– Через щелочки, – крикнул кто-то, и шутка потонула в гомерическом смехе.
– А по мне хоть горшком назови, лишь бы не стреляли. – Михалыч был в своем амплуа и что думал, то и говорил, не обращая внимания на чины и регалии.
– Я вот письмо из дома получил, – рябой матрос, из электриков, с малоросским выговором, полез в карман и вытащил оттуда листок бумаги, исписанный корявым почерком. – Батя пишет, что в Лавру, в Дальние пещеры, старичок приходил поговеть.
– Ты толком говори, в какую Лавру, – тот самый кочегар, что сомневался насчет убегающих из Кореи японцев, опять встрял в разговор, не давая рябому рассказать, что написал ему батя.
– Ну в нашу, в Киевскую, – электрик стал злиться на докучливого кочегара.
– А ты, Тарас, сам откель будешь?
– Запорожские мы. Отец с Чигирина, а матка с Канева, это сто верст от Киева.
– А до Лавры сколько? – не унимался кочегар.
– Ну так и будет сто верст.
– Откель – от Канева или от Чигирина?
– Может, ты заткнешься? Откель да откель… Дай человеку рассказать.
Народ загалдел, раздосадованный на прилипшего к Тарасу кочегара.
– А я что – я только хотел узнать, где Лавра находится, – оправдывался кочегар, – может, я туда съездить решил и помолиться за вас, дураков.
– Давай, Тарас, балакай, чего там батя пишет, – поддержали запорожца матросы и, заинтригованные, обступили его со всех сторон, заглядывая через плечо и стараясь разобрать каракули.
– Так было ему во сне видение.
– Кому – отцу?
Тарас зыркнул на кочегара, но промолчал.
– Да отвянь ты от человека. Вестимо, что старичку. Отец-то его не говел.
– Чей?
– Да Тараса…
Народ набросился на кочегара, и кто-то в суматохе двинул ему подзатыльник. Кочегар обиделся и демонстративно отвернулся.
– Пойдем покурим. – Я толкнул Малахова в плечо.
Он кивнул, и мы встали из-за стола. Далеко не пошли, стали метрах в пяти, чтобы слышать, что там произошло в Лавре. На крейсере были специально отведенные места для курения. Но сегодня была особенная ночь, и если не попадаться на глаза офицерам, можно было делать все. Стоим, курим и слушаем про видение, что открылось старику в Лавре.
– Стоит спиной к морю Пресвятая Богородица и держит в руках плат с сиреневой каемкой, на котором изображен лик Спасителя. А хитон у Божией Матери синий, а верхнее одеяние – коричневое. Обе стопы ее попирают мечи обнаженные. Испугался во сне старик, а Пресвятая Богородица наклонилась к нему и говорит: «Война вскоре будет, и ждут Россию тяжелые потери и испытания». Вот так-то.
Тарас замолчал, и в трюме повисла гнетущая тишина.
Первым не выдержал Михалыч и потянулся за бутылкой.
– А что монахи-то говорят?
– А я почем знаю. Но батя пишет, что образ Пресвятой Богородицы приказали изготовить и в Порт-Артур отправить. И сбор денег по уездам уже начали.
– Во как! – матросы одобрительно закивали.
– Господь поможет Руси. Не впервой супостат на нас наскакивает.
Мы с Малаховым докурили, бросили окурки в ведро, специально припасенное для такого случая, и сели к столу.
– Отобьемся и в этот раз с Божьей помощью. – Михалыч выдернул газетную затычку и стал разливать водку по стаканам. Разлил, поставил бутылку на пол и взял шкалик. – Давайте, братцы, выпьем за веру нашу.
– Так за веру не пьют, – сказал кто-то из новобранцев робким голосом.
– Что значит «не пьют»? – Михалыч встал, поднимая рюмку над головой. – За победу пьют, за именинника пьют, за покойника – и то пьют. А за веру не пьют? Неправильно это и, наверное, не по-христиански, – сказал и влил в себя содержимое стаканчика.
Глядя на него, мы все поднялись из-за стола и под негромкий возглас: «За веру нашу», – опустошили содержимое своих стаканов.
– А ты, Алеха, в Бога веришь? – ставя пустой стакан на стол, выдохнул Малахов, вновь занюхивая рукавом.
– А почему нет?
– Так я думал, после того, что с тобой приключилось, нет веры в душе. Пустота.
– Не верить в Господа – значит, презреть его, а презреть – значит, стать выше, а стать выше Господа может только глупец. А что до пустоты, то скажу тебе так, Семен: душа есть сосуд, и человек сам наполняет его или благими делами, или тьмой.
