– Сами и отводите, – отбрила Борю этническая румынка. – Вы ведь теперь у нас главный. Вы всем рулите.
– Место преступления хотелось бы сохранить в неприкосновенности.
– Да? – Добрашку с сомнением посмотрела на все усиливающийся снегопад. – Думаю, это вряд ли получится.
Вересень и сам понимал, что сыскать концы в при таком погодном раскладе будет чрезвычайно трудно. А о следах, которые гипотетически мог оставить преступник, придется забыть навсегда. Если они и были изначально, то теперь погребены под снегом.
Окончательно и бесповоротно.
Второй подошедший к ним мужчина оказался похож на сына гораздо больше, чем Саша. Ему было около сорока или слегка за сорок: худощавый брюнет с приятным, незапоминающимся лицом. Очевидно, он так и не понял до конца, что именно произошло, и потому выглядел спокойным. Более спокойным, чем того требовали обстоятельства.
– Что здесь происходит, Карина? Ваш бородатый несет какие-то глупости…
А вот голос Вересень запомнил сразу и впоследствии не спутал бы его ни с каким другим. Глубокий, казалось, проникающий в душу, и в то же время – мягкий баритон. Такими голосами говорили старые актеры академических театров, застать которых Вересню не удалось. Зато теперь он мог в полной мере насладиться неподражаемой русской школой актерского мастерства, восходящей корнями к Качалову, Тарханову, Кторову и Плятту.
– Боюсь, что это не глупости… У меня плохие известия, Анатолий. Белла Романовна…
– Что?
Но Анатолий уже и сам понял – что. Он двинулся к матери и брату, бросив на ходу:
– Черт!!! Вы же должны были следить за ней, Карина! Да что ж такое…
Личный секретарь в легком замешательстве (чего за ней не наблюдалось раньше) потерла переносицу и оглянулась на Вересня.
– Это Анатолий. Средний сын Беллы Романовны.
– Я уже сообразил.
Значит, есть еще и старший, который почему-то не нарисовался. Вересень двинулся следом за обладателем волшебного баритона, на ходу вынимая свое удостоверение. Анатолий между тем приблизился ко все еще стоящему на коленях Саше и крепко ухватил его за плечо.
– Что это, Толя?
– Успокойся, пожалуйста.
– Успокоиться? – Саша нервно сглотнул. – Ты предлагаешь мне успокоиться?
– Ты ничего не можешь изменить. И ты не единственный, кто страдает.
– Здесь же кровь, Толя! – Пальцы молодого человека заскользили по темным пятнам на халате и пижамной куртке старухи. – Что это значит?
Вересень посчитал, что самое время вмешаться:
– Это значит, что ваша мать убита.
Он всего лишь констатировал очевидное, но его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Оба брата синхронно повернули голову в сторону следователя, и на их лицах отразилось недоумение.
– Вы кто? – строго спросил Анатолий.
– Мы вчера подобрали его на трассе… Кажется, я говорил… Или нет? Не помню… Мужик с котом…
– А-а… Кот. Тот самый. В свитере. Понятно.
Упоминание о дурацком парне заставило сердце Вересня забиться сильнее, но поднимать тему Мандарина вблизи от тела жертвы было верхом идиотизма.
– Упреждаю вопрос. – Боря попытался придать своему голосу мягкость, но до баритона среднего сына Анатолия ему было явно далеко. – Подобрали меня случайно. Все остальное – не случайность.
– Что вы имеете в виду? – Анатолий заслонил тело матери в надежде отодвинуть от него следователя как можно дальше.
То же самое проделала совсем недавно Карина Габитовна.
– Убийство – не случайность.
С этими словами Вересень сунул в руки Анатолия свое удостоверение.
– Что там? – поинтересовался Саша.
– Этот человек – следователь.
– Вересень. Борис Евгеньевич. Я попрошу вас вернуться в дом и подождать меня там. Мне придется допросить каждого. Таков план действий на ближайшее время.
– Мы сами решим, что нам делать. – Анатолий посмотрел на Вересня с откровенной неприязнью.
– Не в этом случае. В любом другом – да. Но не в этом.
– Что вы хотите сказать?
– На территории вашего поместья совершено преступление. И убийца до сих пор может скрываться здесь. Среди находящихся в доме.
– Вы в своем уме?
– Конечно, – уверил Анатолия Вересень. – Еще раз настоятельно рекомендую вам вернуться в дом и оставаться там до приезда следственной группы.
– А мама? – Саша все еще не мог отлепиться от Беллы Романовны.
– Тело… – Полный муки взгляд Саши заставил Вересня поперхнуться. – Она… Она останется здесь.
– Нет. Она не останется.
– Я должен провести хотя бы первичный осмотр места преступления.
– Проводите. Делайте что хотите. Но она не останется.
