— Красиво излагаешь, майор, — Джонатан иронично взглянул на Федотова. — Про дыни, про пламя. Только я ничего такого не заметил.
Федотов хмуро покосился на разведчика и жестом приказал конвою покинуть помещение.
— Слушай, человече, — закрыв за офицерами дверь, негромко произнес майор. — Ты из меня фраера не лепи, ладно? Твой невидимка за ней приходил, верно? Получается, девица нужна и твоему клиенту, и моему. Поделить надвое ее мы не сможем: пилить опасно, клонировать долго. Значит, нам придется как-то договариваться насчет «любви втроем».
— Ну и наклонности у тебя, — Джонатан усмехнулся. — Нет, Федотов, не получится у нас «шведской семьи». Будем «танцевать даму» по очереди. Пока она здесь, она твоя.
— А потом? Ты намерен ее забрать?
— Думаю, так и получится. Ты же видишь, здесь ей оставаться опасно. Вот это все, — Джонатан указал большим пальцем за плечо, — была только разведка боем. Невидимка обязательно вернется, и тогда… крови будет море, не то что сейчас.
— Нет, не надо крови, я больше не буду, простите, — прошептала, садясь на полу, Женя. — Это затмение было… ошибка.
Она потерла лоб и поморщилась.
— И ты меня прости, — Джонатан помог ей перебраться на койку и усесться спиной к стене. — Затылком к стенке прижмись, полегчает.
— Прохладненькая, — Женя прижалась и на секунду закрыла глаза.
— Майор, будь другом, намочи полотенце, компресс сделаем, — Джонатан указал взглядом на ванную.
— Я в норме, спасибо, — прошептала девушка. — Не знаю, что на меня нашло. Как загремело внизу, я будто с ума сошла. Еще этот запах… У меня внутри просто закипело. А когда его солдаты прогнали, мне совсем плохо стало. Так разозлилась!
— Его? — Джонатан насторожился. — О ком ты говоришь?
— Его, — Женя недоверчиво взглянула на разведчика. — Вы же понимаете, о ком я.
— О ком?
— Я не знаю, кто это, только он хотел меня отсюда вытащить. Я это чувствовала.
Из ванной вышел Федотов, и Джонатан придержал следующий вопрос. О некоторых вещах майор не должен догадаться ни в коем случае.
— Чувствовала? — протягивая Жене мокрое полотенце, переспросил Федотов.
— Женская интуиция, — пояснил Джонатан.
— Неужели? — Майор присел на корточки и посмотрел Жене в глаза. — А откуда вы узнали, что он был один?
— Я не знала, — Женя спокойно выдержала его изучающий взгляд. — Просто решила для себя, что это он… тот, кто меня спасет.
— Вы, между прочим, не тонете, чтобы вас спасать, — заметил майор.
— «Между прочим», я ничего не сделала, чтобы сажать меня за решетку! — с вызовом парировала Женя.
— Ну, это мы еще выясним, — поднимаясь, пообещал майор. — Коллега, кажется, у вас были вопросы к барышне?
Вопросов у Джонатана было много, но слышать ответы на них полагалось только членам Цеха. Да и то не всем. Слишком уж неоднозначные и противоречащие многим фундаментальным законам напрашивались выводы из всего, что случилось в Конторе. В то же время выводы эти были почти бесспорными. То, что описывала Женя, вовсе не было приступом «женской интуиции». Эта хрупкая девушка толковала совсем о других вещах. О вещах, крайне опасных и для Цеха, и для общества в целом.
«Осталось понять лишь одно. Кто приходил сюда за этой барышней? Ее брат? Версия скользкая, но в свете последних событий разумная. Впрочем, есть и еще одна… сыщик!»
Джонатан нащупал в кармане телефон. Вторую возникшую вот прямо сейчас версию было легко «прокачать», не сходя с места. Если она отпадет, останется только первая, и это будет означать, что личность Хамелеона установлена. Останется его поймать.
