Славик, естественно, занял себе местечко рядом со мной, сидит, тесно прижавшись бедром к моему бедру. Ухаживает за мной, смотрит с обожанием, причем завуалированно так, чтобы никто не догадался. Замучил…
– Могу вам сказать, Лариса Валентиновна, что вы прекрасно смотритесь, – сообщает московский тренер, чокаясь со мной коньяком. – Не знал бы, сколько вам лет, не подумал бы ни за что.
– Вы мне льстите, Игорь, но это приятно. Кроме того, у меня изумительный учитель и партнер, – я уже поднабралась слегка, поэтому позволяю себе пространные намеки. Славик смущенно опускает глазки, в которых я успеваю заметить огонек торжества: ну а как же, я призналась в том, что он хорош, вслух! Правда, я имела в виду только танцы…
– А что больше нравится? В смысле – стандарт, латина?
– Аргентинское танго. Я старовата для латины, если честно.
– У нас Лариса Валентиновна такая кокетка, – вполголоса замечает Славик, осторожно перемещая свою руку на мою. – Она танцует все, но кайф ловит реально только от танго. Ну, еще от пасодобля иногда.
– Это ты загнул. – Я вытаскиваю руку. – Пасодобль мне дается с большим трудом, ты разве не помнишь? Во мне совершенно нет страсти, Славик…
Он наклоняется к моему уху и шепчет, пользуясь тем, что все отвлеклись:
– Это же неправда…
– Славик… Напился – веди себя прилично!
– Я не напился еще…
– Вот и остановись на этом.
В итоге напилась я, как, впрочем, и все. Мы со Славиком оказались почему-то в зале, сидели на полу и разговаривали. Он вдруг развернул меня к себе и зашептал прямо в лицо, неожиданно перейдя на «ты»:
– Знаешь, о чем я все время думаю?
– Славик, заткнись, а? Мне это неинтересно…
– Неправда… – вдруг шепчет он, наклоняясь к моему лицу. – Тебе интересно – знаешь, почему? Потому что ты сама об этом все знаешь… ведь правда? Ну, скажи…
– Что тебе сказать?
– То, что ты все об этом знаешь… я чувствую… От тебя такая энергия идет, что мне даже страшно. Лора… давай об этом поговорим, а? Пожалуйста…
– Прекрати свои инсинуации, я тебя очень прошу. О чем нам с тобой говорить?
– Лора… ну пожалуйста…
– Славик!
– Ты боишься сделать мне больно? – У него в глазенках такая тоска, что я даже пьяным организмом ее чувствую. – Так я тебе скажу – от тебя я все, что угодно, приму. Мне так хочется почувствовать тебя – я ведь знаю, какая ты на самом деле страстная женщина…
– Славик, ты дурак? – Я возмущенно смотрю на него и пытаюсь отнять руку, но он так крепко вцепился в нее, что не вырвешь.
– Лора… я ведь вижу, ты тоже хочешь этого! Ну, признайся… я буду очень послушным, клянусь, я все сделаю, что ты скажешь…
Мне становится смешно, так смешно, что я даже не сдерживаюсь и заливаюсь во все горло. В пустом темном зале мой смех звучит в пять раз сильнее, и Славик обижается:
– Почему ты смеешься? Я тебе не нравлюсь?
– Господииии! Ты такой ребенок, Славик… мне даже страшно, ей-богу. Ну, посуди сам: я – взрослая тетка, у меня могли быть дети чуть моложе тебя… и ты предлагаешь мне – что? А кстати – что именно?
– Я хочу тебя. Ты так давно мне нравишься, Лора… Я все сделаю – только скажи…
– Тогда отвали от меня – и считай, что это приказ!
Он ложится на живот и ползет к моим вытянутым ногам, осторожно снимает туфлю и начинает целовать ступню. Я злюсь так, что, кажется, сейчас просто взорвусь – ну что за идиотский щенок?! Никакого понятия…
– Лорочка… ты просто обалденная женщина…
Я пытаюсь встать, но он не пускает, обхватывает меня руками и валит на себя, стараясь одновременно забраться руками под водолазку. Злость утраивает мои силы, я отпихиваю его, вскакиваю и ору:
– Совсем охренел?! Соображаешь, кто я и кто ты?!
