Квинт нахмурился.
– А разве Север не будет тебя искать?
– Он спит.
– Я мог бы и сам догадаться.
Рутил ткнул его в плечо.
– Ты знаешь, что такое первая любовь, – не можешь оторваться от объекта своих чувств. Каждый свободный момент хочется проводить с ним рядом.
– Да, я слышал.
Квинт почувствовал взгляд Рутила, но не стал поворачивать голову в его сторону. Вместо этого он стал смотреть в темноту, за земляной вал, злой на себя и обиженный на Рутила – и Севера – и на то, что он сам никогда не был влюблен.
– Ты никогда не был с женщиной?
– Я этого не говорил. – Юноша с грустью вспомнил об Элире, привлекательной рабыне у себя дома, с которой провел бесчисленные ночи. – Просто я никогда не влюблялся.
– Наступит день, это случится и с тобой. Стрела Эрота попадет в тебя, и твоя жизнь уже никогда не будет прежней.
– Но пока идет проклятая война, этого не будет.
– Да, встретить женщину в армии совсем непросто, – согласился Рутил. – Но ты всегда можешь найти друга-мужчину.
Квинт резко повернулся. Улыбка Рутила рассердила его еще сильнее.
– Перестань смеяться надо мной!
– Мои извинения. Я лишь пытался поднять тебе настроение.
Квинт не ответил, и некоторое время они молчали. По небу пронеслась падающая звезда и померкла. «Исчезла, как Калатин», – грустно подумал он.
– Что тебя расстроило? – после паузы спросил Рутил. – Я пришел именно по этой причине.
Гнев Квинта исчез. Рутил был хорошим другом.
– Ты должен обещать, что никому не расскажешь.
– Твоя тайна останется со мной.
– Даже Север не должен ничего знать, Рутил, это серьезно.
– Что ты совершил, изнасиловал весталку? – Рутил увидел настроение Квинта и кивнул. – Хорошо, клянусь Юпитером, Юноной и Минервой.
Упоминание священной триады успокоило Квинта.
– Меня зовут не Креспо, а Квинт Фабриций.
Даже в темноте Квинт увидел, как удивился Рутил.
– Но зачем ты вступил в армию под фальшивым именем? Ты совершил преступление?
– Можно и так сказать. Я был кавалеристом, но несколько месяцев назад отец приказал мне вернуться домой. Однако я оставался кавалеристом, поэтому, вступив в велиты, я нарушил свою первую клятву.
Глаза Рутила широко раскрылись.
– Так ты кавалерист?
– Ш-ш-ш-ш!
Рутил подошел ближе.
– Но, боги, почему ты решил стать велитом?
– Все довольно сложно.
И Квинт коротко рассказал свою историю.
– Да, необычная судьба, – сказал Рутил, когда юноша закончил.
Теперь Квинт чувствовал свою вину еще сильнее.
– Как ты думаешь, боги меня накажут? Строго говоря, я все еще являюсь кавалеристом.
– Боги уже посмеялись над тобой, когда ты стал велитом!
– Я серьезно.
– И я. Если боги не видят, что ты верный слуга Рима, тогда надежды нет.
– Я должен был служить в кавалерии Сервилия. И сражаться рядом с ними, когда они попали в засаду. Погиб мой лучший друг. Мне следовало находиться с ним рядом.
– Но твой отец приказал тебе вернуться домой, верно?
– Да, – пробормотал Квинт.
– Так что ты не должен был там быть. Даже если бы ты остался со своим другом, ты бы его не бросил, если бы узнал о засаде?
– Конечно, нет! Я бы никогда не оставил Калатина одного.
– Тогда перестань себя винить. Ты можешь погибнуть в следующей схватке с гуггами. И не тебе выбирать, когда и как это произойдет.
Квинт обратил взгляд к звездам.
– Надеюсь, ты прав.
