Я оглядела стол, который мой новый знакомый накрыл с удивительной ловкостью: гулливерская порция разнообразных салатов, отдельно в стаканчике – аппетитные грибочки, в высоких стаканах томатный сок, две пустые тарелки и одноразовые приборы.
– Хлеба не взял, – извинился Валера, опускаясь на стул. – Честно говоря, просто забыл. И свежего апельсинового сока у них нет, я взял томатный, ничего?
– Томатный тоже сойдет. – Я вооружилась вилкой и аккуратно сгребла на свою тарелку добрую треть салатной горы.
– И про шампиньоны не забудьте! – Валера щедро насыпал мне грибочков. – Ну, давайте сначала пожуем, а потом о делах!
Меня такая последовательность вполне устраивала. Некоторое время мы сосредоточенно питались, лишь изредка обмениваясь понимающими улыбками и невнятно мыча комплименты еде. Грибочки оказались невероятно вкусными! Я тут же подумала о нашем папуле. Он уже не первый год бьется, пытаясь найти идеальный рецепт их приготовления. Я, конечно, постараюсь описать ему свои ощущения от дегустации этих замечательных шампиньонов, но наверняка не смогу разгадать секрет их приготовления. Может, привести папулю в это кафе, чтобы он сам попробовал чудо-грибы? А вдруг они в меню не каждый день?
– Что-то не нравится? – забеспокоился Валера, заметив, что я перестала жевать и задумалась.
– Нет-нет, все прекрасно! – ответила я. – Только…
Мой взгляд упал на пустую солонку – маленькую стеклянную баночку с завинчивающейся крышкой.
– Только соли не хватает! – нашлась я.
– Я возьму с другого столика. – Услужливый Валера отвернулся, разыскивая взглядом свободный столик с полной солонкой, а потом встал и отошел.
Я мгновенно сцапала маленькую стеклянную баночку, отвернула крышку, побросала в солонку недоеденные грибочки, снова закупорила емкость и сунула руки под стол: Валера возвращался. Я спешно затолкала баночку в карман джинсов, с благодарной улыбкой приняла солонку и размашисто потрясла ею над своей тарелкой, безнадежно испортив оливье. Есть пересоленный салат мне не хотелось, поэтому я перешла ко второй части запланированной программы и спросила:
– Ну, и какого же рода реклама вам нужна? Чем вы занимаетесь?
– Деньги делаю, – уклончиво ответил Валера.
– Вы фальшивомонетчик?! – весело ужаснулась я.
– А это хороший бизнес? – Мой собеседник поднял стакан и торжественно провозгласил: – За знакомство!
Я послушно взяла свой. Холодный стакан слегка запотел, и в момент ритуального «чоканья» выскользнул из моей руки.
– Ой, мамочка! – Я в отчаянии уставилась на ужасное красное пятно, расплывающееся на моих светлых джинсах. – Да что же мне так не везет!
– Простите ради бога, это я виноват, не рассчитал и слишком сильно стукнул! – Валера поспешно подал мне салфетку.
– Это не поможет, – сердито буркнула я.
Молодой человек был совершенно прав, это по его вине мои штаны украсились томатным пятном! Врезался своим стаканом в мой, как неуправляемый пароход в опору моста!
– Пятно надо замыть! – постановил Валера.
В решении этого вопроса он проявил такую же деловитость и сноровку, как при организации наших неудавшихся посиделок. Меньше чем через минуту новый знакомый втолкнул меня в дамский туалет, а служительницу – пожилую тетку с лицом Пьеро, – наоборот, оттуда выдернул и горячо нашептал ей какие-то инструкции. Краем глаза я увидела, что Валера сунул в руку туалетной дамы сторублевку, после чего тетка перестала кукситься, завернула тонкие губы крючочками вверх и запрыгала вокруг меня резвым зайчиком. Дверь в коридор она совершенно бесцеремонно захлопнула прямо перед носом какой-то посетительницы и, приговаривая:
– Сейчас, сейчас мы все сделаем, все будет хорошо, не нужно волноваться! – стянула с меня джинсы и устремилась с ними к рукомойнику.
Стоять без штанов мне было неуютно, потому как дверь в помещение общего пользование то и дело широко распахивалась, пропуская в клозет очередную страждущую.
– А вы, милочка, в кабинке подождите! – угадав мое смущение, посоветовала служительница. – Я пятно уже почти отстирала, сейчас подержу пару минут под сушилкой – и будут ваши брючки, как новенькие!
Я последовала этому совету и прошла в кабинку. По случаю воспользовалась удобствами, поскучала немного, мысленно отсчитывая две минуты, потом толкнула дверь – а она не открылась! Я подумала, что ее просто заклинило, поэтому крепко взялась за ручку изнутри и хорошенько потрясла. Результат – нулевой!
