- Точно, ведь Рождество скоро! – удивилась Эмма. – Мы тут почти об этом забыли. Но я получила твою посылку и письмо. Нил видел фотографию Генри в форме. Наверное, он теперь уверен, что Генри мой сын.
-Рекси-младший должен быть похожим на папочку, – Реджина тоненьким голоском передразнила Генри.
- Вот, значит, кому он подражал, да? – переспросила блондинка. Реджина засмеялась в ответ. – Я… шшш…
- Что?
- Я скучаю по твоему смеху, – повторила Эмма, когда звук стал чище.
- Только по смеху? – страстно прошептала брюнетка и довольно улыбнулась, услышав, как Эмма поперхнулась в ответ. Реджина прикусила губу, сама немного смутившись от своего тона, но, черт, ей было плевать! Она так долго не видела Эмму, не прикасалась к ней. К черту смущение!
Голос Эммы опустился до хриплого шепота:
- Хочешь, расскажу, что я собираюсь сделать, когда приеду?
Настала очередь Реджины поперхнуться воздухом. Память услужливо вытащила на свет, воспоминания о жарких поцелуях и ласках на веранде особняка, а воображение мгновенно нарисовало картинки возможного продолжения. Кровь горячей волной прилила к щекам, а внизу живота ощутимо заныло.
- Не нужно давать обещаний, которые не собираешься сдержать, солдат.
- О, поверь, я очень даже собираюсь сдержать это обещание, – искренне ответила девушка.
Миллс широко улыбнулась и, попытавшись скрыть смущение за кашлем, спросила:
- У Нила всё хорошо, полагаю?
- Ох, – голос Свон разом стал серьезным, и улыбка слетела с лица Реджины. – Он в лазарете. У него обожжены шея и почти вся левая рука.
- Боже, что произошло?
- Ничего, – быстро ответила блондинка.
- Людей не отправляют в лазарет просто так.
- Да, - горько согласилась Эмма, – да, верно.
- Эмма? – взволновано спросила Реджина.
-Он… подошел к огню слишком близко.
- Я знаю, от чего бывают ожоги! – Миллс с трудом сдерживала рвущееся наружу раздражение. – Что вы делали?
- Мы выполняли приказ. Конфискация и задержание. Он будет в порядке.
Реджина молча кивнула:
- Что случилось с тобой?
- Шшшш… – молчание Эммы заглушил белый шум, наконец, сквозь помехи, Реджина услышала. – У… шшшш… сотрясение.
- Сотрясение?! – испугано воскликнула женщина. – Ты показывалась врачу?
- Конечно, показывалась. Ну, подумаешь, пошатывало с недельку, я всё равно не могла ходить.
- Что значит, не могла ходить? – испугано уточнила Реджина.
- Ну, я поцарапала ногу, и она малость распухла, – пренебрежительно сообщила блондинка. – Слушай, честно, уже все в порядке, я последний человек, о котором тебе стоит беспокоится.
- Почему ты мне раньше не позвонила? – требовательная мадам мэр вмешалась в разговор.
- Шшшш… - помехи были такими сильными, что полностью заглушили ответ.
- Что?
- Тут связь просто отстой, – раздраженно пробурчала Эмма.
- Ради всего святого, что ты делала, что оказалась в лазарете? – Реджина даже не заметила, как повысила голос.
- Свою работу, - в голосе девушки прорезалась сталь.
- Задержания и конфискации не ведут к ожогам, сотрясениям мозга и заражениям!
- Здесь ведут.
- Значит, какая-то операция просто пошла наперекосяк? – холодно уточнила брюнетка. – Я же сказала тебе беречь себя и не делать глупостей.
- Шшшш… глупости! – огрызнулась Эмма.
- Что? – Реджина старалась перекричать помехи.
- Это не глупости! – с досадой и так же громко ответила Эмма.
- Но ты же ранена!
- Шшш… ранена!
Из груди Реджины вырвался раздраженный рык.
- Я жива-здорова. Никто не умер, – напомнила Свон.
- Пока что! – рявкнула Реджина. К глазам подступили слёзы ярости, и она едва не плакала. В горле резко пересохло и глоталось с трудом. Испуганная, злая и расстроенная, она прикрыла глаза ладонью. - Мне с этим не справиться.
Единственным ответом для неё стали помехи и короткие гудки.
Глава 13
Единственным ответом для неё стали помехи и короткие гудки.
Дыхание застряло в горле, гул в трубке звучал зловеще. Реджина сглотнула, но ком никуда не делся, и воздуха не хватало. Бесконечные гудки резко били по нервам, и сознание реальности навалилось на неё.
