— Постараемся что-нибудь сделать.
— Что ж, до свиданья…
Мужчина пожал ей руку и исчез. Лилия опустилась на крыльцо, закрыв лицо руками.
Янис забрался под одеяло, сдерживая дрожь. Он, конечно, все понял. Мать надеялась, что теперь, когда наступила новая жизнь, сможет открыто встречаться со своим другом. Именно для него-то она прибирала в комнате и делала прическу. Может, даже рассчитывала выйти за него замуж. А он, значит, отказался. Янису было мучительно жалко Лилию, но не мог же он признаться, что подслушивал…
Утром Ян не узнал мать. В ней как будто сломалось что-то. Она выглядела постаревшей на много лет.
…Вскоре Янис вступил в комсомол вместе с другими молодыми рабочими, подружился с Марией Спрогис и ее товарищами-комсомольцами. Ему поручили выпускать стенгазету. Он рьяно взялся за дело: после работы рисовал заголовки и переписывал статьи.
Зимой 1941 года на заводе происходили выборы в комитет профсоюза. Рабочие литейного цеха в числе других кандидатов назвали Лилию.
— Конечно, она скромная и незаметная женщина, — сказал про нее пожилой литейщик. — Но у нее добрая душа, и она честный человек. А это самое главное. Она достойна стать членом завкома.
Мужчины, улыбаясь, принялись дружно хлопать в ладоши, а парторг завода Карл Спрогис ласково предложил Лилии:
— Подойди сюда и скажи людям, согласна ли ты выполнять их наказы.
— Нет, нет! — испуганно ответила мать. — Я в этом ничего не смыслю!
Рабочие укоризненно смотрели на нее, когда она, пряча лицо, торопливо пробиралась к выходу, а Янис был готов сгореть от стыда.
— Почему ты отказалась? — возмущенно спросил он, вернувшись домой. — Неужели ты не понимаешь, что обидела народ? Нельзя думать только о себе. Мы со всех сторон окружены врагами. Рабочие должны сплотиться, чтобы отстоять и укрепить Советскую власть!
Он сурово посмотрел на Лилию. Она побледнела. Но в ее глазах вдруг промелькнуло странное, удовлетворенное и даже счастливое выражение. Мать вышла в кухню. Оттуда послышался ее негромкий голос:
— Может, ты и прав, сынок, только ведь на всякой работе нужно приносить пользу. А какая же польза будет от меня в завкоме, если я не умею убеждать людей и тем более вести их за собой? Но рассуждаешь ты как настоящий рабочий. И это мне очень нравится.
…В мае 1941 года завком выдал Лилии бесплатную путевку в заводской санаторий в Кемери, на Рижском взморье. Раньше в этом санатории лечились богачи, а простых людей даже близко не подпускали. Рабочие, побывавшие там, с восторгом рассказывали об огромных, светлых палатах, чудесном сосновом лесу, добрых и вежливых врачах. Санаторий сразу стал пользоваться большой популярностью. В Кемери приезжали больные из Москвы и Ленинграда, из других республик. Янис с удовольствием поехал бы вместе с матерью, но Скроманис ушел в отпуск, и Яну поручили его заменить. Впервые он стал работать не учеником, а клепальщиком. Это, конечно, было поважнее, чем отдых на Рижском взморье.
…Садясь в поезд, мать крепко поцеловала Яниса и внезапно расплакалась у него на плече. Изумившись, он растерянно обнял ее и спросил:
— Что с тобой? Ты ведь уезжаешь совсем недалеко.
— Да, да, — с трудом произнесла Лилия и, не оглядываясь, скрылась в вагоне.
Ничего особенного, кажется, не произошло, но Янис почему-то никак не мог забыть заплаканные глаза матери. Ее внезапное и необъяснимое горе вселило в него безотчетную тревогу.
