троица помощников в неизменных черных плащах: Аршамбо, Верни и Ле Ган.
Эрван не сказал им, почему они с помощником так быстро вернулись. Снова поездка всей компанией через город в тесной машине жандармерии. Эрван кратко описал ситуацию. Новые убийства. Подозреваются фетишисты. ДНК Фарабо на теле Перно.
Молчание в кабине говорило само за себя. То ли они не поняли, то ли поняли, что еще хуже.
«Cavale Blanche». Квадратные строения, водруженные на пилоны. Просторные лужайки. Семьи, пришедшие навестить родных. На втором подземном уровне их встретила прежняя мрачная роспись цементных стен.
Клемант принял полицейских в комнате ожидания – золотые рыбки и кофеварка тоже никуда не делись. По неясным причинам верхние лампы не горели, и собравшихся освещал только синеватый зыбкий свет аквариума.
– Кофе? – предложил медэксперт, стоя у автомата.
Без халата он вновь обрел свои повадки пятидесятилетнего ловеласа: серебристая шевелюра и шикарный прикид.
– Что это за история со сменой группы крови? – спросил Эрван, даже не отреагировав на предложение.
Клемант сделал приглашающий жест в сторону кресел и дивана. Грубость полицейского не отменяла хороших манер. Все расселись, не снимая плащей.
– Есть только одно объяснение: пересадка костной ткани.
– Для лечения его синдрома?
– Нет. Такую пересадку обычно делают для лечения лейкемии.
– У Ди Греко был рак крови?
– В его медицинской карте это не упомянуто. Как, кстати, не упомянута и пересадка. Что действительно странно…
– Он мог сделать подпольную операцию?
– Необязательно: он мог лечиться за границей.
– Почему?
– Представления не имею.
Клемант постоянно поглядывал на кофеварку. Наконец он не выдержал, встал и принес себе чашечку.
– Есть еще одно, – снова заговорил он. – Такого рода пересадка, даже когда костная ткань хорошо воспринята организмом, требует драконовского лечения. В частности, приема иммунодепрессантов. Я проделал новую серию анализов и нашел в его крови явные следы соответствующих препаратов. Ди Греко действительно перенес эту операцию, и я бы сказал, в последние три года.
– Вы обнаружили шрам?
– Такие вмешательства шрамов не оставляют. Они производятся посредством инъекций. – Он снова сел и отпил несколько глотков кофе. – Другая странная деталь: согласно данным расследования в его каюте не обнаружено ни одной упаковки циклоспорина, то есть иммунодепрессанта. По загадочным причинам он стремился держать свое лечение в секрете.
Эрван бросил взгляд на Верни, тот согласно кивнул.
– Почему такие вмешательства меняют группу крови?
– Именно костный мозг производит лейкоциты, эритроциты и тромбоциты. Иными словами, когда меняешь костный мозг, то меняешь машину по производству крови.
– И ДНК соответственно тоже?
– Именно. Костный мозг обусловливает производство всех клеток. То есть заменяется система в целом. Только имейте в виду: необходимо, чтобы пересадка прошла успешно и укоренилась.
Эрван вспомнил о крови, найденной за ухом Анн Симони. Возможно, это ДНК не самого Фарабо, а кого-то, кто получил костную ткань убийцы.
Не так быстро…
– Как происходит пересадка ткани?
– Я же вам сказал: ее применяют в основном для лечения лейкемии. Костный мозг больного производит анемичную кровь. Поэтому его разрушают путем химиотерапии или радиотерапии, а потом пересаживают другой, обычно кого-то из родственников, который будет производить сбалансированную кровь, генератор красных кровяных телец.
– Для имплантации всегда требуется кто-то из членов семьи?
– Не систематически. Возможна совместимость между лицами, не имеющими никаких родственных связей. В любом случае, чтобы не было отторжения, необходимо лечение циклоспорином. Пациент должен находиться под строгим контролем, потому что дефицит антител делает его крайне уязвимым по отношению к другим заболеваниям.
Эрван углублялся в темный лес, но где-то вдалеке, сквозь переплетенную листву, сиял свет.
– Это сложная операция?
– Техника сильно продвинулась. Когда-то спинномозговые трансплантации были механическими. Большим шприцем изымали костный мозг донора, а потом впрыскивали непосредственно в кровь реципиента.
– А теперь?
– Клеточные технологии невероятно прогрессировали. Берутся штаммы клеток донора, их выращивают в нужное время, чтобы превратить в костный мозг.
– Такая операция требует особого оборудования?
– Специальные приборы, которые имеются в больницах.
– А конкретно, как это происходит?
– Из определенных частей тела, например из кожи, извлекаются клеточные штаммы. Потом их замораживают как минимум при минус ста восьмидесяти градусах до момента, когда они потребуются. Сейчас это очень модно. Вырисовываются фантастические терапевтические перспективы. Сегодня всерьез рассматривается идея сохранять пуповину каждого ребенка.