– Эй, я выйти не могу! – крикнула я.
Снова потрясла дверь – определенно, она была закрыта на задвижку с той стороны! Выходит, меня заперли? Ничего себе!
Первой моей реакцией на эту неожиданную подлость было удивление. Я вообразила, что тетка-служительница решила спереть мои джинсы, хотя и не могла придумать, зачем они ей понадобились. Штанам сто лет в обед, и размерчик у меня совсем другой, и в карманах ничего мало-мальски ценного нет – стыренную в кафе солонку с грибочками я переложила, извините за пикантную подробность, в бюстгальтер. А сумка моя у Валеры осталась, он вызвался ее подержать, пока я буду в туалете.
Вспомнив про сумку, доверенную новому знакомому, я слегка заволновалась. Может, симпатяга Валера промышляет воровством и мошенничеством? Вот так высматривает в аэропорту дуреху вроде меня, знакомится, обливает соком и ведет в туалет, а тетка-служительница у него в подельщицах ходит? Сумку сопрут, карманы обчистят и без штанов меня оставят!
Я лягнула дверь ногой, потом стукнула ее задом, потом долго толкала плечом, а напоследок еще боднула головой. Вот это я напрасно сделала, в голове что-то печально тренькнуло, и меня сразу замутило. Тошнота подкатила к горлу так стремительно и неудержимо, что я даже порадовалась тому, что не вышла из кабинки. Унитаз опять пригодился, меня вырвало только что съеденными салатами. Минут пять мне было ни до чего, еще десять я приходила в себя, привалившись спиной к закрытой двери и мелко дрожа. Потом мне полегчало. Я спустила воду, вытерла лицо и руки обрывком туалетной бумаги и задумалась, что же делать. Сидеть в уборной, пока не закончится смена моей тюремщицы? Да она небось сутки дежурит!
– Надо выбираться, – сказала я сама себе и принялась осматривать свое узилище.
Мое внимание привлекла круглая коробочка на водопроводной трубе. Я узнала счетчик-водомер и тут же решила, что это полезное приспособление послужит моему освобождению. Не раздумывая, я придавила кнопку смыва, и в унитаз каскадом полилась вода. Любуясь моим рукотворным водопадом, я не стала разлучать палец и кнопку, и к шуму низвергающейся воды прибавилось журчание набирающейся в бачок. Счетчик закрутился, как танцовщики в «Половецких плясках». Я коварно улыбнулась.
– Эй, куда столько воды льешь? – как я и ожидала, забеспокоилась служительница.
Наверняка им вменено в обязанность следить за экономным расходом воды! Я улыбнулась шире и ничего не ответила.
– Ты там, никак, бачок свернула?! – зашумела тетка, заглушая рев унитазной Ниагары. – Вот люди! Руки-крюки! Даже смыть за собой нормально не умеют!
Ругаясь, баба распахнула дверь кабинки, и я вылетела из нее примерно так, как это делают скаковые лошади на ипподроме: пригнув шею и взрыв землю копытами. Тетка, в которую я врезалась, не удержалась на ногах и шлепнулась на толстую задницу. Ручка с кряком вырвалась из двери да так и осталась в ее кулаке.
– Где мои штаны? – рявкнула я, нависнув над бабой, сидящей на полу сортира во временном обалдении.
Оглянувшись, я увидела джинсы на полотенцесушителе, сдернула их с перекладины и быстро натянула на себя. Колено было еще влажным, но это меня сейчас не волновало. Я выскочила в коридор и, как опасалась, не увидела там Валеры. Моя сумка – приметная холщовая торба с изображением немецкого триколора – сиротливо болталась на ручке распахнутой двери мужского туалета. Я дернула ее, едва не разлучив с родной дверью еще одну деревянную ручку, и быстро проверила содержимое. Так, кошелек на месте, остатки Алкиного стольника в нем лежат, как лежали, мобильник в кармашке цел, даже металлический подносик, который я за каким-то бесом таскаю с собой уже третий день, никуда не делся!
– Черт, а бумаги пропали! – в сердцах воскликнула я, не найдя в торбе листочек со списком пассажирок и ксерокопию паспорта гражданки Коврижкиной.
– Бумага у них там вечно заканчивается! – произнес женский голос за моей спиной. – Иной раз вообще газетами подтираются!
Я обернулась. На пороге женского туалета стояла, потирая отбитый зад и кивая на мужской сортир, тетка-служительница.
– Вы зачем меня заперли? – насела я на нее. – Что он вам сказал, этот парень?
– Да не ори, – поморщилась баба. – Что сказал, что сказал! То и сказал, что ты проститутка!
– Вы зачем меня заперли? – насела я на нее. – Что он вам сказал, этот парень?