Через неделю он уже не находил себе места от беспокойства, которое сам не мог, да и не пытался объяснить. У него окрепло ощущение грозившей Лилии неведомой опасности. «Наверно, она тяжело больна и скрывает от меня! Поеду к ней!» — неожиданно решил он и, попросив у начальника цеха отпуск на три дня, рано утром первым поездом отправился в Кемери.
Он никогда не бывал здесь раньше, и маленький красивый поселок, утопающий в густом хвойном лесу, покорил его С первого взгляда. Дежурная в белом халате показала ему отдельный маленький коттедж, где жила Лилия. Было еще очень рано: семь часов утра. «Наверно, она спит», — решил Янис, но ждать не стал. От нетерпения у него беспокойно билось сердце. Улыбаясь, он взбежал на крыльцо и постучал. Через некоторое время послышались знакомые быстрые шаги:
— Кто там?
— Это я! — радостно крикнул Ян. — Открывай!
Наступила тишина. Дверь оставалась запертой. Немного погодя мать сказала:
— Я сейчас…
«Ей нужно одеться», — подумал Янис, спустился с крыльца и сел на небольшой чемоданчик, где лежали чистая рубашка, полотенце и плавки. Сезон был еще не купальный, но май в этом году выдался необыкновенно теплый и пляжи не пустовали…
На окне коттеджа трепетала от ветра ситцевая голубая занавеска. На мгновенье она распахнулась, и Янис заметил в комнате какого-то высокого мужчину, завязывавшего перед зеркалом галстук. Видение было настолько мимолетным, что Янис, пожалуй, не поверил бы глазам, если бы не рассмотрел даже цвет галстука: белый в черную полосочку. Он сразу вспомнил про белобрысого незнакомца, не захотевшего жениться на матери, и почувствовал разочарование и обиду. Янис примчался сюда, тревожась о Лилии, очертя голову, а она…
Дверь открылась. Лилия бросилась к сыну, обняла его.
Ян ощутил, как гулко бьется ее сердце, и грустно вздохнул. Испугалась!
— Пойдем! — сказала Лилия. — Я сведу тебя к морю и покажу санаторий. На сколько дней ты приехал?
«Конечно! — понял Ян. — Гостю ведь нужно уйти!»
Он пожалел, что затеял эту поездку.
На безоблачном небе ярко сияло солнце. Белый песок сверкал так, что было больно глазам. Точно такие же песок и море были в Юрмале, куда Янис вместе с Лилией ездили каждое воскресенье много лет назад. И по-прежнему между ним и матерью стоял третий человек, о котором Яну почему-то не полагалось даже знать… Он горько усмехнулся и покосился на Лилию. Его поразило лицо матери. Это было лицо беззаботной, счастливой женщины, ничуть не похожей на ту, которая недавно стояла на вокзале, обливаясь слезами. Эта перемена изумила Яниса, пожалуй, еще больше, чем незнакомец, промелькнувший в глубине комнаты. «Может, они все-таки решили пожениться?»
— Ты выкупайся, а я схожу поговорю о тебе с директором санатория, — сказала Лилия. — Наверно, можно будет взять курсовку на три дня, а поселишься ты где-нибудь поблизости. Тут многие так делают.
Янису было все равно. Он надел в кабине плавки и бросился в холодную воду. Часа через два мать пришла за ним, сообщила, что курсовку она уже купила, и позвала обедать.
В большом зале с лепным потолком и зеркалами на стенах за столиками под накрахмаленными скатертями сидели слесари и чернорабочие, уборщицы и конторские служащие. Все они были одеты, как дачники, и выглядели настоящими господами.
После сытного обеда Яниса сморило, и Лилия отвела его в коттедж, предложив отдохнуть.
— А я пока схожу сниму для тебя комнату, — сказала Лилия.