Джонатан жестом попросил у Федотова короткой паузы и набрал номер Туманова. Сыщик ответил почти сразу, после второго гудка.
— Витек, ты где?
— Я… тут… в гостях.
Судя по голосу, Виктор был не один и вовсе не отсиживался на «явочной квартирке». Джонатан замер в напряженном ожидании момента истины.
— Пригласите полковника к нам, — вдруг предложил знакомый «голос за кадром». — Это ведь он звонит? Калинин Павел Дмитриевич?
— Да, — Виктор был явно удивлен. — А как вы…
— У кого в гостях, Витек? — уточнил разведчик, в принципе, уже и так зная ответ. — С кем ты там беседуешь?
— Приезжай, увидишь, — голос Туманова отдалился, наверное, он прикрыл микрофон пальцем. — А как мне объяснить, с кем я беседую?
— Он знает, — собеседник Туманова чуть-чуть повысил голос.
— Понял, слышу, — дальше играть в «испорченный телефон» не имело смысла. — Жди меня, Витек. И, главное, не делай резких движений.
— Паша, это не моя идея! — негромко предупредил Туманов.
— Знаю, что не твоя, — Джонатан говорил спокойно. — Все нормально, Витя, не переживай. Я в эти высокие сферы вхожу и выхожу безболезненно. «Сфера» твоего собеседника — не исключение. Через пятнадцать минут буду.
— Вы с Витей говорили? — оживилась Женя. — Как он?
— В порядке, — разведчик сунул трубку в карман и строго посмотрел на Федотова. — Береги ее, майор, как зеницу ока. И если желаешь спросить о чем-нибудь, спрашивай прямо сейчас. Я сегодня еще вернусь и, скорее всего — за ней.
— Насчет «высоких сфер»… — Федотов пристально взглянул на разведчика. — Что ты имел в виду? Случайно не фирму Островского?
— Нет, майор, — Джонатан встал. — Выше.
* * *— Итак, Виктор Алексеевич, давайте знакомиться. Я мастер Цеха Дмитрий Федорович Чесноков. Вам следует обращаться ко мне просто — мастер.
Туманов попытался устроиться поудобнее на дубовом «троне» с высокой толстой спинкой и удивленно взглянул на Чеснокова.
— Следует? Очень интересно. Учту, конечно, но все равно интересно. А позвольте полюбопытствовать, вы какого цеха мастер, литейного или слесарного?
— В тонкости вы вникнете по ходу беседы, господин Туманов, — мастер смерил его холодным взглядом. — Постепенно.
— Годится, — Виктор ответил ему таким же взглядом.
Мастер выдержал театральную паузу и принялся излагать. Именно так, не говорить, как все нормальные люди, а излагать: неспешно и поначалу, казалось, отвлеченно.
— Что наша жизнь, господин Туманов? Цепь событий, которые при совпадении деталей образуют более-менее прочные сюжеты. Что легло в основу нынешнего спектакля? Роковая случайность, стечение обстоятельств. Как Островский умудрился наткнуться на вашу знакомую? Кажется, ее зовут Женя? Он проверял в Битцевском лесопарке версию с маньяком, поскольку ему и Мартову было поручено искать одного неуловимого убийцу, который давно портит жизнь людям из нашего Цеха. Искал одно, а наткнулся на другое. На нечто более важное для всех нас. Разве не роковая случайность? Удачная, но все-таки роковая, или, если угодно, — знаковая.
Сыщик поднял руки.
— Постойте, мастер. Я ничего не понимаю. Что за случайность? О чем вы толкуете? Девушка тут при чем? Вы думали, что маньяк — это какой-то киллер, нанятый неизвестным конкурентом, чтобы изводить ваших людей, да? Вы устроили масштабную облаву, покрошили под горячую руку кучу народа и теперь пытаетесь объяснить свои промахи стечением обстоятельств? Хотите свалить все на Женю? Если бы она не крутилась под ногами, все прошло бы тихо и незаметно? Вам самому не смешно?
