Легкий хлопок заставил меня вздрогнуть. Я оглянулась на остров, но ничего особенного не заметила. Однако спустя несколько минут над зеленью поднялось небольшое облачко дыма. Ну вот и все, лаборатории больше нет. Странно, но сейчас эта мысль принесла мне облегчение. Сомнений больше не было, тревога ушла — решение было принято и исполнено.
Впереди показалась земля. Белые пляжи, катера и яхты, небоскребы на фоне голубого неба — большой шумный город стремительно надвигался на нас. Мы высадились на тот самый мол, с которого начался наш путь. На шоссе нас уже ждали два длинных черных «Мерседеса» — Грасини позаботились обо всем заранее.
Мы стояли на моле под порывами горячего ветра. Неловкость перед предстоящим прощанием сковывала мне язык, было трудно встречаться взглядом с Грасини. Я не могла понять, кто они для меня — безжалостные убийцы и холодные экспериментаторы или грустные старики, ищущие утешения и любви перед лицом неизбежной смерти?
— Ну вот. Нам пора. — сдержано и тихо сказала Александра.
Я решилась и посмотрела в глаза Элеоноре. Ощущение было такое, словно заглядываешь в бездну. Казалось, она вся отдалась во власть предстоящего одиночества.
— Мы хотели бы еще раз увидеть Адриана. До того как… Как наша вечность закончится. Можем ли мы надеяться на это? — Стив замялся и добавил чуть слышно, обращаясь к Саймону — Ты не откажешь нам в этом, мой дорогой мальчик?
— Да. Мы увидимся. — пообещал любимый. Кончики его выпуклых губ чуть поднялись в улыбке — У меня нет к вам злости, Стив. Если бы не поступок вашего отца, я никогда не встретил бы Полину…
— О да! Полина! Тебе несказанно повезло, что ты смог разглядеть в этой эмоциональной девочке свою избранницу… Ты полюбил ее так сильно, что ради нее отказался от вечности. Я завидую тебе, Саймон! — выговорив это, Стив торопливо нацепил темные очки с одним стеклом, чтобы скрыть смущение. Надька фыркнула и он, еще больше смутившись, снял их.
— Да, и еще кое-что мы должны сказать вам. — вмешалась Элеонора — Наш опыт исследователей подсказывает, что совершенно особенная эмоциональность Полины не могла уйти в никуда. И если ее эмоциональный заряд не выплескивается наружу, значит, он накапливается где-то внутри. Не хотела бы я стать тем, на кого он обрушится! А теперь действительно пора прощаться. — резко бросила она, щурясь от сильного ветра.
— Как прощаться? Я же не успела вам рассказать! Подождите минуточку, всего одна история! — выпалила вдруг Надька. — У нас в коллеже есть такая одна толстуха, размером будет с небольшой комод примерно…
Стив весь обратился во внимание, казалось, он жаждал услышать о злоключениях толстухи. Надька, обретя слушателя, воспряла и развела руки, обозначая размеры героини рассказа. Рыбьи глаза Стива буквально сверлили ее. Но продолжения не последовало: Надька молчала, как будто на уста ей наложили печать.
В наступившей тишине, Элеонора обратилась ко мне:
— Твой любимый сделал правильный выбор, Полина. Когда я смотрю на твою подружку, то понимаю, чего мы лишили себя, получив тайное знание. Мы оказались исключенными из мира людей. Знаешь, я бы отдала много лет своей жизни, чтобы дружить вот с такой смешной и наивной девочкой… — в уголках глаз старухи легли смешливые морщинки.
Надька возмущенно покосилась на Элеонору: ей определенно не понравилось, что ее считают наивной. Но Стив продолжал сверлить ее взглядом. Наконец, он одел темные очки без одного стекла и Надька обрела голос:
— Совсем не обязательно было затыкать мне рот! Можно было просто попросить помолчать немного…
И все же она поцеловала Стива на прощанье. Он что-то шепнул ей на ухо и погрозил пальцем. Когда мы садились в машину, лицо у Надьки было растерянное и виноватое. Машина Грасини свернула в сторону города, где у них была резиденция, мы же направились в аэропорт.
…Хуже нет, чем ждать в любую минуту неведомой опасности. Я поняла это уже на следующий день, когда мы оказались у себя дома в Сочи. Все так же лил дождь, сад за два дня нашего отсутствия совсем облетел, стал просторнее и печальнее. Море ревело и бушевало днем и ночью. Еще несколько дней назад мы бы наслаждались бунтующей стихией. Купание в огромных волнах пьянит не хуже вина, это «изысканный дар осени», как выражается Александра. Но мне было достаточно взглянуть на бледное, напряженное лицо Саймона, чтобы пьянящая радость сменилась тревогой. Я видела, что любимый не расслабляется ни на минуту. Шорох опавших листьев, трескотня сорок в саду, визг тормозов за забором — любой звук заставлял мышцы на его руках каменеть, а глаза сужаться и темнеть. Он не оставлял нас с Адрианом ни на минуту и, похоже, не собирался выходить на работу, пока опасность не минует.