В комнате слегка пахло табаком. Янис разделся, укрылся теплым пушистым одеялом и уснул. Ему приснился необыкновенный сон. Он увидел Лилию рядом с белобрысым мужчиной. Мать, плача, спрашивала: «Ну почему, почему мы не можем даже этого?» Белобрысый, пожимая плечами, отвечал: «Ты всегда сама говорила, что так надо!» Лилия перестала плакать и после долгого молчания прошептала: «Я устала, дорогой. Я так устала! Раньше я хоть знала для чего, и не позволяла себе распускаться. А теперь? Иногда мне кажется, что все потеряло смысл и только даром проходят годы! Не дни, не месяцы, а годы! Целая жизнь!» Мужчина, вздохнув, сказал: «Не мне давать тебе советы, но ты сама понимаешь, что не права. Я горжусь тобой. Я обязательно дождусь тебя! Слышишь?»
Ян открыл глаза. В комнате было темно. За окном заскрипел гравий. Янис вскочил и распахнул дверь. На крыльце он увидел Лилию.
— Ты проспал до вечера, — сказала она. — Идем ужинать, а потом я отведу тебя к одной женщине, которая согласилась пустить тебя на три дня.
— Один день уже прошел, — ответил Ян.
Ночью ему не спалось. Маленькая веранда, где стояла раскладушка, выходила прямо на пляж, и Янис почти до рассвета просидел у большого, во всю стену окна, любуясь серебристой лунной дорожкой, протянувшейся по морю, и пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Но ни о чем не хотелось думать.
На другой день после завтрака мать исчезла. Вышла из-за стола и пропала. Янис поискал ее на волейбольной площадке, на теннисном корте и на пляже, но не нашел, и тогда ему стало ясно, что она нарочно убежала от него, чтобы побыть немного со своим дружком.
«Я ведь только на три дня приехал!» — с болью подумал он.
За ужином Ян не решился ничего сказать, но вечером Лилия снова куда-то ушла, и он, оскорбленный до глубины души, поплелся спать.
Утром, взбунтовавшись, Янис решительно спросил:
— Ты сейчас куда?
— Еще не знаю, — ответила Лилия, пряча глаза.
— Пойдем на пляж.
— Что-то не хочется. К тому же собирается дождь.
На небе не было ни облачка. «Ну погоди!» — ревниво подумал Янис. Заметив, что мать направилась в парк, он украдкой последовал за ней. Пора было, наконец, познакомиться с этим белобрысым! Лилия, однако, быстро увидела его и остановилась. Янис медленно приблизился, испытывая досаду и в то же время неловкость. Что ни говори, подглядывать было некрасиво.
— Давай посидим, — вздохнув, предложила Лилия.
Опустились на теплую скамейку.
— Ты, наверно, сердишься на меня? — спросила мать дрогнувшим голосом. — Но, возможно, я смогу кое-что объяснить… Видишь ли, скоро мой отпуск окончится, и мы опять все время будем вместе…
— Не надо! — почему-то испугался Янис. — Я не понимаю, зачем нужно что-то объяснять? Пожалуй, я пойду на пляж.
Он уплыл так далеко, что берег превратился в еле заметную полоску тумана. Ему ничего не стоило продержаться в море сколько угодно, даже если вода была ледяной. Он умел это с детства. И в этот день охотно не вернулся бы на берег до утра, чтобы на рассвете прямо с пляжа отправиться на станцию. Но еще пришлось пойти на ужин, сидеть за столом и делать вид, что ничего особенного не случилось…
Когда стемнело, он не пошел в кино, которое показывали в парке, а улегся на раскладушке и попытался почитать книгу, но глаза его закрылись, и он задремал.
Сквозь сон до него донеслись снаружи знакомые голоса. Женский голос принадлежал матери, а мужской он слышал недавно во сне.
— Вот видишь, он спит. Я только взгляну, — сказал мужчина.
— Как бы не вышло хуже, — ответила Лилия. — Если он начнет о чем-нибудь спрашивать, я просто не выдержу.
— Но я же должен на него посмотреть! Хотя бы на это я имею право! — нетерпеливо сказал мужской голос.