— Нет, господин Туманов, не смешно, — Чесноков, не отрывая взгляд от лица Виктора, медленно покачал головой. — Когда Островский понял, кто ваша подружка по происхождению, ему пришлось внести в поисковую операцию серьезные коррективы.
— Женя принцесса крови? — Туманов хмыкнул. — Или Женя и Островский родня?
— Ни в каком колене! — мастер поднял указательный палец и снова взял паузу. — Не ро-дня! Ни в ка-ком! Понимаете, что это значит?
— Нет, не понимаю. Хотя… это, наверное, большая редкость. Если копнуть веков на тридцать-сорок назад, скорее всего, получится, что мы все немного братья и сестры.
— Ага, вы уловили суть?
— Смутно. А почему вы разоткровенничались? Почему так сразу прониклись ко мне доверием?
— Я знаю, кто вы, вот и все.
— Выходит, вы знаете больше меня. И кто же я, по-вашему?
— Скоро и вы это узнаете. Терпение.
— Хорошо, — Туманов собрался с мыслями. — Вернемся к девице. Кроме того, что она абсолютно никто Островскому, в чем еще ее уникальность?
— Разве этого мало? Она и ее брат — это все, кто остался.
— Еще мать, — уточнил сыщик. — Они остались от кого, от малой народности или жителей какой-то местности?
— Матери больше нет, перебрала технического спирта в гараже с дружком, — спокойно, как о незначительном факте, поведал мастер. — И внебрачный сынок Жениного папаши тоже недавно отправился в лучший мир. Почил с пулей в сердце, пережив погибшего под трамваем отца всего-то на сутки. Не слышали о таком происшествии на МКАД?
— Нет, — Туманов постарался скрыть удивление. — Сынок ее папаши? Через сутки? А кто был ее отец?
— Нет, — Туманов постарался скрыть удивление. — Сынок ее папаши? Через сутки? А кто был ее отец?
— Вы еще не догадались?
— Под трамваем? Уж не… Странный ли?
— Да, Александр Храмовников.
— А внебрачный сынок это… Кощей?!
— Он самый.
— Вот ведь, «понимаешь, загогулина», — Туманов потер виски. — Жаль. И отца, и мамашу. Да и байстрюка жаль, хотя скотина был изрядная. Значит, теперь их только двое — Женя и ее брат. Понятно… то есть… все равно ничего не понятно! От какой народности остались эти двое? Последние из могикан?
— Вы сами знаете. По крайней мере — догадываетесь.
— Догадываюсь, что вы сильно их боитесь. Настолько сильно, что готовы устроить любую гадость: от охоты с помощью всех имеющихся в городе наемников до облавы с помощью подконтрольных вам бандитов и ментов, лишь бы найти и убить. — Туманова начинал бесить этот надменный взгляд и холодный тон мастера. Кем он себя мнит? Хозяином мира? Виктор постарался взять себя в руки. — Почему вы их так боитесь? Ответ связан с тем, что девица сумела оказать достойное сопротивление Островскому?
— Связан, вы правы. Ведь или она, или ее отец и братья сумели убить больше десятка наших людей, что почти невозможно, поскольку…
— Стоп! — Туманова будто ударило током. — Если вы закончите фразу, я влип. Так?
— Вы уже влипли, Виктор Алексеевич, — Чесноков снисходительно усмехнулся и махнул рукой. — И гораздо глубже, чем думаете.
— Это… — сыщик с трудом подобрал слова. — Это относится к тому, чего я о себе не знаю?
— Да, господин Туманов, и я намерен открыть вам глаза, — мастер придал лицу оттенок торжественности. — Вы — один из нас. Мы не тревожили вас, поскольку всегда полезно иметь «горячий резерв», особенно на войне, но пришло ваше время, и вот вы здесь. Вы человек Цеха, нравится вам это или нет. Вы наш боец, мобилизованный по законам военного времени.