Александра поселилась у нас — вместе легче отразить нападение. Антон тоже категорически не соглашался уехать, он остался в Сочи и каждый день приходил к нам, невзирая на явное недовольство Саймона.
Время как будто снова замедлилось. День за днем тянулось изматывающее ожидание. Сидя на крыше у бассейна, мы почти не разговаривали, лишь смех, лепетание и топот ножек Адриана нарушали повисшую в доме тишину: в эти дни малыш сделал свои первые шаги.
Звонок мобильного заставил меня вздрогнуть.
— Полиночка, доченька, как вы там? — донесся издалека родной и теплый голос мамы.
— Мам, у нас все нормально. — как можно бодрее ответила я, прикрывая трубку, чтобы она не услышала Адриана. После того, что случилось, и речи не было о том, чтобы рассказать о сыне родителям. Они сразу же захотят приехать, чтобы увидеть внука. А я не хотела подвергать их опасности.
— У нас с папой тоже все хорошо, соскучились только по тебе, Полиночка! А как твоя учеба?
— Нормально. — соврала я. — Очень нравится.
— Ну да, ну да… — задумчиво протянула мама — А как Саймон? Вы готовитесь к свадьбе?
— Мам, ну рано еще! — вскинулась я. Но тут же мне стало жаль маму и я сбавила тон — И как я без тебя приготовлюсь, мам? Вот ты приедешь весной, вместе и займемся…
Мама несказанно воодушевилась и принялась описывать мне свадебные платья, которые видела в салоне рядом с нашим домом в Москве.
— … и рюшечки по краю, Полиночка, представляешь, как тебе пойдет? — а я просто слушала ее голос, представляя, как она в своем уютном байковом халатике, с телефоном у уха меряет шагами нашу московскую кухню…
Когда мы с мамой попрощались, Александра отложила модный журнал и потянулась, разминая затекшее от неподвижности гибкое тело.
— Полина, сегодня ты можешь не вздрагивать от каждого телефонного звонка. Ведь у Адриана отличное настроение. — Насладившись моим удивлением, морская соизволила пояснить — Это значит, что в ближайшие несколько часов у нас не будет неприятностей, ведь твой сын предвидит будущее! — Пока я осмысливала утверждение, она вдруг перескочила на другую тему — Полин, скажи, если я испытываю жалость к человеку, это значит, что я в него влюблена? — таинственно прошептала она.
— Ого! Неужели ты испытываешь жалость к Пинежскому? — изумилась я. Мне вообще слабо верилось, что она может испытывать жалось к кому-либо.
— Еще чего! — Александра даже подскочила на шезлонге — За что его жалеть? Бедняжка сломал ноготь? Обгорел в солярии? Может, я и не человек, но могу разобраться, кто переживает искренне, а кто нет. Вот Антон страдает по настоящему, я это поняла, когда побывала в его снах! — отрезала морская, вызывающе глядя на меня.
— Так ты его…жалеешь?
— Когда я смотрю на него, то испытываю печаль. Я думаю о том, как ему тяжело, и вот здесь — она прикоснулась тонкой рукой к груди — что-то сжимается… — Александра задумчиво уставилась через пластиковый купол на низко повисшие облака и продолжила — Ты знаешь, рядом с ним я впервые почувствовала осень. Раньше для меня времена года ничего не значили, я их воспринимала, как декорации где-то на заднем плане. А теперь я чувствую, что осень, это как старость. А зима — как смерть. Когда она приближается, словно прощаешься с кем-то навсегда… А что, если это у меня безответная любовь? Как у поэтов! — вдруг подскочила она — Ведь раньше я не задумываясь утопила бы Антона, чтобы забрать его душу. А теперь жалею его! Вот здорово-то!
Я подумала, что даже если это и так, за нее можно не волноваться — пока что новое чувство только обогатило ее эмоции. Комментировать ситуацию не хотелось: мой опыт слишком отличался от ее, поэтому я промолчала.
К четырем часам вдруг выглянуло солнышко. Наш сад с черными голыми деревьями залило золотым светом от опавших листьев, толстым ковром устилавших землю. Мы с Адрианом в холле смотрели в окно, как ветер гоняет свернутые листочки — словно маленькие рыжие мышки пробегали по саду. Неожиданно у наших ворот остановились сразу два такси. Саймон и Александра замерли в боевой стойке. Но из одной машины вышли Надька и Антон, а из другой — стройная девушка с длинными рыжими волосами. Это была Жанна, коллега Саймона.
