рону своей героини, упиваясь сочными красками
рассказа и вниманием любимой камеры.
Закончилось эфирное время, я привычно оберну-
лась в сторону режиссерского пульта, откуда в студию
вбежал взволнованный Владимир Сергеевич Близне-
цов. Я замерла в ожидании комплиментов. Однако
он как-то пробежал мимо меня, как будто меня вовсе
не было, обнял Катю, стал шептать ей какие-то ласко-
вые слова, проводил ее до двери в студию, и только
потом, совершенно разъяренный, обернулся на меня.
Боже, какие слова он мне говорил! Не прозвучало
только финала: «Вон из этой студии. Вон навсегда!»
Но все остальное он мне сказал. Вернее, прокричал.
Он кричал, что надо уметь слушать человека и дер-
жать паузу, надо уметь раскрывать героя, а не подав-
лять его, и так далее и тому подобное. В общем, это
была большая неудача моей начинающейся творче-
ской карьеры.
Прошло много лет, пока я научилась получать удо-
вольствие от этого уникального процесса — погру-
жения в другого человека. Тем не менее неудач тоже
было много и я не застрахована от них до сих пор.
Надо понимать, что неудача — это просто нормаль-
но, хотя надо постараться сделать все возможное
и невозможное для того, чтобы избежать неудачи.
Надо готовиться. Думать, предполагать различные
варианты развития событий. И тем не менее нельзя
подготовиться ко всему.
Помню, как переживала я в тот день, когда Егор
Гайдар в качестве премьер-министра России приле-
тел в наш город и неожиданно сам подошел ко мне.
НИНА ЗВЕРЕВА 90
А я этого никак не ожидала. Я работала собственным
корреспондентом программы «Вести», у нас со Слад-
ковым иногда в день выходило по два-три сюжета, и, видимо, он интуитивно среагировал на узнавае-
мость. Но у меня в тот момент не было подготовлено
ни одного вопроса! А он подошел, улыбается, стоит
рядом. Просто кошмар какой-то!
Я спросила первое, что пришло в голову, за что мне
до сих пор стыдно. В аэропорту Нижнего Новгоро-
да через три секунды после приземления самолета
я спросила у Гайдара:
— Какие у вас впечатления от Нижнего Новго-
рода?
Он озадаченно посмотрел на меня и сказал: — Дайте время, я еще ничего не видел.
Потом повернулся ко мне спиной, что было впол-
не логично.
Подобная история случилась со мной во второй
раз во время приезда Вагита Алекперова, который
открывал первую автозаправочную станцию «Лукой-
ла» в Нижнем. Меня предупредили в «Вестях», что ни-
какого интервью брать не надо, потому что иначе
это будет коммерческий сюжет. Но Алекперов сам
подошел ко мне в ожидании вопросов. И я спроси-
ла: «Почему вы построили новую заправку именно
в Нижнем?»
Он мне даже отвечать не стал, потому что от-
вет был очевиден. И это для меня было ужасно, так
как шел он ко мне с симпатией и с улыбкой. И даже
назвал меня по имени.
Помню, как я волновалась во время интервью
с Арафатом. Но тогда получилось. Уже на первой ми-
ПРЯМОЙ ЭФИР 91
нуте стало понятно, что получится, потому что я риск-
нула говорить исключительно о том, что я знала, и о том, что мне было интересно.
Есть такой парадокс: когда получается интервью, все потом говорят, что журналисту повезло с геро-
ем. Когда интервью не получается, говорят, что ге-
рою не повезло с журналистом. То есть получается, что журналист никогда не бывает автором этой по-
беды. Только автором поражения.
Я думаю, что существуют герои, которые всегда
будут интересны, даже если рядом беспомощный
журналист. Бывают даже случаи, когда самый бес-
помощный вопрос получается эффектным, если тот, кто отвечает, имеет быстрый ум, реакцию и харизму.
Мало кто из обычных людей может ответить на во-
прос «Что такое счастье?» в ситуации цейтнота и на-
правленной на тебя камеры. Но думаю, что академик
Лихачев, актер Табаков, сатирик Жванецкий, журна-
лист Парфенов, писатель Солженицын и еще много-
много ярких и свободных людей смогли бы ответить
на этот вопрос неформально.
