Последние слова северянин пробормотал, клюя носом. Но так и не договорил, а уронил голову на грудь и захрапел. Мы облегченно вздохнули: да неужели пронесло?! Назавтра у Сандаварга будет разве что раскалываться с похмелья голова, однако прочие части тела останутся целыми. Как и наши головы, если бы вдруг накачанный «мозгобойкой» Убби порвал путы и вырвался на свободу.
Продолжать поминки не имело смысла. Да и выпили мы к этому часу достаточно – аккурат столько, чтобы за ночь проспаться и утром отправиться в дальнейший путь. Выждав, пока северянин покрепче заснет, я перерезал ему путы, дабы в случае угрозы он мог вскочить и сразу броситься в бой. Теперь его можно было не опасаться. Он поклялся не буянить самому хранителю Чистого Пламени, а значит, отныне все в порядке…
По крайней мере я так думал. Но жизненный опыт Физза подсказывал ему, что доверять обещаниям пьяницы – даже если он был человеком слова – не стоит. И потому ящер остался дежурить возле похрапывающего Убби – видимо, чувствовал перед нами ответственность за того, кого приручил. А чтобы Физзу было не так тоскливо, мы поставили неподалеку от него жаровню с углями, после чего сами отправились на боковую. Было еще рано, но спозаранку нам еще предстояло обсудить много вопросов насчет нашего ближайшего будущего. И самый главный из них: как нам преследовать Виллравена, если теперь он знал нас – своих смертельных врагов – в лицо, был уверен, что Убби не отступится, и готовился встретить нас во всеоружии…
Часть третья Кровавая колея
Глава 11
Наша гипотеза насчет планов Кирка с каждым днем становилась все убедительнее. Буксир, на котором он и остатки его сквада сбежали из Закатной Стрелы, полным ходом шел на север. И сегодня я был готов поспорить с кем угодно, что Виллравен не проедет мимо Аркис-Грандбоула.
Некогда одно из густонаселенных мест Атлантики – равнина Кабо-Верде больше таковой не являлась. Теперь здесь было не одно гигантское плоское пространство, а две длинные, вытянутые с севера на юг, полосы грязной земли. А между ними, в самой низкой – центральной – части равнины разлилось настоящее море. По его западному берегу мы сейчас и двигались.
Вода не дошла до восточных предгорий Срединного хребта порядка сотни километров. У склонов Африканского плато – то есть на противоположном морском берегу – дела вроде бы обстояли лучше. По слухам, что поведал нам попавшийся навстречу купец-перевозчик, на западе береговая линия пролегла вдоль подножия Канарских гор, из чего следовало, что ширина самого моря не превышала двухсот километров. Зато его протяженность впечатляла: что-то около двух тысяч! С тех пор как мы покинули южные земли, более крупные водоемы нам еще не встречались.
Я попробовал начертить примерные контуры моря в Атласе, ориентируясь по отмеченным там же неровностям местности. Получилась фигура, напоминающая сильно зазубренный клинок широкой изогнутой сабли без рукояти, чье острие было нацелено на Великую Чашу. Координаты северной оконечности водоема тоже были известны. Оттуда до Аркис-Грандбоула оставалось что-то около полусотни километров. Немного, но этого хватило, чтобы недавний водяной выброс не достиг столицы и не нанес урон ни ее жителям, ни строителям Ковчега.
Последние и назвали море в своей излюбленной мрачной манере – морем Зверя.
Добраться до Аркис-Грандбоула можно было и по западному берегу, и по восточному. Нам пришлось выбирать ту дорогу, какую выбрал Виллравен, по чьим следам мы двигались целую неделю. То есть до тех пор, пока они не исчезли, размытые дождем и затерявшиеся среди следов других бронекатов. Впрочем, к этому моменту у нас иссякли последние сомнения в том, куда направляется Кирк. Если бы он рванул на другой край света, то свернул бы в первый же пригодный для проезда каньон. Но он этого не сделал, а значит, его путь действительно лежал в Великую Чашу.
Жаль только, радоваться сбывшемуся прогнозу не получалось. Такое развитие событий было для нас самым неудачным из всех возможных.
Потеряв след, мы продолжили двигаться на Север уже без четкого ориентира. До столицы оставалось три, максимум четыре дня пути, и на этом участке маршрута Виллравен не мог сильно отклониться от курса. Если же он вдруг возьмет тайм-аут, чтобы обдумать дальнейшую стратегию, и сделает остановку, «Гольфстрим» может даже обогнать наемничий буксир и вырваться вперед. Но так как мы все равно не намеревались соваться в Аркис-Грандбоул на известном Нуньесу истребителе, этот обгон вряд ли изменит ситуацию. Изловить, а тем более прикончить Кирка на подъезде к столице нам не под силу. Поэтому, хочешь не хочешь, придется разбираться с ним, когда он сойдет с бронеката.
