– Сейчас я буду играть танго только для двоих. Я хочу, чтобы мой друг танцевал со своей девушкой. Если кто пожелает к ним присоединиться, я не возражаю. Но играть я буду только для них. – И заиграл.
Голенев вынул из кармана расческу, провел ей по своей челке, встал и пригласил Маку. Они выбрались на свободную площадку возле эстрады и начали танец. Мака исполняла танго, как заправская балерина. Ее тонкая выразительная фигура в танце не казалась слишком худой. Она была пластична, как змея, и обворожительна, как самая изощренная гетера. Понемногу посетители начали им хлопать. Когда танго закончилось, аплодировали все. Олег снова причесался и, усадив свою партнершу, уселся сам.
– Так вы можете зарабатывать на хлеб. – Выразил свое восхищение Скворцов.
– Хорошо бы, чтобы до этого не дошло… – Ответил ему Нелидов: – Пока они оба зарабатывают иначе.
– Ну и пусть. А танцуют они здорово. Особенно девушка Олега. – Возразил бывший подрывник Гоша.
– Я просто залюбовалась этой парой. – Поддержала Гошу Нина Петровна. Все дружно с ней согласились. Молчал только Анатолий Рогов. Он внимательно разглядывал Маку, и улыбки на его лице не было. Рогов узнал девушку, которая вошла в ресторан «Волна», когда он пас Вахтанга Самонидзе. Возможно, это было простое совпадение. Но бывший разведчик в простые совпадения не верил. И теперь раздумывал, сказать сейчас Голеневу о своем открытии, или не стоит этого делать в такой радостный вечер. Внучка музыканта нашлась, и тема актуальность теряла.
Моня снова заиграл танец. Это была его любимая песня «Одесса, жемчужина у моря». Тут же стали подниматься пары. Скоро на площадке перед эстрадой не осталось места. Опоздавшим пришлось танцевать прямо у своих столиков. Через эту веселую, танцующую массу к Олегу и его компании протискивалась женщина. Лицо ее отличалось от остальных посетителей суровостью. Она пробивалась сквозь пары, стиснув зубы и не извиняясь перед танцующими. Кода она подошла ближе, Олег ее узнал. Это была администраторша отеля «Дружба» Лидия Васильевна.
– Олег Николаевич, можно вас на минутку.
Голенев поднялся. Она потянулась к его уху:
– Срочно позвоните Межрицкой в Глухов.
– А что случилось?
– Сегодня там утонул ваш друг, мэр города.
Голенев побледнел и так же, стиснув зубы, начал расталкивать танцующих. Администраторша пробиралась за ним. Они оба вошли в кабинет Грека.
– Артур Иванович, мне надо срочно позвонить.
– Конечно, Олег. А что случилось, на вас лица нет?
– Лицо ко мне вернется, а лучшего друга я, кажется, потерял, – ответил Голенев, снял трубку и стал набирать номер. Руки бывшего афганца дрожали.
Руфина Абрамовна подошла сразу.
– Мама Руфа, это правда?
– Да, Олежек. Тихона с нами больше нет.
– Его убили?
– Нет, мой мальчик, это несчастный случай. Когда ты сможешь вылететь?
– Завтра, первым рейсом. – Ответил Голенев и почему-то отдал трубку Греку. Его мысли путались, и он не соображал, что делает.
Утро в Бирюзовске выдалось пасмурное. Голенев вздрогнул от грохота. Балконную дверь шарахнуло ветром, и она захлопнулась, прихватив край занавески.
– Что там происходит? – Сонным голосом поинтересовалась Мака и, не дожидаясь ответа, укрылась с головой одеялом. Олег в трусах вышел на балкон. Ветер дул с моря. Вчера ласковое и тихо, сегодня оно бесилось. Пальмы звенели листьями, как кусками жести. На пляж накатывали огромные волны, и Олегу показалось, что брызги долетают до него. Он вернулся в номер, достал из кармана брюк пачку сигарет, закурил и посмотрел на часы. Стрелки показывали начало седьмого. Он так и не заснул этой ночью.
