Гиела снижалась кругами. Сама, без принуждения. На ней даже не было намордника с привычными усиками электрошока. Поводья свободно лежали на шее. Рину, знавшую нрав гиел, это поразило настолько, что она долго всматривалась в зверя, пытаясь разобраться, не установлен ли электрошок где-нибудь в другом месте.
– Нет-нет, – сказал Белдо, точно подслушав ее. – Никакого подвоха! Гиела слушает его просто потому, что любит!..
Снизившись метра на два, парень высвободил из стремени ногу, перекинул ее через холку зверя, и, не выпуская скрипки, соскользнул вниз. Приземлившись на полусогнутые колени, сделал шаг вперед, чтобы удержать равновесие. Всего один, довольно небрежный. Вообще небрежность – легкая, продуманная – пронизывала все существо Евгения Гамова. Его шелковую, на две пуговицу расстегнутую рубашку, тигриные раскосые глаза и прямой, тонкий, нервный рот. На сапогах выше каблуков что-то ослепительно сверкнуло.
– Обратите внимание на шпоры! – оживился Белдо. – Вы, конечно, уверены, что украшающие их камни – подделка! Ничуть – настоящие алмазы! Возможно, кто-то не знает, но папа Евгения изобрел розетку с четырьмя дырками, которая не боится перепадов напряжения. Все гениальное просто, все простое гениально! Патент продан в тридцать стран мира… Другие двести стран завистливо кусают локти и, не зная секрета, уродуют свои розетки дрелью! Евгений Гамов, дамы и господа, сын миллиардера и просто хороший незазнавшийся человек!..
Красивый парень засмеялся с хорошей долей самоиронии и передал свою скрипку Долбушину. Белдо перепорхнул к юноше:
– Евгений, осмелюсь задать тебе вопрос, который вертится на языке у каждого: ты не боишься? Перед тобой маньяк, убийца, людоед! Терять ему нечего, жалеть он тебя не будет!
Гамов, помедлив, покачал головой. Десятки людей, наклонившись вперед, ждали его ответа.
– Немного переживаю, но сами понимаете… раз такое дело… – сказал он.
– Тебя ведет чувство долга! – подсказал Белдо.
Евгений вежливо улыбнулся:
– Правда? А куда?
– Ты делаешь это, чтобы доказать, что мы против насилия и жестокости! – подсказал Белдо.
– А мы против? – поддразнил старичка Евгений.
Белдо кокетливо ударил юношу кулачком по груди.
– Он еще и скромен! Итак, господа, Евгений Гамов! Выпускник нашей школы!
Один из берсерков неосторожно выставил ногу. Гигант схватил его за стопу. Послышался хруст костей. Берсерк упал. Другие поспешно натянули цепи.
– Не надо! – устало сказал Белдо. – К чему все это? Освободите его!
Пока с затихшего великана снимали цепи, Евгений подошел к Насте.
– Брось мне, пожалуйста, астру! – попросил он.
– Какую астру? – хмуро ответила Наста и внезапно обнаружила рядом полыхающий в вазе красный цветок. Это было явное чудо, но Наста ухитрилась остаться Настой и в этих обстоятельствах. – Сам возьми, не вдова!
– Мне важно, чтобы его дала именно ты! – мягко сказал Гамов.
– Зачем?.. – подозрительно спросила Наста.
– На удачу. Меня вдохновляют девушки, которым я не нужен.
– Кто тебе сказал, что ты мне не нужен?
– Этого не скроешь. Для всех здесь – я успешный сын розетки с четырьмя дырками, и только для тебя – ничто.
Наста фыркнула.
– Ну на!
Евгений поймал астру и, повернувшись, крикнул людоеду:
– Запомни этот цветок! Это будет последнее, что ты увидишь.
Тот, зарычав, бросился на Гамова, но последняя цепь еще удерживала его за ногу, и он упал. Евгений свистнул. Гиела-альбинос снизилась. Гамов запрыгнул в седло.