Неудачные интервью преследовали меня долги-
ми бессонными ночами, и я придумывала сотню дру-
гих вариантов возможных своих вопросов и ответов
на них. Но, как говорится, поезд ушел, и в эфире было
то, что было.
Кто не падает, тот не поднимается. Неудачи
дают возможность сделать выводы и крепче встать
на ноги. И еще они хорошо отрезвляют и защищают
от головокружения собственной значимости.
Без
ретуши
Эта история — одновременно радость и печаль моей
биографии. Невероятная удача и большое пережива-
ние. Потому что все прекрасно начиналось и очень
неудачно закончилось.
Это было в самом начале 90-х, когда мы только ос-
ваивали науку гласности. Голова кружилась от того, что можно в прямом эфире задавать любые вопросы
и получать ответы.
В ту пору выделилось много ярких журналистов-
газетчиков, таких как Людмила Телень, Сергей Пар-
хоменко, Александр Гамов и многие другие.
Олег Максимович Попцов придумал позвать
их в студию Российского телевидения и проводить
публичные пресс-конференции с известными пер-
сонами — политиками, депутатами, чиновниками, бизнесменами.
Вести передачу должен был Сергей Торчинский, а меня позвали в качестве модератора, то есть
ПРЯМОЙ ЭФИР 93
я должна была давать слово журналистам и следить, чтобы они укладывались в отведенные им три мину-
ты для беседы с гостем.
Я очень обрадовалась, но сразу поставила условие, что в конце программы у меня тоже будут три мину-
ты для общения с героем программы. Руководство
согласилось.
Каждые две недели я ездила в Москву, причем пе-
редача заканчивалась так поздно, что я не успевала
на фирменный поезд «Москва — Нижний Новгород», и мне приходилось сидеть на вокзале в ожидании
утреннего проходящего состава. В общем, проект
оказался весьма нервным, но было так приятно ока-
заться в федеральном эфире в компании блистатель-
ных личностей, что я старалась не обращать внима-
ния на сложности.
У нас в студии были и Лужков, и Ходорковский, и Явлинский, и Травкин, то есть ньюсмейкеры того
времени самой высокой пробы.
Журналисты готовили вопросы заранее, и все
понимали, что есть еще одна интрига у нашей про-
граммы — кто окажется сильнее в качестве ин-
тервьюера?
Я следила за временем, давала по очереди сло-
во каждому журналисту, а сама думала в это вре-
мя про свои три минуты эфира, тем более что до-
статочно часто «мои» вопросы были уже заданы
кем-то из участников программы.
Я готовила блиц-опрос, а также несколько более
общих вопросов, и старалась сделать это так ярко
и заметно, чтобы финал у программы был запоми-
нающийся.
НИНА ЗВЕРЕВА 94
И мне это удавалось! Судить можно хотя бы
по тому факту, что меня стали узнавать на улицах Мо-
сквы, благодарили, иногда просили позвать в эфир
того или иного гостя. А еще меня стали спрашивать
мои коллеги-газетчики, какими приемами я пользу-
юсь, чтобы так эффективно и эффектно использовать
свои три минуты. И вот это уже был настоящий успех!
Я видела, что главный ведущий программы, Сер-
гей Торчинский, сильно нервничал, потому что его
роль свелась к объявлению начала программы
и к представлению нашего гостя. Тогда я не почув-
ствовала опасности, тем более он всегда был учтив
и вежлив, говорил мне комплименты.
Но однажды, уже на втором году существования
популярной программы, меня остановил милицио-
нер при входе на Шаболовку и спросил документы.
Я удивилась, так как меня уже все знали в лицо.
Показала документы, но меня не пропускали, более
того, мне было сказано, что пропуска на меня нет
и не будет.
Это был шок, я не могла поверить. Мимо проходи-
ли мои коллеги-журналисты, все удивлялись, обеща-
ли выйти за мной с пропуском и исчезали навсегда.
А потом на мониторе в проходной Шаболовки я уви-
дела начало программы «Без ретуши» и новую веду-
щую, которая сидела на моем месте рядом с Торчин-
ским.
Я позвонила в приемную Попцова, он не удивился, пригласил приехать.
Ехала как в тумане, потом вошла в кабинет.
Олег Максимович сказал, что понимает мои чув-
ства, но я сама виновата.