— Идет война? — Туманов был ошарашен и соображал с трудом. — Какая еще война? В стране почти спокойно, даже на юге чаще семи раз в неделю не стреляют. О чем вы?!
— Тайная война. Невидимая и широкой общественности неизвестная.
— Между добром и злом? — Виктор растерянно усмехнулся.
— Не совсем, — мастер был предельно серьезен. — Вы напрасно иронизируете, господин Туманов. Добро и Зло тут ни при чем, наша с вами Реальность мыслит другими категориями, а уж Вечность и подавно. Но одно вам следует понять сразу — выживем или мы, или враги. Не буду убеждать вас, что мы хорошие, а наши враги плохие. У обеих сторон всего поровну. Но это не имеет значения. Гораздо важнее то, что проигравшие исчезнут, как вид.
— Как вид? — за спиной послышались шаги, и одновременно с продолжением своей возмущенной реплики Виктор обернулся. — Да какой, черт возьми, вид?!
— А вот и я! — пробасил с порога Павел. — Привет, Витек! Мое почтение, мастер. О чем дискуссия?
Туманов поморщился и неопределенно помахал рукой: «Обо всем сразу». Мастер тоже не ответил на вопрос, он лишь жестом предложил гостю сесть за стол. Когда Павел освободил дверной проем, выяснилось, что пришел он в сопровождении Островского. Просто Всеволода Семеновича заслоняла широкая спина полковника. Логично было предположить, что вернется и Мартов, но его в эскорте у Павла не оказалось. Видимо, Мартову «дискуссия» не казалась интересной, или он занялся какими-нибудь неотложными адвокатскими делами.
Калинин и Островский уселись за круглый стол справа и слева от Виктора и с интересом уставились на мастера. Туманов вернулся в исходную позицию — лицом к лицу с Чесноковым — и обмер. Мастер держал в руке древний, но внушительный «кольт» калибра этак сорок пятого. И направлено это чудо-оружие было точно в сердце несговорчивому гостю.
— Это аргумент, согласен, но зачем же так сразу? — дрогнувшим голосом произнес Туманов. — Давайте поговорим еще, я постараюсь понять.
Он покосился на Павла. Гигант сохранял невозмутимое выражение лица, будто не происходило ничего криминального. Островский смотрел на Виктора тоже почти равнодушно, разве что с каким-то скрытым интересом, будто пытался угадать: выстрел размажет сыщика по стенке или, проломив ее, вынесет Туманова в соседнюю комнату?
— Нельзя передать словами незнакомый вкус, музыкой — цвет или нарисовать Вечность, — мастер взвел курок. — Вам придется попробовать, увидеть и понять все самостоятельно.
— Я не готов к таким…
Фразу Туманова оборвал громкий хлопок выстрела. Пуля ударила в грудь и повалила Виктора на пол вместе с дубовым троном. Перед глазами сыщика на секунду будто бы вспыхнули тысячи мощных софитов, которые затем погасли, но не сразу, а медленно, как театральные люстры.
«Весь мир — театр», — почему-то вспомнилось напоследок. — «Спектакль окончен»…
«…Судьба часто что-то дает человеку — талант или удачу, но редко делает это безвозмездно. И дело не в ее прижимистости. Природа не терпит пустоты ни в чем, даже в таких тонких материях, как подарки судьбы. Если что-то дано, чем-то за это надо платить. Иногда получается, что платить приходится не сразу, отсрочка позволяет подготовиться к расчету, и накопленные дивиденды с лихвой покрывают выплаты по долгу. Иногда судьба требует возвращения долгов раньше, чем человек успевает реализовать подаренный талант или приумножить удачу, тогда он остается ни с чем либо вообще платит жизнью. Но чаще все происходит вовремя, и мы заранее знаем, когда нам придется расплачиваться, только не всегда находим мужество в этом себе признаться.
