- Нет, что ты. Они остаются там, получая свободу. А нам иногда достаётся, если повезёт, новая сорокоша. Или нечто другое. Смотри.
Она звонко щёлкает пальцами, откуда-то с полки с шорохом срывается маленькая рыжая молния. Яркая, как огненный лепесток.
- Ой... белочка...
Пушистый зверёк ныряет в большие ладони муйбы и прикрывается мягким хвостом. Смотрит на Дару блестящим глазом-бусинкой.
- Бельча - так их зовут здесь. Почти вымерли, скрываются в горных лесах от горе-охотников. Чока, - воркует знахарка и замирает, приложив палец ко лбу зверька.
Белочка стрекочет, кивает, срывается с ладоней и исчезает. Только хвост пушистый мелькнул.
- Отправила к Иранне, чтобы не беспокоились и не искали вас.
- Думаю, вряд ли нас хватятся до вечера, а к тому времени мы вернёмся.
Келлабума смотрит на Дару не мигая, задумчиво.
- Вы останетесь здесь дольше, чем до вечера, - сказала и вышла из жилища, ничего не объясняя.
- Оригинально, - бормочет Дара, разглядывая полутёмную избушку, - чем дальше в лес, тем толще партизаны.
А затем без сил опускается на лежанку. Утро, так сказать, удалось.
Глава 45
Марево и видения. Дара
Меня всё достало. Геллан, странная муйба, иносказания и недомолвки. Я пыталась что-то понять, но каждая фраза, любое слово - очередные дебри, из которых я рисковала никогда не вылезти.
Хотелось пить и спать. Голова тяжёлая, в горле сухо. Мягко говоря, чувствовала себя нехорошо, грубо говоря - хреново. Зачем мы здесь застряли - не понимала.
Вернулся Геллан. Смотрел, как наседка, трогал ладонью мой лоб, хмурился.
- Ты полежи. Попрошу Келл отвар сделать. Развезло тебя.
- Там Ушан, - сказала и испугалась: голос хриплый, чужой какой-то. - Я забыла о нём...
- Ты лежи, я заберу.
Он выходит. Я прикрываю глаза и проваливаюсь в мягкую полуобморочную темноту. Просыпаюсь от звука, что повторяется вновь и вновь, будто кто-то колотит молотком по наковальне. Звук бьётся в висках и раскалывает голову на части. Прижимая пальцы к вискам, сползаю на пол. Ноги ватные, не слушаются, но я встаю, выхожу из домика.
Лианы у входа пышнее, ярче, плотнее. Воздух тёплый. Продираюсь сквозь кусты - почти непролазные, густые, ощетинившиеся шипами, но иглы, цепляясь за одежду, скользят и не ранят. Ступаю осторожно, обхожу трещины, как делал это Геллан, когда шёл к домику муйбы.
Иду, словно плыву, раздвигая руками воздух, что колышется плотным прозрачным киселём. Сладко жужжат пчёлы, порхают яркие бабочки, бьются о листья растений радужными панцирями светляки... Откуда почти зимой?.. Удивляюсь, но слабо: кажется, здесь всё возможно. Сказочный обособленный мирок, где всё наоборот, шиворот-навыворот. Иду долго, сосредоточенно, двигаюсь по квадратам огромных классиков, которые начертил чёрным мелом трещин какой-то сумасшедший...
Впереди - острые скалы и пикообразные камни. Маленькие и большие, стайками и отдельными угрюмыми особями... Впереди маячит фигура - тонкая, гибкая, ловкая. Орудует мечом, обрубывая толстые плети, похожие на сытых удавов. Удар - металлический звон, разрывающий голову на части...
Вглядываюсь в человека, машущего мечом. Чудится что-то знакомое, но я пока не могу понять - что... Юноша оборачивается - и я удивлённо вскрикиваю: это Геллан... или кто-то очень похожий на него... Золотистые кудри - короче, чуть касаются плеч, фигура - тоньше, у̀же в плечах, а лицо - чистое, гладкое, как на иконе: тонкий ровный нос, синие глаза, мягкая линия губ... Уже не мальчик, но ещё не мужчина, которого знаю я...
