– А я что говорю? Я и предлагаю тебе помощь в твоей работе! И вообще, Марк, сколько раз мы с тобой уже говорили на эту тему. Почему ты не доверяешь мне? Почему ты считаешь, что я способна только мешать тебе?
Этот разговор происходил за завтраком, Марк ушел в прокуратуру один, но уже в одиннадцать Рита вошла в его кабинет с твердой решимостью – принять участие в расследовании убийств супругов Гарашиных.
– Рита, немедленно выйди! – зашипел на нее взвинченный до предела Марк. Он сидел за столом, заваленным исписанными листами бумаги и растрепанными блокнотами, осознавая, что за несколько дней работы они с Левой не продвинулись ни на один шаг к раскрытию убийств.
– Во-первых, я не выйду, а во-вторых, прекрати на меня шипеть! Лучше успокойся, возьми себя в руки и давай выкладывай все по порядку. И, конечно, твои версии…
– Рита, да это гиблое дело! Два висяка. Очень сложные, запутанные случаи. Тебе-то все это зачем?
– Чтобы заняться чем-нибудь и постараться не думать о том, что меня в любую минуту могут убить, причем просто так, только лишь за то, чтобы причинить боль тебе. За то, что ты посоветовал своему другу расстаться с глухонемой девушкой.
– Тогда сиди дома и никому не открывай дверь, а не расхаживай по городу с умным видом, словно ты на самом деле способна распутать эти два убийства!
– Марк, да что с тобой? Ты никогда прежде не позволял себе так разговаривать со мной! – На глазах у Риты выступили слезы.
– Рита, дорогая, извини… Я и сам не знаю, что со мной происходит. Я не знаю, за что мне браться – искать ли Захарову или же заниматься убийством Гарашина.
– Гарашиных, – поправила его Рита. – Давай выкладывай все, что тебе известно. И покажи мне результаты экспертиз. Я же вижу – вон, у тебя на столе целая пачка бумаг.
– Хорошо. Слушай. Итак! Начну с самого начала. Сначала в милицию позвонила соседка Гарашиных и сообщила о том, что она обнаружила в квартире Гарашиных труп Александры Гарашиной, молодой еще женщины, двадцати пяти лет, замужней, домохозяйки. Экспертиза показала, что она была отравлена чаем с шиповником, куда добавили атропин. Отпечатки пальцев на термосе с чаем принадлежат ее мужу, Юрию Гарашину, и самой Александре. Что же касается других отпечатков в квартире – на посуде, мебели, дверных ручках и прочих предметах в квартире, – то их довольно много, и принадлежат они соседке, Алле Спиридоновой, Юрию Гарашину, а также мужу ее матери, Вениамину Зимину, в свое время возлюбленному Саши!
– Вот это история! Можно себе только представить, что испытала эта девушка, когда ее парень женился на ее матери. Марк, чего только не случается в жизни!
– Мне Локотков рассказывал, что случилось с этой женщиной, ее матерью, Валентиной Суровцевой, когда она узнала о смерти Александры. Он говорит, что она так кричала, так кричала… Говорила, что это она во всем виновата, что она сломала дочери жизнь…
– А этот… Вениамин? Когда он в последний раз видел Александру?
– Он с самого начала начал лгать. Сказал, что не помнит, когда ее видел, что вообще как бы не встречался с ней, поскольку его жена, Суровцева, продолжала все эти годы ревновать его к своей дочери…
– И что?
– Да то, что лгал он с самого начала. Мы проверили. Они встречались и перезванивались. В ее сумочке нашли его визитку, а в ее сумке – простыню, правда, очень странную.
– Марк, какую еще простыню?! Ничего не понимаю!
– Ты не понимаешь потому, что не изменяешь мне и не таскаешься со своей постелью по чужим квартирам, по любовникам…
– А… Поняла. И что же в этой простыне странного?
– Смотри сама.