– Да… ты – моя госпожа…
Ей-богу, мальчик решил меня доконать и даже не понимает, что я-то уже не играю, что меня просто бесит происходящее и никакого отношения к его фантазиям я иметь не хочу. Меня никогда не заводили подобные игры, даже в страшном сне. И вообще: в моей жизни за последнюю неделю слишком много всего случилось, чтобы еще и это терпеть.
Славик садится на пол, обхватывает руками колени и смотрит на меня совершенно собачьими глазами. Мне уже смешно, и злость проходит… Я вижу слезы на его глазах – вот ведь придурок… Присаживаюсь рядом, глажу его по голове и спрашиваю:
– Ну в кого ты такой дурачок, а? Красивый, классный – но такой дурачок… Ты думаешь, это все игрушки? Ну, посуди сам – разве ты можешь быть мне интересен? Найди ровесницу – и все будет хорошо. Понимаешь? – Я поднимаю его голову за подбородок и смотрю в глаза. – Послушай меня внимательно, я сейчас говорю серьезно. Мне кажется, тебя испортили деньги, которые платят тебе ученицы. А я предупреждала – это совершенно иное направление, легко стать продажной куклой. Я ничего не хочу сказать про наших клиенток, но поверь – бывают случаи, когда женщина видит в молодом парне не только тренера. Славка, я серьезно – если не можешь совладать с собой, лучше уходи. Не порти имидж моего клуба, этого я не допущу.
– Лора… Лорочка, послушай… я действительно хочу тебя, я понимаю, что это не шутки. И говорю совершенно серьезно.
Беда с грамотными! Бог научил их читать, но забыл объяснить, что не все нужно пробовать на себе. Видимо, даже на букварь нужно клеить предупреждение о том, что не все безопасно для жизни…
Я даже протрезвела от собственной злости и общего идиотизма ситуации. Сейчас не помешал бы еще глоточек коньяка, чтобы привести себя в порядок…
Иду наверх – там оживленная беседа. Обсуждают какой-то турнир. Старший тренер, сильно нетрезвый после бессонной ночи и последовавшего за ней долгого напряженного дня, радостно раскидывает руки:
– О, а я думал, мы тебя потеряли! Иди, по пять граммов еще накатим.
– Наливай!
Сажусь рядом с ним, беру стопку и выливаю коньяк в рот, морщусь.
– Что – плохо пошел? – хохочет Митька, протягивая мне дольку лимона.
– У-уф! – меня всю передергивает. – Кажется, хватит уже бухать…
– Мать, да мы только начали! В боулинг поедешь с нами?
– Нет, я домой. Завтра с утра опять сюда, хоть отосплюсь немного.
– Где Вячеслав? – интересуется Митька, заметив отсутствие младшего тренера, и я пожимаю плечами:
– В зале был.
– Так чего сюда не идет?
– Спроси у него, я-то при чем?
Митяй встает и нетвердой походкой направляется вниз. Я же начинаю собираться домой, уже довольно поздно, чтобы не сказать – ночь.
Я забрасываю на плечо свою типа дамскую сумку, больше напоминающую торбу. Вот люблю я такие баулы – в них все входит, хотя найти там что-то сразу практически невозможно.
Через темный пустой зал я выхожу в коридор – ни Митьки, ни Вячеслава поблизости нет, поэтому ухожу совершенно спокойно и без ненужных объяснений.
Автобусы уже, разумеется, не ходят, я ловлю такси и еду домой.
