Стараясь не шуметь, он оделся.
Подошел к двери и приложил ухо, прислушиваясь. Врач разговаривал с охранниками.
— Я вколол ему сильную дозу, так что до утра он точно проспит.
Так, значит, надо действовать быстро, пока снотворное не собьет его с ног. Он пересек палату и толкнул створку окна. Оно открылось без всякого труда. В лицо ударил холодный воздух. Он словно отрезвил его, заставляя признать очевидное: бегство — единственный для него выход. Нельзя сдаваться в руки полиции. Нельзя складывать оружие. Нельзя надеяться, что ответы на его вопросы найдет кто-то другой…
Оглянувшись напоследок, он заметил прикрепленный к раме носилок бумажный листок. Заключение о состоянии его здоровья. Он вернулся и извлек листок из пластмассового держателя. У него появилась одна идея.
Зажав листок под мышкой, он перекинул ноги через подоконник и, встав на карниз, осмотрел расстилавшийся внизу больничный двор. Где-то совсем рядом шумел Париж. На фоне вечернего неба темнела громада собора Парижской Богоматери, застя пространство своими массивными стенами и пронзая его своими шпилями. От вида этой глыбы голова у него закружилась сильнее, чем от ощущения пустоты под ногами. Усилием воли он прогнал слабость и сосредоточился на том, что ему предстояло совершить.
Он находился на третьем этаже. Вдоль второго этажа тянулся сплошной балкон. Если ему удастся до него добраться, то дальше будет просто: он нырнет под один из сводов, найдет лестницу и убежит. Справа, метрах в двадцати, к первому этажу спускалась водосточная труба. Он медленно двинулся к ней, чувствуя, как скользит под ногами цинковая оболочка карниза. Ночной холод бодрил его, не давая уснуть.
Через несколько секунд он уже был возле трубы. Уцепившись руками за ближайшее кольцо, нащупал ногами второе. Изогнулся и сумел схватиться за него пальцами, одновременно опуская каблуки к следующему. Ему пришлось несколько раз повторить этот трюк, пока он наконец не достиг каменного парапета балкона и не спрыгнул внутрь.
Никого. Он прокрался вдоль стены и вскоре вышел к лестничной площадке. Во дворе наверняка дежурят полицейские. Значит, надо срочно придумать какую-то маскировку. Иначе этот львиный ров ему не преодолеть.
Отказавшись от идеи спускаться по лестнице, он развернулся вправо и двинулся вперед, пока не наткнулся на коридор. Вокруг по-прежнему — ни единой живой души. Бежевые стены. Линолеумный пол. Ряд дверей в палаты. Все не то. Ему требовалось другое: комната медсестер, служебный гардероб, раздевалка технического персонала… Он внимательно осматривал таблички на дверях. Только номера палат: «113», «114», «115»… И вот наконец нужная: «Посторонним вход воспрещен».
Он повернул ручку, проскользнул внутрь и нащупал выключатель. И, не сдержавшись, выругался в голос. На полках лежали стопки полотенец, простыней и одеял. Рядом — бутыли со всевозможными моющими средствами. Он изучал взглядом содержимое полок, когда сзади послышался звук открываемой двери и сразу затем — испуганный крик. Нарцисс обернулся. На пороге стояла чернокожая уборщица со своей тележкой.
— Что вам здесь нужно? — спросил он строго.
— Вы… вы меня напугали.
Пока женщина возилась с дверью, он успел найти белый халат и теперь с подчеркнутым спокойствием в него облачался. Служебного беджа у него не было, но он надеялся, что начальственные интонации послужат ему заменой.
— Я спрашиваю вас: что вам здесь нужно?
Уборщица, судя по всему, немного пришла в себя.
— А вам? — нахмурив брови, спросила она.
— Мне? Я делаю вашу работу! В сто тринадцатой палате у пациентки рвота! Она запачкала не только всю палату, но и мой халат! Я десять минут звонил, и никто не соизволил явиться! Предупреждаю вас, я этого так не оставлю!
— Но я не убираю в палатах… — залепетала уборщица. — Я убираю только в коридорах…
Нарцисс сдернул с полки половую тряпку:
— Поддерживать чистоту в больнице входит в ваши прямые обязанности! Немедленно ступайте в сто тринадцатую!
С этими словами он решительно двинулся к выходу, оттеснив с дороги уборщицу. Он шел по коридору, на ходу застегивая халат, и чувствовал спиной ее взгляд. Еще несколько шагов, и станет ясно, сработал его блеф или нет.
— Доктор!
Он обернулся. Сердце колотилось так, словно было готово выскочить из груди.
— Вы забыли…
Она протягивала ему листок с заключением, который он положил на стопку простыней. Он вернулся и улыбнулся женщине:
— Спасибо. А теперь — за работу!
