Он лично наблюдал за тренировками каждого из этой шестерки, восхищаясь и физическими данными своих подопечных, и их способностью производить на окружающих благоприятное впечатление. Умение любого из членов этой группы интуитивно, самым естественным образом, найти общий язык с разношерстной толпой из новобранцев, прибегая для этого то к говору улиц, то, буквально через миг, к деревенскому просторечью, вызывало у него благоговейное чувство.
Полковник Этелред Броукмайкл когда-то был бригадным генералом. До тех пор, пока вшивый, обзаведшийся гарвардским дипломом адвокатишка из Генеральной инспекции не обвинил его ложно в операциях с наркотиками в Юго-Восточной Азии. Подумать только, наркотиками! Да он не отличил бы коку от колы! Он лишь оказывал кое-какое содействие в транспортировке медицинских препаратов, а когда ему предлагали за это деньги, то большую их часть отдавал в сиротские приюты и только незначительную откладывал на будущее — на билеты в театр. И вот теперь, знал он, ему удастся с помощью этих актеров вновь обрести то положение, которое он безусловно заслуживал. Старый солдат частенько задумывался над тем, почему его кузен Хизелтайн решил уйти в отставку, когда серьезно отчитали и понизили в звании его, Этелреда, а не Хизелтайна, этого дебютанта-нытика, вечно жаждавшего самых затейливых мундиров, пригодных разве что для оперетты. Сам же он нашел наконец верный способ выбраться из той ямы, куда угодил. В самом деле, недаром же им разработана совершенно оригинальная концепция использования в тайных операциях группы прошедших специальную подготовку профессиональных актеров, способных, в соответствии с полученным заданием, как хамелеоны, менять свою внешность, а заодно и манеры! Он создал ее, живущую полной жизнью, энергичную, безотказно действующую и мастерски играющую свой репертуар труппу вездесущих агентов! И он победит!
Итак, разжалованный в полковники Этелред Броукмайкл, воспользовавшись связями в Пентагоне, сколотил под своим началом небольшую труппу. Поскольку она всецело находилась в его распоряжении, он мог посылать ее куда ему заблагорассудится, ну а если точнее, то туда, где требовалось их присутствие для претворения в жизнь сверхсекретных планов. Он подумывал о том, чтобы назвать свою опергруппу «Команда Зет», но актеры дружно воспротивились, ссылаясь на то, что «зет» — последняя буква алфавита. Первая буква их также не устраивала, поскольку, вне всякого сомнения, ее использование в названии уже запатентовано кем-нибудь. А в итоге они потребовали от полковника придумать что-то такое, чтобы в будущем, если вдруг появятся телесериалы с их участием, они смогли бы на правах самостоятельной труппы заранее знакомиться со сценарием, участвовать в распределении ролей и пользоваться прочими проистекающими из их статуса преимуществами.
Но название появилось лишь спустя девять месяцев, после того, как они, выполняя третье задание, внедрились в итальянском городе Коллонне в скандально известную банду «Бригада Росса» и освободили американского дипломата, которого держали там в заложниках. Начали актеры свою операцию с публикации в одной из местных газет рекламы, в которой расписали себя лучшими из известных в тамошних краях поставщиков продуктов для коммунистов. И вскоре банда поручила им доставить в тайную штаб-квартиру различную снедь и все прочее, чтобы достойно отметить день рождения одного из самых опасных руководителей террористов. Ну, а остальное было, как выражаются доморощенные острословы, «зуппа анитра» — суп из утки. И все же в среде подобных им сверхсекретных агентов они стали легендой. «Смертоносную шестерку» признали силой, с которой нельзя было не считаться.
Последующие акции в Бейруте, секторе Газа, Осаке, Сингапуре и Бискинг-Ридже, штат Нью-Джерси, еще больше упрочили репутацию группы. Удачливые агенты ухитрялись проникать в ряды уголовных элементов и отдавать в руки закона самых жестоких в мире преступников — от торговцев наркотиками и оружием и до наемных убийц и спекулянтов недвижимостью, — и при этом, несмотря на чрезвычайно опасный характер возлагавшихся на них миссий, ни один из славной шестерки не пострадал.
К слову сказать, они ни разу не прибегли к огнестрельному оружию, ни разу не вытащили из ножен ножа и не бросили ни одной гранаты. Но знал об этом только один человек — вновь возведенный в чин бригадного генерала Этелред Броукмайкл. Надо же случиться такому позору! Знаменитая «смертоносная шестерка», считавшаяся образцом для «эскадронов смерти», ни разу никого не устранила, полагаясь всецело на смекалку. Боевой офицер воспринимал подобный факт как личное оскорбление.
