Было страшно даже подумать, на что еще способна сила, взметнувшая на такую высоту целое море. Достигнув верхней точки, миллиарды тон воды устремлялись вниз белыми пенистыми водопадами, грохот которых слышался за несколько десятков километров; было трудно определить, на каком именно расстоянии от берега это происходит. Если бы небо не закрывали тучи, наверное, мы наблюдали бы сейчас сотни радуг. И все же хорошо, что мы их не увидели. На фоне бушующей стихии они выглядели бы столь же неуместно, как бантик на шее змея-колосса или букет цветов в руке у Сандаварга.
Купола продолжали пульсировать, и не думая уменьшаться в размерах, когда линия горизонта начала быстро подниматься, а прибрежные воды заволновались так, что это стало заметно даже отсюда. Ну вот и дождались! Земные недра вновь исторгли из себя столько воды, что море Зверя – как, вероятно, и многие другие водоемы Атлантики – уже во второй раз выходило из берегов. Грязный бурунный вал мчался на нас с востока широким фронтом, грохочущим, как миллионы бронекатов. И горе тем путникам, кто находился сейчас вдали от возвышенностей или не догадался о том, что вот-вот произойдет, ибо отныне спасти их могло только чудо…
«Гольфстрим» и «Антарес» вроде бы находились в безопасности. Но меня не покидало тревожное чувство, что мы с Бадахосом в чем-то ошиблись. Только в чем именно? Пока все происходило в точности, как я предвидел. Вырвавшись на сушу, вал уменьшится, как размазанное на хлеб масло. А когда он достигнет холма, сила потока еще больше ослабнет, и он просто обогнет преграду с двух сторон…
Или нет?
– Мсье шкипер! – неожиданно вскричал стоящий с нами на мостике де Бодье. – Клянусь честью, мсье, но нам грозит опасность! Эта волна, она… она!.. Она гораздо выше и быстрее, чем та, какую мы видели в первый раз!
– Но ведь и мы находимся сейчас намного выше и дальше от берега, чем тогда. Разве не так? – возразил я, однако не слишком уверенно.
– Да, но… но… – Сенатор буквально задыхался от волнения. – Вспомните предыдущий выброс! Он был коротким, как плевок, и выдохся прежде, чем озеро вышло из берегов! А сегодня… Да вы только гляньте! Вода фонтанирует уже три минуты! И если стихия не уляжется до того, как потоп достигнет суши, он домчится сюда, нисколько не ослабнув! А если он не ослабнет, удар волны просто снесет нас с холма, перевернет и утопит! Миллионы тонн несущейся нам навстречу воды против трехсот наших! У нас нет ни шанса уцелеть в этом столкновении! Это же элементарная физика, мсье!
Ревущий водяной фронт между тем выбросился на берег, и я понял, что Сенатор говорит дело. Теперь, когда мы могли точно определять расстояние, что разделяло нас и наступающее море, стала видна и истинная высота волны. И если глазомер меня не обманывал – а это вряд ли, – она либо равнялась высоте холма, либо была даже на несколько метров выше его.
Верно подметил старина Физз: «Большая вода – большое дерьмо!»
– Что вы предлагаете, мсье? – обратился я к механику, у которого наверняка уже созрела какая-нибудь идея. Возможно, она созреет и у меня, только, боюсь, к тому моменту будет слишком поздно.
– Я предлагаю спрятаться за холмом и запереться в трюме, – отозвался де Бодье. – Иного выхода нет.
Он прав, черт побери! Холм заслонит нас от удара. А трюм истребителя сооружен с таким расчетом, чтобы команда могла спрятаться там от бури метафламма. Конечно, после всех передряг, в каких побывал «Гольфстрим», его обшивка кое-где утратила герметичность, но в трюме достаточно материалов, чтобы быстро законопатить мелкие протечки. И пускай больше двух часов мы там не продержимся, возможно, за это время вода успеет отступить. Ну а не отступит… Что ж, тогда будем думать, как вынырнуть на поверхность и не дать себе утонуть. По крайней мере плавучие ящики и бревна у нас под рукой имеются.
Не худший план! Вернее, лучший из тех, какие можно воплотить в жизнь всего за пару минут. Надо только предупредить команду «Антареса», чтобы она последовала нашему примеру.
– Вниз! – заорал я шкиперу Бадахосу, поднеся ко рту жестяной рупор, а другой рукой указывая на подножие холма. – Съезжайте вниз и прячьтесь в трюм! Наверху слишком опасно! Здесь нас смоет!
– Да вы рехнулись! – ответил мне с помощью такого же рупора Тристан. Рев воды заглушал почти все звуки, и нам приходилось кричать друг другу изо всех сил. – Бронекаты слишком тяжелы! Волне не сдвинуть их с места! А внизу мы точно утонем!
