Камиль стиснула кулаки. Никакого сомнения, что Шарон не настоящая фамилия, а если он так же осторожен, как Луазо или Флорес, то сообщил всего лишь временный номер.
– Откуда вам был выслан образец ДНК? – спросил Николя.
– Из Парижа. К сожалению, округ в программе не указывается. В файле отмечено, что мы связались с ним одиннадцатого февраля две тысячи двенадцатого года, а уже двенадцатого числа он прибыл сюда, чтобы получить координаты брата и матери.
– Но раз так, то вы ведь, наверное, давали ему на подпись официальные бумаги или что-нибудь в этом духе?
– Да, или я сам, или мои коллеги. Но не помню, чтобы я лично этим занимался. Мы принимаем столько народу, что невозможно точно сказать, видел я его или нет. Мы просим удостоверение личности, чтобы заполнить документы, и справку о гражданском состоянии.
– И где эти бумаги?
Фернандес встал:
– Все хранится в соседнем помещении. Секундочку…
Он вышел. Камиль посмотрела на Николя:
– Молись, чтобы сработало! У нас в руках, возможно, третий участник проклятого квартета. Предполагаемый главарь этой банды психов.
Но ее надежды улетучились, когда она увидела сконфуженное выражение лица Фернандеса. Его сопровождала какая-то женщина.
– Ничего не понимаю, папка пропала, – сказал врач.
– Вы в этом уверены?
– К несчастью, да. Мы занимаемся сопоставлением образцов ДНК втроем. – Он указал на коллегу рядом с собой. – Эта история с братьями была достаточно примечательной, чтобы Лурдес кое-что вспомнила.
– И что вам вспомнилось? – спросил Николя, вставая.
Лурдес пожала плечами:
– Он прекрасно говорил по-испански, но с легким аргентинским акцентом. Я его спросила, в какой области Аргентины он его приобрел, но ответа не услышала.
Николя подумал, что все элементы головоломки наконец соединяются. Поездка Микаэля в Латинскую Америку, Харон оказывается аргентинцем… Никакого сомнения, узел всего расследования находится именно там.
Выходит, что Шарко выслеживает Харона.
– Но ведь вы должны были видеть его удостоверение личности, регистрационную карточку, которую он заполнил? – спросил Белланже.
Женщина покачала головой:
– Он меня заболтал. Еще до заполнения карточки я сообщила ему координаты его матери и брата. Он был такой… нетерпеливый… И убедительный. В какой-то момент я пошла за бумагой, а когда вернулась, он уже исчез. Это все, что я помню, извините.
Николя поблагодарил ее и повернулся к Фернандесу:
– И у вас нет ни видеозаписи, ничего?
– Тут есть камеры наблюдения, но они ничего не записывают. У вас все-таки остается его ДНК и электронные данные в компьютере, о которых мы говорили. Быть может, он попытался их тоже стереть, но благодаря ежедневной защите даже при уничтожении записи сама база остается в целости и сохранности.
– Вы можете предоставить мне его электронные данные?
– Конечно… Но я не смогу передать вам его профиль ДНК, пока не получу от вас все необходимые разрешения. Вы ведь догадываетесь, что эта информация может выйти из наших лабораторий только при соблюдении очень строгих условий.
– Разумеется. Вы получите эти разрешения, как только мы вернемся во Францию.
Белланже взял распечатку, протянутую ему Фернандесом, и пробежал ее глазами. Там не было ничего, кроме того, что он уже услышал.
Белланже и Камиль покинули здание со смешанным чувством: это было удовлетворение пополам с раздражением.
– Харон проскользнул у нас между пальцев, – проворчала Камиль. – Просто зла не хватает. Казалось, мы его вот-вот схватим… и на тебе!
– Он скрылся от нас только временно, мы от него не отстаем. Потому что у нас есть еще аргентинский след.
– И Стикс сегодня вечером…
Они шли к аэропорту пешком, таща за собой свои чемоданы.
– Как подумаю снова, что произошло в этой стране… – сказала Камиль. – Ужас, что сделали с этими детьми и их матерями. Украсть твоего ребенка, заставить тебя поверить, что он родился мертвым, и продать его каким-то незнакомцам… Диктатуры – орудия дьявола, и всегда находятся сволочи, которые пролезают во все щели и нагревают руки на нищете народов.
– Как и повсюду.
Камиль остановилась и пощупала свою сонную артерию. Николя заметил, что что-то не так, и замедлил шаг.
– Все в порядке? – спросил он.
– Да, да… Я все думаю о нашей истории.
Она продолжила путь.
