Воцарилось краткое молчание. Затем, поднявшись во весь рост, Герцог, от чьего взора не ускользнуло то сосредоточенное внимание, с которым его товарищи смотрели на вице-президента, заговорил величественным тоном, словно и впрямь носил титул, запечатленный в его прозвище:
— Возможно, ты и правильный парень, а, пилигрим? И кто знает, не сумеем ли мы помочь тебе?
— Что касается меня, то я, конечно, никогда не сквернословлю, а если и случается такое, то крайне редко...
— Бранись, беби, сколько хочешь! — встрял Телли и, засунув руку в карман жилета, вытащил оттуда конфету на ниточке: — Вот тебе леденчик, и не бейся больше, птенчик. Только что ты обрел здесь новых друзей и, думаю я, вполне можешь теперь рассчитывать на их помощь.
— Приготовьтесь к посадке в конечном пункте нашего следования аэропорту Лоуган в Бостоне, — послышались усиленные громкоговорителем слова из кабины пилота «Эйр-Форс II». — Самолет приземлится предположительно через восемнадцать минут.
— У нас есть еще время выпить, сэр, — проворковал сладкоголосый Марлон, рассматривая молодого блондинистого политика. — Все, что вы должны сделать, — это вызвать стюарда.
— А почему бы, черт возьми, и нет? — Вице-президент Соединенных Штатов с молодцеватым видом нажал на кнопку, и вскоре — а возможно, и не столь уж скоро — появился стюард из служащих военно-воздушных сил, не испытывавший, судя по всему, особого энтузиазма.
— Ч-ч-что вам угодно? — выдавил из себя капрал, устремив на молодого вице-президента грозный взгляд своих очей.
— Что ты бормочешь там, пилигрим? — заорал Герцог, все еще продолжая стоять.
— Прошу прощения?..
— Да знаешь ли ты, кто перед тобой?
— Да, сэр! Конечно, сэр!
— Тогда мигом в седло и мчи галопом! Понял, не рысью, а галопом!
Капрал, сопровождаемый на этот раз еще одним членом экипажа, вернулся с напитками значительно быстрее, чем можно было ожидать. И все улыбнулись, поднимая стаканы.
— За вас, сэр! — провозгласил Дастин чистым, четким голосом.
— Поддерживаю тост! — воскликнул Телли. — И забудьте о леденце, мой друг!
— Присоединяюсь к тосту третьим!
— Четвертым!
— Пятым!
— А я шестым! — подвел итог Герцог, кивая головой в лучших традициях языка жестов.
— Потрясные вы ребята!
— Быть друзьями вице-президента Соединенных Штатов — большая радость и великая честь для нас! — молвил ласково Марлон и, пригубив напиток, поглядел на приятелей.
— Не знаю даже, что и сказать. У меня такое чувство, что я один из вас!
— Так оно и есть, пилигрим, — заверил вице-президента Герцог и снова поднял свой стакан. — Тебя ведь тоже обделали.
* * *Дженнифер Редуинг при активном содействии преисполненной энтузиазма Эрин Лафферти и с посильной помощью обоих Дези сотворила интернациональное жаркое. Поскольку особого устройства печь со стальным корпусом имела четыре отдельные секции с автономными терморегуляторами, удалось потрафить вкусам всех присутствующих.
Перед тем как приступить к готовке, жена Пэдди Лафферти обзвонила известных в Марблхеде поставщиков кошерных продуктов и попросила их прислать в «альпийский домик» самую лучшую лососину и свежайших цыплят, а затем связалась с ребятами из Линна и заказала у них филей, конечно, наивысшего качества.
— Не знаю, что и сделать для тебя: ты такая красивая! — произнесла восторженно Эрин, глядя широко раскрытыми глазами на Дженнифер, когда они остались в кухне одни. — Может, раздобыть буйволиного мяса?
— Нет, милая Эрин, — рассмеялась Дженнифер, чистя крупную картошку из Айдахо, которую они нашли в погребе. — Я предпочту несколько жареных ломтей лососины.
— О, так ты любишь свою индейскую рыбу, которая водится в ваших бурных, как черт знает что, реках?
— И снова нет, Эрин. Просто мне больше нравится пища с низким содержанием холестерина. Считается, что от нее нам будет только польза.
— Я уже пробовала кормить ею Пэдди, и знаешь, что заявил он мне?.. То, что при личной встрече с Господом Богом спросит его: зачем он населил землю пригодными для еды существами, если ему не хотелось, чтобы дети его с красной кровью в жилах ели филей?
— У вашего мужа всегда и на все есть ответ?