– Да, я прав, так что приободрись, – приказал Рутил и поднял мех с вином, который незаметно держал за спиной. – Давай выпьем за твоего погибшего друга Калатина.
Вино он, вероятно, украл, но Квинту было все равно. Он взял мех и сделал возлияние богам, присоединив к нему молитву за Калатина.
– За всех, кто погиб у озера.
Он сделал большой глоток, наслаждаясь теплым ощущением, которое возникло, когда вино оказалось у него в желудке. Потом протянул мех Рутилу. Так они и пили, передавая мех друг другу, поминая мертвых и сохраняя молчание.
– Мне всегда казалось, что у тебя слишком правильная речь, – наконец заговорил Рутил, – но я не мог представить, что ты к нам спустился с таких высот. И что ты дружил с гуггой!
– Не называй его так, – резко сказал Квинт, вспомнив, как сам оскорблял Ганнона.
– Перестань! Все карфагеняне – гугги.
– Нет! Это слово означает «крысеныш», Рутил, ты помнишь? Я знал Ганнона почти год. И он вовсе не крысеныш.
И Квинт рассказал историю о Флакке и засаде, в которой тот погиб.
Рутил задумался.
– Если мужчина предпочитает мужчин, а не женщин, другие часто судят о нем плохо. И я всегда это ненавидел, – неторопливо проговорил он. – Наверное, то же самое можно сказать о карфагенянах. Ганнон показал истинное благородство, когда отпустил вас с отцом. Они ведь не все чудовища, верно?
Квинт ощутил необычное облегчение, когда Рутил с уважением заговорил о Ганноне.
– Верно. Они враги, но среди них есть достойные люди.
– Что ты станешь делать, если встретишь его еще раз?
– Надеюсь, этого не случится.
– И все же?
– Я убью его, или он убьет меня, – с яростью ответил Квинт.
В глубине души он не был уверен, что способен убить Ганнона, но не собирался никому в этом признаваться.
– Боги не допустят, чтобы ты встал перед таким выбором, – пробормотал Рутил и толкнул Квинта плечом. – Никогда бы не подумал, что буду служить вместе с человеком, чей погибший зять занимал такое высокое положение!
– Он не был моим зятем. Свадьба не состоялась.
Казалось, Рутил его не услышал.
– Брат нашего нового командира кавалерии – родственник обычного велита, такое и представить невозможно!
Квинт не стал протестовать. В последние дни он часто слышал упоминания о Марке Минуции Руфе, но значимость имени прошла мимо его внимания. А он был братом Гая Минуция Флакка. Теперь в течение следующих шести месяцев Минуций будет вторым военачальником Рима, который подчиняется только диктатору Фабию.
– Я как-то не подумал…
Он снова ощутил укол совести, когда представил, какие дополнительные возможности получила бы его семья, если бы Аврелия вышла замуж за Флакка.
– Ты должен меня с ним познакомить, – шутливо-серьезным тоном сказал Рутил.
Наконец Квинт рассмеялся.
– Я же говорил тебе, Аврелия не вышла замуж за Флакка, и я не связан родственными узами с Минуциями!
Рутил тоже рассмеялся.
– Но, даже если бы и был, ты не стал бы знакомить с ним своих друзей. Ты можешь себе представить, что такой важный человек, как Минуций, болтает с такими, как мы?
– Боюсь, он и со мной не стал бы разговаривать. В любом случае, этого не произойдет. Надеюсь, Минуций умнее Флакка. Тот был заносчивым идиотом. Именно он предложил тогда отправиться в патрулирование.
– Остается радоваться, что Фабий главнее, – с некоторой тревогой сказал Рутил.
– Говорят, в детстве он соображал очень медленно, верно? Теперь, верно, стал осторожнее, – заметил Квинт, повторяя слухи, которые до него доходили. – Но он дважды был консулом и один раз диктатором. Наверное, он сможет держать Минуция под контролем.
