Результат: главный разобиделся, девицы написали на меня жалобы во все мыслимые и немыслимые инстанции. Месяц я ходил к следователю, в прокуратуру, в облздравотдел, страховую компанию, администрацию города. Молодой следователь ржал:
– Проститутки они, оказывается! Стали с клиентов лишку требовать после предоставления услуг, вот те их и побили! Попали вы, доктор, под раздачу! А что делать? Служба у нас такая.
Вернусь к началу повествования. Всякое бывает. Умирают те, кто не должен был умереть. Осложнения тяжелые приключаются и т. д., но обычно – жалоб, разборок не случается. Чаще всего качают права вот такие «девушки», «простые люди», ищущие во всем свою выгоду, гопота, фанаты «Спартака», юные продавцы-консультанты, ждущие призыва в армию, и спортсмены. Не помню случая, чтобы на нас пожаловался большой начальник, учитель, священник или врач.
Anamnesis vitae
Рассказывает больной в приемном покое: «Взял я в ларьке кружку пива. Отпил половину – крыша поехала». Врач: «Не поверю, чтобы с полкружки пива „крыша поехала“!» Больной: «Да не у меня! У ларька от ветра крыша съехала и краем саданула меня по голове. Я вырубился. Пришел в себя уже здесь, в больнице».
Урок чистописания
Прооперировали мы одного пациента, да так, что он перестал нуждаться в дальнейшем лечении. Одним словом – умер. Как говорил Брайловский: «Понимаете, у нас тут все-таки – не санаторий! В санатории, конечно, если кто помрет невзначай – так это ЧП, а для нашего отделения – норма жизни. Или смерти. Как вам будет угодно. Это вопрос – философический!»
Выписали мы умершего в морг, а на второй день – на тебе! Является его вдова, вся в черном, словно галка. В судорожных руках – смятая и закапанная слезами бумага с жалобой.
Тут надо сказать, что по смерти этого больного никаких претензий к нам у семьи покойного не возникло. На производстве получил он тяжелую травму мозга. Особых надежд на выздоровление ни у кого и не было изначально.
– П. К., – говорит вдова, – что же нам делать?! Вот свидетельство о смерти мужа моего, Олега Кузавлёва. Смотрите! Какого числа он умер?
– Двадцатого, – отвечаю. – Ясно же написано. В чем вопрос?
Тут черная женщина протягивает мне больничный лист умершего. И этот больничный закрыт к оплате девятнадцатым числом! То есть, как и положено, – последним днем жизни умершего.
– Нам, П. К., на могиле какую дату смерти обозначать? Ту, что в свидетельстве, или ту, что в больничном?!
А сопровождающая вдову толстая тетка в траурной мини-распашонке a la Алла Пугачева говорит:
– Если умер двадцатого, то вы, получается, целый день зажулили! Его ведь к оплате в больничный не включили! Безобразие какое-то, честное слово! Зла не хватает, изверги! На умерших наживаются!
Забегали мы, естественно. История умершего – еще в морге. Судебники ее не отдают. Пришлось тащиться к ним и с криками, среди неопознанных трупов и вони отбивать историю болезни. Отбили. В истории время смерти – день и час с минутами, четко отмечен: двадцатого мартобря, 14 часов 12 минут. Претензии к свидетельству о смерти – отпали. А вот в графах, где в истории болезни врач делает запись для оформления больничного листа канцелярией, – написано как-то так, что хрен сразу поймешь.
Идем в медканцелярию:
– Что ж это вы, мать вашу, так больничные листы оформляете? Исправляйте сейчас же!
Канцелярские тетки заблажили, сбились в кучу и оскалились:
– Как у вас в истории написано, так и оформили! Где вы тут видите «20»?! Это же натуральное «19»!!!
Взяли за хобот лечащего врача. Валентин Григорьевич, не будь дураком, – уперся:
– Это – двадцатое! Ясно же написано. И цифрой, и буквами!
Самое простое в таком случае – назначить виновным лечащего врача. Так и сделали. Извинились перед родными. Дали им новый больничный с правильной датой. Проводили до дверей. Еще раз извинились. Говорим:
– Если что – снова обращайтесь к нам, поможем! Без церемоний, пожалуйста.
«Пугачева» говорит:
– Да пошли вы, козлы! – Ей мы как-то особенно не понравились.
В объяснительной Валентин написал: «Ошибка, вкравшаяся в мои записи, обусловлена особенностями моего почерка». Влепили ему выговор. А так как у Валентина Григорьевича подошло время переаттестации, то категорию ему не подтвердили. Не дают категории врачам с «непогашенным» выговором! Зарплату Вальке поэтому – урезали.
Пишет теперь квадратными буквами и, по слухам, компенсирует денежные потери поборами с больных и подработкой в частном медцентре. Теперь и с этим еще надо разбираться.