- Геллан?.. - зову робко, неуверенно, тихо.
Юноша смотрит сквозь меня, прислушиваясь к чему-то. Лицо, освещённое солнцем, прорисовано чётко, как тонкой кистью... Совершенное в каждой чёрточке, в каждой линии... Юноша сжимает губы - и уже нет сомнений: это он, только моложе и ещё не обезображен. Мягко, почти невесомо, как будто в теле нет костей, скользит он средь камней, то теряясь, то выныривая из густых зарослей.
Примагниченная, иду вслед, уже не глядя под ноги, спотыкаясь, но боясь оторвать взгляд от Геллана. Кажется: отведёшь глаза - и потеряешь его, не найдёшь больше...
Он впереди, я безнадёжно сзади - неловкая, неуклюжая, чудом удерживающая равновесие... Ногам не больно, ладоням, что цепляются за острые каменные выступы, - тоже...
Вдали слышится топот копыт и почти неразборчивая пьяная брань... Геллан превращается в струну - опасную, режущую, натянутую. Пальцы сжимают меч. Он делает шаг назад, камни сыплются из-под ног - громко, звеняще, как гигантское драже, а эхом - свистяще-шипящий рёв...
Хочу крикнуть, но только раскрываю рот: ни звука, хоть я напрягаюсь и стараюсь протолкнуть воздух. Но Геллану не нужно моё предупреждение: он оборачивается быстро, как гибкая лоза, что пригнули к земле и отпустили на волю.
Шея, изогнутая знаком вопроса, блестит на солнце тусклой медью... Умная узкая морда с ушами, прижатыми по-кошачьи к голове, - страшна и не похожа на ту, что я знаю... Резкий кивок - и град сверкающих камней бьётся о скалы. Геллан уворачивается и поднимает меч, делает выпад, но Дирмарр уже справа и не ждёт, когда жертва развернётся... Геллан успевает - каким-то чудом... Кончик меча задевает шею, но без силы, по касательной - маленький шрамик на память, тонкий, как нить, изогнутый, как молодой месяц на небе... Я гладила его пальцем, когда мыла и чистила червлёную чешую белым песком...
Геллан лежит на камнях, будто спит. Не Геллан даже, а фигура юноши, укрытая блестящим покрывалом... Острым, твёрдым, переливающимся радужно на солнце - не отвести глаз, не сойти с места...
Драко шипит и, пятясь, скрывается за камнями...Что в его глазах? Сожаление?.. Страдание?.. Вина?.. Что угодно, только не торжество победителя...
Холодными пальцами хватаюсь за пылающие щёки и кричу, кричу, ору безмолвно, срывая связки и чувствуя боль в горле... Не пролитый звуком крик рвёт болью виски на осколки - и я падаю в темноту, глубоко-глубоко, на самое дно, где нет ничего, кроме тьмы...
- Дара, Дара... очнись! - его голос, властный до противности, красивый, как звёздное небо...
Прохладные руки касаются моих пылающих щёк - и становится хорошо, как в детстве, когда мамина рука приходила на помощь, вырывая из ночного кошмара или температурного бреда...
Открываю глаза. Вот он, рядом. Добрый занудливый Геллан. Волосы стянуты на затылке, сжатые челюсти делают лицо уродливее из-за резко выделившейся вмятины с лучами. Почему, интересно, он всегда повёрнут ко мне именно этой стороной?..
Глаза смотрят встревоженно и напряжённо. Позади маячит лицо Келлабумы с потрясающими мягко вылепленными скулами на полноватом лице...
Я цепляюсь руками за его прохладные ладони и покрепче прижимаю к щекам.
- Дара?..
- Я помню твоё лицо, Геллан. Теперь я помню твоё настоящее лицо! - говорю неожиданно звонко, ломая языком хрупкий лёд безмолвной немоты. Говорю - и снова проваливаюсь в темноту...