– Да не ори, – поморщилась баба. – Что сказал, что сказал! То и сказал, что ты проститутка!
– Я проститутка?! – изумилась я.
Какой-то гражданин, вышедший из мужского туалета, подсмыкивая штаны под пузатым животом, замедлил шаг и посмотрел на меня с большим интересом.
– Проходим, не задерживаемся! – визгливо прикрикнула на него моя собеседница.
Мужик ушел, оглядываясь.
– Видишь, ты похожа на проститутку! – тетка вновь вернулась к разговору со мной. – Ногастая, грудастая, глазастая!
– Ушастая и носастая, – кивнула я. – К черту мою анатомию! Ближе к теме давайте!
– А я прямо по теме! – обиделась та. – Парень сказал: вот проститутка, увидела у меня кошелек, полный денег, и привязалась, как слепень! Никак, мол, ее не отгоню, а я человек положительный, женатый, как раз супругу с самолета встречаю.
– О боже! – застонала я, быстро глянув на часы. – Я пропустила прибытие рейса!
– Он так и хотел, – кивнула баба. – Боялся, что ты при жене на него вешаться начнешь, вот и попросил задержать тебя в сортире минут на пятнадцать!
– Шизофреник! – заглазно обругала я странного парня Валеру.
Можно подумать, это я полезла к нему знакомиться! Сам навязался со своим кафе, глазки мне строил, сказки рассказывал, а потом не придумал другого способа оборвать знакомство, кроме как запереть в сортире! Наверное, я была излишне кокетлива, стоило держаться построже, но кто же знал, что этот больной чудак не любит женщин, легко идущих на контакт? Или ему больше ничего не нужно, кроме как в кафе посидеть? Уговорил барышню кофе выпить – и уже победа, можно следующую клеить!
– Везет мне на маньяков и извращенцев! – вздохнула я.
– Так ты, правда, что ли, проститутка? – с жадным интересом спросила мне в спину туалетная тетка.
Я махнула на дуру рукой и поспешила на первый этаж. Пассажиры рейса Вена – Екатеринодар, прибывшего строго по расписанию пятнадцать минут назад, в большинстве своем уже покинули здание аэровокзала. Я сбегала посмотреть на тех, кто еще получал багаж, но Прусской Венеры среди них не было. Прекрасная Елена опять от меня ускользнула!
– Ладно, это не смертельно, – попыталась я утешить себя. – Сообщу Броничу паспортные данные красотки, и пусть дальше мается сам!
К несчастью, эти самые данные в отсутствие пропавшей ксерокопии хранила только моя девичья память, а она никогда не отличалась крепостью. ФИО и дату рождения красотки я помнила, твердо знала, что она замужем и имеет ребенка – мальчика Петю, но адрес из моей памяти испарился. При таком раскладе представать пред светлые очи шефа смысла не имело. Оставалось надеяться, что адрес Елены Николаевны Коврижкиной запомнила Трошкина.
Я позвонила Алке, но дома ее не было, а мобильник не отвечал. Либо подружка чем-то занята настолько, что не может отвлечься на телефонный разговор, либо она потеряла сотовый. Обычно Алка чередует утраты по принципу чересполосицы: то ключи от квартиры посеет, то мобильник.
Делать было нечего, под редким дождиком я пробежала на остановку и поехала домой, безрадостно воображая картину финансового крушения родной компании «МБС». Эх, разорится Бронич и пустит нас с девчонками по миру, как сказала Зойка, без выходного пособия! В лучшем случае, Зое и Кате частично погасит задолженность по зарплате старой офисной мебелью, а мне на долгую светлую память подарит собрание моих собственных фотографий. Их у нас в конторе много – я с актрисой Алексимовой, я с фокусником Мио, я с певцом Размановым и так далее – настоящий иконостас. Почитай, всякий раз, когда меня командируют взять интервью у заезжей звезды, поблизости находится знакомый фотограф, который с удовольствием снимает меня со знаменитостью. Честное слово, я не напрашиваюсь! Максим Смеловский объясняет этот феномен тем, что знаменитости зачастую красотой не блещут, а мое присутствие в кадре этот недостаток компенсирует. Точно, певец Разманов, например, даром что секс-символ потерянного поколения, росточком удался в полярную сосенку, на снимке он мне по плечо. По моей простодушной просьбе господин Разманов напел пару строк своего хита а капелла, и звук шел у меня из-под мышки, рождая стойкое ощущение, будто к господам офицерам обращается малолетний сын полка. Но пел хорошо, ничего не скажешь…
Из офиса туристической компании «Флора-трэвел» Алла Трошкина поехала домой, ужасно сокрушаясь отсутствием свободных финансов. Больше всего Алке хотелось прямо на троллейбусе закатиться в бутик или хотя бы на вьетнамский вещевой рынок и накупить себе обнов по размеру. В платье с широкого плеча покойной соседки она чувствовала себя козявкой, заблудившейся в пышном цветке.