И когда джип с государственным секретарем Уорреном Пизом, желавшим лично передать секретные инструкции Броукмайклу, остановился в самом дальнем уголке отведенной под Форт-Беннинг территории в девяносто восемь акров, Этелред увидел свет в окне. Наконец-то ему представилась возможность отомстить за нанесенную ему смертельную обиду.
О характере беседы между бригадным генералом и его гостем можно судить по нижеследующему тексту.
— Я согласовал этот вопрос с нашими людьми в Швеции, — сказал Пиз. — Они сообщат в Комитет по Нобелевским премиям, что у нас национальный кризис и сколько нам придется теперь импортировать сельди. Потом — из Вашингтона, а не из Стокгольма — прилетят в Бостон ваши мальчики, якобы после беседы с президентом. Мэр этого города встретит их в аэропорту, где организует для них пресс-конференцию. И, понятно, будут там лимузины и мотоциклетный эскорт. Одним словом, целый кортеж.
— А почему выбор пал на Бостон?
— Потому что это американские Афины, цитадель знаний, откуда такой делегации и пристало возвестить всему миру о цели своего прибытия в нашу страну.
— И, вероятно, еще и потому, что там может пребывать и Хаукинз?
— Мы не исключаем подобной возможности, — ответил госсекретарь. — В любом случае несомненно одно: он никогда не откажется от такой награды.
— Еще бы! Ради этого Хаук запросто взорвал бы форт в Ханое и переплыл Тихий океан! О Боже, он же солдат века! Старый Джордж Паттон начнет метать громы и молнии, когда узнает о премии!
— И как только Хаук объявится, ваши мальчики сцапают его, и мы отправим его на север. На Крайний Север, прямо над Атлантикой! Вместе со всей этой компанией антипатриотов — с теми ублюдками, что работают на него.
— Но кто же они, его сподвижники? — спросил генерал Броукмайкл, впрочем, без особого интереса.
— Один из них адвокат из Бостона, защищавший Хаукинза в Пекине. Юрист по имени Дивероу...
— А-а-а-а! — завопил бригадный генерал, и рев его был сопоставим по громкости своей разве что со взрывом атомной бомбы в пустыне. Вены на старческой шее так напряглись, что госсекретарь испугался, как бы его собеседник не свалился на соседний, усеянный цветами дикорастущий куст и не испустил там дух.
— Уж не гарвардский ли это щелкопер?
— Вроде бы он и в самом деле из Гарварда.
— В таком случае он мертвец! Мертвец! — визжал генерал, молотя кулаками воздух штата Джорджия и лягая землю ногами, обутыми в совершенно необязательные для местного климата тяжелые сапоги. — Он уже история, я обещаю вам это!.. Так сказал Брайан Донлеви в «Красивом жесте», поставленном на сцене «Шато Неф».
* * *Марлон, Дастин, Телли и Герцог сидели лицом друг к другу в четырех вращающихся креслах «Эйр-Форс II», а Силвестр и сэр Ларри занимали места за маленьким столиком для совещаний в центре салона самолета. Все шестеро перечитывали свои роли, стараясь войти в них как можно глубже, чтобы позже произнесенные ими слова прозвучали естественно и непринужденно.
Когда правительственный самолет пошел на посадку в Бостоне, послышалось бормотание на шесть голосов, придававших индивидуализированное своеобразие звучавшей с явно шведским акцентом английской речи. Перед каждым бойцом из «смертоносной шестерки» было установлено зеркало размером восемь на десять дюймов, чтобы они могли в последний раз проверить три фальшивые бороды, две пары усов и тупей сэра Ларри и в случае нужды подправить грим.
— Эй, вы там! — крикнул моложавый блондинистый человек, появляясь из кабины в хвостовой части самолета. — Пилот сказал, что я могу уже выйти.
Разноголосица прекратилась тотчас же, как только вице-президент Соединенных Штатов вошел с улыбкой в просторный салон самолета.
— Разве это не забавно? — бросил он весело.
— Кто этот? — полюбопытствовал Силвестр.
— Не «этот», а «он», — заметил сэр Ларри, поправляя свой тупей. — Ты должен был бы спросить: «Кто он?» Понятно, Слай?
— Да, конечно, но что это?
— Это мой самолет, — обратился к нему наследник Овального кабинета. — Ну не славно ли это?
— Садись, пилигрим, — обратился к нему Герцог. — Если хочешь положить что-нибудь на зуб или промочить горло, нажимай на кнопки, и дело с концом. Они вон там!
— Разве это не забавно? — бросил он весело.
— Кто этот? — полюбопытствовал Силвестр.