Нет. Не может быть. Она не то хотела сказать!
Она сбросила звонок, судорожно прижимая трубку к уху. Короткие гудки сменились длинными. Радость, которую Реджина почувствовала, услышав голос Эммы, сменилась холодным ужасом и ощущением, что она летит в пропасть, как парашютист, у которого не раскрылся купол. Маленькая ошибка с непоправимыми последствиями? Она по опыту знала, как это бывает.
Еще дважды Миллс зло обрывала гудки, теряя голову все больше и больше.
О, Господи Боже! Она ужасный, ужасный человек! Так думала Реджина, нервно меряя кухню шагами. Она, что, только что накричала на Эмму, на солдата, каждый день рискующего жизнью, за то, что ту ранило?! Брюнетка покачала головой, поражаясь собственной глупости, мысленно на чем свет стоит ругая себя за резкость. О чем, дьявол её побери, она думала?! Конечно, она не думала, это же очевидно! Она волновалась, она расстроилась, она испугалась, но всё это не оправдание, потому что всё это не имеет значения. Единственное, что важно – Эмма жива! И значит, всё хорошо. Так вот это и нужно было сказать, а не вести себя, как полная идиотка! Реджина сердито хлопнула себя по лбу. Вообще-то, Миллс называла себя идиоткой только в исключительных случаях, но Эмма была самым исключительным случаем в её жизни.
Она должна извиниться. Здесь и сейчас. Зарычав, Реджина в отчаянии стукнула кулаком по столу. Она не может извиниться прямо здесь и сейчас, расстояние убивает её. Эмма сейчас в другой части света, там, где стреляют и раздаются взрывы. Женщина часто дышала. Вдохи стали короче, и внезапно она почувствовала себя так, будто ей снова восемнадцать, и она сидит одна в приемном покое больницы Сторибрука. Ей только сообщили, что сердце её матери не выдержало. И она, не видя ничего вокруг, бежит на могилу отца, и… Усилием воли Реджина вырвалась из воспоминаний и начала медленно глубоко дышать, чтоб открыть дыхательные пути и успокоится. С каждым вдохом паника медленно отступала.
Она немного успокоилась, но чувство вины неотступно грызло брюнетку. Она не может позвонить Эмме, и Сидни тут бесполезен. Смирившись с этим, отчаявшаяся Реджина почти выбежала из кухни. По пути она заглянула в игровую комнату и, убедившись, что Генри спокойно играет, влетела в кабинет, резко рванув дверь. В два шага преодолев расстояние до стола, она открыла ящик, дернув его так, что ролики чуть не слетели с направляющих. Миллс нетерпеливо вытащила первый попавшийся на глаза чистый лист.
Обычно, Реджина писала Эмме письма, тщательно подбирая слова. Каждое письмо переписывалось аккуратным почерком по нескольку раз, потому что женщина всегда старалась сообщить в коротком письме как можно больше об их с сыном жизни, сказать самое важное или то, что может успокоить блондинку, поддержать её. Но сейчас Реджина схватила первый же карандаш, до которого смогла дотянуться, и, склонившись над столом, позабыв и про дату, и про приветствие, дрожащей от волнения рукой быстро нацарапала первое, что пришло в голову:
Прости меня… Я вышла из себя… Нет, не оправдание. Дело не в тебе… Банальность.
Прости меня – написала Реджина еще раз. Ты не проблема, с которой нужно справляться. Ты смелая и добрая. И ты так много значишь для меня и для Генри, что я боюсь даже подумать, что с тобой может случиться что-то плохое. Я так благодарна, что ты жива. Пожалуйста, прости, что сорвалась на тебя.
Сложив лист треугольником, Реджина запечатала конверт и побежала ко входной двери. Только опустив письмо в почтовый ящик, она успокоилась.
Она ждала.
* * *
Мне с этим не справиться.
Эмма задохнулась, глядя на телефон. С трудом сглотнув, она прижала трубку к уху и зарычала, услышав треск помех. Ни в чем не повинная трубка спутникового телефона полетела на стол, едва не разбившись. Хорошо еще, что её сослуживцы тактично вышли из палатки, заменявшей им комнату отдыха, и теперь никто не видел, как Свон рвёт и мечет. Резко поднявшись, она со злостью пнула застеленный старым потертым пледом диванчик, стоявший перед маленьким телевизором, и ураганом вылетела из палатки. Двое солдат, ждавших снаружи, быстро расступились, как Красное море перед Моисеем, увидев упрямо сжатые кулаки и напряженные плечи блондинки. Только после того, как девушка скрылась из виду, они рискнули войти в палатку.