Марк подошел к сейфу, открыл его, достал прозрачный пакет и извлек из него простынку, не очень-то чистую на вид.
– Марк, ты был дома у Гарашиных? – Рита внимательно рассматривала простыню.
– Был. Я уже понял твой вопрос. В доме у них все очень аккуратно и чисто, Гарашина была отменной хозяйкой. Я и шкафы открывал – там все простынки белейшие, чистейшие, стопкой сложены на полке… Но почему у нее в сумке оказалась эта простыня – ума не приложу. Как можно вообще носить на свидания такую простыню?!
С этими словами Марк развернул далеко не белую, а какую-то серовато-кремовую простыню (в бурых застиранных пятнах), в центре которой оказалась огромная аккуратная заплата.
– Марк, я ничего не понимаю. Эта заплата, жуткие пятна… Похоже за застиранную кровь! Я не понимаю, как можно такую простыню брать с собой на свидания? – повторила она слова мужа, почти слово в слово.
– Вот об этом-то я и хотел тебя расспросить. Рита, постарайся абстрагироваться и представить себе, что это ты – замужняя женщина, домохозяйка, и у тебя есть любовник, с которым ты встречаешься, скорее всего, на чужой квартире…
– Откуда ты знаешь, где она встречалась со своим любовником и кто ее любовник?
– И любовника мы нашли!
– И кто же он?
– Совершенно обыкновенный парень, ничего особенного из себя не представляющий. Но о нем – позже. Ты абстрагировалась? Представила себе, что идешь на свидание в не очень-то чистую квартиру, где брезгуешь лежать на чужих простынях…
– Поняла-поняла. Ну, что я могу сказать? Конечно, я взяла бы свою самую лучшую итальянскую простыню с вышивкой… И, конечно же, чистую и отутюженную.
– Вот! И я о том же! Вот и напрашиваются два вывода. Первый – что она сунула в сумку первую попавшуюся простыню: может, торопилась или взяла сослепу. Второе – эта простыня нужна была ей вовсе не для любовных целей!
– Марк, а для каких?
– Вот об этом-то я и думаю сегодня целое утро. И ничего не могу придумать.
– Хорошо, я тоже подумаю, а ты мне расскажи о ее любовнике.
– Говорю же: простой парень, Иван Муравьев, двадцати восьми лет, перебивается случайными заработками, но в основном работает в жилконторе – и электриком, и слесарем. У него жена тяжело больна, и он в вечном поиске денег.
– Гарашина ведь тоже убили, и убийца не найден, так?
– Рита!
– Это я к тому, что, анализируя факты, надо стремиться работать одновременно в двух направлениях – искать мотивы сразу для двух этих убийств! Так вот, если этому Муравьеву постоянно нужны были деньги и если Гарашина испытывала к нему страстную любовь, то она могла с ним договориться, и они убили Гарашина с целью получения наследства! Ведь в случае, если бы Саша осталась жива, она унаследовала бы все имущество мужа… Ты говорил, что он был небедный человек?
– Да, у него были мебельные фабрики, магазины, он делал копии итальянской мебели, причем недурные копии, и выдавал свою продукцию за настоящую фирменную мебель. Он был состоятельным человеком, преуспевающим бизнесменом, так что вдове досталось бы немало.
– Если бы она договорилась со своим любовником, чтобы он помог ей убить Гарашина, то после его смерти наверняка поделилась бы с ним.
– Да, я тоже об этом думал. Тем более что она в день смерти сняла со счета сорок пять тысяч рублей.
– Это не очень-то большая сумма, чтобы расплатиться с любовником за убийство мужа, – заметила Рита.
– Может, для тебя, для человека, привыкшего к другим деньгам, это и небольшая сумма, а для простого работяги Муравьева это целое состояние.