– Хотите жить – делайте как мы! – порекомендовал я и, отбросив рупор, велел Гуго трогаться с места. Спорить и обсуждать наши шансы на спасение было некогда – счет уже пошел на секунды. Водяные купола вроде бы начали уменьшаться (хотя мне могло и показаться), но вал несся по побережью с огромной скоростью, и его пенистая верхушка была определенно выше вершины холма.
Западный склон был круче восточного, и в другое время я вряд ли рискнул бы спуститься по нему на бронекате. Но сейчас выбирать не приходилось. «Гольфстрим» накренился вперед под углом почти в шестьдесят градусов и не съехал, а, скорее, сполз к основанию холма. Я при этом практически лежал на штурвале, остальные ухватились, кто за что смог, а Физз уперся боком в стену рубки. Впрочем, крен продолжался считаные секунды, после чего бронекат принял нормальное положение. Разворачивать его носом к склону и надвигающейся стихии было уже некогда. Хотя невелика разница – подвешенная на корме сепилла весила двадцать тонн и могла защитить корпус «Гольфстрима» не хуже противоударной носовой брони.
Схватив самое ценное, что у меня было в рубке – Атлас, – я проорал «Все – в трюм!» и сам поспешил туда же. Теперь холм полностью заслонял от нас взбесившееся море, зато его рев мы слышали превосходно. О, что это был за рев! Шум первого потопа не шел с ним ни в какое сравнение. Удары молота по камню и близкие раскаты грома – какова между ними разница? Особенно беря во внимание, что эта «гроза» не пройдет стороной и вот-вот обрушится на наши головы.
Малабонита с мешком самых необходимых вещей, Гуго с инструментальной сумкой, Убби с братьями Ярнклотом и Ярнскидом, Физз, отлично знающий, куда удирать в случае смертельной опасности, – все они сиганули в трюмный люк впереди меня. А шкиперу полагается покидать палубу последним, пусть даже он при этом остается на бронекате. Да и кто еще, кроме меня, быстро пристроит люк на место и загерметизирует его изнутри, ведь я, в отличие от остальных, занимаюсь этой работой с малолетства.
В лицо пахнуло влагой и свежестью – значит, вода совсем близко. Страшно – не то слово! И все же мне страсть как хочется взглянуть на стихию вблизи. Так хочется, что я, стоя на трюмной лестнице и обмирая от ужаса, удерживаю люк приоткрытым и гляжу на вершину холма. Столпившиеся под лестницей товарищи тоже таращатся в проем, затаив дыхание. И впрямь, разве можно отвести глаза от такого зрелища! Мы не сможем наблюдать за ним долго, но самое начало, пока вода не обрушилась на палубу, все-таки не пропустим. И только лишенный чувства прекрасного Физз не разделяет нашего любопытства. Сбежав вниз, он продолжает шипеть и нервозно колотить хвостом по обшивке. Так, словно отсчитывает финальные секунды, что остались до удара стихии.
Ее столкновение с восточным склоном мы не столько слышим, сколько чувствуем. Холм содрогается от вершины до основания, но, к счастью, выстаивает и не разлетается по камушкам. Хотя, окажись на его месте крепость или иное искусственное сооружение, я не позавидовал бы их участи. А вслед за ударом позади холма моментально вырастает еще одна возвышенность: грязно-серая, колышущаяся, окутанная брызгами и клочьями пены. Вырастает и в мгновение ока поглощает холм, накатив на него и впитав в себя будто обычную кочку. Высоченная стена брызг взмывает над ним, зависает на миг и обрушивается вниз сокрушительным водопадом…
…И я захлопываю люк. После чего висну на его ручке и быстро вращаю запорный маховик, следя, чтобы все ригели вошли в пазы и надежно придавили крышку к горловине. В свое время метафламм был столь же коварным, как вода, мог просочиться в любую щель, поэтому люки и стыки на трюмной обшивке делали достаточно герметичными. Что ж, лучшей проверки на то, остались они таковыми или нет, не придумать. И если мы ее не пройдем…
Обогнувшие холм и перевалившие через него потоки атаковали «Гольфстрим» с чудовищной яростью. Град свирепых ударов обрушился на него со всех сторон – так, будто какой-то великан ухватил его и начал трясти, выясняя, что спрятано внутри этой маленькой железной коробочки с колесиками.
Было страшно, но в целом терпимо. Большую часть напора волны погасил холм, о который она разбилась, и добравшаяся до нас вода уже не обладала той энергией, с какой она неслась по побережью. Но какой бы крепкой ни была наша броня, мы не ощущали себя в полной безопасности. А когда отовсюду на нас полились водяные струи, ощущение нашей ничтожности перед бушующей снаружи стихией лишь усилилось.