– Почему пуповину?
– В ней полно клеточных штаммов. Идея заключается в том, чтобы поместить ее в жидкий азот и выращивать клетки в случае проблем со здоровьем. Нечто вроде пожизненной страховки. Главный козырь в том, что эти клетки вечны. Если держать их в холоде, они никогда не умрут. Их называют «бессмертными клетками» или «линиями бессмертных клеток».
Услышав это слово, Эрван понял, что нашел замковый камень расследования.
Сценарий. Четыре человека создают извращенный культ стареющего серийного убийцы. После его смерти они исхитряются добыть его клеточные штаммы. Находят специалиста, который соглашается заняться выращиванием клеток с целью получения костной ткани, которую они затем себе пересаживают. Зачем? Просто чтобы превратиться, в генетическом смысле слова, в Человека-гвоздя.
Если он прав, то этой четверкой были Ди Греко, Иво Лартиг, Себастьен Редлих, Жозеф Ирисуанга… Со вчерашнего дня слово «реинкарнация» постоянно всплывало в расследовании. И звучало все убедительней.
Но Фарабо был нганга, наделенным сверхспособностями. Спинномозговых клеток было недостаточно. Следовало принести в жертву человеческие фетиши, чтобы обрести его могущество. И каждый из них по очереди убивал в соответствии с его modus operandi.
Такова была природа их взаимного соглашения.
Выбор жертв из окружения Грегуара Морвана с целью подставить или ранить его психологически опирался на ту же логику. В сущности, сам Фарабо через них осуществлял свою месть.
Не вписывался один факт: если допустить, что Ди Греко убил Виссу Савири, открывая бал, то зачем он связался с Морваном? В качестве провокации? Этот звонок, конечно, был объявлением войны. Но зачем потом кончать с собой? Может, его вдруг одолели угрызения совести или он понял, что Эрван от него не отстанет? Или же пересадка вызвала у него непереносимые боли или побочные эффекты? В любом случае слово «Лонтано» было предостережением, адресованным его отцу: Фарабо вернулся.
Эрван отложил все это на отдельную полочку у себя в голове и вернулся к практическим вопросам:
– Можно ли изъять клетки у трупа?
– Если сделать это не позднее нескольких часов после смерти.
Эрван оглядел своих сподвижников, вжавшихся в кресла. Вид у них был совершенно оглоушенный.
– Вы говорили о пересадке между родственниками. Но если таковых нет, она становится более рискованной, верно?
– Больше того, как правило, она оказывается неудачной.
– Какие видимые последствия наступают в случае отторжения?
– Я не специалист, но чаще всего кожные болезни, я думаю.
– Никаких проблем с суставами?
– Думаю, нет. Никогда не слышал.
– Но под циклоспорином можно заработать болезнь костей?
Клемант сделал неопределенный жест. Синий свет от аквариума придавал ему вид театрального актера в модернистской сумеречной постановке.
– Я должен проверить. Вы имеете в виду какую-нибудь конкретную патологию?
– Нечто, что могло бы усадить реципиента в инвалидное кресло или заставить хромать.
– Я займусь этим.
Визитеры поднялись, шурша пластиком.
– Надеюсь, я вам помог, – добавил медэксперт.
– Вы не просто помогли мне – вы дали ключ к расследованию. Вы определили и мотив, и логику серийности, и личности убийц.
Жандармы переглянулись: в этот поезд они вскочить не успели.
– Их несколько? – рискнул спросить Верни.
– Они стараются быть одним.
122
Времени на дипломатию не осталось. Эрван выбрал штурм Института Шарко по всем правилам – с двумя бронированными автобусами, по две группы жандармов в каждом. По меньшей мере сорок человек, собранные в рекордное для воскресенья время. В шестнадцать часов батальон был в полной боевой готовности.
Эрван предоставил Ле Гану и Аршамбо руководить маневрами: удерживать пансионеров, медицинский персонал, сторожей и родственников внутри здания, пока их не допросят, и перекрыть все входы и выходы. Преимущество спецбольницы в том, что все уже и так перекрыто.
На себя (вместе с Крипо) он взял главного подозреваемого: Жана-Луи Ласея, главного психиатра, директора института. В качестве эскорта с ними пошел Верни – гарант порядка и законности на землях Бретани. На самом деле ни у кого не было права на такое вмешательство, но подобная демонстрация военной формы сама по себе заменяла официальные разрешения.
Ласей, по-прежнему одетый как ученик английского колледжа, вышел им навстречу боевым шагом, пока полицейские силы наводняли его кампус.
– Что это за вторжение? – запротестовал он, выставив вперед подбородок.