Поскольку «Торментор» все равно не угнался бы за «Гольфстримом», мы на всякий случай освободили капитана Габора от всех обязательств перед нами. Да и что проку от его катапульт, даже заряженных огненными бомбами, у стен Великой Чаши? Разве только нам могли бы пригодиться его бойцы, но, помня, какими они были вояками на Сенегальском перевале, я бы не стал особо полагаться на их поддержку. Тем более что в столице у Убби еще наверняка остались друзья-северяне. Те самые, какие помогли нам освободить Сенатора из лап церковников, когда мы посещали эти края в последний раз.
И все же Ласло заверил нас, что намерен побывать в Аркис-Грандбоуле. И если его помощь нам не потребуется, он хотя бы попробует продать скопившийся у него товар. На Сенегальском перевале Габор слышал от перевозчиков, будто Нуньес меняет много ценного, но ненужного ему на Ковчеге добра на вещи, что пригодятся септианам в их плавании по водам Нового потопа. После недавнего водяного выброса Ласло задумался над тем, а вдруг церковь Шестой Чаши все-таки права и потоп действительно вот-вот разразится. Но до этого часа капитану так и так требовалось чем-то кормить команду. Поэтому ему было без разницы, с кем торговать: с ангелопоклонниками, ремесленниками или фермерами. Главное, лишь бы те не пытались его обмануть или ограбить.
Нас тоже волновала природа стихии, что вынесла на озерный берег тела соратников Тунгахопа. Но сегодня у нас было столько проблем, что нам было попросту некогда раздумывать над пророчеством первосвященника Нуньеса. Однако по пути в Великую Чашу произошло нечто такое, что снова заставило нас вспомнить, в какие суровые времена мы живем.
Это случилось спустя сутки после того, как мы потеряли след Кирка и отправились прямиком в столицу. А наутро следующего дня заметили прямо по курсу движущийся навстречу буксир и не на шутку переполошились. Однако вскоре выяснилось, что у него имеется прицеп (у Виллравена таковой отсутствовал – он его либо не нашел, либо вообще не пытался искать). Да и выглядел этот бронекат не так, как переделанный буксир наших врагов. Им управлял обычный наемный перевозчик – такой же работяга, каким когда-то был я.
Бронекат «Антарес» – такое название я прочел на борту буксира – был внесен в справочный каталог Атласа. Так же, как имя его шкипера. Не исключено, что бывшего, поскольку с тех пор у «Антареса» запросто мог смениться хозяин и не один.
Мог, но, тем не менее, не сменился. Буксиром по-прежнему управлял Тристан Бадахос, и торговые дела у него шли сегодня ненамного лучше наших. Буксир «Гольфстрим» и шкипер Проныра Третий тоже значились в Атласе Тристана, но до него доходили слухи, что у меня были нелады с Владычицей Льдов и церковью, после чего я пропал без вести. Завидев истребитель под таким же названием, шкипер Бадахос подумал, что ему встретился кто-то из дезертиров Дирбонта, о чьей эскадре в Атласах было написано скупо. Не искушенные в торговле дезертиры частенько сбывали оставшиеся у них в трюмах запасы по дешевке, вот Тристан и решил разузнать, нет ли у нас чего-нибудь на обмен. Конечно, он рисковал нарваться на пиратов, но обычно они боялись подъезжать близко к Великой Чаше, и шкипер «Антареса» предпочел рискнуть.
Он удивился, когда узнал, что сведения обо мне еще не устарели и я по-прежнему стою у штурвала «Гольфстрима», неважно, что теперь это была совсем другая машина. Но поскольку раньше мы с Тристаном друг друга не знали, наша встреча вышла исключительно деловой. Он ехал из Аркис-Грандбоула, доверху нагруженный дровами – пожалуй, самым непопулярным товаром у строителей Ковчега, даром что его библейский прототип был сооружен из дерева. Но теперь, когда возрожденный огонь был объявлен Нуньесом нечистым – «отрыжкой агонизирующего Багряного Зверя», – столичные ангелопоклонники избавлялись от всего, что могло бы гореть, искушая их дьявольским теплом и светом.
– Вырубают подчистую все рощи и парки, – посетовал шкипер Бадахос, удрученно качая головой. – И в городе, и в пригороде. Оставляют только фруктовые деревья, а прочие валят, распиливают и обменивают заезжим торговцам на продукты и стройматериалы. Нам-то что – фермеры в хамаде дрова с руками отрывают. Просто деревья жалко – они ведь были прежде главным украшением столицы. Да и не только деревья в ней уничтожают. Увидите нынешний Аркис-Грандбоул – клянусь, вы его не узнаете. Треть зданий уже разобрана, еще треть разбирается. Остались нетронутыми лишь те, которые не принадлежат церкви и ангелопоклонникам. Но и до них, сдается мне, строители Ковчега рано или поздно доберутся.