Белдо шепнул что-то в сведенный кулачок и резко распрямил пальцы. Пространство раздвинулось. Посреди зала возникла арена, огороженная незримым барьером. Берсерки поспешно ныряли в пока не закрывшийся проход. Последний, обменявшись взглядом с Тиллем, бросил под ноги людоеду боевую секиру и, отстегнув цепь, выскользнул за остальными.
Великан подобрал секиру, взвесил в руке и без предупреждения ринулся в проход, за которым толпились зрители. Дождавшись всеобщего вопля, Белдо сжал кулак. Закрывшаяся защита отбросила чудовище на метр.
Гигант вскинул голову и высоко под куполом обнаружил парящую гиелу. Та неспешно замкнула круг, чего-то ожидая. Великан перехватил секиру двумя руками и приготовился.
Взяв астру правой рукой, Евгений Гамов вытянул ее перед собой, как меч. Толкнул гиелу пятками и бросил в отвесное пике. Людоед ждал, собираясь отпрыгнуть и секирой ударить гиелу по шее. Евгений что-то крикнул, отдавая приказ. Не долетев нескольких метров, гиела внезапно раскинула крылья.
Распахнутые крылья гиелы на секунду заслонили от людоеда ее всадника. Он все еще считал, что его главный противник гиела, когда, перелетев через голову зверя, на него прыгнула ловкая фигура с подтянутыми к груди коленями.
Секира, развернутая лезвием к гиеле, запоздала. Она лишь рассекла воздух. Разогнувшиеся ноги ударили людоеда в грудь. Мощь удара, усиленного разгоном гиелы, была так велика, что гигант опрокинулся на спину. Затылок глухо врезался в каменный пол, а еще секунду спустя, навеки закрывая единственный глаз, пылающая астра коснулась его лба. На висках у гиганта вздулись жилы, он начал приподниматься, но дернулся и затих, неподвижный, как сломанная игрушка.
Евгений Гамов небрежно перешагнул через валявшуюся секиру.
– Ну вот… вроде все… – уронил он.
– Кармическое добро всегда побеждает вселенское зло! – торжественно произнес Белдо.
«Зыло», – одними губами, без звука, поправил Гай.
Никто не заметил, когда исчез барьер. Подбежав к мертвому людоеду, старичок накинул на него алый плащ, потом сдернул, и все увидели: тело исчезло.
Послышались запоздалые аплодисменты, оборвавшиеся после нетерпеливого движения Гая.
– А ведь всего несколько лет назад Евгений учился в заурядной школе! – засюсюкал Белдо.
– Ну не совсем заурядной. С французским уклоном! – скромно поправил Гамов.
– А, ну разумеется! – мгновенно уступил старичок. – Кстати, не напомнишь, а девушка у тебя тогда была?
Гимнаст, поэт и скрипач в одной упаковке смущенно улыбнулся и покачал головой. Белдо издал торжествующий старушечий писк.
– Я знал, я знал! Не зря я назвал тебя однолюбом! А теперь главное! Сегодня, в свой двадцать первый день рождения, Евгений встретит ту единственную, которую будет любить всю жизнь! Если она его отвергнет, его сердце разобьется!.. Так говорят звезды, а они не лгут! Это мы, люди, лжем звездам!
Гамов раздраженно повернулся к Белдо.
– Обязательно было открывать рот? – процедил он.
Белдо двумя руками коснулся груди, а потом сильно ударил себя кулаком по лбу, демонстрируя, сколь сильно он сожалеет о своей забывчивости.
– Ах-ах-ах! Вечно я!..
Несколько секунд Евгений смотрел в пол, а потом вскинул голову, как человек, которому нечего терять. Смуглая рука сжала цветок.
– Вспомнила! – шепнул кто-то на ухо Рине. Обернувшись, она увидела Гулю. Та стащила где-то бутерброд с рыбой и мелко, как мышка, обкусывала его кругом. – Я вспомнила этого парня! Он на наши занятия приходил! У него дар абсолютного приспособления!
– Как это?
