— Мысль небезынтересная, — согласился ван Хейс. — Значит, ты предлагаешь обвинить в смерти начальника Ковача заключенного Куприянова и бывшего охранника Рамоса? А сам готов передо мной чистосердечно покаяться и возобновить наши с тобой взаимовыгодные отношения?
— Истинно так, сэр! — закивал Харви. — Да, каюсь: оступился, не устоял перед искушением. Да и какой бы зэк на моем месте устоял? Но ведь на первый раз такой грех можно простить. Тем более что я был втянут в это не по своей воле, а под дулом автомата, которым угрожал мне Штернхейм. Это он заставил меня сопровождать их банду в арсенал после того, как завладел ключ-картой Пьетро Аньелло.
— Ты, безусловно, прав: как справедливый босс, я обязан дать тебе возможность искупить первую допущенную ошибку, — не стал спорить директор. Но едва на лице Багнера появилась улыбка, как ван Хейс тут же ее согнал: — Только первая ли это твоя ошибка на самом деле, вот в чем вопрос! А ведь сдается мне, что не первая и даже не вторая, черт тебя подери!
— Я… не понимаю… о чем вы, сэр… — замямлил Скарабей и снова заерзал от волнения. — Неужели раньше у нас с вами возникали конфликты?
— Покойный начальник Ковач рассказал мне незадолго до смерти одну весьма занимательную историю, — ответил ван Хейс. — Про шесть пакалей, которые он, Дженкинс, Аньелло и ты отыскали год назад на батискафной станции. И насчет которых ты мне ни словом не обмолвился. Понимаю, почему: Штефан тебя запугал, что он, кстати, всегда умел превосходно делать. И вот я теперь стою и думаю: раз ты боялся Ковача сильнее, чем меня, о каких еще секретах его или кого-то другого ты умолчал за все эти годы? И самое главное: как много моих секретов ты выдал тем людям, которых боялся сильнее меня?
— Уверяю вас, сэр, у меня и в мыслях не было ничего такого…
— А ну заткнись, ты, хитрая двуличная мразь! — Директор побагровел от злобы, но все же не утратил самоконтроль. И повысил голос ровно настолько, чтобы от его гнева задрожали лишь Багнер и Рамос, но не железные стены подстанции: — Время оправданий для тебя закончилось! Как ты там сказал про свидетелей, которые мне понадобятся? Ах да: из тебя получится просто идеальный свидетель! А может, на самом деле ты хочешь поболтать с дознавателями о чем-то другом? Например, пойти с ними на сделку и выторговать для себя новую, более комфортную тюрьму в обмен на показания против меня. Я прав?! Отвечай, я прав?!
— Нет, сэр! Что вы, сэр! Это неправда, клянусь! Как вы могли такое обо мне подумать! Что я должен сделать для того, чтобы вы мне поверили?
— Что сделать?.. Хм, вот это уже деловой разговор! Ты готов пристрелить своих подельников и доказать мне, что ты действительно на моей стороне?
— Так точно, сэр! Дайте мне такую возможность, и я докажу это!
— Замечательно!.. Капрал Рисаль! — Ван Хейс поманил рукой головореза, что дежурил у окон, ведя наблюдение за морем. — Дайте мне ваш пистолет, капрал!
Вынув из набедренной кобуры «беретту», Рисаль подошел и протянул ее боссу рукояткой вперед.
— Благодарю вас, — кивнул ему директор. После чего снял пистолет с предохранителя и взвел затвор. — Очень похвальное рвение, Багнер! У меня сейчас прямо камень с души упал!
— Благодарю вас за доверие, сэр! Вот увидите, я вас не подведу!