И решительно направился прочь. Заслышав звяканье ведра и скрип тележки — уборщица везла ее к 113-й палате, — он понял, что победил.
Повернул налево и устремился на лестницу.
* * *Седьмая линия метро проходила через Девятый, Десятый и Девятнадцатый округа. То, что нужно. Где-нибудь в районе станций «Шато-Ландон» или «Криме» наверняка сыщется дешевенький отель. Время шикарной жизни миновало. Впрочем, даже за конуру в самой захудалой гостинице заплатить ему будет нечем. Он и в метро-то проскочил, перепрыгнув через турникет.
На платформе, ожидая поезда в сторону «Ла-Курнёв», он не сел, а рухнул на сиденье. Чувство облегчения, которое он испытывал, не могло побороть крайней усталости. Препарат начал оказывать свое действие — на Нарцисса волнами накатывало непреодолимое желание смежить веки, весившие не меньше тонны каждое. Руки и ноги тоже налились свинцом…
Из Отель-Дьё он выбрался без затруднений, двигаясь уверенным шагом и делая вид, что на ходу изучает листок с медицинским заключением. Он уже сообразил, что проще всего будет покинуть тюремное отделение через главный вход. Так он и сделал. Деловито прошествовал через холл приемного покоя, вышел наружу и свернул налево, к площади перед собором Парижской Богоматери, где незаметно сдернул халат и вместе с листком отправил его в ближайшую урну. Остров Святого Людовика. Улица Клуатр.
Миновав набережную Бурбон и набережную Анжу, он дошел до моста Сюлли. Пересек его и здесь, на Правом берегу, нырнул в метро на станции «Сюлли-Морлан».
На платформе царило мертвенное спокойствие. Под сводами подземки пахло паленой резиной. Он пришел к выводу, что его бегство пока осталось незамеченным. Париж спал и ни о чем не беспокоился. Париж понятия не имел, что свихнувшийся на мифологии убийца вновь на свободе.
Подошел состав. Стоило Нарциссу присесть, как усталость накатилась на него с новой силой. Равномерное покачивание вагона убаюкивало его. Он понял, что долго не продержится, встал и подошел к схеме метро. Его выбор пал на станцию «Пуасоньер», десятую, если считать от «Сюлли-Морлан». Главное — не заснуть раньше. Он снова сел и попытался обдумать последние события. Но мысли путались в голове, ускользали от сознания…
За вагонным окном мелькнула надпись «Пуасоньер». Он даже не заметил, что на несколько минут вырубился. Резко вскочив на ноги, он в последний момент успел выпрыгнуть из поезда. Выйдя на поверхность, он углубился в сплетение улиц Десятого округа. На свежем воздухе он почувствовал себя немного бодрее.
В скромном отеле на улице Птит-Экюри портье потребовал с него плату вперед.
— Завтра заплачу, — стараясь говорить надменно, произнес Нарцисс. — Нет с собой наличных.
— Заплатите картой.
— Послушайте, — улыбнулся Нарцисс. — Мне надо поспать. А завтра утром я расплачусь.
— Деньги вперед!
Нарцисс решил сменить тактику. Распахнул полы пиджака и сказал:
— Дружище, разуй глаза! Один мой пиджак стоит больше, чем месячное проживание в этой дыре! Хочешь его в залог?
— А вот грубить не надо. Покажи пиджак.
Нарцисс охотно повиновался — он знал, что билет в тюрягу ему уже выписан и этот билет — в один конец. Так что капризничать не приходилось. Завтра утром, после первого же выпуска новостей, портье обязательно вспомнит о странном клиенте, явившемся без гроша в кармане. Но пока он ощупывал мягкую итальянскую ткань.
— Ладно. Занимайте номер. Пиджак останется у меня. В залог.
— Не возражаю.
Портье подтолкнул к нему скользнувший по стойке ключ. Нарцисс успел его поймать. По узкой лестнице он поднялся в номер. Стены, пол и даже потолок в коридоре были обиты одинаковым оранжевым покрытием. В комнате явно потрудился тот же дизайнер. Нарцисс задернул шторы и, не зажигая света, прошел в ванную.
Здесь включил маленькую лампу над умывальником и посмотрел на себя в зеркало. Лицо ввалилось, под глазами залегли круги. На голове — воронье гнездо. Одним словом, видок тот еще. Но ведь могло быть и хуже.