Пока рядом шагала самоуверенная Инка, Алла не комплексовала, но без моральной поддержки подруги держалась плохо. Стыдясь того, как нелепо она выглядит, Трошкина не хотела пересекать просторный двор белым днем, на глазах у знакомых и решила где-нибудь отсидеться до темноты. В качестве укрытия она выбрала знакомый кипарис и направилась к окруженному резиной дереву, но на пути была поймана малознакомой особой.
– Аллочка, милочка, как хорошо, что я вас встретила! – сцапав Трошкину пухлыми ручками в кольцах и браслетах, возликовала дама, похожая разом и на певицу Пугачеву, и на палехскую матрешку.
С Аллой Борисовной ее роднили распущенные рыжие кудри и просторный шелковый балахон, а с матрешкой – лицо, нарисованное яркими красками на грунтовке из тонального крема.
Алка не нашлась, что сказать, ибо радости дамы по поводу их случайной встречи не разделяла, а также не испытывала особого восторга оттого, что вынуждена стоять под накрапывающим дождиком. Впрочем, Матрена Борисовна не нуждалась в том, чтобы ей подавали реплики, она одна говорила за двоих. А поделиться зонтиком и не подумала, мымра!
– Аллочка, душенька, я слышала, вы прекрасно перешиваете вещи со взрослых на малышей, так вы непременно должны сшить костюмчик для моего крохи! Ему уже месяц, мы сделали все прививки, и доктор разрешил нам выходить на улицу, буквально гулять в любую погоду, вы понимаете? – Дама потрясла зонтом, обрызгав Алку.
Трошкина кивнула, стряхивая с волос капли воды и заодно одобряя врачебное предписание. Она тоже считала, что младенцев надо выгуливать в любую погоду, уводя коляску подальше от жилых кварталов. Как многие люди, не имеющие своих малышей, Алка считала самым большим дефектом детской конструкции отсутствие кнопки отключения сигнализации.
– А у нас нет достойного прогулочного костюмчика для летней жары, но я вам принесу свое шелковое парижское платье – лиловое, воздушное, прелесть! – и вы сошьете нам из него что-нибудь этакое, хорошо? – тарахтела дама.
– Пеленки, что ли? – не поняла Алка.
– Почему пеленки? Вовсе не пеленки! – Мадам надула губы. – Нам нужен настоящий костюмчик, со штанинками и воротничком, я думаю, под складчатой мордахой отлично будет смотреться кружевное жабо, как вы полагаете?
Трошкина немедленно вообразила толстощекого младенца в меловом костюме с жабо и умилилась.
– Только надо хорошенько подумать, что делать с хвостом, – как бы про себя заметила дама.
– У вашего ребенка есть хвост?! – ужаснулась Алка, мельком подумав, что генетические мутации – страшная вещь, вот ведь не зря народ тянется к экологически чистому природничеству!
– Разумеется, есть! – оскорбилась Матрена Борисовна. – Это же шарпей, а не боксер какой-нибудь!
– Шарпей? – повторила Трошкина. – Собака, что ли?
Она еще никогда не обшивала животных и теперь не знала, как отказать настырной даме, а та, словно почувствовав ее сомнения, проворно полезла в сумку и вынула пухлый кошелек, похожий на упитанного молочного поросенка.
– Это задаток, чтобы вы не передумали! – безапелляционно сказала мадам, заталкивая в вялую руку Трошкиной денежную бумажку. – Все, будем считать, что договорились, я загляну к вам завтра во второй половине дня! Снимем мерки с малыша!
Широко взмахнув крылом балахона, искусно расписанного в технике батик, знойная женщина удалилась. Алка некоторое время тупо глядела на ямки, которые продавили в размягчившемся асфальте каблуки увесистой мадам, постепенно наполнявшиеся водой. Алка вспомнила, что перед уходом вывесила за балкон свежевыстиранные природнические сарафаны, и вяло подумала, что одежки наверняка промокли под дождем. Потом она разжала кулак. На ее ладони лежала бледно-зеленая бумажка достоинством в одну сотню американских долларов.
– Сто баксов – это только задаток? – недоверчиво произнесла Трошкина. – За переделку хозяйских носильных вещей в одежду для домашних животных платят такие деньги?
Она уже жалела, что никогда раньше не шила прогулочные костюмы для шарпеев. Да что там! Алка согласна была всю оставшуюся жизнь обшивать собак, кошек, морских свинок и даже ящериц игуан, которых вообще-то боялась, как черт ладана!