– Ну когда несколько девушек в разное время видят одного и того же человека, но одна описывает его как блондина, другая как самовлюбленного шатена с татуировкой пумы на плече, третья как твердого, словно доска, атлета, четвертая – как романтика с длинными волосами… С одной он груб и резок, с другой робок и застенчив, с третьей – гениален, с четвертой – хозяйственный хомяк.
– А как он на самом деле выглядит? – спросила Рина.
– Да так вроде и выглядит. Он и сам по себе ничего, – сказала Гуля неуверенно.
Пока она шептала, чернокудрый красавец крался в толпе кошачьим шагом, держа астру в опущенной руке. Девушки нервно хихикали. Моложавые мамы пришли в непонятное волнение.
Не останавливаясь, Евгений миновал всех. Теперь перед ним осталась только Наста.
– Спорю, она не купится! – шепнула Рина.
– Считай, что проспорила, – спокойно ответила Гуля.
Ее слова прозвучали в полной тишине, потому что именно в это мгновение красавец плавно поднял руку и протянул цветок Насте. Та спрятала руки за спину.
– Пожалуйста! – мягко сказал Евгений. – Не ради меня! Ради бедного растения!
Наста не нашлась, что ответить, и взяла астру. Просочившийся между ними Белдо, прослезившись, обнял обоих.
– Об одном вас прошу! Не обманите звезды! – взмолился он.
Рина чуть не взвыла от банальности сцены, точно списанной из бульварного романа, но тут с ней рядом кто-то с чувством высморкался. Это была грузная дама, до того показавшаяся Рине черствой, как корка. Теперь же черствой оказалась, получается, сама Рина.
«Всякое чужое ухаживание смешно, пока не начинают ухаживать за тобой. Тут уже принимаешься глотать крючки без наживки», – подумала Рина.
Сашка отыскивал в толпе Насту. Толпа все время смещалась, и там, где Наста была минуту назад, уже топтался скучающий Тилль. Изредка он скашивал глаза на Гая: видимо, проверял, не ушло ли начальство, чтобы можно было слинять. Близнецы Кеша и Паша расталкивали девушек плечами, нагло разглядывали их с головы до ног и, видимо, тоже искали настоящую любовь.
Сашка отыскивал в толпе Насту. Толпа все время смещалась, и там, где Наста была минуту назад, уже топтался скучающий Тилль. Изредка он скашивал глаза на Гая: видимо, проверял, не ушло ли начальство, чтобы можно было слинять. Близнецы Кеша и Паша расталкивали девушек плечами, нагло разглядывали их с головы до ног и, видимо, тоже искали настоящую любовь.
Толпа стала менять форму, удлиняться. Проследив, куда она тянется, Сашка увидел, что к серебряному кубу. У куба стоял Долбушин, рядом с бесенком прыгал Белдо.
Будущие ученики психологической школы по очереди подходили к кубу и касались его лбом. Сияние окутывало их. На несколько секунд они замирали, пытаясь ощутить, изменилось ли в них что-нибудь. И ничего не ощущали. Эль еще слишком маленький и слабый – не эль даже, тень эля. Теперь только от самого человека зависит, как скоро он прорастет. Каждая принятая от эля услуга, дар или чудо что-то убавят у человека и прибавят эльбу, пока однажды хозяин и гость не поменяются местами и человек не станет марионеткой. Навсегда.
Женщина с глазами раненой лани проталкивала вперед затюканного юношу в свитерочке. Мальчик стеснялся и тосковал. Мама же была хоть робка, но настойчива.
– Лешеньку, Лешеньку пропустите! Мы опаздываем! Лешеньке вечером еще заниматься, – повторяла она.
Протолкнув Лешеньку к кубу, мама всунула его головой в оплавленный слиток и отошла, довольная, что не пришлось стоять в очереди.
Сашке удалось отыскать Насту. Красавец Евгений держал ее за руку и что-то шептал на ухо, касаясь волосами щеки. Наста отворачивалась и качала головой, но ощущалось, что она слушает, и жадно.
Заметив, что Наста идет к слитку без большого желания и пропускает других вперед, Белдо стал проталкиваться к ней.