* * *Руднев встретил Новый год, выпил с офицерами шампанского и ушел к себе в каюту. Снял мундир; оставшись в брюках и белой рубашке, расстегнул воротник, засучил рукава и достал из стола шкатулку, в которой держал секретную почту. Покрутил замки и вынул предписание Старка, которое еще раз решил перечитать. Уселся в кресло, включил настольную лампу и поднес к глазам послание, пытаясь понять, что имел виду командующий, когда говорил о нормальных отношениях с Японией. Это распоряжение было получено вечером 27 декабря с предписанием закончить приемку угля и снарядов и идти в порт Чемульпо.
Командиру крейсера 1 ранга «Варяг»
капитану 1 ранга В. Ф. Рудневу
С момента прихода в Чемульпо и постановки на рейд вам надлежит принять обязанности старшего станционера. Имея в виду настоящее положение дел, предлагаю вам как во время следования, так и во время якорной стоянки соблюдать во всех отношениях крайнюю осторожность, в особенности усилить бдительность в ночное время. Как старший станционер, вверенный вам крейсер с приходом в Чемульпо поступает в распоряжение посланника нашего в Корее, причем вам надлежит организовать постоянное сношение с миссией, чтобы в случае замешательств или особых событий в Сеуле быть в состоянии оказать должное и своевременное содействие к ее безопасности, для чего иметь наготове десант, который, однако, выслать лишь по особому требованию посланника, переданному не иначе как письменно или по телеграфу.
По приходе вашем в Чемульпо предложить крейсеру 2 ранга «Боярин» принять из Сеула почту и с оставшейся на нем частью десанта вернуться в Порт-Артур; в случае, если десант, доставленный крейсером «Боярин», свезен весь, крейсер вернется без него, как одинаково он должен вернуться с полным десантом, если таковой не свезен вовсе.
Находящийся в Сеуле десант должен быть подготовлен ко всяким случайностям, и потому обратить на это внимание начальника десанта лейтенанта Климова, окажите ему должное содействие по заблаговременному снабжению десанта не только всем необходимым, но и по заготовлению некоторого запаса по всем частям, который мог бы обеспечить существование десанта и в то время, когда, быть может, он будет лишен возможности довольствоваться обыкновенным путем. Для этого необходимо, чтобы десант был снабжен провиантом и деньгами с вверенного вам крейсера. Обращаю внимание на то, что до изменения положения дел при всех ваших действиях вам следует иметь в виду существование пока еще нормальных отношений с Японией, а потому не должно проявлять каких-либо неприязненных отношений, а держаться в сношениях вполне корректно и принимать должные меры, чтобы не возбуждать подозрений какими-либо мероприятиями.
О важнейших переменах в политическом положении, если таковые последуют, вы получите или от посланника, или из Артура извещение и соответствующие приказания.
Вице-адмирал Старк.Всеволод Федорович покопался в шкатулке и вытащил еще одно письмо, датированное тем же числом и практически тем же временем с разницей всего лишь в тридцать минут.
Командиру крейсера 1 ранга «Варяг»
капитану 1 ранга В. Ф. Рудневу
Кроме исполнения обязанностей старшего станционера, состоя в распоряжении посланника, заведовать десантом и охраной миссии. Не препятствовать высадке японских войск, если бы таковая совершилась до объявления войны. Поддерживать хорошие отношения с иностранцами. Ни в каком случае не уходить из Чемульпо без приказания, которое будет передано тем или другим способом.
Вице-адмирал Старк.Руднев вспомнил, что ровно через час после получения этого распоряжения к «Варягу», стуча винтами, подошел портовый катер, и офицер связи передал ему еще одно письмо. Второе письмо служило как бы дополнением к первому и представляло собой инструкцию по примерному поведению на рейде Чемульпо. Перечитал окончание письма: ни в каком случае не уходить из Чемульпо без приказания, которое будет передано тем или другим способом.
Тем или иным… Каким, откуда и когда – это не уточнялось. Руднев спрятал оба письма в шкатулку и захлопнул крышку.
– Надо ехать к Павлову! – Всеволод Федорович встал и прошелся по каюте, прислушиваясь к крикам «Ура!», разносящимся по всему кораблю. Подумал, что можно себе позволить немного лишнего: открыл бутылку и налил в фужер. Коньяк ему презентовал его друг, капитан Виктор Санэ – командир французского крейсера «Паскаль», который сегодня утром пришел в Чемульпо и бросил якорь недалеко от «Варяга».
Глава 14 Владивосток. Декабрь 1903 г
Бергу повезло. Дело Муромцева, по которому он вместе с Истоминым должен был проходить как свидетель, нисколько не сказалось на его карьере. Наоборот, он выскочил из него с повышением. Несмотря на то что пришлось покинуть императорскую яхту, а лощеный Петербург поменять на сонный Владивосток, Берг был доволен. Получив вне очереди чин лейтенанта, он был назначен командиром миноносца, и перед ним во всей красе открылись перспективы роста.