Минуту спустя они уже были в общем зале, как три дня назад. Одним толчком Эрван заставил Ласея опуститься в кресло и одновременно достал пистолет. Он не был уверен, что выбрал правильный тон, но продолжил в том же духе, в свою очередь закручивая гайки:
– Мы с тобой должны поговорить.
– Давно мы перешли на «ты»? Но что…
– Заткнись. Расскажи о смерти Фарабо.
– Но я вам уже все сказал, я…
– Мне нужны дата, время и точное описание обстоятельств.
Ласей оставался прежним седеющим красавцем, который уже принимал их, но казалось, что его опалило жаром. Его кожа была обожженно-красной, черты раздулись. Он провел рукой по лицу и залепетал:
– Я не понимаю… Это вторжение вам будет дорого стоить, вы…
– Отвечай, – бросил Эрван, убирая пистолет в кобуру. Он чувствовал себя по-дурацки с оружием в руке.
– Тьерри Фарабо умер ночью двадцать третьего ноября две тысячи девятого, – начал психиатр.
– Где свидетельство о смерти?
– В наших архивах. Оно было выписано той же ночью врачом из «Chevale Blanche».
– Почему не тобой?
– Таков закон. Смерть должна быть засвидетельствована посторонним врачом, не работающим в нашем заведении. Назавтра комиссар из Бреста приехал сюда заверить обстоятельства смерти. Мы храним все здесь. Могу снять для вас копию.
Эрван вопросительно глянул на Верни: он не знал, что в Бресте есть комиссариат. Жандарм кивком подтвердил.
– Мы проверим со своей стороны, – заверил подполковник.
Итак, Фарабо действительно умер: никакого подвоха тут быть не могло. Клетки изъяли до его смерти? Или сразу после?
Эрван разглядывал Мсье Престарелого Студента: он легко мог допустить, что тот проводит несанкционированные психиатрические эксперименты, но история со спинномозговыми пересадками – это из другой весовой категории. К тому же Эрван чувствовал, что Ласей впал в искренний ужас: врач ничего не понимал в происходящем.
– А дальше, что вы сделали с телом?
– У Тьерри Фарабо не было семьи, и его… его сожгли.
– Где?
– В крематории Бреста, в нежилой зоне Верна. А пепел развеяли над кладбищем Кэрверека. Повторяю, все есть в его карте.
Новый взгляд в сторону Верни, новый кивок. Позади него Крипо тоже подал едва заметный знак. Тут он был в курсе: эльзасец уже навел справки.
Но был возможный разрыв между подтвержденной кончиной убийцы и его сожжением. Клетки могли быть изъяты до кремации.
– Старайся быть точным, – продолжал настаивать Эрван. – Значит, между констатацией, сделанной врачом, и приездом комиссара тело оставалось в вашей лечебнице?
– Да. А почему вы спрашиваете?
– Где оно хранилось?
– В морге нашей больницы.
– Там ничего особенного не произошло?
– Какого рода?
Эрван жестом отмел все вопросы:
– Кто потом обеспечил транспортировку тела? Вы или похоронное бюро?
– Мы. В карете «скорой помощи».
– У вас есть имена санитаров, которым это было поручено?
– Можно выяснить. Но зачем такие подробности?
– Ты знаешь, что такое пересадка костного мозга?
– Я врач.
– У вас есть все необходимое для проведения такой операции?
– Мы психиатрический институт!
– Во время моего первого посещения ты говорил о вашем исследовательском центре.
– Исследования мозга! Ничего общего с изъятием клеток.
– Некоторыми инструментами можно пользоваться и не по прямому назначению, верно?
– Полагаю, что так, но… – Ласей нахмурился. – На что вы намекаете?
– Спинномозговая трансплантация может изменить группу крови реципиента и даже его ДНК. Тело Человека-гвоздя для некоторых фанатиков было чертовски удобным случаем.
– Каким еще случаем? Фарабо провел две трети жизни в приюте для душевнобольных. Кому могли понадобиться его клетки? Вы просто бредите.
Эрван расхаживал по комнате, злой полицейский Верни охранял дверь, Крипо делал записи.
– «Бессмертные линии» – вам это знакомо?
– Модная штучка. Заморозить клеточные штаммы, чтобы вырастить культуры в случае необходимости.
– У вас здесь есть морозильные емкости, которые позволяют их хранить?
Казалось, Ласей больше не испытывает ни страха, ни гнева, его просто ошеломили предположения Эрвана.
– На каком языке мне с вами разговаривать? Мы – психбольница специализированного типа. Что вы себе навыдумывали? Что мы здесь проводим опыты в духе Франкенштейна? Нам и так сложно держать их в спокойном состоянии. – Он встал и презрительно уставился на Эрвана. – Хватит с меня. – Он бросил взгляд в окно. – Вторжение, вооруженные типы – это же смешно. Зря тратите и свое время, и мое.
– Это все, что ты можешь мне сказать?