— Не «этот», а «он», — заметил сэр Ларри, поправляя свой тупей. — Ты должен был бы спросить: «Кто он?» Понятно, Слай?
— Да, конечно, но что это?
— Это мой самолет, — обратился к нему наследник Овального кабинета. — Ну не славно ли это?
— Садись, пилигрим, — обратился к нему Герцог. — Если хочешь положить что-нибудь на зуб или промочить горло, нажимай на кнопки, и дело с концом. Они вон там!
— Да знаю я, знаю! Все эти шикарные ребята — моя команда!
— Он... он... он... он... вице... вице... Вы понимаете? — проблеял громко Дастин, вращая головой. — Он родился ровно... ровно... ровно в одиннадцать часов двадцать две минуты утра в тысяча девятьсот пятьдесят первом году... пятьдесят первом... пятьдесят первом... Через шесть... шесть... шесть лет двенадцать дней семь часов... часов... часов и двадцать две... две... две минуты после подписания японцами... японцами... японцами... на корабле... корабле... корабле... корабле «Миссури»... акта о капитуляции Японии...
— Продолжай, Дасти! — закричал Марлон, почесывая левую подмышку правой рукой. — Мне надоела вся эта канитель... канитель... канитель... Да знаешь ли ты, откуда я?
— Из той своей колымаги... колымаги... колымаги!
— Эй, иди сюда, младенчик! Может, хочешь ты леденчик? — ухмыльнулся Телли, взглянув холодно на вице-президента. — Поскольку с тобой все в порядке, детка, садись и заткни хлебало! Нам предстоит работа, усек?
— Мне сказали, что вы актеры! — воскликнул вице-президент и рухнул в кресло через проход напротив четверки со все еще восторженным выражением лица. — Я часто думал о том, как славно было бы и мне податься в артисты! Вы знаете, очень многие считают, что у меня внешность кинозвезды...
— Он не может играть! — заявил возмущенно сэр Ларри из-за столика, стоявшего позади вице-президента. — И пост-то свой занял он лишь потому, что ему повезло: его просто тянули наверх! И ко всему прочему — это глупое, не внушающее доверия и невыразительное лицо.
— Разве что на режиссера потянет... потянет... потянет, — предположил Дастин.
— Да ты спятил! — возразил ему резко Марлон. — Все дело в труппе. Он пролез на спинах актеров! Они ему подыграли!
— Не исключено, что он заранее распределил все роли, — выразил догадку Силвестр. — Во всяком случае, это похоже на правду.
— Эй вы, пилигримы, слушайте меня! — воззвал Герцог к своим товарищам, обегая взглядом все кресла. Все это грязные делишки, вершимые в офисах похитителей земельных угодий и скота. То, что зовется ими «пирамидными сделками», суть коих в том, чтобы хапать акцию за акцией, пока не захватишь контрольный пакет. Если удается одолеть «звезду», — того, кто на самом верху, то все, что ниже, достается тебе.
— Ребята, да это настоящий разговор актеров! — восхитился вице-президент.
— Дерьмо это, крошка, и не суй в него свой хорошенький носик.
— Телли! — рассердился сэр Ларри. — Сколько раз говорить, что для некоторых скабрезности — дело естественное, но не для тебя, мое сокровище! В твоих устах они звучат премерзостно погано.
— Эй, парень, что, черт возьми, он хочет сказать? — спросил Герцога Марлон, строя гримасы зеркалу. — Может: «Стыдись, великий Цезарь!»? Я не раз обращался к этой фразе, но она не срабатывает!
— Значит, тебе не удается произнести ее как надо, Марли, — заметил Силвестр, приклеивая бороду к подбородку. — Если бы ты изрек это выражение с подобающим чувством, то глупые слова приобрели бы смысл.
— Это ты меня учишь, жалкий подзаборник?!
— Да стоит ли цапаться так из-за какого-то там дерьма? Из-за халтуры в доллар за кувшин!
— Чудно сказано, Слай! — отозвался Марлон на чистейшем английском, без всяких там проглатываний и смазываний звуков, к чему прибегали его соратники, чтобы придать своей речи «шведский» колорит. — Право же; просто потрясающе!
— Прекрасная оценка ситуации, мой мальчик, — молвил Телли тоном профессора английского языка.
— Мы можем все что угодно! — проговорил хвастливо Дастин, приглаживая усы.
— В аэропорту Лоуган мы, джентльмены, не должны ударить в грязь лицом! — важно, в манере высокопоставленных чинуш, произнес Герцог, проверяя состояние своего слегка подкрашенного румянами носа.