Янис попытался открыть глаза, но непонятная тяжесть сковала веки, и он окончательно убедился, что спит, как спал в прошлый раз.
Послышался шорох. Скрипнула рама.
— Давай уйдем, — раздался откуда-то издалека шепот матери. — Я больше не могу это видеть! Пожалей меня! Ведь я не железная!
— Прости, — ответил мужчина.
Янис с усилием преодолел оцепенение, встал и неверными шагами подошел к окну. Лунный свет ударил ему в глаза. Он зажмурился, затем распахнул рамы. По пляжу быстро удалялись двое — Лилия и высокий мужчина с черными, как уголь, волосами. Они ни разу не оглянулись.
Янис задумчиво опустился на стул. Низкий гортанный голос совсем не был похож на голос человека, жившего в Риге.
Утром перед отъездом Янис небрежно сказал Лилии:
— Я вчера не спал и слышал, как ты подходила к окну. С кем ты разговаривала?
— Вчера? — удивленно переспросила мать. Губы ее дрожали, но голос был спокойным. — Но вчера я была в кино и смотрела очень интересный фильм «Машенька». Кстати, как поживает Мария Спрогис? Вы по-прежнему дружите?
— Да, — ответил Янис. Ему стало неловко за мать.
— Я рада, — сказала Лилия. — Мария очень хорошая девушка.
— И все-таки я не спал! — упрямо ответил какой-то сердитый человек, сидевший внутри Яниса.
Подошел поезд, Ян сел в вагон, а Лилия помахала рукой.
Через несколько дней она тоже вернулась в Ригу.
Обо всем, что произошло в Кемери, Янис как-то сразу забыл. Вот только голос мужчины остался в памяти. Он узнал бы этот гортанный взволнованный голос в любой толпе.
…Война! Ее ждали, к ней готовились, но в нее не верили. И в Ригу она пришла не сводками Советского Информбюро и даже не взрывами авиационных бомб, а предательскими выстрелами засевших на чердаках бывших айзсаргов и ульманисовцев. На заводах и фабриках были созданы рабочие истребительные отряды. В один из таких отрядов записался Янис. Ему выдали винтовку, и он стал рабочегвардейцем. Вскоре над Ригой появились фашистские самолеты. Они висели в небе с утра до вечера и бомбили мосты и жилые кварталы.
Город окутался дымом пожарищ, и дни смешались с ночами. Трое суток Янис вместе со своим отрядом прочесывал чердаки, выкуривая диверсантов. На темных лестницах гремели автоматные очереди. Ян не ощущал усталости и не испытывал страха. Им владела ярость. Он не хотел, чтобы вернулись надменные немцы-мастера, помыкавшие матерью, и на улице Пернавас снова начались аресты и обыски. Ему был дорог санаторий в Кемери, отданный рабочим. Он не успел еще нарадоваться новой, счастливой жизни, а у него решили ее отобрать. Но ему дали винтовку, чтобы уничтожать врагов, и только смерть могла вырвать его из рядов сражающихся! Так думали все комсомольцы. Они отважно врывались на чердаки, навстречу выстрелам бешено отбивавшихся айзсаргов, и даже раненые отказывались уходить в госпиталь, пока не падали без сознания.
В госпитале медицинской сестрой работала Мария, и Янис видел ее, когда относил туда истекающего кровью рабочегвардейца.
— Молодец! — сказала Мария, взглянув на Яниса. Она приподнялась на цыпочки, поцеловала его в щеку и, подтолкнув в плечо, шепнула: — Иди!
Он понял, что небезразличен ей, и радость охватила его.