С момента бегства из больницы его не отпускала одна мысль. Что это за посторонний предмет у него в носу? Он вертел эту мысль и так и этак. Точного ответа на вопрос он не знал, но у него зародилось смутное подозрение. Врач предположил, что речь идет о гормональном имплантате или электронном микронасосе. Пожалуй, он прав. Только эта штука, чем бы она ни была, предназначалась не для лечения, а наоборот — провоцировала болезнь. Эта дрянь содержала какое-то вещество, которое, поступая в его мозг, вызывало приступы диссоциативного бегства. Бред, одернул он сам себя. Научная фантастика. Голливудский боевик. Но события, случившиеся с ним за последние две недели, дали бы фору любому американскому блокбастеру.
Он снял рубашку. Заткнул раковину пробкой. Задержал дыхание и еще раз посмотрел на себя в зеркало — как смотрят на худшего врага. Затем откинул голову и со всего маху стукнулся носом о край раковины.
На него обрушилась тьма. Из глаз посыпались искры. Он упал на колени, но сразу же поднялся и заставил себя приоткрыть веки. Первым, что он увидел, была залитая кровью раковина. Он перевел взгляд к зеркалу — так и есть, нос он себе разбил. Нестерпимая боль разливалась под черепной коробкой, проникая в каждый уголок мозга. Все вокруг плыло. Ему пришлось ухватиться за край раковины, чтобы не потерять сознание.
Трясущейся рукой он пошарил в темной луже на дне раковины. Ничего. Тогда он взялся указательным и большим пальцами за свою носовую перегородку и медленно подвигал ею из стороны в сторону, одновременно с силой выдыхая воздух, словно хотел высморкаться.
Из носа снова хлынула кровь, но как раз этого он и добивался.
Он собрался с духом и еще раз стукнулся переносицей о край раковины. От боли помутилось в голове. Ему удалось устоять на ногах, но посмотреть на себя в зеркало он не смог — было слишком страшно. Из глаз градом катились слезы. В полуобморочном состоянии он зажал пальцами нос и осторожно выдохнул. Ничего.
Еще один удар о край раковины. Еще одна попытка ощупать нос. Безрезультатно. Еще удар. Он чувствовал под пальцами раздробленные кости и хрящи. Больше ничего.
Пятой попытки не было.
Он потерял сознание и упал на пол.
Очнувшись, он не сразу поднял голову — щека приклеилась к линолеуму свернувшейся кровью. Резкой боли он не ощущал. Голова гудела, а перед глазами застыла темная пелена. Он оперся на локоть. Наверное, вместо носа у него теперь зияющая рана. Вытянув вторую руку, он сумел ухватиться за кран и подтянуться поближе к зеркалу.
Все вокруг было залито кровью. Кровь забрызгала зеркало и стены. В раковине стояла лужа крови. Смертник-террорист, подумалось ему. И бомба, спрятанная на груди, только что взорвалась. Ему понадобилось все его мужество, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Как ни странно, лицо не было слишком сильно обезображено. Если не считать носа, который опух и съехал набок. Из ранки торчала прорвавшая кожу косточка.
Может быть, через эту дыру выскочил имплантат?
Преодолевая тошноту, он сунул руку в кровавую жижу на дне раковины. Ощупал ее поверхность. И нашел то, что искал. С пальцев стекали густые капли крови, но он держал ее в руках. Капсулу, похожую на узкую пулю два сантиметра длиной. Он пустил холодную воду. Пуля оказалась хромированной монолитной штуковиной без каких-либо швов или соединений. Врач в больнице говорил что-то про кремний, но Нарцисс в этих вещах совсем не разбирался. Ясно было одно: предмет, чем бы он ни являлся, выглядел суперсовременно. Очередное чудо микроэлектроники. Если это и в самом деле микронасос, то откуда поступает закачиваемое вещество?
Ее следовало бы изучить, хорошенько исследовать, понять, как она действует. Но где это можно сделать? Кому поручить? Вопросы, вопросы… На которые у него нет ответов. Он сунул имплантат в карман и умылся ледяной водой. Холод приглушил боль. Нарцисс зажал нос между ладонями и решительным движением поставил его на место.
Он успел услышать, как хрустнули кости.
В следующий миг он снова потерял сознание.
* * *Анаис еще никогда не видела таких жутких лиц.
Правый глаз — круглый, выкаченный, едва не вылезающий из орбиты. Левый — прищуренный в дьявольской усмешке, почти не видный за складками кожи. Все лицо искажено. Рот, одновременно напоминающий и злобную ухмылку, и зияющую рану. Это лицо служило воплощением зла. Зла, причиняемого другим. Зла, причиненного другими.
Рисунки тушью напоминали иллюстрации к бульварным романам начала XX века. Злодеяния Фантомаса. Расследования Гарри Диксона. Рассматривая эти картинки, приходилось делать над собой усилие, и оттого запечатленный на них ужас становился еще страшнее. Убийца, казалось, принадлежал к иному измерению, сотканному из жестокости. Он стоял на коленях возле голого трупа и выдирал из кровавой раны его гениталии. В этом не было никакого сомнения: он занимался оскоплением убитого.