Вот ведь как бывает! К успешному лечению – никаких претензий. Мы, можно сказать, друзьями расставались с этой женщиной – вдовой!
И тут такая ерунда, мелочовка, цифирь, а на тебе – все успехи наши псу под хвост! Обидно.
P. S. Но я-то точно помню, что Олег умер восемнадцатого!
Anamnesis vitae
Старые хирурги любили задавать такой вопрос:
– Вызывают тебя к больному. Больной не дышит. Давление – по нолям. Сердце не прослушивается. Что необходимо сделать в первую очередь и безотлагательно???
Ответа не давал никто. А правильным ответом было:
– В первую очередь и срочно необходимо ПОДУМАТЬ.
«Мы ампутируем ноги!»
Всегда меня успокаивает наблюдение за работой автомехаников.
Спокойная, конкретная деятельность. Известны необходимые для ремонта детали. Результат – легко контролируется: машина едет или не едет, стучит или – не стучит и т. д.
В медицине я вот так же завидую травматологам. Перелом – он сросся или – не сросся. Результаты лечения – контролируются еще проще, чем у механиков: объем движения в суставах, рентгенография. Навороченные компьютеры чаще всего – не нужны.
В нейрохирургии – все сложнее, неопределеннее. Надо спасти жизнь и удалить опухоль головного мозга. Но часто этого можно достигнуть только ценой появления тяжелых дефектов деятельности мозга. Опухоль удалили, и человек будет жить, но иногда правые (левые) конечности у него двигаться уже никогда не будут, а правша, при операциях на левом полушарии, – может престать полноценно говорить, писать и считать. Стоит ли спасать? Долго судим и рядим с родственниками. Им же потом ухаживать за своим «выздоровевшим» больным. Говорить ли об этом с больным? И как говорить?
Был такой великий нейрохирург Дэнди. Отчаянный радикалист! При злой опухоли полушария мозга он просто все полушарие – удалял. Диагнозы ставил, надувая головной мозг больного через люмбальный прокол газом. Потом – снимки черепа. Газ контрастировал полости мозга, и по их смещению от нормальной локализации – судили о локализации опухоли. Пневмоэнцефалография называется. Мучительнейшая для больного процедура! Но до изобретения томографов была одной из трех основных методов обследования больных с опухолями мозга.
Другой, более, на мой взгляд, великий нейрохирург Гарвей Кушинг, относился к мозгу бережно, основной целью операции считал улучшение качества жизни больного. Частичное удаление, чтобы снять головные боли и судороги, паллиативная терапия и т. д. Сейчас вновь вернулись к идеям Кушинга, дополнив их химио– и лучевой терапией.
Не знаю как сейчас, но в семидесятых годах в США при запущенных опухолях в «нижних этажах» тела иногда делали операцию гемикорпорэктомии: удаляли всю нижнюю часть туловища с ногами. Делали из человека бюст. Человек, перенесший такую операцию, должен был уж очень любить жизнь, чтобы сохранять ее такой ценой!
При поражении спинного мозга часто развивается спастический парез. В этом случае ноги (иногда – ноги и руки) не могут направленно двигаться. Человек ими управлять не может. Но, в отличие от вялого пареза, при спастическом конечности находятся в постоянном и болезненном напряжении. При попытке ими двигать – в мышцах возникают спонтанные мучительные сокращения. Есть масса препаратов, процедур и операций, позволяющих перевести этот спастический парез в вялый. Но далеко не всем больным они помогают. Спастика – большая проблема неврологии и нейрохирургии.
Обсуждали мы ее как-то с немецкими коллегами. И один немец, между прочим, как нечто общеизвестное, упомянул операцию, назвав ее по имени автора, которая радикально решает проблему спастики. Не помню я имя этого автора. Через переводчика, набросился на коллегу с вопросами. Что за операция, на каких структурах мозга, инструментарий??? Переводчик, как-то смущаясь, перевел:
– Мы ампутируем ноги!
Очень логично и очень по-немецки. У нас такие операции – не привились.
Anamnesis vitae
Поступила к неврологам девица 14 лет. Упала, ударилась затылком об пол и ослепла. Неврологи, офтальмологи и так и эдак ее обследовали, но причины слепоты не нашли. Параллельно ее лечили всяко-разно. Наконец, назначили «иголки» (иглорефлексотерапию). При этом выбрали очень неприятный ее вариант: иглы вводили в различные точки скальпа (кожу головы). А это – очень больно.
Я и лечащий девицу невролог находились в реанимации, когда неврологу позвонили и ликующе сообщили, что девочка прозрела!