– Начнем сначала: Мария Лопес первая сдала образец своей ДНК в «Геномику» в феврале две тысячи одиннадцатого года. Быть может, она сама узнала о такой возможности из информационных кампаний, но, скорее всего, ей кто-нибудь подсказал, учитывая, что она «простовата умом». Через пять месяцев, в июле две тысячи одиннадцатого, тест делает Микаэль. Должно быть, Жан-Мишель рассказал ему правду: сообщил о местонахождении гробика, показал семейный фотоальбом и объяснил, что он купленный ребенок. И что их с Элен настоящий сын, родившийся в больнице Ларибуазьер (наш найденный на чердаке скелет), погиб – без сомнения – в результате несчастного случая. Микаэль захотел разыскать свою биологическую мать, понять, кто же он такой… Так что он сдает образец своей ДНК. И это срабатывает, «Геномика» с ним связывается, и Микаэль вступает в контакт со своей настоящей матерью, Марией Лопес…
Камиль снова остановилась, промокнула лоб бумажным платком и продолжила:
– Господи, ну и жара… Короче, параллельно с поиском матери Микаэль продолжает и свою личную охоту, в частности фотографирует Даниэля Луазо, когда тот о чем-то договаривается с Николичем. Свое расследование он ведет с конца две тысячи девятого года, никому не говоря ни слова. Косово, Албания, Аргентина… После смерти Луазо он наведывается даже в его комиссариат. Это значит, что Микаэль знал о похищенных девушках. Что он нас опередил. Не понимаю, как он вышел на Даниэля Луазо и как далеко продвинулся в своем расследовании, потому что фотографии, компьютеры, все следы его жизни за эти последние месяцы исчезли…
Она не торопилась, чтобы Николя мог следить за ее рассуждениями, а также потому, что ее сердце работало как-то странно.
– Седьмого февраля две тысячи двенадцатого года, то есть через год после встречи Марии и Микаэля, делает тест ДНК и отсылает его в лабораторию из Парижа его брат-призрак, тот самый Фредерик Шарон-Харон. Потому что он тоже узнает, тем или иным образом, что ребенком был похищен в Испании. В том же месяце, пятнадцатого числа, Мария Лопес пытается покончить с собой, утверждая, что видела дьявола. А двадцать третьего после пыток убивают Микаэля. Все его дела, все досье уничтожены. И его отца тоже убивают, сразу же вслед за ним, да еще в присутствии зрителей или участников, которых забрызгивают его кровью.
– Почему же тогда Харон не убил свою мать?
– Либо потому, что у него духу не хватило, все же это его биологическая мать, либо потому, что она сошла с ума, а словам сумасшедшей никто не поверит. Я склоняюсь скорее ко второму варианту. Это привлекает меньше внимания, чем убийство, которое могло напрямую связать Харона с похищенными младенцами.
– А убив и Микаэля, и его отца, Харон уничтожил все следы своего собственного существования.
– Да. По этой же причине он замалчивает тайну испанских младенцев. Но вот чего он не знает, так это историю с младенческим скелетом, которая позволила нам выйти на него.
Самолет пролетел прямо над их головами и сел на ближайшую посадочную полосу.
– Брат, который убивает своего брата, да к тому же еще и близнеца. Как такое возможно?
– Ложные близнецы, настоящие близнецы… – сказала Камиль задумчиво. – В том, что их объединяет, есть нечто, выходящее за пределы рационального, логики. Какая-то невидимая связь, которую невозможно разрушить. Микаэль и Харон были разделены при рождении, совершенно не знали друг о друге, жили в тысячах километров друг от друга, но их пути снова пересеклись через сорок с лишним лет…
– И как ты это объясняешь?
– Это необъяснимо. Есть куча книг, в которых приведены все странные факты касательно близнецов. Это вроде историй о клеточной памяти и о том, что происходит с моим пересаженным сердцем. Что-то побудило меня к этому расследованию. Наверняка была какая-то причина, хотя мы, конечно, не в силах ее объяснить.
Она с трудом сглотнула слюну.
– Близнецы – не совсем отдельные личности. Даже если они вышли не из одной яйцеклетки, они продолжают чувствовать друг друга. Когда одному из них плохо, другой об этом знает. Возможно, даже не сознавая этого, Микаэль и его брат-убийца все-таки ощущали существование друг друга.
Она помолчала несколько секунд, потом добавила:
– В какой-то момент своей жизни Микаэль начал интересоваться гнусными сюжетами, убийствами, извергами, палачами, хотя прежде крутился в мире гламурных тусовок. Это было его собственным способом переступить черту. А сегодня мы обнаруживаем, что его брат – Харон, убийца, похититель, все самое худшее, что только можно себе вообразить. И он тоже переступил черту.
Они добрались до аэропорта и пошли по тротуару вдоль самых отдаленных автостоянок.