Оба рентгеновских снимка представляли одну и ту же сцену зафиксированную с небольшим временным интервалом. На заднем плане угадывались очертания одного из парижских мостов: Йенского, Альмы, Инвалидов или Александра III… Внизу несла свои темные воды Сена.
Анаис вздрогнула. Она держала в руках рентгеновские снимки автопортретов Нарцисса. Художник написал свои полотна поверх других, изображающих жертвоприношение, участником которого он был. Участником или главным действующим лицом? Как хочешь, так и думай.
— Что вы об этом скажете?
Анаис опустила снимки и посмотрела на майора полиции, задавшего ей этот вопрос. Она находилась в кабинете Центрального отдела по борьбе с организованной преступностью. Даже в полиции безобразия имеют свой предел. В девять часов утра ее препроводили в Парижский суд высшей инстанции. Не сказать чтобы судья проявил к ней какое-то особое внимание, однако он признал, что она располагает ценной информацией относительно вчерашней перестрелки. В результате ее перевезли в Нантерр, на улицу Труа-Фонтано, где в настоящий момент ее допрашивал руководитель следственной группы майор Филипп Солина.
Она тряхнула руками в наручниках:
— Можно для начала снять их с меня?
Офицер с готовностью поднялся со стула:
— Разумеется.
Солина был крупным мужчиной лет пятидесяти, одетым в тесноватый дешевый черный костюм. Типичный легавый. Все его тело могло служить наглядной иллюстрацией к тому, как человек медленно меняется, из мускулистого юноши превращаясь в зрелого мужчину, отягощенного излишним весом. Он был лыс, зато его голый череп украшали вздернутые выше лба очки, а подбородок — трехдневная щетина с отчетливыми вкраплениями седины.
Освободившись от браслетов, Анаис показала на рентгеновские снимки:
— Это изображение убийства, имевшего место в Париже. Жертва — нищий или бомж.
— Хотелось бы услышать от вас нечто такое, чего я еще не знаю.
— Убийство было совершено до весны две тысячи девятого года.
— Откуда такая уверенность?
— Картины написаны в мае или июне две тысячи девятого.
Майор слегка сдвинулся за столом. Расправил широкие плечи и положил перед собой руки, словно готовился к схватке. Анаис заметила у него на руке толстое золотое обручальное кольцо. Он без конца крутил его на безымянном пальце, то ли демонстрируя трофей, то ли пытаясь избавиться от тяжкого бремени.
— Что вам известно об этом деле?
— Какую сделку вы собираетесь мне предложить?
Солина улыбнулся и еще раз крутанул на пальце кольцо.
— Капитан! Вы не в том положении, чтобы торговаться. Я разговаривал с судьей. Вы по уши в дерьме. И это еще мягко сказано.
— Я всю жизнь только и делаю, что нахожу компромисс с преступниками. И мне кажется, что вы могли бы сделать некоторое усилие в этом направлении ради коллеги. Не забывайте, что я располагаю информацией первостепенной важности в деле об убийствах.
Он покачал головой. Похоже, боевитость Анаис ему нравилась.
— И какие условия вас устроили бы?
— Я сообщаю вам все, что мне известно об этом деле, в обмен на немедленное освобождение.
— У вас губа не дура.
— Хорошо. Я согласна на условное наказание.
Солина открыл папку с протоколами допросов. Папка не впечатляла толщиной. Пока не впечатляла. Он перебирал бумаги, а она в это время оглядела кабинет. Он был обшит светлыми деревянными панелями, делавшими его похожим на кабину яхты. Мягко светились тонкие трубки ламп, создавая ощущение уюта.
— Это всем выгодно, — продолжила она. — Вы получите информацию, я — свободу. Ведь между нами нет конфликта интересов. И я могу помочь вам с расследованием.
Полицейский потряс перед ней пачкой скрепленных степлером листов:
— А вы знаете, что это такое?
Анаис ничего не ответила.
— Приказ о вашем отстранении от дела. Пока временном.
— Я могу выступить в роли внештатного консультанта.
Солина положил руки на затылок и потянулся.
— Я не всесилен. В моей власти выпустить вас на три дня, после чего я обязан передать документы в суд и в отдел внутренних расследований. Поскольку вы полицейский, я могу временно выпустить вас на свободу — под свою ответственность. С формулировкой: «В интересах установления истины».
Он ткнул пальцем в середину стола:
— Только предупреждаю вас, моя красавица! Всю информацию вы сообщите мне сейчас же, немедленно, не сходя с этого места. Если выяснится, что вы хоть что-то от меня утаили, я урою вас так, как вам и не снилось. И тогда дерьмо полезет у вас из ушей — поверьте мне на слово, так и будет.