Идём в отделение и видим, что в дальнем конце коридора везут на кресле, нам навстречу, эту больную. И больная еще издалека начинает сиять и кивать головой, приветствуя невролога. Невролог тоже засиял, а потом вдруг посерьезнел и говорит:
– Как же эта паршивка меня узнала, если она не могла меня видеть?
Погрустнел, а потом говорит:
– Ничего! Все равно для родителей, да и для всех, мы будем СПАСИТЕЛЯМИ!
Параллельные
Нет, лучше не делается. Вялая, лицо – восковое. Анализы – дрянь.
Милая девушка в черном паричке плоско лежит на больничной койке. У девушки – нехорошая опухоль головного мозга. Полечилась она уже и в Израиле, и в Германии и, как это чаще всего и бывает, умирать приехала домой, в нашу периферийную больницу. По предложенной в Германии схеме проводим мы ей химиотерапию. Переносит она ее плохо. Ее мама, врач нашей больницы, ни на шаг от нее не отходит.
Говорю я Вике:
– Твой случай – уникален! Ты ведь – натуральная блондинка, а с темными волосами выглядишь шикарно – перекрашивайся в брюнетку!
Вика вежливо улыбается. Она знает о своем заболевании всё. Что там у нее в душе делается? А недавно пришел из армии ее друг, жених, бойфренд… Не знаю, как это теперь называется. Упитанный такой мордоворот. По одежде и повадкам – гопник. Лицо – расплывчатое и туповатое. Типичный славянин.
Стали судить и рядить наши тетки, что совсем он не пара нашей рафинированной Вике. Но Вика оказалась зорче и умнее нас. Рассмотрела она в этом гопнике то, что не видели мы.
Приходит ко мне этот «жених» и говорит:
– Я вижу, хуже ей становится?
– У нее серьезное заболевание. Могут быть и ухудшения. Но мы надеемся…
– Мне справка нужна о тяжести ее состояния!
Я распустил хвост и стал вещать, что справки, информацию о здоровье и прочее мы даем только ближайшим родственникам. И тут этот мальчик рассказывает мне такую историю. Оказывается, что неделю назад они с Викой подали заявление в загс с целью заключения брака. (Викино заявление – прямо из больницы, заверив его у нотариуса.) Увидев, что Вике делается хуже, – заторопились. Узнали, что заключение брака можно ускорить, если будет справка о тяжелом состоянии Вики.
Спрашиваю:
– А родители в курсе?
– Еще нет! Сегодня все скажем.
Сказали! Будущие теща и свекровь повели себя на удивление мудро. Поплакали в ординаторской, а потом собрали слезки в ладошки и пошли улыбаться и поздравлять новобрачующихся.
Но сколько пищи для больничных сплетников! Мужчины-врачи отнеслись ко всему этому с пониманием и зауважали гопника. Но нежные женщины стали говорить о том, что парень – дурак… а нет ли какой корысти у него… а вдруг дети!.. И что это будут за дети у такой больной и отравленной женщины… куда смотрят родители… да и загс не имел права принимать такое заявление и т. д. Может быть, они в чем-то правы, но я рад за Вику и за «гопника», оказавшегося настоящим человеком.
Случай этот ценен для меня еще вот почему. Совсем недавно к нам привезли еще более молодую девочку с впервые возникшим эпилептическим приступом. Раньше ее родителей у нас появились родители ее жениха. Стали требовать сведений о заболевании девушки, о прогнозе и т. д. Что-то, видимо, узнали, и вскоре в палату к этой больной пришел ее жених с кучей друзей и в их присутствии объявил девушке, что, поскольку она тяжело больна, он имеет право отказаться от взятых обязательств и все отношения с ней – прерывает.
Потом еще «как хороший друг» пару раз навещал свою «бывшую». С ней каждый раз делалась истерика. Пришлось его пнуть и распорядиться, чтобы в отделение его больше не пускали.
Anamnesis vitae
Первая благодарность.
В приемном покое больницы меня ожидал плюгавенький мужичок в рабочей промасленной спецовке. К груди он прижимал два больших газетных кулька. Меня он сразу забраковал: «Мне нужен не ты, а В. А.! Он мне палец спас». Мужик повертел у меня перед носом культей второго пальца правой кисти: две фаланги отсутствовали. Блестящим достижением медицины это назвать было трудно – потеря части второго пальца у правши, это почти инвалидность. Но я хорошо помнил, что у этого больного был запущенный остеомиелит. Остановить гнойный процесс удалось, только удалив разрушенные кости пальца.
Так и не признав меня своим спасителем, больной оставил свои кульки, наказав передать их В. А. В кульках находилось две бутылки ординарного коньяка и килограмма два конфет «Радий».