– А что с Холодным кварталом? – забеспокоился Убби. В Холодном квартале проживали его собратья-северяне, к каким он подумывал обратиться за подмогой.
– Его пока не трогают, – ответил Тристан. – Да и вряд ли тронут. Разве Нуньесу охота усмирять бунт, когда у него других проблем невпроворот? Холодный квартал хоть и маленький, но если там начнутся беспорядки, шуму будет на весь город. Северяне плевать хотели на Ковчег, а церковь плевать хотела на северян. И для них этот худой мир гораздо лучше доброй ссоры.
– А тебе случайно не попадался навстречу буксир, битком набитый орущими северянами? – поинтересовался я. – Просто промчались они намедни мимо нас, как ошалелые, и даже общаться не захотели. Вот мы и заспорили, не в Великую ли Чашу эта дикая компания случайно рванула. А иначе зачем бы ей вообще соваться в эти края?
– Точно! – оживился Бадахос. – И мы вчера вечером с этими северянами столкнулись! Только с нами они, наоборот, сами поболтать решили. Главарь их тоже про столицу расспрашивал, мол, что там сейчас творится, какие порядки, хорошо идет ли торговля, не требуются ли кому наемники и прочее в таком роде. А под конец и вовсе давай про первосвященника Нуньеса выведывать: как здоровье Его ангелоподобия, не отлучился ли он куда из города, принимает ли просителей или уже нет… Правильно ты сказал: ну очень уж странные парни. Зачем им вдруг понадобился первосвященник? Убивать его вроде бы не за что – гонений на северян он не устраивал. Неужто эта банда хочет к нему на работу наняться?
– Раньше – вряд ли, но в нынешние времена всякое может быть, – рассудил я, отметив про себя, что, похоже, мы угадали покупателя, кому Кирк намерен продать свою пленницу. – Кстати, насчет дров. Нам-то в столицу на бронекате путь заказан, так что не обменяешь нам на что-нибудь тонн пять бревен? Уверен, у нас есть, чем тебя заинтересовать. Спирт когда-нибудь пробовал?..
О спирте шкипер Бадахос был наслышан, но сам его еще ни разу не пил. Поэтому не прошло и минуты, как мы сторговались. После чего подогнали истребитель к прицепу «Антареса», пристроили к его заднему борту наш наполовину опущенный трап и взялись с помощью лебедки перетаскивать себе на палубу древесину. Нам повезло, что сверху в штабеле у Тристана находились самые тонкие и легкие бревна. Привязывая их к шпангоутам, наш дровосек Сандаварг радовался, что ему не придется рубить топором те гигантские стволы, какие лежали на дне прицепа. Радовались и мы вместе с ним. После похорон Тунгахопа наши дровяные запасы заметно иссякли, но отныне нам можно не беспокоиться о топливе в ближайшие два-три месяца.
Однако радость наша продлилась недолго. Убби как раз возился с последним бревном, команда «Антареса» перекладывала заново в початом штабеле верхний ряд бревен, а я отмеривал Бадахосу оговоренное количество спирта, когда палуба под нами затряслась. Да так, словно «Гольфстрим» не стоял на месте, а мчался по каменной «терке»!
«Убби плохо закрепил бревна, и они раскатились!» – пронеслось у меня в голове, но привязанные к шпангоутам дрова лежали неподвижно. Или, точнее, лежали и подпрыгивали вместе с нами и со всеми, кто еще находился на истребителе и на буксире.
– Какого черта! – изумленно воскликнул Тристан. – Что это, мать его, за дерьмо?!
– Херьмо! Херьмо! – эхом отозвался тут же вышедший из полудремы Физз и, продолжая шипеть, заметался по палубе: – Сфистать фсех на палупу! Польшая фота! Польшая фота!..
– Загрызи меня пес! – взорвался вслед за ящером северянин. – Да неужто опять водяной выброс?!
И мы дружно бросились на мостик, чтобы взглянуть на море, берег которого располагался километрах в десяти восточнее. Само оно виднелось отсюда лишь серебристо-серой полосой шириной в палец, и определить, какие на нем сейчас волны, было невозможно. Однако землетрясение не прекращалось. Да и предупреждение Физза о «большой воде» было явно не пустыми словами. Это в первый раз, когда мы еще не сталкивались с таким бедствием, он затруднялся найти ему верное определение. Но потом и ящер, и мы набрались кое-какого опыта и теперь могли распознать надвигающуюся угрозу.
– Если это опять большая вода, нам надо срочно въезжать на гору! – стараясь перекричать гул и дребезжание иностали, Бадахос указал на возвышенность неподалеку от нас. Это был холм, чья плоская вершина находилась примерно в двадцати метрах над уровнем моря, а склоны выглядели достаточно пологими, чтобы бронекаты взобрались по ним наверх.