– Вообще-то это мог быть просто аванс. Словом, необходимость срочно раздобыть деньги на лечение жены могла стать мотивом для Муравьева и Гарашиной. Могла бы, если бы не смерть самой Александры Гарашиной.
– Но у Гарашина тоже была любовница. Совсем юная девушка – Евгения Максимова, которой он незадолго до смерти купил квартиру в элитном доме рядом с парком… Квартира стоит безумных денег!
– Он оформил квартиру на нее?
– Да, в том-то и дело.
– Значит, он любил эту девушку и, вполне вероятно, собирался разводиться с Александрой и жениться на Евгении. И жена ему явно мешала. Не думаю, что Саша так легко рассталась бы с ним, если, конечно, не поторговалась бы хорошенько и не получила бы хорошие отступные.
– Вот и разбежались бы, договорились бы, устроили все миром…
– А что говорят их друзья, знакомые, сослуживцы?
– Все в один голос утверждают, что они были хорошей парой. За исключением, пожалуй, секретарши Гарашина. Знаешь же, что от жены скрыть можно многое, а вот от секретарши, на глазах у которой ты проводишь все свое рабочее время, это не так-то просто. Так что Локоткову удалось разговорить эту девушку, и это она рассказала о существовании на белом свете любовницы своего начальника. Понятное дело, что язык у секретарши развязался, только когда она узнала, что погибли оба Гарашина – муж и жена. А так, думаю, Лена держала бы язык за зубами. О самом Гарашине она отзывалась очень тепло, жалела его, но считала почему-то, что его отравила жена.
– Вот мы и подошли к самому главному! Как были отравлены супруги Гарашины? Чем, каким образом? Когда?
– Тринадцатого декабря, приблизительно в 10.30, Саша выпила чай с шиповником из термоса. В чае был растворен атропин. Экспертиза показала, что чай заварили сутки тому назад. А ее муж был отравлен двенадцатого декабря, между 16 и 17 часами. Крысиный яд был в черничном джеме, который, по словам секретарши, так любил ее шеф. Он всегда, когда пил чай, либо намазывал джем на печенье, либо просто ел его ложкой.
– Тринадцатого декабря, приблизительно в 10.30, Саша выпила чай с шиповником из термоса. В чае был растворен атропин. Экспертиза показала, что чай заварили сутки тому назад. А ее муж был отравлен двенадцатого декабря, между 16 и 17 часами. Крысиный яд был в черничном джеме, который, по словам секретарши, так любил ее шеф. Он всегда, когда пил чай, либо намазывал джем на печенье, либо просто ел его ложкой.
– Вы выяснили, кто купил этот джем?
– Секретарша сказала, что она покупала джем, и чай, и сахар, ее попросил об этом сам Гарашин, как раз тогда, когда в его кабинете находилась его жена, Александра. Девушка подумала еще, что он отправил ее в магазин нарочно, чтобы она, возможно, не присутствовала при семейной сцене… Так ей, во всяком случае, показалось. Про джем здесь вообще все интересно. Дело в том, что Гарашин вообще не притрагивался к тому джему, который купила секретарша! Он любил какой-то особенный, французский черничный джем, в узких высоких баночках…
– Я знаю такой. Мама любит такой джем, только из черной черешни. И что?
– Да то, что во время осмотра комнаты отдыха Гарашина, где Локотков и обнаружил его труп, нашлась и баночка с французским джемом. Вероятно, когда Гарашину стало плохо, он смахнул ее со стола, и она закатилась под диван.
– А где же была в это время секретарша?
– Она была записана к зубному врачу. Мы это проверили. Это был не первый ее визит, у нее действительно открылась пломба, и в предыдущий визит ей положили лекарство. Словом, похоже, что она не лжет.