– У этих двух братьев одни и те же побуждения, они похожи, едины, что бы ни делали. Быть может, оба зашли так далеко, как могли, каждый со своей стороны преграды и на свой лад. Из хронологии тестов ДНК следует, что Харон сдал свой образец последним, и, следовательно, логично предположить, что это он нашел Микаэля. Однако, видя мрачные поиски, которые Микаэль вел годами, и зная, чем все это закончилось, я задаюсь вопросом: уж не он ли первым разыскал своего братца?..
– То есть собственная одержимость, собственные гены вывели фотографа на след брата?
– Почему бы и нет?
Николя поразмыслил:
– Может быть, ты и права. В две тысячи десятом году Микаэль заканчивает серию своих путешествий в Аргентине. А ведь Харон как раз оттуда.
Камиль кивнула:
– Похоже, все это подтверждает мою гипотезу. И к тому же помогает объяснить, как Микаэлю удалось сфотографировать Луазо… Потому что он уже следил за своим братом-близнецом, а Луазо, КП и Харон оказались заодно, словно братья. И Микаэль, сунув палец в чудовищный механизм, предпочел молчать, вместо того чтобы поставить в известность полицию.
– Даже не побоявшись преступить границы законности.
– Да, как он это уже делал прежде… К несчастью, тесты ДНК обернулись против него самого. Харон обнаружил своего брата благодаря «Геномике». Ужасная игра кошки с мышью, которая плохо закончилась.
Николя смотрел на нее с восхищением.
– Вполне правдоподобно, Камиль. Все, что ты мне тут рассказала, вполне правдоподобно.
Камиль ответила ему серьезным и решительным взглядом. Наконец они добрались до аэровокзала, где было довольно тихо. Остановившись перед телефонной кабинкой, Николя раскрыл регистрационную карту, которую Харон заполнил в центре:
– Надо попытаться позвонить. Только ради проверки.
– Ты уверен? А если он ответит?
– Повешу трубку. Решит, что ошиблись номером.
Николя снял трубку и набрал телефонный номер, оставленный Хароном.
Номер не обслуживается. Он с раздражением повесил трубку.
– Этого следовало ожидать. Хитер, мерзавец.
Пройдя контроль безопасности, они устроились в зале отправления. Их рейс вылетал через час. Держа Камиль за руку, Николя смотрел на самолеты, передвигавшиеся по взлетному полю, а потом задремал, сидя все так же прямо, уже не в силах бодрствовать. Камиль тихонько высвободила свою руку и принялась за книгу, описывавшую жизнь Джерарда Шэфера.
Через несколько часов ей предстояло спуститься к Стиксу.
Чтобы погрузиться в патологическое наследие, которое подобные Шэферу типы оставили после себя.
51
Тем же вечером Камиль встретилась с Николя Белланже в холле отеля в Эй-ле-Розе.
У молодого капитана полиции округлились глаза при виде женщины, совершенно не похожей на ту, с которой он расстался всего несколько часов назад. На ней были облегающие брюки из черной кожи, черная футболка, весьма подчеркивавшая очертания брюшного пресса под красной кожаной курткой, и туфли на высоких каблуках, которые делали ее еще выше. Яркий макияж привлекал внимание к глазам и рисунку полных губ. И еще она зачесала свои короткие волосы на лоб с помощью геля.
От всего этого у Николя Белланже перехватило дух.
– Впечатляет, – сказал он. – Вроде Бриджит Нильсен, только брюнетка.
– Я должна воспринимать это как комплимент?
– Пожалуй, да.
– В этом клубе нет особого дресс-кода, но лучше соответствовать заданному тону, – пояснила она. – Красное, черное. Кровь и мрак.
Одиннадцатый час. Когда они вышли в темноту, Камиль незаметно отогнула полу своей куртки.
– Тут у меня во внутреннем кармане больше двух с половиной тысяч евро наличными. Со сберкнижки, которая валялась дома…
Николя бросил взгляд на банкноты.
– Вот черт… Мы не обсудили, но не тебе за это платить.
– Брось. Это же ради хорошего дела, верно?
– Да, но меня это нервирует.
Тем не менее Николя перешел к их ночной миссии:
– Ладно… Люси решительно вызвалась нам помочь, потому что Шарко отсутствует. Она уже на месте, в кафе возле того клуба садомазо, я тебя высажу за три-четыре улицы от него. Ты войдешь в «Олимп» и попытаешься найти этого Эреба.
– Проблема в том, что я понятия не имею, как он выглядит. Придется действовать вслепую.
– При малейшей проблеме, если только почувствуешь, что…
– Я знаю, – отрезала Камиль.
