Эти сомнения давно прошли. Встреча с Александрой все поставила на свои места: не нужно быть «мерзавцем», нужно было просто дождаться ту, которая сможет любить его за то, что он есть. За то, что он умеет любить и отдавать себя. Той, которая будет его любить и отдавать себя.
А тогда, в послеразводный период, он свои отношения с женщинами ограничил до роли дружеской жилетки. И роль эта иногда простиралась до постели – по их, женщин-подружек, инициативе. С его стороны это было что-то вроде психотерапевтической помощи…
Вот об этих женщинах и вспомнил Кис, услышав от хозяйки ирландского сеттера о том, что глаза у Мити были разными.
Разными, как у него самого! Один карий, второй зеленоватый!
Из памяти мгновенно вынырнул давний звонок. Какая-то из его подружек, спустя годы, вдруг позвонила и спросила: «Леш, у тебя ведь разные глаза, да?» Кажется, на его встречный вопрос она ответила что-то в духе: мол, познакомилась с одним человеком, у него глаза разного цвета, ну я и вспомнила, что у тебя тоже, вроде бы, и решила уточнить…
Кто же это был?! Ася? Аня? Нина? Как он ни старался, но ему не удавалось «услышать» ее голос… Тогда ему и в голову не могло прийти, чем ее вопрос был вызван, – и он не придал ему значения…
Но теперь тот давний звонок стал понятен. Более того, он приобрел веский статус доказательства, что его догадка верна!
Все свидетели утверждали, что у Мити глаза карие. И когда инвалид рассказал о содержимом чемодана, где находились в числе прочего цветные линзы, Кис с Серегой решили, что парень маскировал ими светлые глаза. Логично? Логично.
Однако на самом деле он скрывал под линзами разные глаза… Алексею сильно повезло, что Валентине Степановне довелось их увидеть. Это было как-то утром, по ее словам, молодой человек на работу собирался уезжать, выпустил Пенса на газон. А пес возьми да заиграйся с собакой Валентины Степановны. Митя звал его, звал, но пришлось ему в конечном итоге за своим Пенсом идти. Вот тогда она на глаза его и обратила внимание…
Пенс ли подвел Митю, или сам он допустил оплошность, слишком рано в тот день сняв линзы перед работой (где коллеги наверняка знали настоящий цвет его глаз), – но Алексею выпал подарок.
Теперь фоторобот показался ему не таким уж неудачным. Вдруг он усмотрел в нем и похожий подбородок, и линию губ… Внешнее сходство, – если фотороботу можно вообще доверять, – на этом заканчивалось, но оно не имело значения. Никакого. Потому что в его догадке мгновенно поместилось все остальное, – само поведение похитителя укладывалось в нее внятно и убедительно!
В первую очередь стали понятны его мотивы. Алексей не ошибся: это была месть. Отчего и – он снова не ошибся! – требование о выкупе никогда бы не поступило.
Месть за то, что он, Алексей Кисанов, бросил своего сына.
Почему парень так считает, неизвестно. Кис это выяснит уже у него самого, когда до него доберется. Но ситуация абсолютно прозрачна и симметрична: этот парень решил лишить отца других детей.
Слишком счастливых, на его взгляд.
Вот тогда, поняв это, Алексей засел в своей машине, пытаясь вспомнить всех женщин, приходивших к нему за утешением. И особенно тех из них, на которых его дружеское участие простиралось до постели. Тех, которые отчаянно нуждались в его ласке – не любя Алексея, но насыщаясь его нежностью, которую не смогли им дать мужья.
Учитывая возраст «Степана» – или «Мити», – определяемый большинством свидетелей как девятнадцать-двадцать лет, Алексей старательно вспоминал тех своих «подружек», которые прибились к нему в соответствующие годы.
Годы, в которые они могли зачать от него ребенка… Хотя все они, казалось тогда, заботились о том, чтобы этого не произошло.
Вот так и составился список из девяти женщин. Среди которых четверо – он точно помнил! – оказались в его постели. Звонила ему с вопросом о цвете глаз одна из них, без сомнения. Об остальных пяти он не мог сказать с уверенностью. Психотерапевту простительно не помнить всех своих случайных клиентов.
Но начать следовало с этих четырех. К счастью, все они проживали в Москве – не перебрались ни за границу, ни в пригород. При везении он сумеет объехать сегодня же хотя бы двух, а то и трех!
Первую из списка он не узнал. Она, как он помнил, была старше его на три-четыре года, но Алексей увидел перед собой женщину, которая была моложе его лет на десять.
– Аня? – неуверенно спросил он. – Аня Литвинова?
По домофону они уже переговорили, и Аня знала, кому открывала дверь, и все же несколько секунд всматривалась в него.
– Лешка!!! – наконец закричала она. – Неужели это ты?