– Что же получается? Двенадцатого декабря утром Саша заваривает чай с шиповником и провожает мужа на работу. Какие между ними отношения – никому неизвестно. Неизвестно также и то, что случилось после того, как он ушел. Возможно, она нашла документ, подтверждающий покупку квартиры для любовницы, или что-то еще, что вывело ее из себя. Причем я не думаю, что это были презервативы… – Тут Рита покраснела, вспомнив свою недавнюю истерику по поводу подброшенных Марку презервативов. – Это мелочь по сравнению с такой серьезной покупкой. Словом, она заявляется к нему после обеда, скорее всего, устраивает скандал, Гарашин чувствует себя неловко перед секретаршей и просит ее пойти в магазин. В это время Саша незаметно ставит баночку с джемом…
– Куда она ее ставит? Она не может поставить ее на стол знаешь почему? Вот представь себе. Она кричит на него, ругается, упрекает мужа в измене, говорит, что никогда не даст ему развода, и вдруг после всего этого достает его любимый джем и ставит перед ним – вот, дорогой, пожалуйста… Этого быть не может, – заявил Марк.
– А кто решил, что они ругались? Это же только наши предположения, – возразила Рита.
– Но зачем-то Гарашину понадобилось удалить из офиса секретаршу… Не любовью же они там занимались?
Рита пожала плечами.
Марк посмотрел на нее и задумался.
– Локотков сказал, что, как только она пришла, так сразу же попросила секретаршу принести воды…
– То есть удалила ее из приемной, так?
– Да.
– Получается, что, когда она туда входила, ей требовалось, чтобы секретарши не было в приемной, и когда выходила – тоже.
– Мы с Локотковым думали, что Саша выпроводила таким образом секретаршу для того, чтобы подложить куда-нибудь яд – в чай или куда-нибудь еще…
– Ну-ну?
– Но джема в приемной не было, это точно. Секретарша пошла за ним уже позже. Кстати говоря, тот джем, что купила она (мы проверили чек, сверили дату, время), так и остался нетронутым, я тебе сказал об этом.
– Значит, Саша, как я уже и говорила, пришла в приемную со своим, уже отравленным джемом. Чтобы не травить мужа дома, чтобы не связываться с трупом, она решила отравить его на работе. Скажи, Марк, неужели она дура, чтобы на глазах у секретарши заявиться к мужу и отравить его? Она не понимала, что последует за этим? Марк, у меня есть одна идея! Пожалуйста, дай мне ключи от квартиры Гарашиных! Я должна кое-что сделать, непременно.
– Поехали, – Марк решительно встал. – Я догадываюсь, что ты задумала.
20
13 декабря 20.. г.
Алекс
Дрожащими руками она пыталась открыть дверь квартиры, пока не почувствовала, как та поддается сама. Перед ней стоял Ванечка. Бледный, с запавшими глазами.
– Привет, – произнес он и закашлялся. Видно, от нервов у него пересохло в горле.
– Привет, милый, – Алекс храбро шагнула ему навстречу.
Но запах грязной, прокуренной квартиры вызвал у нее новый приступ тошноты, и Алекс едва успела добежать до туалета, как ее вырвало. Она опиралась о грязный унитаз, и ее рвало до тех пор, пока из женщины не пошла желчная горечь.
Долго мылась под душем, полоскала рот и не представляла себе, как выйдет после этого к Ванечке.
Отражение в зеркале испугало ее. Припухшие веки, покрытые сетью красных точек – следы лопнувших сосудов.
– Ты в порядке? – услышала она испуганный голос за дверью.
– Сейчас выйду… Это нервы.
– Я понимаю… – услышала она слабый голос Ванечки и вышла.
Он смотрел на нее как-то странно.
– Ты как? – спросила она по-матерински нежно, забыв почему-то о том, как она сейчас выйдет в таком виде. – А? Я привезла деньги.
– Деньги? Но я ничего не делал…
– Как это не делал?
– Так.
– Но ты же был там?