– Очень хорошо. Вероятнее всего, мобильный в катакомбах работать не будет. И ты останешься там одна. Так что спускаешься и остаешься среди тех, что пришли поглазеть и купить. Не надо усердствовать, просто смотри и делай, как остальные, подражай их поведению. Возможно, ты заметишь там символ из трех концентрических кругов или какую-нибудь аббревиатуру. Может, КП предложит тебе какие-то «объекты», которые тебе что-нибудь скажут.
– Вроде бумажника из человеческой кожи с его инициалами, например?
– Может быть. Не забывай, что это наверняка место, где встречаются те, кого мы ищем. Если решишь, что тебе удалось вычислить КП, запомни его лицо, но ни в коем случае ничего не предпринимай. Мы возьмемся за него, когда он выйдет. Главное, чтобы он сел в свою машину, а уж мы отследим ее номер.
– Да, папочка.
Белланже решил не соваться на Окружной бульвар, а въехал в Париж через Вильжюиф и площадь Италии. Телефон Камиль завибрировал. Она посмотрела на высветившееся имя: Борис. Зажала телефон в руке, но отвечать не стала.
– Коллега…
– Он довольно поздно звонит. Почему не отвечаешь?
– Так будет лучше.
– Это ведь больше, чем просто коллега?
Каждая вибрация была словно пытка, и она ужасно злилась на себя. На экране появился конвертик, обозначающий новое сообщение. Борис перестал звонить.
– Скажем, тут все непросто, – отозвалась она. – Мы с Борисом не вместе, но кое-что чувствуем друг к другу. Уже давно. Хотя ничего конкретного так и не было.
На лицо Николя набежала легкая тень. Камиль вздохнула и сказала:
– Было бы здорово, если бы мы с тобой встретились раньше. При других обстоятельствах…
– Самое главное, что мы встретились. Я не знаю, что произойдет, когда ты вернешься в казарму, и пока не хочу об этом думать…
Камиль смотрела на дорогу, прямо перед собой.
– Я тоже.
Они проезжали мимо Люксембургского сада. Николя сделал круг: сначала по улице Сен-Жак, потом свернул на маленькую улочку Руайе-Колар. Незаметно показал на переполненную террасу кафе на углу Сен-Жак и Руайе-Колар.
– Люси там, справа.
Камиль заметила ее. Люси изображала из себя туристку. Голубая туника, белокурые волосы собраны на затылке в конский хвост. Потягивая какой-то напиток, она несколько секунд провожала их взглядом. Николя проехал дальше и снизил скорость неподалеку от клуба. Неброский фасад между массажным заведением и китайским рестораном. Перед дверью вышибала со скрещенными на груди руками. Несколько теней двигались по темной улице, не имевшей другого освещения, кроме вывесок кафе и прочих частных клубов.
– Это здесь, – сказал Николя, не останавливая машину. – Тут есть катакомбы, но различные входы в них хорошо известны и закрыты для публики, что не мешает катафилам[17] спускаться туда тайком. Должно быть, ребята из «Олимпа» нашли средство добираться до катакомб из собственных подвалов или из каких-то других неизвестных мест.
Теперь, оказавшись почти у цели, Камиль чувствовала, как у нее поднимается давление. Сердце колотилось сильно, тяжело. Молодая женщина попыталась расслабиться. Николя Белланже остановился через четыреста метров, рядом с отелем «Люксембургский парк». Повернулся к Камиль, у которой как раз зазвонили часы. Она достала из кармана свой «еженедельник» и проглотила таблетку.
– Двадцать три часа. Пора. Таблетка на дорожку.
Николя выждал паузу, потом продолжил:
– Помнишь, где нас искать, если припозднишься? Люси в конце улицы, я в начале. Промахнуться невозможно.
Камиль вложила свой мобильный телефон в руку капитана полиции и сильно сжала на нем его пальцы.
– Если со мной что-нибудь случится, ты все найдешь здесь. Моя семья, несколько друзей.
– Камиль…
– И к тому же под землей связи все равно нет, ты же сам говоришь. Ах да, если увидишь, что звонит Борис, мой коллега, пожалуйста, не отвечай… А теперь мне нужна сигарета.
Белланже достал из пачки две штуки и обе прикурил. На этот раз Камиль вдохнула дым без проблем. После первой затяжки она почувствовала себя лучше. Посмотрелась в зеркальце на противосолнечном козырьке, тронула уголки губ пальцем.
– Я никогда себя такой не видела, – призналась она. – Кроваво-красная помада… этот наряд… Ни за что прежде не решилась бы на такое. Не мой стиль.
– Но ведь ты притащила эти шмотки в своем чемодане, разве нет?
– Скажешь тоже! Купила в первом же попавшемся магазине, после того как ты меня привез. Без малейшего колебания. Видишь? Я курю. Меняюсь. Думаю, это все он…