– Да вроде бы, – усмехнулся он. – А ты… а вы Аня Литвинова?
– Ну конечно! Не узнал?
– Нет…
– И правильно, я очень старалась для этого!
– Пластика?
– Она самая, Лешенька! Ну проходи же, проходи! Жора, у нас гость! – закричала она, обращаясь куда-то в глубину квартиры.
На ее возглас появился Жора – пузатенький мужичок в майке.
Алексей вспомнил: он и тогда был ее мужем, и тогда ходил в майке. Аня прибегала к нему, к Алексею, чтобы пожаловаться на мужа в майке и утопить обиды в жилетке – Киса, разумеется.
…Черт, только мужа ему не хватало! Не станешь ведь при нем расспрашивать женщину о внебрачном ребенке!
Несколько минут он слушал ее восторженную болтовню о том, как преуспел муж в майке, как они теперь богаты, какой у них есть дом за городом и сын в Лондоне…
– В Лондоне? Учится?
– Да, учится. Причем прекрасно!
– У вас один сын?
– Еще дочь, старшая. Она тоже, знаешь, Леш, так удачно вышла замуж, муж ее…
Алексей невежливо перебил Аню и сообщил, что ему нужно уходить.
– А ты зачем приходил-то? – спохватилась давняя подруга.
– Просто так, – ответил он. – Посмотреть, как вы живете!
– А ты-то как? Ничего про себя не рассказал!
Но Алексей уже исчез в лифте. Он узнал все, что хотел узнать. Сын Ани в Лондоне и, стало быть, к похищению его детей непричастен… А кроме него, у Ани других сыновей нет…
Вторая его бывшая подруга оказалась непомерно раздобревшей дамой, отдавшей душу «Свидетелям Иеговы». За короткие пятнадцать минут она успела его утомить предсказаниями конца света и прочей белибердой. А ведь была когда-то стройной панковатой девчонкой с неосознанной склонностью к лесбийской любви, метавшейся между карьерой рок-певицы и положением искусствоведа при солидном музее… Если не считать ее претензий на ясновидение и смутных надежд на доходный статус гадалки.
Каким образом она переконвертировалась в трепетного адепта «Свидетелей Иеговы», Алексей не интересовался. Детей у нее не имелось вовсе, как он выяснил, отчего Кис быстро, хоть и с некоторым усилием, вырвался из ее проповеднического гостеприимства.
Третья его подруга умерла. Два месяца назад. Так сказал ее бывший муж. Спилась, сказал он.
Ася? Спилась?! Нежное хрупкое существо, не выносившее ни глотка спиртного, даже легкого вина?!
…Впрочем, подробности ему неизвестны, продолжал бывший Асин муж, так как они давно развелись. Значительно раньше, чем она спилась!
Она его боготворила, этого мужа, Алексей хорошо помнил. И вот он смотрел теперь на детектива – Асин идол, из-за которого она столько плакала на груди у Киса!
«Идол», из-за которого на лице ее иногда расцветали кровоподтеки…
Самовлюбленный до зубовного скрежета, окончательно и бесповоротно эгоистичный – об этом легко поведали черты его лица. Собственник, или «ревнивец», как говорила Ася, прощая его тяжелую руку. Она, бедняжка, думала: если ревнует – значит, любит…
И еще она думала, что это все потому, что у них нет детей с мужем-идолом.
– Кто это там? – донесся до него женский голос, и из глубин квартиры вскоре выплыла дама в ярком халате. – Гриша, кто это?
– Точно, а кто вы? – запоздало заинтересовался Гриша.
– Я же вам сказал, – соврал Кис, – я из собеса, – соврал он еще раз, не имея ни малейшего понятия, существует ли до сих пор собес и называется ли по-прежнему. – У нас полетела компьютерная база данных, приходится восстанавливать вручную…
– И вы приходите в такое позднее время к людям? – возмутилась дама в ярком халате.
Видимо, она, как и ее муж, тоже не имели никакого понятия, существует ли до сих пор собес и называется ли по-прежнему.
Кис мельком глянул на часы. Время перевалило за десять вечера.
– Так ведь клиентов у нас много… А восстановить базу нужно срочно… – покладисто ответил он, придав голосу извиняющуюся интонацию.
– И что вы хотите узнать? – деловито осведомилась дама, слегка отодвинув Гришу локтем и выступив на передний план.
Ася, милая Ася! Вот какая женщина нужна была твоему идолу! Женщина, которая отталкивает его локтем! Вот с этой он, судя по всему, счастлив. Он ее не бьет, потому что она сама может двинуть сковородкой! А ты, Ася, молилась на него, ты его боготворила… Ты во всем ощущала себя виноватой, даже в его скотстве, Ася, Асенька, бедная моя девочка, рыдавшая у меня на груди из-за этого хряка…
– По нашим сведениям, – нагло врал Кис, – у вас есть сын, состоящий на учете по инвалидности…
– Сы-ы-ын?! Нет у нас никакого сына, – заявила дама. – У нас вообще нет детей!