Зажигать факел было нежелательно – огонь пожирал драгоценный кислород, который нам следовало тщательно беречь. Пришлось затыкать протечки, отыскивая их с помощью бледного свечения чешуи Физза или просто на ощупь. К счастью, в трюме не было пробоин. Самые крупные бреши, с которыми мы вели борьбу, фонтанировали струями толщиной всего в палец, да кое-где обшивочные стыки начали пропускать воду. В основном же она текла нам на головы, поскольку днище мы тщательно залатали еще в ту пору, когда работали на речной переправе.
Конечно, мы были не в силах устранить все протечки, да и в законопаченные промасленными тряпками щели продолжала сочиться вода. Но, прибывая такими темпами, она нас не утопит. Все равно воздух в трюме закончится раньше, чем мы начнем настоящее купание, а не умеющий плавать Физз отправится на верхние полки стеллажей.
Также хорошо, что вода не была холодной. По всей видимости, прохладное море смешалось с горячими подземными водами, от чего температура потопа была заметно выше здешней температуры воздуха. Что ни говори, а тонуть с комфортом, не стуча зубами от холода, все-таки приятнее, нежели продрогшим, как цуцик.
Работая в поте лица, мы старались не думать о худшем. А когда громыхание снаружи сменил более спокойный мерный гул, я и вовсе потерял счет времени. Мы должны были почувствовать удушье где-то через пару часов, но под плеск падающих с потолка струй и дребезжание обшивки мне казалось, что прошло гораздо больше времени. Воды в трюме набралось уже выше щиколотки, но никто не паниковал. Все были заняты делом и старались поменьше болтать, экономя силы и кислород.
Для пущей безопасности ящики с порохом и взрывчаткой были подвешены к трюмному потолку в грузовых сетках. Вода до них доберется не скоро, но если нам придется выбираться наружу, когда орудийная палуба над нами будет под водой, трюм окажется затоплен, и наши стратегические запасы будут испорчены. Однако у нас в хозяйстве имелось несколько герметичных и влагонепроницаемых контейнеров для скоропортящихся продуктов. Емкости эти были не слишком вместительны, но они могут спасти нам хотя бы половину огнеопасного груза.
Пока Долорес и Гуго продолжали заделывать бреши, мы с Убби освободили контейнеры от продуктов – что ж, если выживем, придется обходиться без свежатины – и занялись перекладкой туда самых ценных боеприпасов. К ним добавился и Атлас, который я также не терял надежды спасти. И когда мы набили доверху и закупорили последний ящик, я почувствовал, что эта вроде бы не особо трудоемкая работа изрядно меня вымотала. Я обливался потом, никак не мог отдышаться, и моя голова предательски кружилась.
В последний раз я испытывал нечто подобное в Суэцком желобе – дороге, прокатанной табуитами вдоль северо-восточного склона Африканского плато. Она располагалась намного выше всех известных мне дорог – там, где атмосфера была разрежена и не пригодна для долгого пребывания в ней. За сутки, что мы ехали по желобу, каждый из нас переболел горной болезнью, чьи симптомы были схожи с теми, какие я сейчас испытывал.
И не только я. Прочие, включая крепыша Убби, выглядели в бледном свете Физза не лучшим образом. Да и ящер лежал на верстаке с раззявленной пастью и дышал так часто, что его бока раздувались и сдувались, словно работающие на полную катушку меха.
Ну вот и настал критический момент нашего добровольного самозаточения. Наше самочувствие ухудшается, и чем дальше, тем нам будет все хуже и хуже. Сколько мы еще так высидим, пока не начнем терять сознание? Четверть часа? Полчаса?.. Возможно. Но дотягивать до такой крайности не стоит. Нам еще потребуются силы, чтобы плыть, а где мы их возьмем, если они и так утекают из нас вместе с потом и выдыхаемым углекислым газом.
– Пора выплывать отсюда, – заявил я, нарушая гнетущее молчание и вставая с промокшей поленницы, на которой сидел. Вода доходила мне уже до середины бедра, коротышу-северянину – до пояса, а ящера она и вовсе скрыла бы. Разве только ему хватит ума встать на задние лапы, но он такими глупостями отродясь не занимался. Зачем ему это, когда у него есть столько заботливых помощников.
– Как быть с Физзом? – забеспокоилась Малабонита, утирая взмокший лоб. – Даже если Убби растолкует ему, что нужно задержать дыхание, вряд ли у него это получится. Он же у нас никогда не плавал, а тем более не нырял, ведь так?
– Так, – ответил я. Не знаю, пробовали ли когда-нибудь купать Физза мои отец и дед, но я таких опытов над своим старейшим другом не проводил. – Рожденный ползать – пловец дерьмовый.