ПРЯМОЙ ЭФИР 95
Я ждала продолжения. Он сказал буквально сле-
дующее: «Ты слишком хорошо вела! Ты была самая
заметная, а это неправильно! У программы есть веду-
щий, он придумал эту программу, и он должен быть
в ней главным!» Я ничего не сказала, только кивну-
ла, я и так уже все поняла, когда увидела «картин-
ку» на мониторе. Видимо, роль второй ведущей мне
не подошла, такое бывает.
Программа «Без ретуши» скоро умерла своей смер-
тью, и мне очень хотелось думать, что это возмездие
за мои слезы, те самые, которые я не могла сдержать, когда вышла на улицу из здания на улице Правды.
Ульяновские
помидоры
Эта кассета тоже где-то затерялась среди нашего
большого архива, и мне было очень жаль, когда после
долгих поисков мы ее так и не нашли.
Дело в том, что мы со Сладковым впервые в жиз-
ни сняли достаточно длинное документальное кино
на камеру без единой монтажной склейки! То есть
мы снимали уже так, чтобы не монтировать. Это был
смелый и трудный эксперимент, и мы бы на него ни-
когда не решились, но обстоятельства вынудили.
Мы работали на Горьковском телевидении, а в сво-
бодное время осваивали технологию видеосъемки
на камере S-VHS. Заказы получали где могли, но иног-
да я сама придумывала или находила интересные сю-
жеты. На этот раз я прочитала в газете, что в Ульянов-
ске в магазинах продается много овощей и фруктов
и нет никакого дефицита. Я пришла в кабинет к на-
шему директору Георгию Молокину и попросила от-
править нас в командировку в Ульяновск.
ПРЯМОЙ ЭФИР 97
Он задал несколько вопросов, сказал, что тема
интересная, хотя может оказаться «уткой». А еще он
сказал, что отпускает нас всего на один день, и ре-
портаж должен быть в эфире в тот же день вечером, так как времени на монтаж он нам все равно не даст.
Действительно, монтаж с этих кассет шел очень труд-
но, так как сначала сигнал переписывали на широ-
кую видеоленту, а потом монтировали, в результате
качество было совсем низкое.
И я согласилась! Мы-то думали, что это будет ко-
роткий репортаж, но когда прилетели в Ульяновск, оказалось, что сюжет достоин настоящего фильма.
Ульяновцам удалось сделать невозможное: они вы-
строили такую грамотную систему, при которой те
люди, которые выращивали овощи, были тесно свя-
заны единым бизнесом с теми, кто эти овощи сохра-
нял, и с теми, кто ими торговал. «Поле — хранили-
ще — прилавок» — я часто слышала эти призывы, а вот увидела в первый раз.
При этом надо помнить, что шел 1989 год, самое
талонное и голодное время. Какие там помидоры!
Пачка творога и вилок капусты были дефицитом.
Мы встретились с человеком, который возглавлял
агрокомбинат, он принял нас радушно и пригото-
вился к съемке. И тут-то я поняла, что мы не можем
записывать интервью, потому что монтажа у нас
не предвидится! Я извинилась, назначила другое вре-
мя и сбивчиво пыталась объяснить нашу технологию
работы, но он не вникал, а просто отдал распоряже-
ние, чтобы нам дали машину и все показали. Я под-
робно расписала на листке бумаги все наши эпизоды
и поставила хронометраж возле каждого.
НИНА ЗВЕРЕВА 98
Например:
1. Стендап на площади у магазина — 30 сек.
2. Интервью с покупателями — 1,5 мин.
3. Съемки на поле (под текст) — 1,5 мин.
И так далее.
У меня получилось более двадцати эпизодов!
Дальше было совсем интересно: мы проезжали мимо
специального цеха, где квасили капусту, чтобы через
час вернуться туда, так как наступала очередь имен-
но этого эпизода. Со стороны наши метания по Улья-
новску смотрелись нелепо, но мы строили фильм
по драматургии!
Трудно было с синхронами, то есть с короткими
интервью на камеру, так как обычно первый вопрос
я задаю самый простой, просто для знакомства, а на этот раз надо было спрашивать сразу самое важ-
ное, да еще следить, чтобы Миша включил камеру
точно под финал моего вопроса, так как кому нужен
мой голос в этот момент? Что касается коммента-
риев за кадром, то мы делали так: Сладков снимал
короткими планами те картинки, которые были нуж-
ны (прилавок с фруктами и овощами, таблички с це-
нами и т. д.), потом отматывал пленку, а я смотрела
в объектив и комментировала.