— Ничуть в этом не сомневаюсь… Правда, есть один пустячок, который нам надо обязательно урегулировать. Устранить небольшой дисбаланс, так сказать. Видишь ли, в этой комнате и за ее порогом хватает охранников — и живых, и мертвых, — но катастрофически мало зэков. А это непорядок. Ты абсолютно прав: как свидетель, ты будешь для меня весьма ценен. Но вот незадача — в таком случае здесь останется всего-навсего один мертвый зэк и один… — Директор озадаченно посмотрел на Рамоса. — А также один весьма странный труп, который вызовет массу лишних и ненужных вопросов. И как, по-твоему, это будет выглядеть со стороны? Я скажу: очень неправдоподобно… Или может, у тебя случайно есть идея, как мне, не выходя отсюда, раздобыть лишнюю пару-тройку мертвых зэков?
— Я… Мне… э-э-э… — Скарабей недоуменно заморгал глазами и изобразил вымученную улыбку. — Нет, сэр! Даже не знаю, что тут можно придумать.
— Не знаешь? — улыбнулся ему в ответ ван Хейс. Но уже в следующий миг его лицо вновь перекосило от злобы, а голос угрожающе повысился: — Не знаешь?! Так какого черта ты пудришь мне мозги?! Все же и так очевидно: как труп, ты принесешь нам гораздо больше пользы, чем как свидетель!
И он, нацелив «беретту» Багнеру в грудь, трижды спустил курок. Скарабей дернулся, потом выпучил глаза и открыл рот, как будто желая задать своему палачу последний вопрос, но вместо этого лишь поперхнулся и закашлял кровью. Директор отступил от него на пару шагов, чтобы он не забрызгал ему брюки и ботинки, хотя те и другие и так были уже сильно испачканы. Впрочем, агония Харви продлилась недолго. Через полминуты его взор затуманился, голова упала на грудь, и сам он завалился бы на пол, если бы не наручники, которыми он был пристегнут к станине. На ней он и повис мешком, став тем самым трупом, на нехватку которых ему минуту назад жаловался ван Хейс.
Кальтер поморщился, но случившееся его не слишком удивило. Едва в руках ван Хейса оказался пистолет, Обрубок сразу понял, что вот-вот произойдет. Как бы ни бравировал директор перед своей будущей жертвой, он не был хладнокровным убийцей. Возможно, что до сей поры он вообще им не был. Побледневшее лицо, задрожавший голос, бегающий взгляд и нервозность движений выдали его намерения. Только Багнер, в отличие от Кальтера, этого не заметил. Но если бы и заметил, что бы от этого изменилось? Сегодня его хваленая изворотливость ничем ему не помогла. Разве что бывший покровитель Скарабея оказался достаточно милосерден и не стал подвергать его перед смертью мучениям.
За минувшие сутки Эйтор тоже насмотрелся на множество смертей. Но эта, безусловно, произвела на него особое впечатление. Потому что, во-первых, произошла буквально в полушаге от него. А, во-вторых, следующая смерть, которую ему, вероятно, предстояло увидеть, могла стать его же собственной. Вытаращив глаза, он принялся отодвигаться от казненного директором зэка, только ничего у него, естественно, не вышло. Судя по тому, что его рот то открывался, то закрывался, ему хотелось что-то сказать, но от волнения он не мог вымолвить ни слова. Чилиец не паниковал. Просто он упрямо не желал верить, что его жизнь оборвется здесь и сейчас. И оттого впал в растерянность, забыв даже о том, что ему, католику, было бы в самый раз начинать молиться.
Ожидания Эйтора, как и надежды Багнера, тоже не сбылись. Но если для последнего это закончилось фатально, Рамос такому положению дел мог лишь порадоваться. Ван Хейс не без злорадства пронаблюдал за его реакцией, однако не стал больше его нервировать, а поставил «беретту» на предохранитель и вернул Рисалю. Затем приказал ему же отстегнуть тело Скарабея от наручников и оттащить подальше отсюда.
— Сержант Рамос! — официальным тоном обратился директор к чилийцу, проследив, как Рисаль выполняет его приказ. — Я вижу, что у тебя нет ко мне никаких просьб и деловых предложений. Это довольно странно, тебе не кажется?