Глава 14
Владивосток. Декабрь 1903 г
Бергу повезло. Дело Муромцева, по которому он вместе с Истоминым должен был проходить как свидетель, нисколько не сказалось на его карьере. Наоборот, он выскочил из него с повышением. Несмотря на то что пришлось покинуть императорскую яхту, а лощеный Петербург поменять на сонный Владивосток, Берг был доволен. Получив вне очереди чин лейтенанта, он был назначен командиром миноносца, и перед ним во всей красе открылись перспективы роста.
На «Штандарте» умели «травить якоря», не вызывая волнения на воде, или, как говорят в народе, прятать концы в воду. Карл Францевич приходился Бергу дядей по матери, и как только стало известно о том, что произошло в доме действительного статского советника Слизнева и куда вляпался его племянник, командир императорской яхты вызвал писаря и надиктовал ему рапорт от имени мичмана. Рапорт звучал пафосно, но соответствовал духу времени: «В связи с нависшей угрозой и как истинный патриот я не могу взирать безучастно на рост агрессии со стороны милитаристской Японии»… и так далее, и тому подобное. В конце была приписка с просьбой о переводе на Дальний Восток и о зачислении в состав Второй Тихоокеанской эскадры – с небольшим уточнением: «Для защиты дальних рубежей Отечества».
С этим рапортом командир «Штандарта» съездил в морское министерство и положил его на стол контр-адмиралу Авелану, с которым водил дружбу. Вечером того же дня Авелан принял Берга и, тыча указкой в бухту Золотой Рог, объяснил новоиспеченному лейтенанту, где теперь его место.
Таким образом, Карл Францевич ловким выстрелом убил не двух, а сразу трех зайцев. Отвел от племянника угрозу по участию в суде, поскольку, хотя тот проходил всего лишь как свидетель, ничего хорошего для дальнейшей карьеры морского офицера это не сулило: фамилия Берг попала бы в сводки новостей и бросила тень не только на Берга, но и на самого Карла Францевича. Лишил себя обузы по опекунству племянника, а следовательно, постоянно висящей угрозы быть дискредитированным в силу буйного и неуравновешенного характера родственничка. И, наконец, исполнил по отношению к сестре данное ей слово: сделать из ее сына человека. Последнее Карл Францевич сделал с превеликим удовольствием, дав племяннику хороший карьерный поджопник, отправляя подальше от собственной персоны.
Во Владивосток Берг прибыл в конце октября. Остановился в гостинице «Националь». Прогулялся по Миллионной, удивляясь обилию товара и роскоши магазинов. Посидел на набережной, наслаждаясь легким бризом, дующим с залива. На этом его радостные эмоции от знакомства с Владивостоком закончились. Перекусив в китайском ресторане змеями и сырой рыбой, Берг с расстроенным желудком и перекошенным зеленым лицом отправился искать портного. Утром следующего дня, входя в здание штаба Владивостокского отряда крейсеров и миноносцев, он первым делом поинтересовался, где здесь клозет.
Через три дня вместе с кителем, на котором красовались новенькие погоны, он получил в командование заросший тиной и ракушками миноносец с громким наименованием «Бесстрашный».
Потратив сутки на знакомство с командой и осмотр корабля, Берг с грустью констатировал, что если не привести данную посудину в надлежащий вид, то затонет она быстрей, чем он получит очередное назначение. А следовательно, лично ему придется возглавить ее стремительное движение на дно океана. Данная перспектива никак не устраивала щепетильного Берга, и, изложив свое видение на трех листах, он отправился к своему непосредственному командиру – контр-адмиралу, барону Штакельбергу. Энергия лейтенанта, его неподдельная забота о корабле и команде привела барона в восторг. Доложив наместнику, что есть еще патриоты на флоте, он тут же распорядился ввести «Бесстрашный» в док и поставить к стенке на внеплановый ремонт.
* * *Через месяц, маневрируя между островами, «Бесстрашный» вошел в залив Петра Великого и, оставив справа по борту остров с легендарным названием «Аскольд», взял курс на северо-восток. Через сутки он уже входил в пролив Лаперуза.
Ведомый своим новым командиром, миноносец заступил на двухмесячную вахту. В задачу, поставленную перед командой корабля, входили осмотр побережья острова Сахалин на предмет контрабанды спиртом, пресечение варварского и беспошлинного забоя морского зверя браконьерами и охрана судоходных линий между Россией и Японией. Точнее, присутствие на них с целью экстренной помощи в случае кораблекрушения пассажирских пароходов, что уже имело место в 1902 году, когда затонул «Владимир», принадлежащий владивостокскому купцу Шепелеву.