Но 28 июня был отдан приказ отступать. Колонны усталых рабочегвардейцев и регулярных частей Красной Армии потянулись по шоссе к Валке, куда эвакуировались советские учреждения. Несколько немецких танков уже проскочили по мосту через Даугаву и ворвались в район рынка, поливая прохожих пулеметным огнем. Госпитали эвакуировали в первую очередь, и, забежав попрощаться с Марией, Янис застал пустые корпуса с выбитыми стеклами… Попросив у командира разрешения отлучиться на полчаса, Янис поспешил на улицу Пернавас. Он не видел мать целую неделю и не знал, что с ней и где она. Командир рабочегвардейцев клепальщик Скроманис строго предупредил:
— Только не задерживайся! А то не догонишь нас!
Лилия оказалась дома. Она открыла дверь, поглядела на сына и закрыла глаза. Лицо ее было белым как мел. Яниса удивило, что она в домашнем халате и ее белокурые волосы распущены и падают на плечи, точно она собралась спать. Но у него не было времени раздумывать над этим, и он крикнул:
— Мы уходим! Если хочешь взять вещи, поторопись, долго ждать я не смогу!
— Я понимаю. Не сможешь, — неживым голосом ответила мать.
— Что же ты стоишь? Через несколько часов в городе будут фашисты!
— Ты иди, — ответила Лилия, откинув голову и прислонившись к стене.
— А ты?!
Она медленно покачала головой.
— Ты сошла с ума! — Янис схватил ее за руку и потащил на крыльцо, приговаривая: — Быстрее, да что же ты! Мы не успеем!
Мать с неожиданной силой вырвала руку, обняла сына, поцеловала в губы и оттолкнула. Он растерянно посмотрел на нее.
— Прощай, мой дорогой! — тихо сказала Лилия. — Кончится война, и мы увидимся. Я буду тебя ждать. И еще я знаю, что воевать ты будешь хорошо! — Улыбнувшись ему дрожащими губами, она ушла в дом.
Ошеломленный Янис остался во дворе. С улицы послышался грохот проезжавших мимо автомобилей. Махнув рукой, Ян выбежал за ворота.
Свой батальон ему найти не удалось, и он присоединился к отряду рабочегвардейцев Задвинья, вместе с которыми через сутки добрался до Валки. «Мессершмитты» с утра до вечера бомбили скопления людей и техники. А добровольцы латышской бригады, сформированной из рабочегвардейцев, были вооружены лишь винтовками. Янис стрелял по самолетам, зная, что это бессмысленно, и плача от ожесточения и бессильной ненависти к фашистам.
Вскоре бригада получила приказ отойти к Эстонии. Начались жестокие бои с рвущимися вперед немецкими дивизиями. Латыши сражались с отчаянной храбростью. Янис участвовал в знаменитых сражениях в Одисте, Латси, Лейя. За бой возле озера Выртсу его вместе с группой рижских комсомольцев наградили орденом Красной Звезды. А через две недели, после семичасового сражения в районе мызы Пурмани, Яниса контузило разорвавшейся неподалеку немецкой гранатой, он потерял сознание и очнулся уже в плену, в холодном сарае, рядом с другими ранеными красноармейцами…
Он попал в лагерь военнопленных на аэродром Спилве недалеко от Риги. Таскал с рассвета до сумерек тяжелые бревна и разравнивал катком взлетную полосу. До лагеря доходили слухи о том, как живут люди в оккупированной Латвии. С аэродрома было видно, как по утрам рижан гнали на работу в каменный карьер. С работы возвращалось наполовину меньше народа, чем уходило. Янис часто думал о матери и о Марии. Удалось ли Марии эвакуироваться? Жива она? Где работает Лилия? Каково ей в захваченной фашистами Риге?
Наступили морозы. Лед сковал землю. В декабре Яниса вместе с другими пленными усадили в грузовик и повезли в сторону Даугавпилсского шоссе. Красноармейцы были в пилотках и в рваной летней форме. Они жались друг к другу, пытаясь согреться, но ледяной ветер с Даугавы пронизывал до костей даже конвоиров-шуцманов, одетых в добротные полушубки и валенки.