Я слышу, как он ругается сквозь сжатые зубы. Что-то прохладное и мокрое касается лба. Кажется, я очнулась почти сразу, но глаза открывать не спешу.
- Ну, и что всё это значит? - злится Геллан и что-то опрокидывает : ему тесно в маленькой каморке Келлабумы. - Надо увозить её отсюда: наверное, газ вызывает у неё галлюцинации и беспамятство. Она не такая, как мы, надо помнить об этом.
Муйба шелестит чем-то, шуршит её юбка.
- Это не галлюцинации и не бред, Гелл... В одном ты прав: она не такая, как мы, поэтому и случилось с ней это.
- Что - это?! - Геллан рычит, сдерживаясь, чтобы не кричать.
- Здесь пересекаются временные линии, сынок. Мешается будущее с прошлым... Думаю, она попала в одну из трещин. Скорей всего, нырнула в прошлое.
- Глупо спрашивать, откуда ты это знаешь?
Наверное, муйба улыбается.
- Не глупо, Гелл, а необъяснимо. Чувствую, как животные, - внутри. Разве это объяснить?..
Я приоткрываю глаза, слежу за ними сквозь ресницы. Келлабума спокойна. И улыбается, да. Геллан зол. Если не теснота, он бы метался по комнатушке, как зверь в клетке, сбивая хвостом всё, что плохо лежит. На секунду он замирает, потом смотрит на меня, обжигая синевой.
- Дара.
Вздохнув, открываю глаза.
- И давно ты подслушиваешь?
Я слабо развожу руками:
- Можно подумать, вы сказали что-то ценное или запретное.
Будь моя воля, задрала бы нос повыше. Но задирать его некуда. И так голова запрокинута до боли в шее.
Келлабума хмыкает, что-то бормочет и выходит на улицу. Жалобно взвизгивает дверь, в дом врывается холодный ветер.
Я осторожно опускаю голову пониже. В глазах не двоится, голова вроде больше не кружится. Опираясь на руки, сажусь и, подумав, опускаю ноги. Тело слушается. Зашибись, как это, оказывается, здорово!
Геллан присаживается на корточки рядом и смотрит мне в глаза.
- Как ты?
- Хорошо. Уже хорошо. Не надо квохтать и хлопать крыльями вокруг меня.
- Как ты?
- Хорошо. Уже хорошо. Не надо квохтать и хлопать крыльями вокруг меня.
Геллан растерянно моргает и невольно косится на спину. Я вдруг понимаю, что сморозила, и начинаю глупо хихикать. Он хмурит брови, но хохотун уже вырвался на волю и прёт из меня фонтаном.
- Ну... так курицы делают... птицы такие... над цыплятами... Оберегают... - выдавливаю я сквозь приступы смеха.
Брови у него разглаживаются, но губы сжаты. Я успокаиваюсь и перевожу дух. Мгновение мы молчим.
- Сколько тебе было? - спрашиваю и понимаю: опять язык впереди мозгов скачет.
Он поднимается на ноги, я виновато вжимаю голову в плечи. Но Геллан не смотрит на меня. Он поворачивается ко мне спиной и делает бесцельный шаг вперёд.
- Что ты видела, Дара? - голос глухой, тихий-тихий.
- Тебя. И Дирмарра. Я знаю, как это случилось. Видела...
Он молчит, только плечи делаются твёрже, каменнее, неприступнее. И когда я думаю, что он так и не ответит, слышу чётко-бесстрастное:
- Мне было шестнадцать.
Три слова. Три отрывистых смелых оловянных солдатика...
А затем он уходит. Стремительной тенью - я даже не смогла уловить движения, только, скрипнув, хлопнула входная дверь...
Встаю и жадно пью отвар из кружки, что стоит на столе. Вот и поговорили, блин...
Через минуту вернулась Келлабума.
- Чем ты его ужалила, девочка? Вылетел, как шаракан из трубы.
- Спросила, сколько ему было лет, - буркнула, хмурясь и кусая губы. Я жалела, что не сдержалась. Чёртово помело без костей!
- Не сердись на него... Как бы он ни храбрился, это до сих пор больно.