– Мака, просыпайся, нам надо ехать в аэропорт. – Она замычала и перевернулась на другой бок. Он потряс ее за плечо и повторил: – Просыпайся. Через час начнется регистрация.
Она открыла глаза:
– Ну, еще полчасика.
– Если хочешь, можешь оставаться. – Он ушел в ванную, ополоснулся и намылил щеки. Пока брился, в висок монотонно била одна единственная мысль – Тиши больше нет, Тиши больше нет, Тиши больше нет…
Мака заглянула в ванную:
– Я проснулась, но ты садист. – Она потянулась и широко зевнула. Он ничего не ответил. Пока одевался, Мака успела умыться. Оделась она мгновенно, поскольку нижнего белья, кроме трусиков, не признавала.
– Я готова.
– Пошли.
Они спустились вниз. У ворот припарковались старенький «Москвич» Степана Хорькова, «Волга» Нелидова и «Нива» Сергея Скворцова. Олег кивнул бывшим афганцам, но подошел к «Волге». Три машины тронули с места. В ветровое стекло ветер бросал капли дождя, листья и всякий мусор, который кружил над асфальтом. Ехали молча. Через полчаса подрулили к зданию аэровокзала. Алексей Михайлович подвел Олега и Маку к стойке регистрации, взял их паспорта и побежал к администратору. О билетах он уже договорился по телефону, оставалось их выкупить. Степан и Скворцов подошли к ним и встали рядом. Нелидов принес билеты. Когда регистрация закончилась и настало время посадки, Сергей спросил:
– Нам прилететь на похороны?
– Сами решайте. – Ответил Олег.
Степан и Сергей переглянулись:
– Мы вылетим вечерним рейсом. Голенев кивнул. Мужчины пожали руку Олегу и его спутнице. Степан задержал рукопожатие на мгновенье дольше: – Мы с тобой. Если понадобимся, ты понимаешь…
Он понимал.
Стюардесса повела пассажиров по летному полю. Самолет стоял близко, но ветер валил с ног.
– А не опасно лететь в такую погоду? – Спросила ее пожилая женщина, держась двумя руками за шляпку.
– Пока распоряжений о задержке нет, – громко ответила стюардесса.
Они вылетели по расписанию. Когда набрали высоту, Мака тронула своими тонкими пальчиками руку Голенева:
– С тобой все в порядке?
– Все нормально. – Бросил он и отвернулся к окну. Голенев вспоминал детство. Они с Тихоном после уроков сидят во дворе. Олег в этот день узнал, что принят в Суворовское училище. «Не давай себя бить Петьке Синельникову. Только подойдет, врежь ему сам», – напутствовал он друга. «Не волнуйся, Олежка, когда-нибудь я же должен научиться сам за себя постоять» – Виновато улыбнулся Постников.
Эта виноватая улыбка мальчика Тиши стояла перед Голеневым, словно прощание юных друзей состоялось вчера. Он помнил, как Тихон снял очки и протер их. Очки не запылились. Так мальчик Постников пытался скрыть свое смущение. Он тогда посмотрел Олегу в глаза и больше ничего не сказал.