Лежу в горячей ванне и плачу – коньячные пары, понимаете ли, покидают голову. Уже ничего не хочу, никого не хочу… просто лечь в постель и забыться сном часов на двадцать. Мечта несбыточная, разумеется…
Почему худощавое на вид тело такое тяжелое? Или в бесчувствии вес увеличивается? Аккуратно положить, поправить плащ… жаль, нечем вытереть кровь с разбитых губ, но ее это совсем не портит. Красивая девочка… жаль, что так вышло. Если бы точно знать, что она согласится добровольно… Она очень красивая…
Забросив на плечо сумку и еще раз осмотрев все вокруг, проверяя, не оставил ли чего, он пошел через заброшенный сквер к припаркованной машине.
* * *Утро… Господи, как болит голова… Зачем я вчера в ванну залезла, идиотка? Ведь знала, что будет так плохо… Пытаюсь сесть и не могу, падаю обратно на подушку. Полежу еще чуть-чуть и встану. Подскакиваю, разумеется, за полчаса до выхода.
Бегу в ванную, на ходу бьюсь ногой о косяк и ору от боли. Ну, только этого не хватало, блин! Кое-как принимаю душ, наскоро рисую лицо и одеваюсь.
Приезжаю в клуб – там та же картина, что и вчера: народ занят кто чем, в центре зала работает с парой московский тренер, по углам еще две парочки отрабатывают то, что выучили вчера.
В кабинете на диване возлежит бренное тело Митяя – судя по лицу, ему не лучше, чем мне, а то и еще хуже. Рука вскидывается вверх в приветствии:
– Пивка не хочешь?
– Я не опохмеляюсь, в отличие от некоторых.
Чмокаю его в щеку, скрываюсь за дверью и беру с полки туфли.
– Работать пойдешь? – изгаляется Митька, забыв о всякой субординации. – Давай-давай! Там Славик тебя заждался уже. Что с пацаном сделала?
– Ой, отвали хоть ты, мне и так фигово, – сообщаю я, присаживаясь на стул и застегивая ремешки туфель.
– О-о-о, чего ж мы так нажрались-то вчера? Главное дело, Игорю хоть бы хны, а я еле встал утром…
– В боулинг ездили?
– Ну… там еще по пиву ка-ак дали – ну и все, я потерялся.
– Ладно, хорош себя жалеть. В тебя силком никто не заливал.
– В боулинг ездили?
– Ну… там еще по пиву ка-ак дали – ну и все, я потерялся.
– Ладно, хорош себя жалеть. В тебя силком никто не заливал.
Спускаюсь в зал. Появляется Славик, у которого вид тоже не совсем свежий и довольный, надо сказать.
– Привет, – говорю я, как ни в чем не бывало, и он хмуро кивает. – Что – головка бо-бо?
– Нет. Может, пойдем в холл работать?
– А тут-то что?
– А тут клиенты, вы будете стесняться – с вашим-то умением, – подкалывает Славик, за что получает кулаком в ребра. – Ой… ну больно же!
– А как ты хотел – чтоб сладко было? – усмехаюсь я, и мой несостоявшийся вчера любовник снова морщится.
Он берет второй магнитофон, и мы идем в нижний холл. Пока Славик роется в сумке с дисками, я пробую шаги – скользко, мрамор все-таки не паркет.
– Что танцуем?
– А? – откликается Славик, оборачиваясь.
– Замечтался? Что танцуем, говорю?
– Что вы хотите?
– Мне все равно, только не быстрое, я не очень хорошо себя чувствую.
– Тогда давайте фокстрот, что ли…
– А давай!
Медленный фокстрот – то, что нужно, во всяком случае, соответствует сейчас моему состоянию. Я вкладываю руку в открытую ладонь Славика, и мы, чуть качнувшись вправо-влево, начинаем движение. Голова кружится, все плывет – ну, понятно, похмелье… Ох, мне плохо-плохо-плохо… Славик едва успевает подхватить меня на руки:
– Господи, что с вами?
– Мне плохо…
Он укладывает меня прямо на сцену, машет над лицом плоской сумкой для дисков. Дурнота отступает, становится немного легче. Мне мешает слишком тесный корсет блузки, я пытаюсь чуть-чуть ослабить шнуровку, и Славик начинает помогать, отведя мои руки.