– Конечно! – Рутил снова высоко поднял мех. – За нашего нового диктатора. Пусть он покажет себя достойным лидером и умелым командующим, который принесет нам победу над Ганнибалом!
– И пусть это случится скоро, – добавил Квинт, думая о матери и Аврелии.
– Коракс говорит, что Фабий не будет торопиться. У нас слишком много молодых солдат и не хватает кавалерии. План состоит в том, чтобы уничтожать отряды карфагенян, которые добывают продовольствие. «Лягнуть врага в живот столь же эффективно, как победить его в сражении, но гораздо безопаснее», – сказал Коракс. – И тут я не стану с ним спорить.
Квинт уже слышал подобные разговоры. И, хотя ему это не очень нравилось, разумных доводов против у него не находилось – логика Фабия и Коракса выглядела безупречной. Он помнил, как его отец рассуждал об эллинистических принципах управления войсками, которым следовал Александр. Если военачальник не уверен в победе, ему следует избегать серьезных столкновений до тех пор, пока его армия не станет сильнее. Возможно, Фабию и Минуцию потребуется для этого весь их срок пребывания на высоких должностях.
– Пусть боги заставят Ганнибала держаться к востоку от Апеннин, – пробормотал Квинт и почувствовал, что Рутил смотрит на него. – Я из предместий Капуи. Моя мать и сестра все еще там, на семейной ферме.
– Если Ганнибал переберется через горы, твоя мать бросит ферму и переедет в Капую, где она будет в безопасности за крепостными стенами.
– Ты не знаешь моей матери. Она упряма, как мул с паршивым характером.
– Наверное, твой отец отправил ей письмо.
– Я очень надеюсь на это.
– А почему бы и тебе ей не написать? – Рутил почувствовал неуверенность Квинта. – Расскажи ей, что ты сражаешься в войсках союзников Рима, или еще что-нибудь в таком же роде. Даже если твой отец узнает, у него не будет времени искать тебя по всей армии.
«Да, это может получиться», – подумал Квинт.
– Но даже если мое письмо до нее дойдет, это не значит, что она меня послушается.
– Да, но оно может на нее как-то повлиять. И тебе станет легче. Так что напиши.
– Спасибо тебе, Рутил, – с благодарностью сказал Квинт.
Его друг был прав: ему следовало извлечь максимум из своего положения, а не предаваться переживаниям. И все же он продолжал беспокоиться о матери и Аврелии.
Глава 9
В окрестностях Капуи
Стены Капуи исчезли у нее за спиной, и Аврелия в двадцатый раз спросила себя, правильно ли она поступает.
«Я делаю то, что считаю нужным! – решительно подумала она. – И пусть моя мать отправляется в Гадес!»
Один из двух рабов Марциала бросил на нее вопросительный взгляд, но мрачный вид Аврелии заставил его отвести глаза. Сочетание лести и угроз помогло ей выйти вместе с ними за городские ворота; Аврелия надеялась, что сумеет убедить их проводить ее до семейной фермы. Уже в который раз она пожалела, что рядом нет Гая; он бы обязательно согласился ее сопровождать. Но теперь даже лучше, что его нет рядом, решила Аврелия. Ей нужно выйти замуж за Луция. Так что она должна избегать любых искушений. К тому же Гай уехал вместе со своим отрядом, чтобы усилить армию Фабия.
Луций согласился бы ее сопровождать, но ей не хотелось находиться рядом с ним. Он был одной из причин, по которым Аврелия решилась отправиться на ферму.
«Вот бы мать не старалась так усердно завоевать расположение отца Луция», – подумала она. Но Атия была подобна собаке с костью. Их свадьба с Луцием должна была состояться в ближайшие несколько месяцев. Аврелия уже смирилась – отец дал благословение на этот союз, и она уже ничего не могла поделать, – но девушка твердо решила провести оставшееся время так, как сама того пожелает. Став замужней женщиной, она будет вынуждена подчиняться воле мужа, и, возможно, сейчас у нее последний шанс навестить то место, где она выросла, побыть наедине с воспоминаниями о Квинте и – она не хотела признаваться в этом даже себе – Ганноне.