Вересень испытующе посмотрел на Сашу и сдался:
– Хорошо. Но сначала… отойдите, пожалуйста.
Сыновья старухи безмолвно исполнили его приказание, и следователь занял место у тела. Вот он, проклятый этический момент, когда ему придется обшаривать труп на глазах у безутешных родственников! Проклиная в душе свою удивительную способность вечно оказываться не в то время и не в том месте, Вересень сосредоточился на карманах жертвы. Их было три: один (нагрудный) на пижамной куртке и два на халате. Пижама скупо выдала ему карамельку «Барбарис», зато халатный улов оказался намного богаче. Спецпакета у Бори не было, и он стянул с головы роскошную лисью шапку с хвостом – предмет зависти не только коллег-следователей, но и знакомых оперов во главе с и.о. начальника убойного отдела капитаном Литовченко. Через минуту в шапке уже лежали: еще одна карамелька – на этот раз «Дюшес», пара фантиков от конфет; несколько испещренных буквами и цифрами стикеров (из тех, что клеятся на холодильник), сложенный вчетверо листок с какой-то схемой, носовой платок и кусочек пазла.
И флешка.
Правое запястье Беллы Романовны обвивал узкий кожаный шнурок, который оканчивался карабином со сломанной застежкой. Подумав секунду, Вересень поманил пальцем Карину Габитовну:
– Знаете, что это такое?
– Шнур.
– Я сам вижу. Для чего он?
– М-м… Хозяйка носила на нем телефон.
– Ага. Осталось только найти его.
– Я могу посмотреть в рабочем кабинете, – начала было Карина, но следователь перебил ее:
– Большая просьба. В кабинет не входить.
– Хорошо. – Добрашку пожала плечами.
– Это касается всех. – Вересень чуть повысил голос, чтобы его услышали еще и мужчины. – Без исключения. В рабочий кабинет жертвы не входить.
Под его присмотром Саша и Анатолий уложили тело матери на покрывало, предусмотрительно захваченное Михалычем (до сих пор тот отирался поблизости, шумно вздыхая и дергая себя за бороду), и со своей скорбной ношей медленно двинулись в сторону особняка. За ними потянулась Карина, и лишь Михалыч остался стоять на месте.
– Что ж ты ничего не сказал, а, Боря? – с обидой бросил он. – Водку мою пил, Новый год вот вместе встретили, а ничего не сказал.
– Что я должен был сказать?
– Что ты того… такая важная птица. Я перед тобой, можно сказать, сегодня ночью всю душу вывернул. А ты… ни гу-гу.
Это была чистая правда. Полночи Михалыч потчевал Вересня историями из своей забубенной жизни, в которой чего только не приключилось. Михалыч участвовал в штурме дворца Амина («вот сидишь ты тут, Боря, и не знаешь, что перед тобой подполковник ГРУ»), выиграл по очкам бой со знаменитым кубинским боксером Теофило Стивенсоном («вот сидишь ты тут, Боря, и не знаешь, что перед тобой мастер спорта международного класса) и едва не попал на околоземную орбиту («вот сидишь ты тут, Боря, и не знаешь, что перед тобой член отряда космонавтов). Михалыч был лично знаком с Фиделем Кастро и членами Политбюро Пельше, Долгих и Капитоновым. А после первой бутылки водки к ним прибавились балерина Майя Плисецкая и актриса Людмила Гурченко. Михалыч, конечно, врал как сивый мерин, но это было безобидное вранье. Настолько занятное и цветастое, что Вересень даже не стал ловить бородача на явных несуразностях. Лишь позволил себе спросить один раз:
– Как же ты, при такой героической биографии, очутился здесь?
– А вот так и очутился, – ушел от прямого ответа Михалыч. – Человек предполагает, а Бог располагает. От тюрьмы до от сумы не зарекайся. Знал бы прикуп – жил бы в Сочи.
У Вересня была надежда подбить Михалыча на тайный визит в особняк – там они могли бы поискать дурацкого парня. Но Михалыч слишком много выпил и, упав головой на стол, захрапел прямо посередине рассказа о товарище Пельше, снабжавшем ЦРУ разведданными.
– …Хозяйка-то хорошая была, Михалыч?
– Змея.
– А про Карину что скажешь?
– Змея.
– А дети?
– От осинки не родятся апельсинки.
– Как думаешь, кто мог желать ее смерти?
– Хе-хе. Захотели от кошки лепешки, а от собаки блина.
Получив столь исчерпывающие ответы, Вересень приуныл. Союзников в этом доме он вряд ли сыщет. А союзник был ему просто необходим. Михалыч на эту роль не годился, потому что оказался болтлив и не слишком умен. Но он был единственным, о ком Вересень мог сказать с высокой степенью уверенности: не убивал. Ведь большую часть ночи он провел у Бори на глазах.