– Лучше? – Он заботливо заглядывает мне в глаза, дует в лицо. – Зачем тогда работать, раз так плохо?
– Уже лучше… сейчас полежу минутку, и будем продолжать.
– Да ладно! – машет он. – Лежите. Завтра доделаем.
Славик подхватывает меня на руки, одновременно забирает со сцены магнитофон и идет наверх. Митька неохотно уступает диван.
– Тебе, может, кофейку?
– Давай.
– Славян, кофе сделай Ларисе Валентиновне, – переадресует старший тренер, и Вячеслав идет к кофеварке.
С чашкой в руке он присаживается на корточки перед диваном, ставит чашку на раскрытую ладонь и протягивает мне. Кофе горячий. Пить сразу просто невозможно, и я ставлю чашку обратно на подставленную ладонь. Славик морщится, но молчит.
Митяй, зевая и потягиваясь, идет вниз, а мы остаемся вдвоем. Славик садится прямо на пол, вытягивает ноги.
– Что-то я устал сегодня – с утра на паркете, аж гудит все.
Я молчу – голова раскалывается. Зачем было так пить, елки… Пора бросать юношеские привычки, чай, уже не девушка. Звонит мобильный – это муж.
– А ты где?
– Как – где? В клубе, семинар же.
– А-а… Я звоню домой – там автоответчик все время. Как дела?
– Да потихоньку… ты когда вернешься?
– Я задержусь, тут неувязки кое-какие. Наверное, дня через три-четыре, я тебе потом еще позвоню. Деньги-то есть?
Деньги есть – когда было их тратить? Заботливый супруг оставил мне достаточно, да и мой собственный счет в банке еще никто не опустошил.
– Не переживай, я не транжирю.
– За семинар много отвалила?
– Я себе в этот раз ничего не взяла, сил нет, чувствую себя плохо.
Еще пару минут говорим ни о чем, потом муж спохватывается, что ему нужно бежать, и прощается. Я опять закрываю глаза и чувствую, как боль долбит в виски. Таблетку бы…
Меня начинает беспокоить еще и то, что Костя не звонит вторые сутки. Это странно – обычно он дня прожить не может, чтобы не набрать мне и хотя бы голос не услышать. Видимо, чувство обиды велико, раз все так. Сама звонить не буду, никогда этого не делаю. И если Костя рассчитывал, что я буду менять свои привычки, то он слишком плохо меня знает. Я буду умирать, страдать и мучиться, но ни за что не сделаю первый шаг, даже если виновата. Такой уж у меня характер…
Вечером я опять лежу в ванне, глотаю вишневый сок и плачу. Мне невыносимо одной, ощущение такое, что меня все бросили. Я постоянно поглядываю на лежащий на бортике ванны мобильник и думаю: «Ну, позвони мне… пожалуйста, просто позвони и спроси, как дела…» Однако телефон молчит, и я уже ненавижу эту черную плоскую вещицу, подмигивающую мне издевательски красным глазком. Так и утопила бы тебя, сволочь…
Я понимаю, что Костя зол, что он имеет на это полное право, и винить его я не могу. Но мне так плохо и так тошно, что я уже склонна свалить на Костю все смертные грехи за его молчание. Я не сомневаюсь, что ему тоже плохо, как и мне… Тогда почему он, как мужчина, не может сделать первый шаг, ведь знает, что я-то ни за что не сделаю его? Разве трудно просто взять и набрать номер, сказать «Алло, заинька, как ты?..»
Черт возьми, ну, позвони же!!!
Ночью мне снится Костя. Он стоит у своей машины и улыбается. В руке у него фотоаппарат, и я понимаю, что сегодня мы опять будем снимать что-то… Я согласна уже и на это, и вообще на все, что он скажет, – лишь бы позвонил, приехал… Я открываю глаза и понимаю, что опять плачу.