Невостребованные покойники
Встал на больничной планерке наш патологоанатом Рувимыч и стал ругаться, обращаясь к главному:
– Жара ведь – лето! А у нас в морге двадцать трупов. Родственники не забирают. Морозилок не хватает. Гниют. Выделяют вонь и биожидкости. Мухи. Работать невозможно! Я вам уже пять докладных написал. Давайте уже хоронить за счет больницы.
Главный:
– А с родственниками вы связывались?
Рувимыч:
– А как прикажете с ними связываться? Звонить: «С вами говорят из морга! Ваша матушка у нас чуть-чуть протухла. Может, заберете?» Просто не надо больных до смерти доводить в больнице! А то мрут и мрут. Вон в областной: только больной приготовится коньки отбросить – его на носилки и домой. И смертность у них по нулям!
Главный:
– Ладно! Пишите новую заявку на захоронение двадцати бесхозных трупов. Но денег на это нет.
Рувимыч:
– Пока у вас деньги появятся – еще с десяток наберется. Я напишу заявку на тридцать. А то вон в нейрохирургии еще пятеро на подходе. Родственники их, по моим сведениям, не посещают.
Завнейрохирургией:
– Есть тут наша недоработка. К этим умирающим родственники ходили, но, как только оформили их банковские вклады на себя и завещания подходящие выбили – сразу исчезли. А троих мы выписать хотели. Еще скандал был: к вам родственники бегали, просили оставить в больнице, мол, ухаживать некому, как что делать не знают… Как не знают! Сто раз все им показано и рассказано было. А теперь – ищи-свищи их. Зря вы тогда мне выговор вкатали.
Главный:
– Зря не зря… Работать надо с родственниками! Понимать, чего они хотят. А то плачут: «Спасите любой ценой!!!» А при выписке пишут жалобу, что, мол, послеоперационный рубец некрасивый. Кто тот рубец под трусами видит!
Одни желают, чтобы больной умер «в кругу членов семьи». А что это не кино – не соображают. Мало кто готов наблюдать агонию. Вот и умирают за шкафом или в чулане, вонючие и в пролежнях. Но в «кругу членов»!
Другие просят подержать в больнице до конца. Этих я понимаю. И тех, кто просит отдать покойника без вскрытия, – понимаю… Но родственников «забытых» трупов – не понимаю!.
По окончании планерки завурологией хлопнул патанатома по спине и сказал:
– Не ссы, Рувимыч! Лето кончится, зима у нас длинная и морозная. Откроешь окна в морге, и твои жмурики отлично сохранятся до весны. Только смотри, чтоб кто-нибудь не убежал, как в прошлый раз.
Anamnesis vitae
Хирурги одной больницы почти весь дареный алкоголь сдают за полцены в круглосуточный магазинчик «24». Магазину впору менять вывеску: в продаже только элитный алкоголь!
Антикварная старушка
Наша медсестра попросила подлечить свою деревенскую бабушку.
Спина у старушки заболела.
Сестра говорит:
– Пусть бабуля хоть отдохнет чуток. Может, ей сердце еще подлечить заодно, суставы. Да и мы от нее отдохнем! Пока она лежит – дом в деревне в порядок приведем, на огороде все сделаем. Она ведь замучает своими советами и придирками! Все ей не так да не эдак будет.
Рассказала, что возится бабушка целыми днями на огороде и по дому. Все – одна. Дед, как водится, слаб здоровьем и подвержен пьянству. Пьянство в наших деревнях – удручающее! Пьют все и не считают это за грех.
Спрашиваю у деревенского священника:
– Поди, самогоном травится народ на селе?
– Какой самогон! Наведут сахара с дрожжами, сделают брагу для перегонки в самогон, а гнать – лень и долго. Пьют прямо это мутное «сырье», даже не фильтруя. А от браги, сами знаете, какое случается! Помоги им, угодник Божий Вонифатий!
Госпитализировали мы старушку к себе. Типа – по блату. Ходит она – буквой Г: переломлена в пояснице и носит туловище параллельно земле. Назначили массаж, физиолечение. Показали терапевтам. Те назначили свое лечение. Очень щадящее. Через два дня бабушка-старушка стала умирать! Ходить перестала. Появились боли в сердце, одышка. Губы – синие, не ест, не спит. Молится Богу и плачет. По три раза за день к ней по «cito!» кардиологов вызывали. Так, думаю, до реанимации дойдет.
Тут приходит наша медсестра, родственница этой умирающей старушки, и говорит:
– Что тут поделаешь! Давайте заберем мы ее домой. Что ей на казенной койке умирать! Деревенские ведь могут сказать, что мы ее специально в больнице уморили. Дом, мол, хотим к рукам прибрать. Выписывайте. Только, если можно – с машиной помогите. Лучше – «уазик». А то по нашей грязи на другой машине до деревни не доехать.