– Так, значит, это ты нашел тело?
– Мы с Габитовной нашли, да. Она первая заметила, а я первый подошел.
– Как это произошло?
– Как подошел, что ли?
– Как вы ее заметили? С какой точки?
– С холма. Здесь холм поблизости. С него и засекли. Габитовна еще сказала: «Взгляните, Степан Михалыч, там, кажется, человек лежит» Ну, я и… взглянул.
– Где этот холм?
– Вон там. Сосна кривая слева, а холм правее.
Михалыч махнул рукой куда-то в сторону. Проследив за движением, Вересень целую минуту пялил глаза в указанное им место. Но – из-за обилия сочащегося с низких облаков снега – не узрел ни сосны, ни холма.
– Когда вы обнаружили тело, снег уже шел?
– А я помню? Да он все время идет, мать его. Террасу чистить не успеваю. Кто его только придумал?
В этом моменте Вересень был полностью солидарен с Михалычем. Нынешний затяжной снегопад делал трасологическую экспертизу[22] почти бесперспективной. Какие к черту следы, если уже сейчас он не в состоянии определить на глаз, где лежало тело Беллы Романовны?
– Погодка, ч-черт!
– Это да. Съел бы грибок, да снег глубок, – поддакнул Вересню Михалыч.
Надо бы застолбить место обнаружения трупа.
Вересень повертел головой в поисках предметов, которые сгодились бы в качестве ориентира. И только сейчас заметил неподалеку от себя поникший флажок на тонком древке. Вид маленького стяга вызвал в нем смутные воспоминания.
– Это что, поле для гольфа? – осенило следователя.
– Оно, – с готовностью подтвердил Михалыч.
– Тащи сюда вешку. Видишь ее?
– Эхе-хе… Глаза, как плошки, не видят ни крошки… – проворчал добровольный помощник Вересня, но за флажком все же отправился.
Пока Михалыч, утопая в снегу, прорывался к искомой вешке, а потом с силой выдирал ее, Вересень успел ответить на звонок. Звонил участковый из Краснофлотского, представившийся лейтенантом Калязиным.
– Товарищ Вересень? – бодрым и даже каким-то взвинченным голосом начал беседу лейтенант.
– Он самый.
– Это Краснофлотское. Опорный пункт охраны правопорядка. Лейтенант Калязин. Тут мне телефонограмма пришла…
Последние слова Калязина заглушил грудной и призывный женский смех. Да и сам невидимый собеседник Вересня не сдержался и глупо хихикнул.
– Что? – не понял Вересень.
– Телефонограмма, говорю. У вас ЧП какое-то?
– Не у меня. У вас. В «Приятном знакомстве». Знаете, где это?
– Так точно.
– Здесь произошло убийство.
Последовавший за этой фразой очередной смешок Калязина вывел Вересня из себя:
– Что веселого-то?
– Виноват!
– Выдвигайтесь, лейтенант. Буду ждать вас на месте.
– Прямо сейчас выдвигаться?
– Нет. Ко Дню защитника Отечества, – мрачно пошутил Вересень. – Немедленно. Сколько вам нужно времени, чтобы сюда добраться?
– Кто ж его знает?
– Это не ответ.
– Машина не на ходу, – скуксился краснофлотский защитник правопорядка. – Да и не пробьешься сейчас на машине.
Вересень молчал.
– Надо где-то транспорт искать. Посерьезнее который.
– Ищите.
– Да где же его найдешь? – Калязин засопел. – Первое января. Народ не в кондиции. Отдыхает. Сами понимаете, товарищ Вересень.
– Хотите получить представление о неполном служебном соответствии?
Вересень хотел всего лишь припугнуть ленивца в погонах, но эффект получился обратным. Калязин засопел еще сильнее и выпалил в трубку:
– Во-во. Я – представление, а вы сюда, участковым. Да и похлебайте грязь сапогами. Поякшайтесь с контингентом. Посмотрим, на сколько вас хватит.
Нарушение субординации было таким вопиющим, что Боря опешил.
– Вы пьяны, лейтенант? – осенило его.
– Никак нет. Одну только рюмку и махнул. За здоровье президента и процветание страны.
Вересень, который тоже был не против процветания страны, а очень даже за, попытался представить объем рюмки, выпитой не известным ему участковым Калязиным. Получилось что-то вроде емкости размером с кубок УЕФА, да еще какая-то баба за кулисами… С другой стороны – полицейский тоже человек. И ничто человеческое ему не чуждо, особенно в праздники. Особенно в провинциальной унылой дыре, коей несомненно являлось Краснофлотское.
Ты сноб, Боря. И может так статься, что Краснофлотское – вовсе не дыра.