- Это не я... это он сердится, - вздыхаю тяжко и чувствую угрызения совести. - Знаю, что не надо спрашивать, но вечно попадаю впросак.
- Значит, ты нырнула в прошлое. Туда, где Геллан встретился с драко.
Я киваю несчастно.
- Он... жалел, понимаешь?.. Димон жалел, что... так случилось... Я видела. Он не лгал там, на озере...
- Конечно, не лгал, - брови Келлабумы удивлённо ползут вверх. - Дракоящеры уникальны и не похожи на других драко. Впрочем, - смеётся она, - драко так давно не появлялись в этих землях, что трудно судить, какими они были или есть сейчас.
- Думаешь, они есть? - спрашиваю заинтересованно и бесцельно кручу кружку по столу.
- Я не думаю, а знаю: драко никуда не исчезли, не вымерли. Просто ушли ненадолго, пока не закончится безвременье.
Я закатила глаза.
- Они придут, чтобы всё изменить? - не удержалась от сарказма.
- Они вернутся, когда начнём меняться мы, - очень серьёзно изрекла муйба и затарахтела пестом в ступке.
- Ну и зачем они вернутся?.. Помогут навести порядок? Изменят жизнь к лучшему? Люди и драконы обнимутся, расплачутся - и настанут мир, дружба, сосиски?..
Келлабума растирает что-то тщательно, не спеша, любовно, будто гладит ребёнка по голове. Останавливается, всматривается в ступку, кивает с улыбкой и снова трёт. Похоже, отвечать не собирается. Видимо, все хотят, чтобы у меня либо голова треснула, либо знания пришли из воздуха.
- Всему своё время, Дара. Как будет - увидим. Или увидят другие люди - кто знает? Одно знаю точно: мы их часть, а они - наша. Единое целое, как и всё на Зеоссе.
Подумать, что это значит, я не успеваю: внутрь входит Геллан. В волосах и на одежде - снег.
- Похоже, мы застряли здесь. Надвигается буря. Слава диким богам, не блуждающая.
- Значит, натопим камин пожарче и переждём непогоду, - меланхолично говорит муйба, не переставая орудовать пестом.
Она знала! Знала, хитрая ведьма! Потому и Чоку свою послала, чтобы не хватились!
Келлабума смотрит насмешливо. Пушистые брови слегка шевелятся, красивые скулы обозначаются чётче, на щеке - мягкая ямочка. Ну да, конечно. И эта всё слышит. Собрались в кучу, мозгокопатели...
Глава 46
Голубые призраки. Геллан
Геллан спрятал Савра и Ушана в неприметном гроте - уютном, тёплом, просторном. Здесь протекал горячий подземный ключ, поэтому казалось, что каменное пристанище хорошо протопили. Сухие шершавые стены, отдающие тепло, мелкая каменная крошка под ногами. Животные радостно пофыркивали, уминая зерно и сочные листья с веток, которые он наломал загодя.
Отсюда не хотелось уходить. Сесть бы на пол и не думать. Слушать хруст ветвей под крепкими зубами коня и осло и не нырять в прошлое, где он юн и не обезображен. "Я помню твоё лицо!" - он закрыл уши руками, чтобы не слышать ломкий девчоночий голос. Как будто это могло уберечь. Как будто это могло помочь забыть...
Обирайну перехитрить нельзя. Особенно, когда она кинула свои карты и расставила руны в нужном для неё порядке.
Он поднялся на ноги, погладил рукою мягкие вислые уши Савра, потрепал по серому боку Ушана. Не думать. Когда не думаешь, всё становится проще.
На выходе из грота ветер бросил ему в лицо колючие снежинки. Погода испортилась за считанные минуты: небо потемнело до черноты и щедро сыпало мелкой крупой, солнце спряталось; день походил на ранние сумерки и сулил превратиться в белую круговерть, приправленную сшибающим с ног ветром.
Покинуть в непогоду это место мог только самоубийца или безумец. Придётся переждать.
- Надвигается буря, - сказал он, покрепче закрывая за собой узкую дверь.