Эмма была в бешенстве и злилась на себя за это, и… Блядь, вот же черт! Она пнула попавшийся под ноги камень, взметнув облако пыли. Какое, черт возьми, Реджина имеет право срываться на неё? И за что?! Она никого не убила кроме террориста, который этого заслуживал!
Эмма вспомнила застывшие безжизненные взгляды той женщины и её сына, которых она так отчаянно хотела спасти, и желчь поднялась к горлу. Она увидела их, когда товарищи вытащили её из-под кучи щебня на следующее утро.
Она жива, чёрт подери! Она правильно поступила. Она поступила правильно.
- Свон! – Кеннеди нагнал её, бесцеремонно обнимая рукой за шею. – Выглядишь лучше, милая.
Зарычав, Эмма оттолкнула его, вырываясь из захвата, и в следующую секунду парень полетел на землю.
- Отвали!
Не будь Свон так зла, она непременно рассмеялась бы, увидев его офигевшее лицо, но ей было не до смеха, и она просто перешагнула через Кеннеди, направившись в свою палатку.
- Что за херня, Свон?! – он поднялся и пошел следом. – Вот значит, как ты благодаришь человека, спасшего твою задницу?
Эмма резко развернулась, живо вспомнив, как мушка собственной винтовки смотрела ей прямо в лоб, а потом оружие просто упало наземь, когда пуля, пущенная кем-то из её отряда, нашла свою цель.
- Ага, – самодовольно хмыкнул Кеннеди, подходя чуть ближе. – Толкнешь меня ещё раз, и может, в следующий раз я забуду о благородстве, – помрачнев добавил он.
Он зашагал прочь, оставляя растерянную и взбешенную Эмму позади. Она прикусила язык, пытаясь заставить себя не кинуться за ним, чтоб выместить клокотавшие в ней гнев и досаду на его бесполезной физиономии. Получение взыскания не входит в её планы. Усилием воли девушка заставила себя развернуться и пойти в свою палатку. Войдя туда, она увидела, что внутри никого нет, кроме Нила, сидевшего на своей койке, над которой помимо фотографий и сонограммы теперь гордо висел еще и американский флаг. Нил был по пояс голый и осторожно касался бинтов, закрывавших шею.
Эмма застыла у входа, удивленная, что друг вернулся из лазарета. Честно говоря, они все были уверены, что Кэссиди отправят лечиться в Германию, слишком уж сильными были ожоги. Но, опять же, среди них есть люди, потерявшие в боях глаз, люди, лица которых покрыты шрамами, как страшными ритуальными масками, и они продолжают служить. У Нила рука больше не кровоточила и не гноилась, и была от плеча до тыльной стороны ладони покрыта свежими красными рубцами. Это выглядело так, будто кожа на руке стала велика костям и теперь свисает складками. Их награждали медалями за отвагу, и это было почетно, но эти шрамы, полученные в боях, явные отметины на теле, и те, что не видны глазу, они носят их, как награды. И они много ценнее тех, что вручаются под звуки торжественных речей. И точно много тяжелее.
- Мама не говорила тебе, что так глазеть не прилично? – пошутил Нил, пряча усмешку в отросшей бородке.
Улёгшийся было гнев поднялся в душе снова, когда она услышала замечание Нила.
- Моя мать бросила меня на обочине шоссе, когда я родилась.
Улыбка сползла с его лица и Нил смущенно отвел глаза.
- Прости, – пробормотал он и, откашлявшись, решил попытаться еще раз. – В чем дело, подружка? Проблемы? – парень ребячливо улыбнулся.
Эмма села на койку напротив него. Закрыв глаза, девушка неопределенно махнула рукой, пытаясь сформулировать свою мысль:
- Можешь просто заткнуться?
Брови Кэссиди удивлённо взметнулись:
- Ты чего?
- Это не твое дело, ладно? – огрызнулась она и, улёгшись на койку, накрыла голову подушкой. – Я сплю. Не буди меня.
Свон закрыла глаза, пытаясь отрешиться от мира, но слова Реджины всё ещё раздавались в её ушах.
Мне с этим не справиться.
Сколько раз Эмма слышала это? Не справиться с заботой о трёхлетней девочке, потому что в семье скоро появится родной ребенок. Не поверить ребёнку, что ваш муж чертов извращенец, потому что это слишком пугает. Быть не способным принять то, что Эмме нравятся девушки.
Она всегда была трудным ребёнком. И все проблемы имели только одно решение. Отдать её в другую семью, посадить в тюрьму, отослать её в ебаный Ирак.