Тиша, Тиша. Голенев тяжело вздохнул и закрыл глаза. Ему казалось, что он научился терять друзей. Но там, на войне, это было совсем по-другому. Каждый из них ежедневно рисковал жизнью. Своеобразная рулетка, в которую играли все. Потом погиб Дима. Это было совсем недавно, но за время после гибели фронтового друга произошло столько событий. Ему казалось, что Дима и Оксана остались в другом измерении. Они есть, но только где-то далеко. Дима погиб от руки бандита. Голенев тогда очень переживал, но действовал. Не так просто было подобраться к Турку. Они со Степаном будто решали боевую задачу. Потом была Тоня. И опять он наказал виновного. Когда возмездие свершалось, боль от утраты немного стихала. А тут дурацкая смерть. Мстить за Тихона некому. «Сколько же можно за один год?! – подумал афганец. – За что меня так прикладывает судьба? Может, за то, что не верю в Бога…»
Тихон был не просто другом. Это был человек, о котором Голенев пекся как о сыне или брате. У него с детства сохранялось странное отношение к Постникову. С одной стороны, он гордился Тихоном, ставил его себе в пример. Постников жил в другом масштабе. Он думал обо всем человечестве и хотел всем помочь организовать достойную жизнь. Стать в неполных тридцать лет мэром даже такого небольшого города, как Глухов, не каждый может. И Олег был уверен, Постников пойдет дальше. Он понадобится новой России. Да, Олег Тихоном гордился. Но с другой стороны, он его жалел и опекал, потому что Постников и взрослым оставался для него таким же беззащитным мальчиком, как и тогда в детдоме. Тихон не умел противиться бытовому злу. Хорошо, что рядом появилась Татьяна. Она стояла двумя ногами на земле и поддерживала мужа.
Мака положила голову Олегу на плечо, и он вздрогнул. Мысленно улетев в прошлое, он о своей подруге забыл. Она дремала у него на плече, но он оставался один в своем горе. Голенев не мог себе объяснить, почему это происходит. Мака стала единственной женщиной, с которой он поддерживал близкие отношения. Он хотел ее, скучал, когда долго не видел. Но она существовала у него в качестве привлекательной самки, и он не мог понять почему. Она была совсем не так примитивна, чтобы вызывать лишь мужской интерес. Но сейчас он не пытался разобраться в своих чувствах. Он думал о Тихоне, и всякое постороннее вмешательство извне его раздражало. Поэтому, когда стюардесса попросила пристегнуть привязные ремни и голова девушки покинула его плечо, Олег почувствовал облегчение.
Трое друзей Максюта, Стеколкин и Курдюк тоже провели эту ночь без сна. И так же причиной ночных бдений послужила смерть мэра. Но в отличие от Голенева, чиновники не оплакивали Постникова. Они ругались.
– Я, блядь, от тебя, Данилка, никак не ожидал! – В который раз упрекал Максюту полковник Курдюк: – Ты же, бля, разумный мужик. Как тебе только пришло в голову рекомендовать Постному секретаря райкома.
– Я хотел как лучше. – Оправдывался Максюта.
– Ты хоть, мать твою, понимаешь, что натворил!? Телкин упрется рогом против приватизации завода. К чему тогда было жопу рвать? – Продолжал возмущаться полковник.
– Вот пускай теперь сам и разбирается. – Зло заметил Стеколкин. Вячеслав Антонович чувствовал себя обиженным вдвойне. Он, можно сказать, башкой рисковал, а тут открываются такие дела…
Максюта попытался друзей успокоить:
– Не гоношитесь, мужики, мы Телкина уломаем.
Курдюк и не думал успокаиваться:
– На хера было, бля, создавать эту головную боль. Постного нет, город под нами. Если бы не ты, сейчас только живи и радуйся.
– Ваня прав. – Подхватил Стеколкин: – Если бы Постный на торжественном вечере не подписал приказ о назначении Телкина, я бы через месяц собрал актив, доложил на нем, что городской бюджет не в состоянии создать условия для цементного производства и предложил бы перевести его из государственной в кооперативную форму. Паперный, как член городского совета, меня бы поддержал. И завод наш. А теперь что?
Максюта тоже начинал злиться:
– У вас все просто. А Мака, а этот Коленев? Он же завод построил на свои бабки. Нет Тихона, он скажет – мое. Что вы ответите?
– С афганцем пускай девчонка разбирается. За что этой бляди давать долю, если она со своим кобелем не сладит. – Отмахнулся полковник.
– Не надо про нее так. – Ласково заступился за девушку Вячеслав Антонович: – если бы не Мака, нам бы предстояло в понедельник пить не за упокой, за здравие…
– Ладно, мужики, хватит лаяться, – примирительно заявил Максюта. – Придется отстегнуть Телкину, и все дела.