Аврелия окончательно решила действовать, когда случайно услышала кое-что накануне вечером. После ее катастрофической попытки подслушать разговор матери с Фанесом девушка стала настоящим мастером в этом деле. Атия и Марциал вели долгие разговоры по вечерам – после того, как Аврелия отправлялась спать. Прошлой ночью она была поражена до глубины души. Заем Марциала смог отсрочить требования Фанеса всего на два месяца, пожаловалась мать. Марциал ужаснулся и принялся многословно извиняться.
– У меня больше нет денег, которые я мог бы тебе одолжить, – с глубокой горечью сказал он.
Когда Аврелия услышала ответ матери, ей пришлось прикусить губу. Если Фабриций не сумеет помочь – что выглядело маловероятным, ведь он продолжал следовать за армией Ганнибала, – ферму придется продать или передать Фанесу. Учитывая обстановку, последний вариант становился более вероятным. Аврелия выпятила челюсть, изо всех сил стараясь не расплакаться. Из-за нее Фанес вскоре станет владельцем отцовской фермы. У нее возникли темные мысли об убийстве ростовщика, но она не знала, как его организовать – даже если бы у нее и были деньги. Девушка тяжело вздохнула. Ее семья вскоре станет нищей, а она ничего не могла сделать…
– Куда мы идем, госпожа? – спросил сутулый раб с неприятным дыханием.
Его спутник, смуглый ибериец, тоже повернулся к Аврелии.
– На ферму моей семьи, – коротко ответила Аврелия. – Здесь недалеко.
– А наш хозяин знает?
– Конечно, знает, – солгала Аврелия. – Впрочем, это не имеет значения! Он приказал вам повсюду меня сопровождать и заботиться о моей безопасности.
Раб выглядел несчастным.
– Но речь шла только о Капуе, госпожа.
– Я не помню, чтобы Марциал что-то говорил о необходимости оставаться внутри городских стен, – резко сказала Аврелия, хотя прекрасно знала, что имел в виду Марциал. Именно по этой причине она оказалась возле восточных ворот вместе с мулом и двумя рабами в тот самый момент, когда ворота открывались – Марциал еще спал. Он только потягивается в постели, а она уже в миле от города… – А ты помнишь?
– Н-нет, госпожа, – угрюмо ответил раб.
– Ну так забудь о своей дерзости и следи за дорогой. Идет война, и вокруг полно разбойников. Держите наготове дубинки.
Рабы переглянулись и замолчали.
«Хорошо», – подумала Аврелия, стукнув мула пятками, чтобы он ускорил шаг. Теперь они будут молчать в течение следующих нескольких миль, потом она скажет им, что осталось пройти совсем немного. А к тому времени, когда они наберутся мужества, чтобы спросить у нее еще раз, они практически будут на месте. Аврелия даже думать не хотела о заросшем лесом участке дороги, который им предстояло преодолеть через пять миль. Именно там чаще всего разбойники нападали на путешественников. Она постаралась набраться мужества. С ней или ее членами семьи ни разу ничего не произошло по дороге с фермы в Капую и обратно. Но, даже если в лесу есть разбойники, двое сильных рабов с дубинками ее защитят.
«Будь здесь Квинт, я бы чувствовала себя спокойнее», – с горечью подумала она. Но надежд на это не оставалось – она не знала, где брат. Однако он жив, и только это хоть как-то скрашивало невзгоды ее жизни. Появление его письма – примерно через месяц после битвы у Тразименского озера – оказалось полнейшей неожиданностью не только для Аврелии, но и для матери. Девушка плакала от радости, когда Атия читала его вслух. И ее не тревожило, что Квинт поссорился с Фабрицием или что присоединился к войскам союзников и стал пехотинцем, чтобы не возвращаться домой. Важно было одно – он жив.