— Черт возьми, да мы же гении! — возгласил сэр Ларри, воспроизведя характерные для Окефеноки-Свомп[140]интонации.
— Боже милостивый! — воскликнул Силвестр, уставившись на вице-президента и выговаривая гласные с четкостью, приличествующей выпускнику Йелльской школы драматического искусства. — Так вы действительно этот?
— Не «этот», а «он», Слай! — снова был вынужден заметить Ларри, соскальзывая на короткое время на стезю своего преисполненного аристократизма английского. — По крайней мере, я так думаю.
— Жанр естественно развертывающейся беседы узаконивает использование указательного местоимения «этот», — парировал Силвестр, все еще не сводя глаз с вице-президента. — Мы ценим честь лететь на вашем самолете, сэр, но как же это произошло?
— Государственный секретарь Пиз счел, что на Бостон это произведет приятное впечатление. К тому же я ничем не был занят... Вообще-то, хотел бы я сказать, работы у меня невпроворот, но на этой неделе — ничего срочного... И я пошел ему навстречу. «Ну что ж, раз так, — резюмировал я, — забирайте мой самолет!» — Наследник Овального кабинета с заговорщическим видом подался вперед. — Я даже наложил резолюцию на обосновании.
— На чем? — не понял таращивший глаза в зеркало Телли.
— На подготовленном спецслужбами обосновании вашей операции.
— Мы знакомы с этой процедурой, молодой человек, — произнес Герцог хорошо поставленным голосом, полностью соответствующим той роли главы исполнительной власти, в которую он только что вошел. — Но я полагаю, что правом накладывать резолюции на подобного рода документы обладает лишь один президент.
— Ну, дело в том, что он находился в тот момент в ванной, так что, кроме меня, там никого больше не было. И я решил: а почему бы и нет?
— Братья-трагики, — снова всматриваясь в свое отражение в зеркале, проговорил Телли зычным, богато окрашенным голосом, делавшим честь выпустившему его знаменитому театральному заведению «Лицедеи», расположенному в нью-йоркском парке «Греймерси», — если мы не подкачаем, то конгресс задаст во славу этого молодого человека такой обед, какого ему вовек не забыть!
— Что правда, то правда: ведь у меня там много новых друзей.
— И все — по причине сходства... сходства... сходства. — Констатируя этот факт, Дастин резко мотнул головой, как бы выходя из одного образа и вживаясь в другой. — Из-за этих ровно... ровно... ровно... ровно четырех часов двадцати... двадцати... двадцати... двадцати минут и тридцати двух... двух... двух секунд зад его будет на редкость хорошо смотреться.
— Как забавно! Я в восторге! Право же, вас есть за что любить!
— Не собираетесь ли вы представить нас в аэропорту участникам пресс-конференции? — спросил Марлон иронически, подчеркивая свой спокойный, теплый среднезападный акцент.
— Я? Нет. Вас встретит мэр. Собственно говоря, мне нельзя выходить из самолета в течение часа после посадки или около того и тем более принимать участие в какой бы то ни было пресс-конференции.
— В таком случае зачем вообще выходить из самолета? — высказал свое мнение эрудит из Йелля, называвший себя Силвестром. — Мы используем оборудование и транспорт военно-воздушных сил, чтобы добраться до...
— Ни слова больше! — завопил вице-президент, хватая его за руки. — Я ничего не должен знать! Предполагается, что я нахожусь в полном неведении относительно происходящего.
— Итак, как сказали вы, предполагается, что вы ни о чем не знаете? — произнес Герцог. — Но ведь на обосновании стоит ваша резолюция, сэр.
— Ну и что из того? Кто, черт возьми, будет читать всю эту муру?
Он мертв, бедняга Джуд, кричи иль не кричи,
На лоб его струится свет свечи, -
пропел тихо Телли со своего вертящегося стула красивым баритональным басом, как нельзя лучше подходившим для трогательной песни Роджерса и Хаммерстайна.
— Повторяю, — не унимался Силвестр, — зачем покидать самолет?
— Я вынужден сделать это. Видите ли, какой-то жирный сукин сын угнал машину моей жены прямо из-под окон нашего дома, — не мою, заметьте, а ее! — и я должен опознать эту тачку.
— Да вы шутите! — изумился Дастин, и в его словах не было и тени наигранности. — Похищенная машина — и вдруг здесь, в Бостоне!
— Мне сказали, что на ней прикатили сюда какие-то исключительно мерзкие типы.
— И что вы намерены предпринять в связи с этим? — поинтересовался Марлон.
— А вот что: лягать ублюдков в зад, пока там не появится восемнадцать дыр, и повторять это снова и снова!