– Простите! Извините! Простите! Позвольте! – повторял он, извиваясь как угорь.
Ситуация была критическая. Красавец Евгений подхватил Насту под одну руку, а старичок Белдо под другую. Видя, что Наста вот-вот окажется у камня, Сашка выхватил из кармана вспышечник. Оглянулся на Рину и с силой бросил гриб об пол. Гриб взорвался не сразу, и любопытная Рина успела вновь приоткрыть глаза. Совсем чуть-чуть, но и этого хватило…
Вспышки Рина не увидела. Грохота не услышала. Ей показалось, она нырнула в бело-розовый кисель, где не было ни звуков, ни голосов. Окунулась в полнейшее ничто. Поняв, что Рина ослеплена, Сашка схватил ее за руку. Выдернул у застывшего с резиновой улыбкой Белдо Насту и начал буксировать обеих девушек к выходу. Вокруг был театр восковых фигур. Вот пожилая ведьма из форта Белдо не донесла ко рту бокал. А вот здоровенный берсерк из оцепления застыл в момент зевка: виден разинутый рот с коронками на дальних зубах.
Особенно тяжело было с Настой. Сашка тащил ее, как тюк. Он толкнул звякнувшую стеклом старую дверь и… едва не взвыл. Перед ним тянулся тот же ведьмарский зал.
Еще на что-то надеясь, Сашка снова кинулся к двери, рванул в другую сторону и… опять перед ним выросли цепь берсерков и круглая щекастая голова Тилля. Проклятье!
Рина уже пришла в себя и помогала поддерживать Насту.
– Бежать можешь? – крикнул Сашка.
Они закинули руки Насты себе на плечи и, придав ее телу вертикальное положение, потащили. Мало-помалу Наста стала им помогать. В глубине зала, за зеркалами, Сашка видел начало лестницы. Только бы успеть!
Берсерки начинали шевелиться. Гай, сидя на корточках, раскачивался, как шаман. Вцепился в ногу одеревеневшего арбалетчика, встал. Тот повернулся и, глядя на него пустыми глазами, стал медленно поднимать арбалет. Гай вышиб оружие. Подбежал к Тиллю и резко, как кошка лапой, влепил ему затрещину.
Тилль верноподданно моргнул. Жирная щека дрогнула.
– Они не уйдут! Мы окольцевали пространство. На улицу – только со мной или с берсерками, – сказал он хладнокровно. – Шныры где-то здесь, в толпе! Обыскать! Всех к камню! Охрана!
Берсерки из оцепления безжалостно шерстили зал, насильно подтаскивая всех по очереди к камню. Пока вспышки были или серебристыми, или синеватыми. Если у камня окажется шныр, вспышка будет зеленой. В ожидании этого, держа камень на прицеле, рядом застыли двое арбалетчиков Гая.
– Альберт, схема школы у вас есть? – крикнул Гай.
– Какая схема? Нам принадлежит газетный киоск на первом этаже! Остальное – махинации с пятым измерением внутри этого киоска, – отозвался Долбушин, окидывая взглядом зал, в котором легко развернулся бы трейлер с прицепом.
– Они могли уйти через второй этаж?
– На втором этаже – кабинеты управы. Проход туда мы на всякий случай оставили.
– А другой выход из здания?
– Его нет, – подал голос Тилль. – Но я, кажется, не поставил на втором этаже берсерков!
Долбушин посмотрел на его мощные короткие ноги.
– Сегодня от ваших туш мало проку. Я проверю сам! – сказал он коленям Тилля и направился к лестнице.
– Можно не тревожиться, – крикнул ему вслед старичок Белдо. – Второй этаж охраняет Линда – боевая ведьма первого разряда.
* * *Лестница была старая, с высокими ступенями и гипсовыми перилами с широкими площадками. Когда-то на них стояли каменные вазы, потом головы вождей, теперь же площадки напоминали бритый подбородок на пухлом лице.