Стеколкин взвился:
– Ты, понимаешь, что лепишь. Андрей Макарович никогда не возьмет. Он же убежденный коммунист!
– Это в той стране, а в этой он себе не враг. И потом, я не собираюсь с ним говорить на эту тему.
– А с кем, бля, ты намерен говорить? Со мной? – Зло ухмыльнулся Курдюк.
– С тобой хули говорить. – Вскипел Максюта: – С Прудкиным поговорю. Пусть редактор уломает тестя.
– Вот, бля, заварил кашу, – и полковник грязно и витиевато выругался.
В кабинет заглянула супруга Курдюка, Таисия Николаевна:
– Вань, вы когда-нибудь угомонитесь?! Время восьмой час…
Максюта удивленно посмотрел на часы:
– Закрываем базар. Пора на работу собираться и думать, господа хорошие, кто похоронную комиссию возглавит?
– Ты и возглавляй. – Буркнул Стеколкин.
– Нет уж, идтить вашу мать, – отказался Данило Прокопьевич и выразительно резанул ладонью об локоть: – На-ка выкуси! Ты теперь, Славка, у нас взаместо мэра, вот и покажи себя людям. – И загоготал, как жеребец.
Вылетая в Бирюзовск, Голенев оставил машину на платной стоянке в Домодедово. «Волжанка» оказалась на месте, но выехать он не мог, потому что перед ним растопырилось дверцами серебристое «Вольво». Двери иномарки владелец распахнул настежь, а сам куда-то исчез. Олег усадил Маку в машину, а сам пошел искать обидчика. Их оказалось трое. Двое крепких парней прощались с третьим, тоже весьма внушительного вида молодым человеком. Он держал в руках маленький чемоданчик и рассказывал провожавшим какую-то забавную историю.
– Мужики, там ваша тачка с открытыми дверями? – обратился к ним Голенев.
– Ну, моя. – Ответил один из провожавших.
– Мне бы выехать.
– Выезжай, если надо, – ухмыльнулся водитель «Вольво».
– Вы мне дорогу загородили.
– Тогда жди.
– Вы меня не поняли? – В другое время Олег отнесся бы к подобной проблеме спокойно. Но сейчас нервы у него были взвинчены до предела.
– А ты чего, пацан, голос повышаешь? – Спросил дружок владельца иномарки и двинулся на Олега.
– Я тебе нет пацан, – Голенев сделал шаг вперед, и нахал медленно опустился на асфальт.
– Что ты с ним сделал? – крикнул владелец иномарки и вместе с обладателем чемодана бросился на Олега. Голенев одного ударил нагой в пах, а другого послал кулаком в нокаут. В пах получил владелец «Вольво». Не обращая внимания на его вопли, Олег вывернул ему руку и повел к иномарке. Усадив водителя за руль, захлопнул раскрытые двери и спокойно уселся в свою машину. Через секунду путь оказался свободен. Выезжая со стоянки, Олег заметил, что нокаутированный уже на ногах и оказывает помощь приятелю.
– Восстановил справедливость? – спросила Мака, подкрашивая себе ресницы.
– Пришлось проучить жлобов, – нехотя пояснил Олег. Они выехали на трассу, и он утопил педаль газа в пол. Дорога позволяла любую скорость, но «Универсал» Павла больше ста двадцати выжать не мог. И это для него было много. Кузов дрожал, сзади постукивала подвеска, а движок, хоть и с заваренным глушителем, все равно выл как истребитель времен Второй мировой.
До Московской Кольцевой они не разговаривали. Тут Олегу пришлось ехать медленнее, и шум в салоне стал тише. Мака положила свою руку ему на коленку:
– Я понимаю, как тебе тяжело. Могу чем-нибудь помочь?
– Можешь, если не будешь меня доставать, – ответил он.
Оставшиеся четыреста пятьдесят километров Мака молчала.
В Глухов они въехали около трех часов дня. Олег высадил девушку возле ворот ее кооператива и со словами «Я сам тебя найду», рванул к дому Постникова.