— Он считает, что да. Впрочем, с филеем тут целая история. Два года назад благодаря мистеру Пинкусу нам удалось посетить Ирландию, те места, откуда мы родом. Пэдди, упав на колени, поцеловал Камень Бларни[141], когда снова поднялся на ноги, сказал мне: «Я слышал голос, женушка. Что касается филея, то я тут исключение, святая правда!»
— И вы поверили ему?
— Послушай, девочка, — нежно, не без хитринки улыбнулась Эрин Лафферти, — он мой парень, и притом единственный, которого хотела я в своей жизни. Так неужели же после тридцати пяти лет совместной жизни я стану сомневаться в его видениях?
— Тогда давайте ему его филей.
— Я это и делаю, Дженни, но вырезаю весь жир, хотя он всякий раз и вопит во всю глотку, будто мясник нас обманывает или что я не знаю, как готовить филей.
— И как же вы поступаете в таком случае?
— Обычно даю ему лишний стаканчик виски, а иногда — и пару оплеух: это отвлекает его мысли от желудка.
— Вы замечательная женщина, Эрин!
— Брось ерундить, девочка! — молвила со смехом жена Пэдди Лафферти, готовя для салата латук[142]. — Когда у тебя появится свой мужчина, ты научишься кое-чему. Во-первых, как сделать так, чтобы он всегда был сильным и здоровым, и, во-вторых, как поддерживать в нем огонь. Вот и вся премудрость.
— Я завидую вам, Эрин. — Редуинг изучала красивое, несмотря на чрезмерную полноту, лицо миссис Лафферти. — У вас есть кое-что, чего, боюсь, мне никогда не обрести.
— Почему ты так думаешь, девочка? — перестала рубить латук Эрин.
— Не знаю... Возможно, потому, что я захочу быть сильнее того мужчины, который пожелал бы меня в этом качестве, — я говорю о браке... Я не смогу никому подчиниться.
— Я так полагаю: ты не хочешь, чтобы парень, который женится на тебе, подмял тебя под себя, — понятно, не в грязном смысле.
— Мне ясно, что вы имеете в виду. Я действительно не могу приспосабливаться.
— Я не уверена, что знаю, что подразумеваешь ты под этим твоим «приспосабливаться», но, думаю, это означает, что, приспосабливаясь, человек как бы признает свою принадлежность к низшему классу или вообще безродность. Ты это хотела сказать?
— Да, именно это.
— Неужто нет ничего иного? Взять хотя бы нас с Пэдди, с которым я хотела бы провести всю свою жизнь до конца. Я говорю ему: ешь свой филей, — и при этом тайком от него срезаю весь жир. Он получает свои бифштексы и перестает жаловаться, но жира там нет, сколько бы он его ни искал, даже если вгрызается в самую кость. Понимаешь, к чему я клоню? Дай горилле пососать любимую косточку, и она забудет обо всем остальном, ибо она — счастлива!
— Выходит, мы, женщины, можем манипулировать своими мужчинами, этими представителями сильного пола?
— А что же остается нам делать на протяжении долгих лет?.. До тех пор, пока не появились вы, крикуны, все шло отлично: говори своей половине все что угодно, но поступай по-своему.
— Замечательно, — произнесла задумчиво дочь уопотами. Внезапно из огромной гостиной, помещавшейся за кухней, послышались крики то ли боли, то ли восторга, а то и того и другого вместе, — понять точно было невозможно. Дженнифер уронила картофелину на пол, а Эрин, швырнув машинально головку латука в светильник, разбила длинную неоновую трубку, так что осколки стекла посыпались в миску с салатом.
Появившийся тут же Дези-Один распахнул дверь с такой силой, что одна из створок, откатившись назад, ударила его в лицо и сместила при этом временно установленные дантистом протезы.
— Вы! — завопил он... — Вы все выходить и смотреть на телевизион! Этот сумасшедший, этот псих вести себя, как бешеный бык!
Женщины ринулись к двери и, вбежав в гостиную, воззрились в изумлении на телеэкран, занятый шестью, по-видимому очень важными, гостями города Бостон, облаченными в приличествующие столь торжественному случаю строгие костюмы. Кто-то из них выделялся коротко подстриженной бородой, другие; наоборот, были чисто выбриты или же красовались нафабренными усами, и у всех у них голову венчала черная мягкая фетровая шляпа. Их приветствовал мэр города интеллектуалов, который явно не очень-то справлялся с возложенной на него обязанностью выступить от имени всех горожан:
— Итак, прибывшие из Швеции посланцы Комитета по Нобелевским премиям! Мы приветствуем вас, господа, у нас в Бостоне и выражаем вам свою глубоко прочувствованную сердечную благодарность за то, что вы выбрали Гарвардский университет для проведения вашего семинара по международным отношениям, и за то, что вы ищете солдата века, а именно некоего генерала Маккензи Хаукинза, который, как вы считаете, находится где-то там, на наших западных рубежах, и который, возможно, увидит или услышит эту передачу... Боже, да кто же написал этакое дерьмо?