Келлабуму его слова не удивили.
- Натопим камин пожарче, - спокойно говорит она и подбрасывает поленья. Пламя колышется тенями на её лице, рисуя воображаемые морщины. Молодое лицо с древними глазами. Сколько ей лет?.. Сто? Двести? А может, много больше?..
- Ты знала, что так будет, - озвучивает Дара свои мысли.
Келлабума смотри на неё с легкой иронией:
- Знала. Непогода или что-то другое. Вам суждено было застрять здесь. Но как только случаются временные провалы, обычно портится погода.
Сильвэй у камина потянулся всеми шестью лапами и перевернулся с бока на бок. Он урчал громко, заглушая все остальные звуки. Геллан покосился на коша и поспешно сжал пальцы в кулаки, чтобы унять зуд: хотелось прижать мохнатое тельце к груди и забыться. Сильвэй зыркнул хитрющим голубым глазом, Геллан отвернулся.
- Но ещё не было никакого провала, а ты уже знала! - запротестовала Дара, вскинувшись, как задиристый щенок.
Келлабума не ответила, лишь ямочка на щеке проступила явственнее. Она улыбалась каким-то своим мыслям и не выдавала секретов, если ей этого не хотелось. Совсем как Иранна.
- Это не первое видение, ведь так? - спросила целительница, не отрываясь от своего занятия.
- Да нет... - Дара растерялась, но свела брови, пытаясь вспомнить.
- Не первое, - тихо сказал Геллан и поймал острый взгляд муйбы, быстрый, как стрела, пущенная твёрдой рукой охотника.
От любопытства у Дары заостряется носик. Она вытягивает шею, как зверёк, принюхивающийся к воздуху.
- И что же ты видел, сынок? - в голосе Келлабумы любопытства нет. Таким тоном спрашивают, не подгорели ли пироги в печи...
Геллан до онемения стискивает пальцы:
- Я видел мать и...
Он нервно повел плечом, желая смять слова и не отвечать, но все же, выдохнув, спокойно заканчивает:
- Наверное, это был мой отец.
- Нулай...
Келлабума произносит имя тихо, но он слышит. Он слышит, даже когда едва шевелят губами, не издавая ни звука... Он умеет слышать как зверь, как птица, как острая мысль, черпающая знак в небесах.
- Ты знала его?
Носик Дары становится тоньше, шея длиннее. Струна, готовая лопнуть и рассыпаться вопросами.
- Конечно, знала. Незавершенный виток, слишком долго бывший спиралью. Но скоро спираль закончится - и замкнётся круг...
Спрашивать, что это значит - бесполезно. Поэтому он смотрит на огонь; может, само по себе всплывёт что-то, если не нарушать ход мыслей муйбы. Но Дара не столь терпелива.
- А можно то же, но попроще. Так сказать, со скидкой на возраст и мою эээ... чужестранность?
Келлабума отрывается от чаши и вглядывается в Дарино лицо, словно хочет найти неизвестное.
- Скоро ты поймёшь. Незачем торопить события. Это всё равно, что читать книгу с конца.
Дара фыркает:
- Всегда любила заглядывать в конец, чтобы не терзаться ожиданиями.
- Но зато не так интересно, - возражает муйба.
- Интересно, - упрямится Дара.
Момент упущен, и теперь он никогда не узнает, что могла бы сказать Келл об его отце, но всё же пытается поймать ускользнувшую нить.
- Я ничего не знаю о нём. О... Нулае.
- Ты никогда не спрашивал, - улыбается Келлабума.
- Спрашиваю. Сейчас.
Муйба качает головой:
- Я не та, кто поведает тайны. Ама любила Нулая. Нулай любил Аму - это всё, что тебе нужно знать сейчас.
- Очень содержательно, - бормочет, фыркая, Дара. - Как будто могло быть по-другому.
- Могло, девочка. Ама никогда не любила Пора, однако вышла за него замуж.
- Я бы не вышла, - сердито сопит Дара.
- На то были... обстоятельства. Ей казалось, что она спасает свои земли.