– Погоди, – Гриша прижал локоть своей супруги и немножко задвинул ее за себя. – У моей бывшей жены был сын. Не мой, – с нажимом произнес он, – внебрачный.
Алексей почувствовал внутри мягкий удар, словно истина толкнулась в глубины его организма.
– Хм, что значит внебрачный? Вы не признали этого ребенка? Или ваша бывшая супруга (только осторожнее, Кис, – не произнеси имя «Ася»!) родила его после развода с вами?
– Гы, – сказал Гриша, страшно довольный. – Она родила его в браке! Со мной. Но она меня обдурила! Потому что, когда у нас никак не получался второй ребенок, выяснилось, что я бесплоден! И я сразу сообразил, что первого она принесла мне от чужого мужика!
Он гордился своей проницательностью, понял Алексей.
– Вот оно что… – Кис уже ненавидел этого «идола» так же сильно, как когда-то Ася его любила. – Не могли бы вы дать мне ее координаты?
– Да ради бога! Я их отселил, как только понял, что она меня надула… Запишите адрес. Это коммуналка… Сама-то она померла, а щенок, наверное, жив…
Давно у Алексея не было такого мерзопакостного чувства, как после общения с этим Гришей и его супругой, – давно!
Но, главное, он уже не сомневался, что на верном пути: если Асин муж был бесплоден, то зачать Ася могла только от него, от Алексея… Она не искала ни любви на стороне, ни любовников – она искала всего лишь немножко нежности, которой ей так недоставало… И абсолютно невозможно представить, что Ася могла бы искать эту нежность где-то еще, кроме него, Алексея. Не потому, что она его любила, но просто она бы не стала размениваться на какие-то иные, необязательные и незадушевные отношения.
Да она бы и не нашла их «на стороне». Кис знал: только он мог принять ее беду в свои понимающие объятия. Не любя ее – той самой любовью с большой буквы, – потому что не мог он увлечься женщиной, приходившей к нему для того, чтобы излить свои печали по поводу другого мужчины… И в то же время отдавая ей немножко того тепла, той бережности, которую не мог давать ей «идол»…
И, стало быть, парень, похитивший его детей, и есть их с Асей сын…
ИХ С АСЕЙ СЫН!!!
Алексей записал под диктовку Гриши адрес коммуналки, в которую он отселил бывшую жену: «А что, она была иногородней, претендовать на мою жилплощадь не могла! Я и так сделал благородный жест, что им комнату купил в коммуналке!»
Кис не стал пускаться в дебаты о благородстве. Он только задал уточняющий вопрос и в ответ получил сведения о том, что Ася сменила сыну фамилию на свою, а она была Терентьева, но отчество осталось по мужу, «Григорьевич», – ведь поначалу ребенка зарегистрировали как его сына… Не могли же его назвать Асевич, верно?
Кис согласился, что не могли.
На руках у него имелись адрес коммуналки и имя: Роман Григорьевич Терентьев. Этого ему вполне хватит!
…Потом была суета на Петровке. Серега выслал по адресу бригаду, но оказалось, что в четырехкомнатной коммуналке проживает всего один жилец, что дом идет под снос и что Роман Григорьевич Терентьев не живет там уже год…
А где он живет вместе со своей мамашей-алкоголичкой, последний абориген коммуналки понятия не имел.
Откуда следовало: Роман вместе с мамой съехали из квартиры, когда Ася еще была жива… Но куда – неизвестно.
Стало быть, они сняли квартиру, в которой не регистрировались. А потом Ася умерла…
И мальчик Роман решил отомстить за все свои несчастья ему, Алексею…
Своему отцу.
Весело.
– У тебя есть сын?! – Александра поставила стакан с джином на стол.
– Есть, как выяснилось сегодня… Его мать звали Асей. Она жила в соседнем доме. Уже не помню, как мы познакомились, но она иногда приходила ко мне пожаловаться на мужа – болезненно ревнивого человека – и поплакать. Несколько раз мы с ней переспали. Это не было влечением, ни я не был в нее влюблен, ни она в меня… Это была нежность. Ее ко мне – за понимание, моя к ней – из сострадания.
– «Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним»?
– Примерно так, – кивнул Кис, пытаясь припомнить, откуда цитата. Кажется, Шекспир. Он был мастером точных формулировок.
– Ты думаешь, что теперь она тебе за что-то мстит руками своего сына?
– Ей не за что мне мстить, Саш… Я был с ней всегда добр.
– И нежен, – добавила Александра с едва уловимой ревнивой ноткой.