— Сейчас мы дадим пояснения! — вмешался ведущий, пытаясь спасти положение. — Делегация знаменитого Комитета по Нобелевским премиям прибыла в Бостон для участия в организованном Гарвардским университетом симпозиуме по проблемам международных отношений. Однако член упомянутой делегации сэр Ларс Олафер по прибытии сюда заявил несколько минут назад, что второй его целью является установление местопребывания генерала Маккензи Хаукинза, дважды лауреата почетной медали конгресса, признанного Нобелевским комитетом солдатом века... Вскоре кортеж машин мэра отправится в отель «Времена года», где шведская делегация разместится во время симпозиума в Гарварде... Простите, пожалуйста... Звонит президент Гарвардского университета... Как так — какой симпозиум? Откуда, черт возьми, мне знать? Ведь это вы возглавляете университет, а не я... Простите, ребятки, связь с Кембриджем временно прервалась... Так, из-за мелкой неисправности... А теперь продолжим программу. Повторяем самую популярную на сегодняшний день передачу «Следите за своими вкладами»...
— Опять кто-то выпустил карликов! — раздался в телевизоре чей-то вопль.
Маккензи Хаукинз, вскочив со стула, заревел:
— Черт возьми, солдат века! Вы все слышали?.. Конечно, рано или поздно это должно было произойти, и все же то чувство гордости, которое переполняет меня, не испытывал еще ни один боевой офицер из существовавших когда-либо на свете! И позвольте сказать вам, мальчики и девочки, я намерен разделить эту великую честь с каждым пехотинцем, служившим под моим началом, потому что подлинные герои — это они, и я хочу, чтобы весь мир узнал об этом!
— Генерал, — произнес спокойно, даже мягко, чернокожий гигант-наемник, — нам с вами надо бы поговорить.
— О чем, полковник?
— Я не полковник, а вы — не солдат века. Это ловушка.
Глава 20
Молчание было напряженным и тягостным. Как если бы все присутствующие оказались вдруг свидетелями страшных мук, испытываемых крупным верным животным, преданным незримым хозяином, отдавшим своего подопечного на растерзание не знающей жалости волчьей стае.
Дженнифер Редуинг подошла не спеша к телевизору и выключила его. Маккензи Хаукинз уставился на Сайруса.
— Думаю, вы должны объясниться, полковник, — произнес генерал, чьи глаза выражали одновременно и удивление и боль.
— Мы с вами только что просмотрели программу новостей и слышали, что сказал высокопоставленный иностранный гость, представляющий здесь шведский Нобелевский комитет. Он заявил, если слух не подвел меня, что я признан солдатом века. Поскольку эта передача стала достоянием миллионов людей во всем цивилизованном мире, ни о каком обмане, полагаю я, не может быть и речи.
— И все же, безусловно, специально для вас был разыгран спектакль, — возразил спокойно Сайрус Эм. — Я уже пытался объяснить это вашим коллегам мисс Р. и мистеру Д.
— А теперь попытайтесь объяснить это мне, полковник.
— Я вновь заявляю, что я не полковник, генерал...
— А я не солдат века, — перебил Сайруса Хаукинз. — Как мне кажется, вы были бы не прочь повторить и заключительную часть своей фразы.
— Сколь бы ни были вы достойны именоваться солдатом века, сэр, инициатива признания вас таковым никоим образом не может исходить от кого бы то ни было, связанного с Нобелевским комитетом.
— Почему?
— Сейчас разъясню, чтобы расставить все точки над "и".
— Кстати, а вы не юрист? — полюбопытствовал Арон Пинкус.
— Нет, но среди всего прочего я еще и химик.
— Химик? — вконец изумился Хаукинз. Тогда что, черт возьми, понимаете вы во всем этом?
— Хотя я, разумеется, не могу тягаться с Альфредом Нобелем, который тоже был химиком и, создав динамит, учредил Нобелевскую премию — как полагают, во искупление вины за это изобретение, одно мне тем не менее известно точно: ни одна из присуждаемых этим комитетом премий никогда не будет связана с войной. Саму идею признания кого-то солдатом века Нобелевский комитет тут же предал бы анафеме.
— Ну, а если конкретно, в чем же суть всего того, что говорите вы, Сайрус? — спросила Дженнифер.
— Все происходящее — подтверждение той мысли, которую я высказал вам сегодня утром. Это ловушка, чтобы выманить генерала Хаукинза...
— Так вы знали мое имя? — вскричал Маккензи.
— Да, он знал твое имя. Мак, а посему пошли дальше, — проговорил Дивероу.
— Но откуда стало оно известно ему?