Мы вышли из дома им навстречу. Саймон открыл ворота и все трое оказались в саду. Цокая каблучками по каменной дорожке, Жанна направилась к нам. На ней были черные стильные брюки, а распахнутая жилетка из чернобурки приоткрывала очень глубокое декольте, в котором молочно светилась белая кожа. На ходу девушка оглядывала наш дом цепким взглядом оценщика. «Ишь ты, небось уже квадратные метры посчитала!» — пробурчала за моей спиной Надька. Кажется, коллега Саймона даже не заметила, что он держит за руку Адриана, и что ребенок по человеческим мерками никак не мог родиться два месяца назад.
— Семен, я приехала узнать, когда вы выйдете на работу. Вас все очень ждут, наши исследования встали… — ее грудное контральто звучало очень сексуально, как будто девушка из «секса по телефону» обольщала клиента.
— Не знаю. Я буду со своей семьей столько, сколько понадобится. — сухо ответил любимый, скрещивая руки на груди.
Тут только Жанна окинула нас рассеянным русалочьим взглядом. Но он дольше задержался на моем лице, которое сильно изменилось с нашей последней встречи, чем на Адриане. Она сделала нетерпеливый жест и хотела возразить что-то, как вдруг раздался хриплый голос Надьки.
— Сегодня, кажется, семнадцатое ноября. Сезон охоты на чужих парней окончен, подруга. Можешь зачехлить оружие! — она кинула выразительный взгляд на декольте Жанны.
Глаза рыжеволосой девушки сузились, лицо приобрело сходство с лисьей мордочкой.
— Это ты свои орудия зачехли, дура! — взвизгнула Жанна дурным голосом уличной торговки.
Надька покосилась на свое декольте, которое не уступало вырезу рыжеволосой, и возразила:
— Мое оружие — это мозги. И их я всегда держу наготове.
Антон прыснул, Саймон деликатно сдерживал улыбку, но его серо-синие глаза излучали смех. Александра посмотрела на Жанну с деланным сочувствием: поражение рыжеволосой красотки в словесной перепалке было очевидным. Жанна поджала тонкие губы и обвела нас неприязненным взглядом. Кажется, она заметила, наконец, Адриана. Несколько секунд она изучала лицо малыша, потом ее глаза впились в меня.
— Вот, значит, как. — хрипло сказала она — Я слышала о таком. Ведьмы, которые меняют внешность. Ты же была ниже ростом, я помню! И ребеночек под стать мамаше…
— Жанна, вы ведь занимаетесь наукой! Уж вам-то стыдно верить в ведьм, меняющих внешность. — мягко возразил Саймон. Он говорил серьезно, но глаза продолжали смеяться.
— Ты сам не понимаешь, с кем связался. — она даже не заметила, как перешла на «ты» — Ты полностью под властью ее чар! Эта ведьма прибрала тебя к рукам, приберет и твой домик. — девушка вновь обвела взглядом наше жилище — Так что мне здесь делать нечего. — Она резко развернулась, откинула назад рыжие волосы и устремилась к выходу. Через минуту, уже сидя в холле, мы услышали, как громко хлопнула дверца такси.
— Итак, обиженная принцесса покинула заколдованное царство. — прокомментировала Александра, усаживаясь на белый диван — А кое-кто продемонстрировал высший пилотаж в деле укрощения рыжих стерв…
Надька надулась от важности.
— Вы еще не знаете всех моих талантов! — сообщила подруга. — Счас покажу вам кое-то…
— Ой, только, пожалуйста, не пой! — испуганно попросил Антон.
Надька прожгла его гневным взглядом и вытащила из сумки папку с альбомными листами. Вместе с ней на стол вывалился смятый номер «Сочинского вестника».
— Вот. — Надька протянула мне странную картинку, нарисованную акварелью. Это был человечек с большим кругом вместо ног. — Узнаете?
— Это, наверное, гончар со своим гончарным кругом? Или кентавр на колесах? — с сомнением пробормотал Антон.
— Ты издеваешься? — взревела Надька — Это Элеонора Грасини сидит у моря и ждет, когда приедет Адриан! Какой гончарный круг? Это колеса инвалидной коляски!
— А-а-а… — только и сказал Антон. Он явно не хотел развивать тему ее творчества. Но от Надьки так просто не отвяжешься.
— Нет, ну скажите! Ведь похоже? — настаивала она.
— Мне кажется, художника из тебя не получится. Может, тебе поискать у себя какие-нибудь другие таланты? — деликатно заметил Саймон, изо всех сил удерживая рвущиеся вверх уголки губ.
— Уже искала. Нет никаких. — вжала голову в плечи подруга — Обманули меня Грасини…
— Что? Что ты натворила, дурочка? — хищно придвинулась к ней Александра — Что ты позволила им сделать с собой?