– Фота – херьмо! – охотно согласился Физз, взъерошив поблекшую чешую и протестующе мотая хвостом. – Польшая фота – польшое херьмо!
– …Однако вынырнуть – это еще полдела, – продолжал я. – На поверхности воды ящеру не обойтись без поддержки. Но лучше посадить его на что-нибудь плавучее. Какой-нибудь деревянный обломок или ящик.
– Вот что нам пригодится, мадам и мсье! – Гуго неуклюже прошагал по воде до пустого ящика из-под взрывчатки и указал на него. – Посадим Физза внутрь и вытащим его из трюма в капсуле с воздухом. А потом извлечем его наружу, пересадим на крышку ящика, и будет ему маленький плот!
– Эта хреновина пропускает воду, – усомнился я в разумности такого решения. – Физз захлебнется быстрее, чем мы попадем на поверхность.
– Да, пропускает. Но не так быстро, как ящики из-под обычных снарядов, – уточнил Сенатор. – Взгляните сами: здесь доски подогнаны друг к другу на совесть, вдобавок нутро обито тонкой жестью. Физз – не человек и дышит реже, поэтому там ему хватит воздуха минут на пять. По-моему, достаточно, учитывая, что у нас самих будет в запасе куда меньше времени. Не знаю, как вы, мадам и мсье, но я вряд ли смогу задержать дыхание дольше, чем на полторы минуты.
– Отлично, значит, так и сделаем. – За неимением другого выхода мне пришлось соглашаться на этот. – Убби, расскажи Физзу все, что ему необходимо знать. А мы пока подготовим для него скафандр…
Ящеров, даже таких разумных и одомашненных, не хоронят в гробах. Поэтому неизвестно, какие ассоциации возникли в голове у Физза, когда мы запихивали его в контейнер из-под взрывчатки. Обычно покладистый и не страдающий клаустрофобией, на сей раз Физз заартачился несмотря на все уговоры. У него даже не находилось слов, чтобы высказать все, что он думает о нашей затее, даром что она была продиктована дружеской заботой. Варан шипел, извивался, отмахивался хвостом и даже – немыслимое дело! – попытался укусить северянина. Но тот пребывал начеку и вовремя отдернул руку. После чего отринул на миг учтивость к священному зверю, грубо сжал ему пасть обеими ладонями и держал ее закрытой до тех пор, пока мы не упаковали ящера в спасательную капсулу.
В ней он и подавно не пожелал сидеть спокойно. Пришлось не только запереть ящик на все замки, но и обвязать его веревкой, дабы возмущенный пленник не оторвал крышку при всплытии. Оно не требовало от нас многого – только умения плавать под водой и способности ориентироваться на «Гольфстриме» вслепую. И еще – небольшого запаса неразмокающих продуктов, а также ножей, которыми мы перережем канаты, что крепили бревна к шпангоутам на верхней палубе.
Разобрав ножи и сложив еду в вещмешок, какой я повесил себе за спину, мы удостоверились напоследок, что каждый из нас четко помнит дорогу наверх, и приступили к собственному спасению.
Как бы ужасно это ни звучало, но первым делом трюм следовало полностью затопить. Нам не вылезти из люка, когда в него хлынет вода. И это повергало всех, кроме Убби, в панический ужас. Добровольно затопить собственное убежище, понятия не имея, что ждет нас наверху, – чистой воды безумие!.. Вернее, далеко не чистой – вода, в которой мы плавали, была мутной от грязи и попахивала непонятно чем.
При отпирании люка особая аккуратность не требовалась, и эта работа была поручена Сандаваргу. Любого другого напор ворвавшейся в трюм воды мигом сбил бы с ног, но только не северянина. Держась за перила, он выбрался из потока, вернулся к нам и взялся за ручку ящика, в котором продолжал бесноваться Физз. Братья Ярнклот и Ярнскид были оставлены Убби здесь. Все равно воздух им не требовался, исчезнуть отсюда они тоже не могли, а там, куда мы направлялись, проку от них нет. Наоборот, они только помешают Сандаваргу всплыть и вытащить из воды хранителя Чистого Пламени…
Вода прибывает на глазах, и вот мы уже плаваем, держась за стеллажи и не касаясь ногами пола. Воздушная прослойка между нами и потолком быстро истончается. Слышно, как свистит воздух, вытесняемый наружу через щели, которые мы не сумели законопатить. От страха и растущего давления я дышу сбивчиво, и мне не хватает кислорода. Но я помню, что, прежде чем вода полностью скроет нас, мне необходимо сделать глубокий вдох. Лишь бы только при этом не захлебнуться, потому что откашляться и вдохнуть повторно я уже вряд ли успею.