Первой целью был пост Корсаковский на Южном Сахалине. Там следовало забрать у пограничников дюжину китайцев, промышлявших крабами, и доставить их в Николаевск, где тех ждал суд в соответствии с законами Российской империи. По этому закону всем иностранцам, уличенным в незаконной ловле крабов, добыче китов и пушного зверя, грозило до двадцати лет каторги.
Через сутки «Бесстрашный» уже стоял на Корсаковском рейде. Приняв на борт несчастных китайцев и выгрузив почту, миноносец поднял якорь и, покинув уютную бухту, вошел в залив Терпения. Кораблю предстояло пройти вдоль Сахалина, тщательно осматривая восточное побережье.
Поддаваясь вековому инстинкту, в конце ноября к берегам Сахалина устремлялись бесчисленные стада тюленей и морских котиков. На унылых песчаных косах и отмелях их скапливалось по несколько тысяч. Забыв об осторожности, самцы и самки устраивали брачные игры, оглашая окрестности радостным ревом. Следом за зверьем к побережью Сахалина устремлялись сотни китайских фелюг, японских шхун и корейских кобуксонов. Все они были переполнены сбродом, вооруженным баграми, топорами и дробовиками. Нередко в залив заходили американские и канадские пароходы, под видом рыбаков промышляя пушниной. Забой приносил хорошие деньги, и те, кто шел за мехом, не брезговали ничем. Отсюда и дурная слава залива, на берегах которого местные жители и казаки частенько находили целиком вырезанные команды и сожженные корабли.
За поимку браконьеров команде полагалось денежное вознаграждение, а офицерам – отпуска, а возможно, и Георгиевские кресты. Об этом знала вся команда, и почти все матросы, свободные от вахты, толпились на палубе, всматриваясь в черные, почти угольные берега.
С наступлением темноты данная забава превращалась в настоящее световое развлечение. «Вон, вон что-то стоит», – кричали на баке, и прожектор крутился в ту сторону, куда показывали матросы. «Да нет! Вон там, на берегу, костер горит», – вторили им с кормы. Под смех и улюлюканье прожектор крутился в другую сторону. Берг не видел ничего предосудительного в подобных развлечениях. Все лучше, чем если бы они читали брошюры, которыми во Владивостоке социал-демократы завалили весь трюм.
Но, как назло, шторм распугал не только тюленей, но и браконьеров. До мыса Елизаветы миноносец не встретил ни одного корабля. Обогнув Сахалин с севера, «Бесстрашный» сбавил ход и крадучись вошел в Амурский лиман.
В начале декабря лиман представлял собой настоящий кипящий котел. Имея на входе шесть миль в ширину, он расширялся до восьми миль, а возле Погиби сужался до трех с половиной, превращая проход в узкое бутылочное горлышко. Волны Охотского моря, гонимые северными ветрами, буквально врывались в эту колбу, закручивались и неслись дальше, получив сумасшедшую энергию. Ко всему прочему можно было прибавить мокрый снег, который был не редкостью в это время года на этих широтах.
Сдав китайцев портовой администрации и загрузившись углем, «Бесстрашный», заливаемый потоками ледяной воды, покинул негостеприимный Николаевск и взял курс на юг. Через три дня он уже бороздил просторы Японского моря. Команда наслаждалась теплом и не исчезающим с небосклона солнцем.
* * *Почти три недели «Бесстрашный» толкался на весьма оживленной линии Владивосток – Нагасаки, наблюдая за движением пароходов. За всю вахту, пока миноносец Берга ходил по Японскому морю, никаких происшествий не произошло. Каждый день был похож на предыдущий. В шесть часов утра подъем. По длинному протяжному свистку команда миноносца строилась на шканцах для смотра и переклички. Выслушав гимн, под звуки которого на мачте поднимали Андреевский флаг, Берг делал шаг вперед и, яростно жестикулируя, произносил пламенную речь про честь и долг каждого в отдельности и всей команды вместе, после чего матросы приступали к своим обязанностям: драили, чинили, грузили. Боцманы смотрели за матросами, а офицеры – за боцманами. Все были заняты и все при деле.
И только Берг каждый день с грустью осматривал в бинокль серое пустынное море. Он отчаянно искал применения своей буйной энергии и думал лишь о том, что ему срочно нужен какой-нибудь маленький подвиг. Фантазии ему хватало: захват пиратского корабля, шхуны с награбленным золотом или участие во вновь разгоревшейся японо-китайской войне. И непременно на стороне китайцев. Китайцы казались ему более симпатичными и, к тому же, практически не имели флота, а следовательно, миноносец Берга вполне мог стать их флагманом.