Взбежав наверх, шныры оказались в типичном коридоре типичного государственного учреждения в неприемное время. Банкетки, пустой стол дежурной, несколько гравюр с видами Москвы и кабинеты, кабинеты. В воздухе витала сладковатая вонь тараканьей отравы.
Со стороны фойе Сашка услышал бормотание. Кто-то, прохаживаясь, разговаривал сам с собой. Сгоряча хотел проскочить, но Наста удержала.
– Погоди… надо посмотреть! – Она сунула руку в карман и протянула Сашке театральный бинокль.
– Держи! Вместо меня пойдешь!.. Меня еще шатает!
– Зачем бинокль?
– После поймешь… И осторожно!
Сашка взял бинокль и пополз, представляя, как глупо он будет выглядеть, если кто-то выйдет из кабинета. Добрался до высокой ступеньки, отделявшей коридор от фойе. Осторожно выглянул. По узкому фойе, вдоль строгих стендов с графиком работы чиновников, прохаживалась миловидная женщина в светлых брюках и непрерывно что-то бормотала, улыбаясь сама себе.
«Ну разговаривает… Ну и пусть!» – подумал Сашка и начал было отползать, но, вспомнив про бинокль, неохотно взглянул в него.
Внутри бинокля было розовое пламя. Оно всплеснуло, растеклось по краям, и Сашка увидел, что на плечах у женщины, крепко обхватив шею ногами, сидит обмотанный грязными бинтами лилипут.
Стоп! Какой лилипут? Какими бинтами? Сашка даже глаза закрыл, не веря себе. Потом снова открыл и вновь увидел лилипута. Опустил бинокль – женщина осталась, лилипут исчез. Снова поднес бинокль.
Сашка предположил, что это кукла, вылепленная из серых, промазанных клеем тряпок. Но тут лилипут шевельнулся, и Сашка осознал: не кукла. Руки и ноги короткие, точно обрубленные, зато пальцы как многометровые корни. «Корни» ног уходят в тело, «корни» рук – в голову.
Самое ужасное, что карлик не был однозначным уродцем. Он то преображался в прекрасного мотылька и касался женщины своими крыльями, то наклонялся и что-то шептал ей, заставляя улыбаться. Она смеялась, толкала его рукой (это было видно только в бинокль, потому что настоящая ее рука оставалась на месте).
– Отстань от меня! – шептала она. – Ну а дальше! Он ей что сказал? А она?
То вдруг, безо всякого перехода, только что щебечущий карлик становился резок, груб и бил ее. Женщина вздрагивала. Лицо у нее делалось бессмысленным, злобным.
– Возьми себя в руки! Эти ничтожества должны усвоить, кто тут хозяйка! Поставь их на место! – требовал карлик.
Женщина, которую только что ударили, колебалась. Недоверчиво касалась щеки, а карлик уже становился теплым и заботливым зимним шарфом. Обвивал шею, грел, щекотал ухо неведомыми сладкими словами. Успокаивал. Потом внезапно набирал силу и, из шарфа преображаясь в дрель, долбил в самое ухо:
– Думай только о себе!.. Они тебя используют! Твои знания, способности, идеи! Хватит позволять плясать у себя на костях! Пора, наконец, стать эгоисткой! Ты и так все для всех делаешь!
Женщина кивала, послушно и грустно.
То, превратившись в тонкую серебристую змейку, карлик обвивал ей шею, откидывался назад и бросался в ухо, насквозь пронизывая мозг. Казалось, женщина должна была кричать от боли, то вместо этого лицо ее становилось страстным, замирающим.
– Не надо! – шептала она. – Что ты делаешь? Не надо!.. Не сейчас!
Змейка замирала и, приостановив свое скольжение, начинала вещать:
– Найди для меня закладку! Без нее мне сложно оставаться с тобой, хотя я тебя так люблю!
– Пожалуйста, не бросай меня! Ты для меня все!.. Ты же знаешь: я давно не могу пройти на двушку, – взмолилась женщина.
– Отбери закладку у кого хочешь, где хочешь! Или я уйду!..
«Уйдет он, как же!» – подумал Сашка безошибочно.