Как и временные рамки, форма подарка судьбы тоже может колебаться от умения шевелить ушами до таланта править миром и от найденного в грязи червонца — чтобы вы не умерли с голоду, до удачной идеи, которая принесет миллиардные прибыли.
И снова — не забывайте, что получили вы это не просто так!
Вы можете стать крупным бизнесменом и обеспечить рабочими местами тысячи людей, а можете стать тем, кто заморит миллионы людей голодом. Вам может быть уготовано создать великий шедевр искусства или просто вырыть яму: в нужном месте и в нужное время. Что ж, такова ваша доля в этом предприятии!
И не пытайтесь заранее угадать, что вы можете предложить провидению в обмен на его благосклонность. Не пытайтесь купить себе билет в рай. Платит и заказывает музыку только судьба. Вы пляшете и поете. Наоборот не бывает.
И последнее. У каждого своя сверхзадача в этом мире, но только тот, кто выполнит ее правильно и в срок, может рассчитывать на получение нового задания. То есть, на то, что в его новой жизни по-прежнему будет смысл».
«Смысл сверхзадачи? Что это за бред? Подарок судьбы… а если я откажусь? Если увижу цель, но найду мужество признаться себе, что не потяну, что тогда? Судьба накажет, не отходя от кассы?»
«Никто не волен отказываться. Это выше человеческих возможностей. Мы способны лишь выполнять предназначение. Те, у кого это получается, идут дальше, остальные уступают место новым претендентам, чаще всего даже не подозревая, что наказаны за свою внутреннюю слепоту и небрежность в выполнении миссии, данной им Провидением. Так что, можно только умереть, а отказаться невозможно, как нельзя полностью отказаться от воды и пищи».
«Но ведь нельзя наказывать за то, чего человек не осознает. Это все равно что бить младенца за то, что он плачет! Это несправедливо!»
«Да, младенец не способен понять, за что его наказывают. Кстати, он тоже может погибнуть, но это не будет расплатой за невыполненное предначертание. Это будет кара его родителям. В отличие от ребенка взрослые обязаны не только смотреть, но и видеть. Не только идти, но и стремиться. Не только брать, но и давать. Человек не имеет будущего, если не задумывается над тем, что происходит вокруг, или задумывается, но ничего не делает. Чем глубже прячешь голову в песок, тем вернее ее потеряешь».
«Пропагандируешь активную жизненную позицию? Понятно. Агитация спорная, но может сработать. Все зависит от истинных целей агитатора. С кем я говорю?!»
«Ни с кем. Это твои собственные мысли. Ты осознал, что на самом деле обладаешь бульшим количеством скрытых талантов, чем тебе казалось раньше, поэтому и родились эти мысли. Признайся, ведь ты подозревал об этом и подспудно искал ответ на этот вопрос».
«Какой вопрос, что еще за „это“? Ничего я не искал!»
«Ты искал ответ на вопрос, в чем твое предназначение, ты чувствовал, что оно у тебя есть, но никак не мог понять, в чем же его суть. Вот ты его и нашел».
«Нашел? И в чем мое предназначение? Я и теперь не понимаю!»
«Открой глаза. Сейчас ты все поймешь».
Перед внутренним взором зажглись ослепительно белые софиты, но, чтобы избавиться от их света, хотелось не зажмуриться, а, наоборот, распахнуть глаза насколько это возможно.
Туманов так и сделал. Он открыл глаза и резко сел на полу. Руки были прижаты к груди, а по пальцам стекали капли крови. Виктор вдруг вспомнил, что произошло, и похолодел. Его даже замутило от таких воспоминаний. Он осторожно отнял руки от груди и заглянул под сложенные ладони. В рубашке зияла аккуратная дырочка, вокруг которой потихоньку подсыхала кровь. Виктор расстегнул пару пуговиц. На груди тоже была кровь, но откуда она взялась, достоверно сказать было нельзя. Никакой раны в проекции дырочки не оказалось.