Дверь открыла Руфина Абрамовна. Олегу показалась, что она постарела на несколько лет. Он обнял пожилую женщину:
– Как Таня?
– Сидит у него в кабинете. На все звонки таки отвечаю я. – И плечи у нее затряслись.
– Понял. Держись, мама Руфа.
– Что мне таки остается…
– Я хочу видеть Татьяну.
– Попробуй.
Олег шагнул в квартиру и постучал в кабинет. Таня не ответила. Он открыл дверь и вошел. Она сидела за письменным столом Тихона и смотрела в стену. Он взял стул и присел рядом. Она на мгновение повернула к нему голову и снова отвернулась к стене. Глаза у нее были сухие, но их выражение Олега испугало. Минут пять они сидели молча.
Голенев заговорил первым:
– Как это было?
– Очень просто. Тихон слишком старался обогнать Стеколкина. Лодка зачерпнула воды и перевернулась.
– Ему никто не помог?
– Слава обогнал его метров на двадцать. Я первая поняла, что муж тонет, и закричала. Слава оглянулся, сообразил, в чем дело, развернул лодку и погреб к нему. Голова Тихона еще несколько раз показалась из воды. Стеколкин прыгнул ему на помощь и, в конце концов, вытащил, но было поздно. Тихон уже захлебнулся. Его откачивали два часа, но так и не откачали.
– А почему никто другой не сумел подплыть? – удивился Голенев.
– Другие лодки сильно отстали. Вперед вырвались они двое.
– Где его лодка?
– Затонула.
– Затонула? Как? По правилам безопасности прогулочные лодки снабжены воздушными отсеками. Такая лодка не может затонуть?!
– Олег, оставь меня. Я не могу сейчас думать о вещах, которые уже не имеют никакого значения. Хозяина станции, кажется, привлекут к уголовной ответственности. Но Тихона это не спасет.
– Хорошо, Таня, я больше не буду. – Олег взял ее руку и поцеловал.
Выдержка ей изменила. Она бросилась к Олегу, обняла его и закричала в голос:
– Олежек, за что?
– Поплачь, Танюша. Будет легче. – Он обнял ее и заплакал сам. Они стояли, прижавшись друг к другу, и ревели.
– Где сын?
– К маме отправила.
– Он знает?
– Знает. Он все видел. Юлик был с нами…
– Господи, это я виноват.
– При чем тут ты?
– Если бы я был рядом, Тиша бы не утонул…
– Олежек, если бы да кабы… Он же взрослый человек.
– Выходит, что нет.
– Наверное, ты прав. Не бросай нас с сыном. Ты остался единственным по-настоящему близким существом…
– Танюша, как тебе не стыдно.
Они продолжали обнимать друг друга и говорили шепотом, словно Тихон лежал рядом.
– Где он? – Поинтересовался Голенев.
– В морге. У них какие-то судебно-медицинские формальности.
– Когда похороны?
– В понедельник.
– Тяжелый день… – Горько усмехнулся Олег.
– Для него теперь все дни легкие. Руфина Абрамовна меня спасла. Она все взяла на себя. Если можешь, помоги ей.
– Конечно, могу. Но я боюсь тебя оставить.
– Я уже вернулась. Думала, как Лена, уйду от себя и не смогу вернуться. Ты помог. Твои дурацкие вопросы вернули меня к жизни… Иди.
До понедельника у Олега был расписан каждый день по минутам. Он вместе с секретаршей Постникова Юлей принимал факсы и телеграммы с соболезнованиями. Телеграммы пришли и от двух президентов – России и СССР. Навещал приемную маму Постникова. Галина Николаевна, узнав о гибели Тихона слегла в больницу. Ездил на кладбище, где вместе со Стеколкиным они выбрали и оформили участок под могилу. Заказывал оркестр духовых инструментов. Заглядывал в ресторан Глухарь, где должны были состояться поминки. Вел переговоры с фирмами, которые так или иначе участвовали в траурной церемонии. Даже встретил гроб красного дерева, присланный из Москвы специальными службами при правительстве России.