«Не рассказывайте отцу, – написал Квинт. – Он меня не найдет, как бы ни пытался».
Несмотря на очевидное неодобрение его действий, Атия не смогла сдержать радости. Она даже приняла к сведению просьбу Квинта покинуть ферму, хотя сейчас в этом не было необходимости. Перед Атией стояла одна задача – поскорее выдать Аврелию замуж за Луция, поэтому они не собирались возвращаться домой после последней встречи с Фанесом. Ферма находилась слишком далеко от Капуи, чтобы Луций мог продолжать ухаживать за Аврелией, а Атия старалась улучшить отношения с его отцом, и они продолжали жить в доме Марциала.
– Агесандр вполне справится с фермой и без меня, – сказала Атия, когда Аврелия спросила об этом у матери.
Ей совсем не хотелось снова встречаться с управляющим, особенно в одиночку. С тех пор как Агесандр убил Суниатона, Аврелия старалась не оставаться наедине с управляющим. Он слишком сильно ее пугал. Он совершил убийство, делая вид, что защищает семью, но на самом деле ненавидел карфагенян.
«Суни не сделал ничего плохого! – грустно подумала Аврелия. – Он был доброй душой и даже не хотел участвовать в войне. Если бы я держала язык за зубами, он бы остался жив».
Она вспомнила, как проговорилась, и почувствовала себя еще хуже. Путешествие угнетало ее все сильнее. Стало тепло, солнце высоко поднялось в лазурное небо. Платье Аврелии прилипло к спине; вспотела голова, и она уже жалела, что не взяла шляпу. Ее мул оказался ужасно упрямым существом, категорически отказывался идти быстрее и едва переставлял ноги. Рабы еще раз попытались поставить под сомнение ее право покинуть город, но им пришлось сдаться; однако они строили мрачные гримасы и едва плелись вслед за мулом. Но еще больше Аврелию тревожило то, что местность вокруг совершенно опустела.
Здесь находились фермы и владения соседей ее семьи. Обычно в полях было полно работавших там рабов. Сегодня же она никого не видела. Почти вся пшеница и ячмень были собраны, но на больших участках почерневшей земли урожай сгорел.
«Некоторые приняли слишком близко к сердцу совет Фабия», – презрительно подумала Аврелия, хотя солдаты Карфагена находились еще очень далеко от Капуи. Однако ее презрение было наигранным. По всему выходило, что лишь удача жителей Капуи и ее окрестностей помешала карфагенским солдатам зайти так далеко на север и запад. Аврелия радовалась, что живет в Капуе, за толстыми каменными стенами. Луций часто и с удовольствием повторял, что, как бы ни был хорош Ганнибал в открытом поле, осадных машин у него нет.
– Если только ему не помогут изнутри, – однажды тихо сказал Марциал, поразив Аврелию.
Она привыкла считать Марциала и Гая римлянами, но они были оски. Их народ населял эти территории сотни лет и признал римское владычество всего несколько поколений назад.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она.
– Всего лишь шутка старика, – с улыбкой пробормотал Марциал.
До этого не дойдет, решила Аврелия, отбросив эту мысль как смехотворную.
Тем не менее, тревожные мысли о карфагенских солдатах преследовали ее до конца путешествия. Увидев знакомые очертания семейной виллы и строения фермы, Аврелия почувствовала облегчение. К ее удивлению, один из пастухов стоял на посту у главных ворот, у его ног лежали несколько крупных собак, а на коленях – лук. Оказалось, что Агесандр выставил вооруженную охрану вокруг фермы, приказав подать сигнал, если появятся вражеские войска. Один свисток означал небольшой отряд и необходимость браться за оружие; два свистка говорили о крупных частях карфагенян, и тогда все население фермы должно было немедленно уйти в лес. Аврелия не показала Агесандру, что его действия произвели на нее впечатление, только кивнула, словно сама поступила бы так же.