– Был. Но в приемной уже никого не было, и секретарша не могла видеть меня. Больше в приемную никто не входил. Я прошел прямо к нему, я был полон решимости, у меня в руках была проволока, я собирался удушить его… Вообще-то я тогда словно сошел с ума… В кабинете его не было. Тогда я прошел в его комнату отдыха, знаешь… Открыл дверь (я был в перчатках) и увидел… его.
– Ну… и?
– Он уже не дышал. Я выбежал оттуда… Представляешь, кто-то сделал это вместо меня! Ты пойми, я мог бы обмануть тебя, сказать, что это я убил Гарашина, и взять причитающийся мне, так сказать, гонорар. Но это не моя работа. И я не могу взять деньги. Просто не имею права!
– Но кто же тогда?!
– Я подумал, что это ты… сначала, но теперь я вижу, что ошибся… Это же не ты? Ты была там?
– Была… – пробормотала она растерянно. – Но и я застала там такую же картину… Подумала, что это ты… что ты все сделал так, как мы с тобой договорились…
Она вдруг испытала чувство гадливости ко всему, что происходило прежде в этих стенах, и удивилась собственной неразборчивости и дурному вкусу. Ей показалось, что Ванечка – настоящий урод, с грязными сальными волосами, бегающими глазками и мокрыми губами. Господи, подумалось ей, что же страх делает с людьми! И с отчаянием поняла, что и она сейчас выглядит не самым лучшим образом и что, вероятно, Ванечка, глядя на нее, на созревшую преступницу, на ее красное от рвоты лицо и мокрые волосы, испытывает далеко не самые светлые чувства. Кроме того, он в душе винит ее в том, что это из-за нее ему пришлось побывать в офисе и увидеть мертвого Гарашина.
– Послушай… Саша… – В глазах его она прочла испуг, даже ужас. – А это случаем не было подставой с твоей стороны? Ты его убила, а потом сделала так, чтобы я появился там?
– Я прощаю тебя, – одними губами улыбнулась Саша, – прощаю за эти слова, потому что понимаю, что с тобой сейчас происходит. Но вспомни хорошенько, как все начиналось? Ты же сам позвонил мне и сказал, что ты готов, что можешь сделать то, о чем мы с тобой говорили, мечтали… Ну? Вспомнил?
Она разговаривала с ним уже как с маленьким или только что сошедшим с ума.
– Да, я вспомнил… – проговорил он неуверенно.
И с этим трусом мне было так хорошо в постели?!
– Прости меня, Саша, очень тебя прошу, прости! У меня сейчас так скверно на душе… Как же это хорошо, что это сделал не я! И не ты. Ведь это не ты?
– Нет. Успокойся. Мы с тобой ни при чем. Понимаешь? Ни ты, ни я этого не совершили!
– Ты еще кому-нибудь… предлагала?
– Нет. Никому! Ванечка, иди домой и успокойся. Гарашина больше нет. Я постараюсь как-нибудь пережить эти страшные дни, меня же будут таскать в прокуратуру… Думаю, что никто и никогда не видел нас вместе, поэтому на тебя уж точно никто не подумает. Что же касается меня, то мне придется постоять за себя. Ведь я для них – главная подозреваемая, понимаешь? У меня есть мотив… Господи, Ванечка, как же холодно…
Их словно бросило друг к другу, они нервно, судорожно обнялись, Ванечка поцеловал ее и крепко обнял. Как перед долгим расставанием, подумалось ей.
– Пойдем, – он увлек ее за собой в спальню.
– Может, не надо?
Но он ведь был здесь, в этой ужасной квартире, и, вероятно, сработал инстинкт: ему захотелось повторить все то, что он испытывал, находясь здесь прежде. Никогда своего не упустит…
– Все, Ваня, нам пора, – говорила она позже, поглаживая его по плечу. – И постарайся ни о чем не думать. Да, кстати, возьми деньги. Теперь у меня их будет много.
– Нет, не могу. Может, потом, но только не сейчас. – Он в который уже раз поцеловал ее.