– Ищите транспорт, товарищ Калязин, – смягчившимся голосом сказал Вересень. – Я понимаю ваши трудности… Местный, так сказать, колорит. Но вдруг получится.
– «Вдруг» – не получится. Но я постараюсь.
Надежды на скорое прибытие подкрепления нет никакой. Почти нет – следователь понимал это. Хотя его начальник Николай Иванович Балмасов уже стал действовать, и действовать оперативно. Один звонок участкового спустя всего лишь полчаса после его разговора со старшим советником юстиции чего стоит!.. Балмасов всесилен, он без труда приводит в движение колесики и шестеренки любого дела – во всяком случае, на подведомственной ему территории.
Но здесь – не подведомственная ему территория.
Здесь – юрисдикция экстремальных погодных условий, которая пусть и на время, отменяет весь тот арсенал, на которой Вересень привык опираться: судебно-медицинская и трасологическая экспертизы, тщательный осмотр места происшествия бригадой криминалистов, первоначальный сбор данных о личности потерпевшего и подозреваемых. Поддержка технического отдела и спецлабораторий, да мало ли что еще!..
В предлагаемых обстоятельствах он может надеяться только на себя.
– Вот, принес, – подбросив в руке вешку, Михалыч протянул ее Вересню. Боря сунул древко с полинявшим флажком в снег, примерно в середине того места, где по его прикидкам находилось тело Беллы Романовны. И принялся вкручивать поглубже. Поначалу вешка шла легко, как по маслу, но потом дело застопорилось – словно тонкое дерево наткнулось на какое-то препятствие. Вересень решил было, что всему виной мерзлая земля. Он присел на корточки, собираясь немного разгрести сугроб, и тут пальцы его наткнулись на маленький предмет, который и помешал флажку.
Телефон!
Вересень тотчас же вспомнил кожаный шнурок с карабином на запястье старухи. Скорее всего, карабин не ко времени сломался и телефон соскользнул в снег. Это можно было считать настоящей удачей, хорошим знаком. Судьба как будто подмигивала Боре Вересню – не бойся, я с тобой! Ничем иным, как ее ободряющей улыбкой, объяснить нахождение столь миниатюрной коробочки посреди снежного океана было невозможно. Ткни Вересень палку на сантиметр левее или правее – телефон вряд ли бы нашелся.
А тут – такая удача.
Он бегло осмотрел находку и удивился: аппарат никак не вязался с имиджем главы крупной корпорации с миллиардными оборотами (а ведь именно так позиционировала госпожу Новикову ее личный секретарь). Это был вчерашний день телефонии: не какой-нибудь обсыпанный бриллиантами «Верту» в платиновом корпусе и не навороченный айфон-6 за баснословные деньги. И даже не смартфон, классом пожиже, но такой же многофункциональный. Вересень держал в руках самый обычный кнопочный «Самсунг». Лет пять назад у него был точно такой же, но и тогда уже носить в кармане столь простецкую вещь считалось не комильфо.
Все еще недоумевая, Боря щелкнул клавишей активации, и экран тотчас же загорелся. Этим-то и отличается старая кондовая техника от новой – нежной и трепетной. Любой навороченный смартфон, пролежи он под снегом энное количество времени, обязательно захандрил бы. И на его реанимацию потребовалось такое же энное количество усилий. А этому привету из прошлого хоть бы что!..
Заставка на дисплее была самой незамысловатой – маковое поле, да и входящих звонков в журнале было немного, около десятка. А исходящих не было вовсе. Последний по времени принятый звонок относился к сегодняшней ночи.
01:17 ночи.
Он не был пропущен. На него ответили. Скорее всего, сама Белла Романовна. Против даты и времени стояло имя «ВИКТОР».
– Кто такой Виктор? – спросил Вересень у Михалыча.
– Старший сын хозяйский. А что?
– Он не приехал?
– Почему не приехал? Вперед всех приехал.
– То есть сейчас он здесь, в особняке?
– Где же еще ему быть. Здесь.
Вересень вспомнил Сашу, судорожно укрывающего своим свитером ноги мертвой матери. И Анатолия, который положил руку на Сашино плечо в знак поддержки.
– Ты сообщил ему о смерти матери?
– Кого нашел, тем и сообщил.
– А Виктора не нашел?
– Нет.
– А искал?
– Искал дед маму, да попал в яму.
– Чего? – оторопел Вересень.
– Искал ножа, а напоролся на ежа… Не видел я этого Виктора, вот что.
– Ладно, разберемся.
Вересень еще раз подергал вешку, проверяя, крепко ли она стоит. Вешка держалась, но теперь к ней надо было прицепить какой-нибудь опознавательный знак: на всякий случай. Чтобы не спутать место, а сразу отыскать его, когда уляжется непогода. Сгодился бы носовой платок, или шарф, или что-то похожее.