— Даже не знаю, что вам и ответить, сеньор, — промямлил все еще пребывающий в растерянности Эйтор. — Если вы убили начальника Ковача, хотя он не являлся предателем, то как же вы поступите с настоящим предателем, вроде меня? Наверное, к приходу сюда морпехов я буду такой же мертвец, как он. — Чилиец указал кивком на труп бывшего компаньона, которого Рисаль волок за ноги в другой конец зала. — Только пристрелите меня уже не вы, а кто-то из ваших людей.
— Ты очень плохой аналитик, сержант, — усмехнулся ван Хейс. — Потому что иначе у тебя хватило бы мозгов понять, что именно ты и есть тот самый ценный свидетель, в которые столь рьяно напрашивался Багнер.
— Это верно: я действительно туговато соображаю, — согласился Рамос. — И не понимаю, какой вообще от меня может быть здесь прок.
— Тебе, в отличие от Багнера, нет нужды заключать за моей спиной сделки со следователями, ведь я — твой единственный спаситель, — пояснил директор. — Ты был одним из доверенных лиц Ковача, раз он отрядил тебя вместе с Аньелло и Маринеску на поиски пакалей. Так что, если ты дашь против него показания, я забуду о твоем соучастии в авантюре Куприянова и Багнера. И даже больше: я лично похлопочу, чтобы в обмен на эти показания тебе не стали инкриминировать соучастие в грязных делишках своего командира. Отделаешься обычным дисциплинарным взысканием и продолжишь нести службу. Либо на «Рифте», либо в другом месте, куда тебе захочется перевестись. Ну а что тебя ждет в случае отказа, ты можешь представить, даже не являясь аналитиком. И предательство в компании с Ковачем будет лишь одним из серьезных обвинений, которые тебе предъявят.
— Это… это меня вполне устроило бы, сеньор. — Припертый к стенке, на сей раз тугодум Эйтор соображал на удивление быстро и правильно. — Да, устроило бы. Помочь друг другу в беде — лучший выход из нашего непростого положения. Я был бы вам сердечно благодарен, если бы мы с вами пришли к такому соглашению.
— Это… это меня вполне устроило бы, сеньор. — Припертый к стенке, на сей раз тугодум Эйтор соображал на удивление быстро и правильно. — Да, устроило бы. Помочь друг другу в беде — лучший выход из нашего непростого положения. Я был бы вам сердечно благодарен, если бы мы с вами пришли к такому соглашению.
— Отлично! Будем считать, что договорились, — удовлетворенно потер руки ван Хейс. — Однако ты не обижайся, но пока мы не закончим дела с Куприяновым, тебе придется посидеть в наручниках. Это не значит, что я тебе не доверяю. Это всего лишь вопрос твоей и моей безопасности. Куприянов — бывший шпион, который умеет манипулировать людьми. Даже несмотря на то, что он обездвижен, ему не составит труда вновь сбить тебя с праведного пути и переманить на свою сторону.
— Как скажете, сеньор. Надо, так надо, — не стал возражать Эйтор, бросив угрюмый взгляд на Кальтера. И, видимо, радуясь в душе, что босс не предлагает ему казнить бывшего компаньона, скрепив таким образом их договор.
— Да бросьте, начальник! — откликнулся Кальтер. — Выставляете меня перед парнем прямо-таки сущим дьяволом, хотя в данном вопросе я вам и в подметки не гожусь… И какие у вас еще могут быть ко мне дела? Мне казалось, нам с вами больше нечего обсуждать. Вы предельно откровенно выразились насчет моей дальнейшей судьбы.
— У меня к тебе всего одно дело, Куприянов, — уточнил директор. — Оно совсем нетрудное и отнимет у тебя не больше минуты. Даже неловко тебя об этом просить, но самому мне не под силу решить сейчас эту элементарную задачу.