— Не все ли равно, генерал? — вмешалась Редуинг. — В данный момент он дает мне свидетельские показания... О'кей, Сайрус, итак, мы решили: это ловушка. Но ведь это не все? По вашему тону я заключила, что вы хотели бы что-то добавить.
— Операция задумана не малой лигой психов с комплексом Александра Македонского. Это сольный номер, и исполнитель его — некий сукин сын из высших эшелонов власти.
— Значит, это дело рук Вашингтона? — произнес недоверчиво Арон Пинкус.
— Не Вашингтона, а кого-то из Вашингтона, — уточнил наемник. — Подобная акция не может быть результатом коллективного творчества, поскольку в таком случае слишком велика вероятность утечки информации, и посему вполне правомерен вывод о том, что за всем этим стоит какое-то весьма высокое должностное лицо, которое в состоянии в одиночку справиться со всеми задачами.
— Расскажите нам поподробней, почему вы считаете, что этот человек имеет какое-то отношение к правительству, — настаивал Арон.
— Потому что Нобелевский комитет в Швеции пользуется безупречной репутацией, и чтобы решиться бросить на него тень, необходимо занимать очень высокое положение. В конце концов любой уважающий себя журналист может связаться со Стокгольмом и получить интересующую его информацию. И, как подозреваю я, это уже проделано.
— Ну, парень, это же черт знает что! — воскликнул Дивероу.
— Помнится, сегодня утром я говорил что-то в том же роде.
— И еще вы сказали мне, что подумаете о том, чтобы вместе с Романом Зет дать отсюда деру, как только будет установлена сигнальная система с литиевыми штуковинами... Так вот, они уже на месте, Сайрус. И что же дальше? По-прежнему собираетесь нас покинуть?
— Нет, адвокат, я передумал. Мы остаемся.
— Почему? — поинтересовалась Дженнифер Редуинг.
— Полагаю, вы ждете от меня глубокого обоснования своего решения, опирающегося на мои расовые особенности, — вроде того, что мы, мол, ниггеры, ухитрились выжить, несмотря на Ку-клукс-клан, лишь потому, что у нас развилось шестое чувство, и вот теперь нас чертовски огорчает, когда правительство ведет себя неподобающим образом. Но это же чистейшей воды вудуизм!
— Разве не красиво говорит этот большой парень? — промолвила миссис Лафферти.
— Подождите, милая Эрин, обсудим это чуточку попозже, — сказала ей Редуинг и вновь обратилась к Сайрусу: — Послушайте, господин наемник, не лучше ли прекратить разглагольствования о расовом чувстве и вудуизме, о котором мне кое-что известно, и прямо ответить на мой вопрос: почему вы остаетесь с нами?
— А это важно?
— Для меня — да.
— Это я могу понять, — улыбнулся Сайрус.
— А я вот ни черта не понимаю! — взорвался Маккензи Хаукинз, разминая пальцами сигарету, прежде чем положить ее в рот.
— Так дайте же джентльмену договорить все до конца, — не сдержался Арон Пинкус. — Если позволите, генерал, я попрошу вас заткнуться.
— Командиры не отдают подобных приказов друг другу!
— Да бросьте вы всю эту дурь! — огрызнулся Арон и тотчас покачал головой, недоумевая, как мог он вымолвить такое. — Боже милостивый, я ужасно сожалею о своих словах, генерал, и прошу прощения!
— Нечего перед ним извиняться! — изрек Сэм и повернулся к Сайрусу: — Мы слушаем вас.
— О'кей, адвокат, — отозвался наемник, глядя на Дивероу. — Вы с леди сообщили что-либо остальным? И если да, то что именно?
— Мы сообщили все, что знали сами, но не «остальным», а только Арону. В число посвященных не вошли ни Мак с его «адъютантами», ни моя мама...
— Почему, черт возьми, вы обошли меня стороной?! — возмутился генерал.
— Нам надо было побольше собрать информации перед тем, как ты начнешь отдавать приказы, — ответил ему грубо Сэм и снова повернулся к Сайрусу: — Мы рассказали о ваших сложностях в Штутгарте и о том, что было потом. Как «выпустили» вас из тюрьмы.
— Впрочем, все это не имеет особого значения. Если тут заваривается какая-то каша, — а я думаю, что так оно и есть, — то мы с Романом Зет сумеем вам помочь. Но, надеюсь, вы не используете эту информацию против нас?
— Даю вам слово! — откликнулась Редуинг.
— Я ничего не слышал! — вторил ей Дивероу.
— Слышать-то вы слышали, но только потому, что с вами была мисс Р., — заявил наемник резко. — Вопросы вы задавали неуклюже, а мисс Р. — четко и разумно. Она ясно дала понять, что для того, чтобы поверить мне, ей требуется знать кое-что. И я рассказал ей все о себе.