Самое сложное, что мы сами не могли увидеть, как у нас получилось, — камера не любит лишних
просмотров, мы боялись сделать брак, тем более
что пленка использовалась не первый раз, и она мог-
ла «осыпаться».
И все же у нас получился специальный репортаж
длиной 40 минут, мы прилетели вовремя, прямо
к эфиру. Молокин поругал нас за такой длинный ма-
ПРЯМОЙ ЭФИР 99
териал, но после эфира поздравил и высказал подо-
зрение, что мы успели где-то смонтировать фильм.
Никто не верил, что мы снимали монтажно —от начала и до конца.
После эфира я жалела только об одном: мы не успе-
ли купить домой моченых яблок и свежих помидоров, мы даже не попробовали их! Единственное, что нам
удалось, — это отведать знаменитые ульяновские со-
леные арбузы. Сделать это нас уговорил тот самый
удивительный мужик, руководитель агрокомбината
«Свияга», который все организовал и придумал.
На следующее утро после эфира произошло неве-
роятное — мне домой позвонил официальный жен-
ский голос и сообщил, что со мной хочет встретиться
мэр нашего города Омари Хасанович Шарадзе. В ту
пору существовала жесткая субординация, и встречи
напрямую с журналистами, минуя директора и глав-
ного редактора, были невозможны.
Я разволновалась и пыталась понять, в чем прови-
нилась, мысль работала только в эту сторону. Однако
меня гостеприимно встретил очаровательный грузин
и сразу стал расспрашивать, насколько правдивую
историю из Ульяновска я показала по телевизору.
Я много раз повторяла, что там действительно нет
очередей и много вкусных продуктов.
В результате он отправил официальную делега-
цию из Нижнего в Ульяновск «на разведку», но, к со-
жалению, на наших магазинах это никак не отрази-
лось.
Не случайно директор «Свияги» говорил, что он
выстраивал свой бизнес не менее трех лет, и самым
сложным было уговорить людей перейти на такую
НИНА ЗВЕРЕВА 100
оплату труда, чтобы каждый был заинтересован в ка-
честве работы «напарника».
Репортаж из Ульяновска оказался очень важным
этапом в моей жизни, и вовсе не из-за встречи с мэ-
ром. Меня благодарили нижегородцы за этот мате-
риал, им он показался замечательным укором нашей
власти, да так оно и было.
А еще это был смелый и трудный профессиональ-
ный эксперимент, который заставил меня думать
над каждым кадром и над каждым словом, а Миша
работал одновременно и оператором, и режиссером.
И у нас получилось!
Лебедев
времен Шахуньи
Шел 1993 год. Нам надо было ехать в Шахунью, на дальний север области. Руководил районом попу-
лярный Юрий Лебедев, и мы должны были рассказать
о его реформах. И мы предвкушали удовольствие. В со-
ветское время телевидение в глубинке встречали так, как сегодня встречают только президента или премь-
ер-министра. Или — иногда! — губернатора.
Каждое слово, каждый кивок, каждый вопрос жур-
налиста или просьба оператора воспринимались ру-
ководителями районов как реальные команды, они
буквально светились от счастья и старались выпол-
нять любые наши капризы, иногда ничем не обосно-
ванные.
Ощущение власти над властью — особенное. Пом-
ню, как некоторые мои коллеги даже говорить «в глу-
бинке» начинали с особым значением и упоминали
в беседах имена таких людей, что у бедных районных
начальников глаза вылезали из орбит.
НИНА ЗВЕРЕВА 102
Получалось как у Гоголя: «А знаешь, брат Пуш-
кин!..»
Но щи наваристые, огурчики домашние, стол ло-
мится от пирогов, выпивки, закуски. Как тут не при-
украсить! Вроде к обоюдному удовольствию — не зря
старались. Такие люди приехали! Одно слово — те-
левидение!
Была такая традиция — встречать съемочную
группу при пересечении границы района.
Иногда был стол и лавки, но чаще — просто накры-
тый клеенкой ровный участок земли на краю обрыва