Подступившие слёзы жгли глаза, а подавленные эмоции кипели, буквально разрывая грудь на части. Нужно успокоиться. Она должна была уже привыкнуть к этому. Но сердце болело сильнее, чем когда-либо в её жизни. И хоть Эмма не хотела этого признавать, единственной причиной этой адской боли было то, что именно Реджина оттолкнула её.
Уткнувшись лицом в жесткую ткань наволочки, девушка выровняла дыхание. К гневу примешивалась раздражение и досада на Нила, который молчал и не сводил с неё глаз. Он ждал, а Эмма, чувствуя его испытывающий взгляд, бесилась всё больше и больше, злясь на этого придурка с идеальной жизнью за то, что он не понимает намёков.
Наконец, девушка не смогла дальше игнорировать присутствие Кэссиди.
- Что?! – сердито воззрилась на товарища Свон.
- Ну, кажется, ты хочешь поговорить, – он слегка развёл руками.
- Кажется, ты хреново разбираешься в языке жестов.
- Эмс… – умоляюще протянул Нил.
- Меня зовут не «Эмс»! – огрызнулась Свон, запустив в него подушкой. – Я не «мужик», не «бро», не «девочка». Если Августа больше здесь нет, это не значит, что ты должен взять меня под крылышко, как какую-нибудь младшую сестрёнку, которой у тебя никогда не было. Я всю жизнь одна, и я могу сама о себе позаботиться.
Нил отложил подушку и вопросительно вздёрнул бровь:
- Серьёзно, что случилось?
- Ничего не случилось! – рявкнула Эмма, размахивая руками. – Все просто отлично, бля!
- Эй, кажется, тебя накрыла «лихорадка отшельника».
- Прекрати делать вид, что знаешь, что для меня лучше, Нил! Ты сам даже не можешь сказать жене, что тебя ранило.
Глаза Нила потемнели, и он покачал головой, предупреждающе глядя на Эмму. В другой раз она обязательно замолчала бы под этим взглядом, но сейчас ей нужно было сорвать злость, и блондинке было всё равно, с кем ругаться.
- Я решаю проблемы постепенно.
- Ты боишься, – заявила Эмма, упрямо вздёрнув подбородок, – боишься, что она поймёт то же, что понял ты, что твоя жизнь здесь гроша ломаного не стоит, и что ты здесь убивал и мог быть убитым. Боишься, что все твои боевые ранения испугают и оттолкнут её.
Нил сердито фыркнул и встал, бросив подушку ей на живот.
- Я знаю, чего я боюсь, а чего нет, Свон. Не пытайся приписывать мне собственные страхи.
Он стоял в проходе между койками, повернувшись к ней спиной. Эмма встала.
- Мои страхи? – переспросила она, сухо усмехаясь.
Нил резко повернулся, ткнув пальцем ей в грудь:
- Да, твои страхи! Ты так боишься, что тебя опять оттолкнут, что никого к себе не подпускаешь! Да ты даже соображать нормально не можешь из-за этого.
- Тебя когда-нибудь трахали, Нил?
Парень резко замолчал, пораженно уставившись на неё. Эмме стало его почти жаль, и она горько рассмеялась:
- Так я и думала. А для меня это суровая реальность, и даже тут от неё никуда не деться. И что у меня останется, когда я вернусь домой? Блядь, да у меня даже дома нет! Я ничтожество там, и я ничтожество с пушкой здесь.
Нил прищурился, глядя на неё. Девушка протолкнулась мимо него, неосторожно задев левое плечо, и Кэссиди скривился от боли. Распустив волосы и вцепившись в локоны пальцами, Эмма металась по проходу, и эмоции, которые она держала в себе последний час, даже последние несколько месяцев, черт, да, наверное, всю жизнь, теперь выплёскивались нескончаемым потоком, как вода, прорвавшая плотину.
- Если ты девочка, попавшая в «мужской клуб», все будут смотреть на тебя свысока, а если, ты не дай Бог, ещё и лесбиянка, то всё, считай, что у тебя на спине здоровенная мишень! И я, блин, не могу просто повесить фотографию Реджины над своей кроватью и сказать всем, что эта женщина выбрала меня, а не кого-то из тех жеребцов, которые вечно выясняют, у кого член длиннее! Нет, что вы! Я же всего лишь долбаный морпех, я умею только воевать, поэтому я разозлила и напугала её! И я, блядь никогда не выигрываю! – она остановилась, глядя на Нила со смесью обиды и смятенья. – Но ты, у тебя есть жена и ребенок, и когда ты вернёшься домой, Тамара будет целовать твои ожоги, и вы будете счастливой семьёй! И все начальники души в тебе не чают, потому что ты остался здесь, хотя мог поехать домой!