– Ты прав, – согласился я. – Неважно, что это: потоп или простое землетрясение. Если ошибемся – поплатимся жизнью! Не будем мешкать, вперед!..
Тристан с канистрами спирта бегом вернулся на «Антарес», и мы покатили к намеченной цели. В прошлый раз мы находились гораздо ближе к опасной воде и на низком берегу, так что выбранный нами холм мог стать надежным укрытием. Даже с учетом того, что море Зверя было не в пример больше того проклятого озера и даже если теперь уровень воды поднимется выше.
А дрожь земли тем временем не прекращалась. Более того, она усилилась, и я всерьез забеспокоился, что вибрирующий под колесами склон холма помешает бронекатам подняться на него. Хорошо, что мы находились на равнине, а не у подножия крутых гор, и на нас не сыпались камни. Но и равнина была сейчас не такой безопасной, какой казалась прежде. То здесь, то там в воздух взмывали высокие фонтаны пыли и слышался раскатистый треск. Это в ходящей ходуном земле разверзались провалы и трещины. И многие из них могли стать братской могилой сразу двум бронекатам и их командам. Угроза была реальнее некуда, и мы могли с равным успехом погибнуть, как двигаясь, так и стоя на месте.
И все же угроза, от которой мы искали спасение на возвышенности, пугала нас значительно сильнее. Помня, что вслед за колебаниями и нарастающим гулом должен последовать сейсмический толчок, я постарался достичь вершины как можно скорее. «Гольфстриму» с его дополнительным двигателем это было куда проще, чем «Антаресу» с нагруженным прицепом, и мы опередили Бадахоса на целую минуту. Впрочем, когда он загнал буксир на холм, тряска еще продолжалась. Я подумал, что Физз ошибся: «большой воды» не будет, потому что мы угодили в обычное землетрясение, пускай и сильное. Ну что ж, и на старика бывает проруха, особенно такого, который доселе сталкивался с водяным выбросом один раз в жизни.
Возможно, Физз и дожил до тех лет, когда ему стало простительно ошибаться. Но сегодня прав оказался все-таки он, а не я. И когда толчок наконец-то случился, а холм под нами содрогнулся с такой силой, что бронекаты подпрыгнули на нем, словно игрушечные, было уже неважно, чей прогноз оправдался, а чей – нет. Не только мы, но и весь мир вместе с нами рванулся вверх, а потом с грохотом рухнул обратно.
А затем еще и еще.
И когда все прекратилось, а мы пришли в себя, это был уже не тот мир, какой окружал нас до этого. И вообще, считать его «миром» было теперь столь же нелепо, как называть мордобой «разговором по душам».
Рядом с холмом – там, где мы только что проехали – наши следы перечеркнула гигантская трещина. Дна ее не было видно даже с вершины, и одно только это зрелище могло поставить наши волосы дыбом. Но мы почти не обратили на него внимания. Зрелище, что развернулось вдалеке от нас, выглядело куда впечатляюще.
С холма открывался намного лучший вид, и если бы не землетрясение, мы могли бы полюбоваться отсюда морем Зверя. Когда же толчки утихли, нам опять не повезло оценить красоту пейзажа. Теперь им мог любоваться разве что самоубийца. А зрителей вроде нас – тех, кто еще не потерял вкус к жизни – такая картина могла запросто лишить дара речи или вовсе свести с ума.
Море, что до этого представляло собой собой мрачную, спокойную гладь, было не узнать. От прежней глади не осталось и следа, и это еще мягко сказано. Хуже того, теперь оно не напоминало даже море как таковое. На всем обозримом водном пространстве высилось десятка полтора белых пульсирующих куполов. И не просто огромных, а… Я даже не смог с ходу подобрать им верное определение. Если бы речь шла не о воде, а о песке или камнях, все было бы проще: я без раздумий назвал бы эти образования горами. Если бы речь шла о водных всплесках поменьше, я назвал бы их бурунами, фонтанами или гейзерами. Но как назвать вознесшийся в поднебесье пенистый купол, по сравнению с которым наш холм выглядел словно прыщ рядом с роскошной и полновесной женской грудью?
Было страшно даже подумать, на что еще способна сила, взметнувшая на такую высоту целое море. Достигнув верхней точки, миллиарды тон воды устремлялись вниз белыми пенистыми водопадами, грохот которых слышался за несколько десятков километров; было трудно определить, на каком именно расстоянии от берега это происходит. Если бы небо не закрывали тучи, наверное, мы наблюдали бы сейчас сотни радуг. И все же хорошо, что мы их не увидели. На фоне бушующей стихии они выглядели бы столь же неуместно, как бантик на шее змея-колосса или букет цветов в руке у Сандаварга.