— Все ясно, — догадался Обрубок. — Вы хотите, чтобы я убрал с видного места пакаль и куда-нибудь его спрятал, чтобы он не попался на глаза морпехам.
— Угадал, — подтвердил ван Хейс. — Видишь ли, чтобы поднять артефакт краном, мне понадобится сначала выпилить кусок пола, а у меня нет для этого при себе необходимых инструментов. Согласен, глупая ситуация. Но кто бы мог подумать, что ты подбросишь мне такой неприятный сюрприз! Я, конечно, могу завалить пакаль мусором, и все. Однако мне боязно, что дознаватели перевернут здесь все вверх дном до того, как я успею вытащить отсюда эту железяку.
— И что я получу в награду за такую простенькую работенку?
— Быструю смерть без мучений. В твоей ситуации это наилучшая награда, на которую ты вообще можешь рассчитывать, так что соглашайся без раздумий.
— Хм, действительно, заманчивое предложение… — Кальтер притворно нахмурился, делая вид, что обдумывает услышанное. — Очень заманчивое… И все же, босс, пожалуй, я откажусь. Пакаль отныне ваш трофей, поэтому возитесь-ка вы с ним сами. А я умываю руки. Без обид, о’кей?
— Вот каков, значит, твой ответ?! — В отличие от бравады Куприянова, удивление директора было отнюдь не наигранным. — А ты хорошенько подумал, прежде чем ляпнуть такую глупость? Потому что, хоть я тебе не сказал, но ты и сам должен догадаться: в случае отказа твоя смерть будет совершенно другой. И мучения твои продлятся вплоть до той минуты, пока к нам в дверь не постучатся миротворцы.
— Не думаю, босс, что вы станете пытать меня из-за такого пустяка, — ничуть не смутился Обрубок. — К тому же, во избежание ненужных вопросов, для вашей легенды вам нужен нормальный, а не изувеченный труп зэка. Да и какой, честно говоря, из вас истязатель? Вы и Скарабея не смогли хладнокровно пристрелить, вон как на нервы изошли. А пытки вам тем более не осилить. Даже если вы поручите их кому-то другому. Пытать человека — это не просто взять и спустить курок. Тут надо иметь особый склад характера, а также садистские наклонности. Чего у вас, будьте уверены, нет и никогда не было. Могу поспорить, что как только я заору от боли, вы дрогнете и прикажете немедленно все прекратить.
— Послушай, Куприянов, ну зачем, скажи на милость, ты передо мной выкаблучиваешься, а? — Резко подобревший голос директора намекал на то, что он припрятал до поры до времени кнут и вытащил из кармана пряник. — Только не ври, что в тебе взыграла гордость. Я достаточно насмотрелся на бывших шпионов. И знаю, что даже на краю могилы они продолжают оставаться железными прагматиками. Которые при любом раскладе выберут самую быструю и наименее болезненную смерть из всех возможных. А насчет пыток ты сильно заблуждаешься. К воплям я давно привычен, хотя сам не истязатель, это правда. Но вот капрала Рисаля хлебом не корми, дай только помучить кого-нибудь на досуге. Причем он сделает все так, что на тебе не останется ни синяка, ни царапины. И будет твой труп выглядеть, как огурчик, если не считать нескольких аккуратных дырочек от пуль… Итак, каков твой выбор: поможешь мне напоследок с пакалем или мне приказать капралу Рисалю засучить рукава?
— Вы правы, босс: я не гордый. Но я все-таки дерзну проверить, так ли хорош ваш Рисаль, каким вы мне его описали, — остался при своем мнении Кальтер. — Если вас это успокоит, считайте, что я попросту сбрендил.
— Да ты на самом деле сбрендил, — удрученно покачал головой ван Хейс. — Ну, что ж, это твое право — начать готовиться к адовым мукам еще при жизни… Капрал Рисаль!.. Капрал Рисаль, вы там что, уснули?