– И нежен, – согласился Кис.
– Надо с ней срочно встретиться, Алеша! Она может знать, где прячется ее сын!
– Ася умерла недавно. Пила по-черному… Муж выгнал ее с ребенком, когда понял, что сын не от него. И Ася спилась.
– А мальчик этот… Твой сын… Его адрес удалось установить, ты сказал?
– Да. Но он там не проживает. Будем искать.
– Алеш, а за что же он может тебе мстить?
– Учитывая, что мать умерла два месяца назад, я полагаю, что она сказала о моем отцовстве сыну перед смертью. И парень теперь мстит мне, без сомнения, за то, что я его бросил.
– Алеша, но ты ведь не знал? Ты не мог его бросить, потому что ты о нем не знал! Или она тебе говорила о ребенке?
– Никогда. Мне даже и в голову не могло прийти. Когда женщина тебя едва ли не умоляет о близости, то как-то думается – она знает, что делает… Иначе бы Ася попросила меня позаботиться о том, чтобы она не забеременела.
– Или она как раз этого и добивалась?
– Не думаю. Ася была бесхитростна… Да и муж ее сказал, что узнал о своем бесплодии спустя несколько лет после рождения Романа, когда они пытались завести второго ребенка. Стало быть, и она тогда не знала и все надеялась забеременеть от мужа.
– Но за что же тогда он тебе мстит?
– Роман… его зовут Роман, Саша, он тебе правду рассказал во время ваших прогулок: отец его бросил – точнее, выгнал из дома; мать спилась. Думаю, что Роман мать любил, и когда Ася умерла, то ему захотелось найти виноватого во всем этом.
– Но ты же не виноват!
– Нет, не думаю… Но когда кого-то хочешь обвинить в своих несчастьях, то аргументы всегда найдутся, ты же знаешь…
– Знаю.
– Иначе бы зачем он похищал наших детей? Моих детей, что для него в данном случае важно…
– Им хорошо, а ему плохо… Они растут в любви, а он рос без любви… По крайней мере, без твоей… Они ухожены, обеспечены, а он бедствовал, надо думать, раз отец их выгнал, а мать пила… Так примерно?
– Да, – кивнул Кис, – примерно так. Симметрично.
– Вот именно, хорошо сказал! Но зачем он меня пытался соблазнить? Тут нет симметрии… Или я ее не вижу.
– Возможно, он считает, что я соблазнил его мать?
– Ася могла сказать сыну неправду?
– Исключено!
– Тогда он сделал это для отвода глаз! Чтобы мне в голову не могло прийти, каковы его истинные намерения.
– Скорее всего, так и есть. Учитывая, что его целью являлись дети, на любовное приключение у него попросту не хватило бы времени. Оно не входило в его планы, даже если бы ты невзначай ответила на его «чувства»… А то, что он действительно несколько увлечется тобой, он и вовсе не предвидел!
– Тогда все объясняется… Как ты будешь его искать?
– Я попросил Серегу собрать максимум сведений об Асе и ее сыне. Кроме того, он обещал мне раздобыть фотографию Романа. За ним ничего нет в милиции по уголовке, но ведь делал же он паспорт… Только придется нам подождать до утра.
– Хорошо, – спокойно произнесла Александра.
Кажется, известие подействовало на нее благотворно.
Она попросила подлить ей джина с тоником, а сама взяла медвежат – белого Лизоньки и коричневого – Кирюши – и положила их к себе на колени, поглаживая.
– Алеша… – произнесла она, не глядя на него.
– Да, родная?
– Я могу тебе задать один вопрос?
На Александру это было совсем не похоже. Алексей напрягся.
– Конечно.
– А что же он мог сделать с нашими детьми… Из мести? Мог он, по-твоему, их… – Александра замолкла на секунду, но Кис уже знал, что она скажет.
– Это его брат и сестра! – не дал он жене договорить. – Думаю, что он отдает себе в этом отчет!
– Только бы ты оказался прав, Алеша, только бы…
И она заплакала в голос – первый раз за пять дней.
Несоразмерность
Поужинав, Роман привычно уселся за компьютер, где его ждала потрясающая игра, его команда и его враги, космические корабли и арсенал оружия. Он залогинился, вошел в игру, прочитал сообщения, которые ему оставили члены команды…
И вышел из игры.
После сегодняшнего разговора с Ланой ему стало только хуже. Получалось, что Роман не прав, совсем не прав, во всем не прав…
«Пойди, поговори. Объясни, чем тебе сделали больно, почему. Я не гарантирую, что ты эту девушку вернешь, но такой шанс всегда есть. Уже хотя бы потому, что ты поступишь по-человечески. Она это оценит, если не глупа… Вы сможете хотя бы остаться друзьями!»