Утром я включаю телевизор, и первым, кого вижу, оказывается Сашкин приятель Кирилл. Он работает в пресс-службе нашего УВД, в связи с чем его довольно часто приглашают прокомментировать криминальные новости. Сегодня у Кира миссия незавидная – он вынужден отчитываться о том, как продвигается дело серийника, которого так и не поймали, а буквально вчера, оказывается, на пустыре водитель маршрутного такси, остановившись по нужде, нашел очередную его жертву. Девушка была жива, но изнасилована и страшно избита. Н-да, не завидую я Кириллу – комментировать такое тяжело, да и вопросы журналист задавал не самые приятные. Мне вдруг стало интересно: а ведь если это серия, то должен быть какой-то почерк. Не может быть, чтобы бессистемно. Обязательно есть что-то общее, что помогает объединить дела в одно – иначе это просто разрозненные изнасилования. Я начала прислушиваться к словам Кирилла, но ничего интересного не узнала, кроме того, что всем жертвам было от двадцати девяти до тридцати трех лет, все отличались стройным телосложением и были брюнетками. Вряд ли этого достаточно… Разве что… ну да, ведь он оставил их в живых, возможно, это и есть то общее, что объединяло случаи в одно дело. Правда, показания женщин, насколько я поняла, не позволили даже составить фоторобот. Может, все-таки это не серия?
Зачем-то начинаю чертить на листке схемы: раньше я так делала, выстраивая линию защиты. Злюсь на себя – ну какое мне дело? Комкаю лист и бросаю в корзину под компьютерным столом.
* * *Три часа ночи. Звонок мобильного заставляет меня вздрогнуть и отвлечься от разговора в аське. Смотрю на дисплей – Костя!!! Господи, он позвонил…
Пару минут выдерживаю для вида, потом беру трубку:
– Алло…
– Извини, если разбудил, – таким сухим тоном, как будто на планерке! – Я по делу.
Какое дело в три часа ночи? Другого повода не нашел?
– Да…
– Я хотел спросить: может, тебе привезти твои костюмы?
Я даже не сразу понимаю, о чем вообще идет речь – какие костюмы, зачем? И тут он меня добивает:
– Я просто подумал: вдруг ты найдешь себе другого фотографа, ведь одна не останешься… так чтобы не покупать снова…
– Да! – с вызовом перебиваю я, хотя лицо горит, как от пощечин, и слезы навернулись на глаза. – Привези, разумеется! Только поставь сумку возле двери, позвони и уходи – боюсь испортить тебе физиономию.
Кидаю трубку и вцепляюсь в волосы, едва не взвыв от боли. Сволочь… какая же он сволочь… Он ведь меня просто выкинул, как использованную вещь! Ладно… я уйду – неужели унижаться и умолять? Нет, это не мое амплуа, и не будем путать. Я уйду, но так, что ты от боли просто дышать перестанешь.
Я решительно хватаю мобильник и роюсь в его памяти, отыскивая нужный мне входящий звонок. А, вот он…
Сонный мужской голос через пять минут:
– Алло…
– Это Лори, Джер…
Интонация моментально изменяется:
– Ого… у тебя что-то случилось, Лори, раз ты звонишь ночью?
– Случилось. Я хочу тебя, – эта фраза мне дается с таким трудом, что я едва языком ворочаю…
– Лори… ты мне не нравишься. Что случилось?
– Ты тупой или просто спишь? Я же сказала – хочу.
– Меня?
Господи, он что – тупой? Или не верит свалившемуся счастью? Видимо, мое молчание объясняет ему причину звонка, и Джер произносит тоном, в котором я слышу волнение:
– Когда?
– Хоть завтра с утра.
– Отлично. Где и во сколько мне тебя забрать?
Я называю улицу и место, куда приехать, время и добавляю:
– Джер… только одно условие – ты потом сразу уедешь.
– Лори… скажи, зачем тебе это?
– Да что ты заладил – зачем-зачем… Затем! – отрезаю я, потому что уже хочу прекратить этот разговор, потому что уже вот-вот передумаю…
– Хорошо. Обещаю – ты не пожалеешь…
– Не сомневаюсь! – фыркаю я и бросаю трубку.