— Никак нет, сэр! — отозвался тот со своего поста. — Виноват, отвлекся! Просто снаружи усилились крики — не иначе, там что-то затевается! Вот я и хочу расслышать, что именно затевается: штурм или всего лишь очередная драка!
— Да неужели кто-то наконец отважился нас спасти! — всплеснул руками директор. И, оставив на время Кальтера в покое, тоже поспешил к окнам. — А я решил было, что бравые морпехи испугались наших зэков и удрали восвояси на своем авианосце, поджав хвосты! Ладно, давай послушаем, что там у них происходит…
Глава 34
Кальтер не имел возможности наблюдать за тем, что творится снаружи, и для него штурм начался довольно резко и оглушительно. Сначала выстрелила одна из захваченных Синими Одеялами ракетных установок. Следом за ней — другая. Потом послышалась далекая и беспорядочная стрельба — орудийная и пулеметная. Вслед за ней воздух разорвал рев промчавшихся над тюрьмой ударных самолетов (очевидно, по ним и стреляли ракетчики). А спустя минуту разразилась такая канонада, что прежняя уверенность, будто спасатели не станут вести огонь по цитадели, покинула всех, кто был на подстанции. И хоть цитадель не подвергалась обстрелу ни с моря, ни с воздуха, ее стены и перекрытия заходили ходуном. Казалось, она готова рассыпаться в любой момент подобно карточному домику. Что и впрямь могло случиться, ведь раньше «Рифт-75» никогда не переживал таких потрясений.
Окна подстанции выходили не на океан, а на атолл. Это ограждало ван Хейса и его соседей по убежищу от шальных пуль, но и не позволяло им следить за событиями снаружи. Правда, когда в бой вступили катера и вертолеты, они завертелись вокруг тюрьмы, словно травящие медведя лайки, и картина за окнами стала оживленнее. Разве что Кальтер и Эйтор могли судить о ней лишь по шуму вертолетных винтов и катерных моторов. А также по комментариям наблюдателей. Которые, похоже, увлеклись зрелищем и забыли о валяющемся на виду пакале. И Кальтере, который ерепенился, наотрез отказываясь помочь директору спрятать артефакт.
Впрочем, когда спустя четверть часа в зал надуло из окон пороховой гари и дыма, ван Хейс вспомнил, чем он планировал заняться накануне штурма. И вернулся к разговору о пытках, поскольку откладывать их больше не имело смысла.
— Ты думал, ублюдок, я про тебя забыл?! — прокричал ван Хейс, нависнув над пленником. Орал он не потому, что был разъярен. Просто сейчас разговаривать нормальным тоном на подстанции — как, впрочем, и на всем «Рифте-75», — было невозможно из-за доносящегося отовсюду безостановочного грохота.
— Была такая мысль! — ответил Кальтер, также вынужденный говорить громко. — Но я знаю, что вы — человек слова, и не откажетесь так просто от своих планов.
— Совершенно верно, — подтвердил директор и вновь осведомился: — И ты все еще не изменил своего мнения?
Не желая почем зря надрывать глотку, Обрубок лишь категорично помотал головой.
— Ну и черт с тобой! Желаешь издохнуть в корчах — издыхай! — отмахнулся ван Хейс. И, подозвав Рисаля, стал объяснять ему, что от него требуется. Говорил директор много, подкрепляя свои слова выразительными жестами, но Куприянов слышал его речь из-за шума лишь короткими обрывками. И потому очень смутно представлял, каким образом он намерен воплощать свои угрозы в действительность.
По завершении этого инструктажа Рисаль понимающе кивнул боссу. Затем отставил в сторону автомат, снял броник, «разгрузку» и шлем и положил их рядом с оружием. После чего, избавившись от всего, что могло помешать ему в грядущей работе, взял пассатижи и подступил к пленнику. Но не набросился на него с ходу, а сначала проверил, надежно ли тот прицеплен наручниками к трансформатору, не ослабели ли путы у него на лодыжках и крепко ли затянуты тиски, удерживающие его протез.