— Да ничего такого! Стариканы не сделали мне ничего плохого! — отбивалась Надька — Утром, пока вы все спали, я попросила их развить во мне какой-нибудь талант. А Стив сказал, что все заложено в человеке от рождения и они не знают, к чему у меня способности. Ну я ужасно их уговаривала и они согласились. И ничего такого страшного не было, они обмотали меня проводочками, какие-то лампочки включались. Потом они сказали, что теперь талант проявится сам. Если он во мне заложен, конечно. Ну и значит, нет у меня никакого таланта. — голос ее упал почти до шепота — Чего, конечно, и следовало ожидать.
— Ну, подожди, почему так сразу: «нет таланта»? — возразила Александра уже гораздо мягче — Ты еще что-нибудь попробуй. Танцевать, например!
— Уже. — карие глаза Надьки налились слезами — Вчера вечером пошла в «Атмосферу», думала там всех поразить. Так меня охранник выставил, сказал, таким пьяным не место на танцполе! А я и не пила совсем…
— Может, у тебя к точным наукам талант? — встрял вдруг Антон — К математике, например?
— Не произноси при мне это слово! — простонала подруга. Я только усмехнулась, вспомнив как в школе при виде дроби на доске ее глаза наливались тоской.
Солнце скрылось также неожиданно, как и появилось. На небе сгустились низкие облака, сразу стало темно и хмуро. Но нам было очень уютно при мягком свете лампы с розовым абажуром. Мы сидели за круглым журнальным столиком в холле, подшучивая над Надькой и придумывая для нее различные таланты. Адриан бродил вдоль стен, рассматривая причудливый узор на обоях и лопоча что-то себе под нос. Напряжение, владевшее нами в последние несколько дней, отпустило. Ощущение уюта и покоя опустилось на меня.
— Смотри, Полина! — рука Саймона легла на мое плечо. Любимый показывал на большое окно, выходящее в сад — Это же первый снег. Понимаешь, в жизни Адриана это самый первый снег! — прошептал он.
Малыш тем временем подошел к стеклу и заворожено уставился на медленно падающие крупные снежинки. Подсвеченные фонарями, они, казалось, не спешили на землю, то кружась на месте, то взлетая вверх. Мы затихли, наблюдая за сыном. Я уже представляла себе, как мы пойдем на улицу лепить снежки, как вдруг малыш обернулся к нам. Его лицо было искажено гримасой, кулачки сжаты. Он опустился на пол и громко, отчаянно заревел. Мы с Саймоном подбежали к нему, любимый схватил сына на руки. Я утирала слезы, градом бегущие из синих глаз, и пыталась успокоить его. Но все было тщетно, малыш не унимался. Напрасно Надька рычала, изображая серого волка, а Антон кукарекал петухом. Не помог и его любимый резиновый дельфинчик, которого принесла из детской Александра. Лишь минут через десять лицо малыша прояснилось. Он притих на руках у Саймона и уже не рвался исследовать комнату. Потом глазки его закрылись и он уснул.
— Кажется, он что-то видел. — шепнула мне Александра, оглядываясь на Надьку. — Что-то плохое. Давай-ка сплавим отсюда твою подругу, сегодня ночью здесь может быть горячо. — потом добавила уже громко — Наверное, мы утомили малыша. Пора расходиться, уважаемые! — она выразительно взглянула на подругу.
Мы вызвали такси и через полчаса машина подъехала к воротам. Надька запихала в сумку свои рисунки и хотела было забрать газету.
— Оставь «Сочинский вестник», я тут кое-что начала читать, мне понравилось. В кои-то веки самая скучная газета на планете написала забавную статейку… — попросила Александра.
Надька переменилась в лице.
— Тебе про начальника ЖЭКа понравилось? — прошептала она, выпучивая карие глаза.
— Ага. Какой-то Н.Х. здорово расчихвостил коммунальщиков! Вот, послушайте — она взяла в руки мятый газетный лист — «Начальник ЖЭКа по всей видимости, человек-невидимка, потому на рабочем месте его еще ни разу никто не заставал. Однако удивительным образом его подпись в ведомости за зарплату появляется регулярно. Сонм его родственников, оформленных на разные должности, также не видим человеческому глазу, похоже, речь идет о целом семействе невидимок…»
— Так это же я! — завопила Надька. Но, оглянувшись на спящего Адриана, снизила голос до шепота — Я же это! Написала! Я письмо в газету написала, подписалась Н.Х. — Надежда Храпова!
Я не верила своим ушам. Надька и письмо в газету — понятия несовместимые. Да и с русским языком она всегда была не в ладах…
— Похоже, Грасини не зря с тобой поработали. — улыбаясь, заметил Антон.