– Кто сказал, что прицеп нужно непременно тянуть? – усмехнулся я. – Бронекат с таким же успехом может его и толкать.
– Но бронекат не пройдет по мосту!..
– И не нужно. Достаточно врезаться облегченному прицепу с разгона в зад, и он помчится туда, куда ты его нацелишь, быстрее пришпоренного скакуна… Спорим, что я буду прав?
Убби недоверчиво хмыкнул, но от спора благоразумно отказался. И правильно сделал. Правда, за те пару часов, что мы выжидали, пока моя теория подтвердится, северянин весь изворчался, поскольку ненавидел сидеть в засаде. Зато, когда Кирк прекратил обстреливать крепость, подкатил к облегченному прицепу, и его головорезы стали цеплять тот к буксиру, все сомнения у Убби улетучились. Все указывало на то, что в осаде наступает переломный момент, и мы затаили дыхание, стараясь не проморгать ни одной мелочи.
Подъехав к краю моста, шкипер буксира развернул машину и, включив реверс, аккуратно установил прицеп, нацелив его задом точно на ворота. Вернее, теперь это был не прицеп, а всего лишь голая рама на четырех колесах. Но весу в ней все равно оставалось порядочно. Затем таран был отцеплен, но когда бронекат повернулся к мосту носом, северяне размотали длинный стальной трос и снова сцепили буксир и колесный снаряд.
– Толково придумано, загрызи их пес, – похвалил врагов Убби. – Если не протаранят ворота с первого раза, подтянут свою телегу обратно и попробуют еще…
Баллестирады на башнях у ворот были уничтожены пушками, и сейчас на буксир сыпались лишь стрелы да арбалетные болты. Что почти не мешало штурмующим. Несколько бойцов со щитами прикрывали соратников, которые занимались сцепкой. А когда все было готово, все они отступили подальше, дабы не путаться у бронеката под колесами.
Наверное, раскольники горько пожалели о том, что не сделали свой мост более узким, а ров – широким. Последняя их надежда была на прочные ворота, а также на то, что таран покатится криво и свалится с моста, не достигнув преграды. Хотя вряд ли шкипер северян позволит себе ошибиться, когда с ним в рубке находится домар. Главное, правильно рассчитать скорость и самому не выскочить на опасную переправу.
Отъехав от прицепа на длину троса – то есть где-то на полсотни метров, – буксир рванул с места на второй передаче, но почти сразу же перешел на нейтральную. Весьма разумно: он начнет замедлять ход за миг до столкновения, это погасит инерцию, и махина остановится до того, как таран достигнет цели. Складывающийся трос волочился по земле между колесами, и когда он вновь начнет распрямляться, ничто ему не помешает.
БАМ-М-М!
Резкий и гулкий металлический удар долетел до нас через секунду после того, как буксир боднул носом прицеп. Можно было, конечно, толкнуть таран посильнее, однако Кирк решил, что пусть лучше он катится медленнее и остается на привязи, чем сорвется с нее после первой же попытки. Если ворота выстоят, а северяне лишатся единственного тарана, им придется искать новый, да только где его взять? Но если молотить по воротам раз за разом вполсилы, это даст куда лучший результат, пусть и не так быстро.
Прицеп прогромыхал по мосту, и тот закачался, но вроде бы не опасно. Железная конструкция не может развалиться в одну секунду. Окажись таран слишком тяжелым, переправа под ним сначала прогнулась бы, заскрежетала, и от нее начали бы со звоном отваливаться детали. Этого не случилось, а значит, вес колесного снаряда был рассчитан верно.
БАМ-М-М!
Ворота, как и мост, тоже выстояли. И все же от удара их створы не сильно, но заметно вогнулись. А остановившийся у края рва буксир сразу же врубил заднюю скорость и поволок таран на исходную позицию…
Лишь после шестого удара измятый с обоих концов прицеп сорвал воротные засовы и, распахнув створы, въехал внутрь форта. Но пробыл он там недолго. Шкипер буксира вновь перетащил его обратно через мост, чтобы освободить путь штурмующим. После чего, не отцепляя трос, развернул бронекат к воротам левым бортом – тем, на котором были установлены обе пушки, коим еще предстояло оказать огневую поддержку пехоте.
Тридцать с лишним наемников были, конечно, не той грозной сотней, какой Виллравен командовал еще недавно. Но раскольникам не выстоять и против такой силы. Всю жизнь они только и делали, что усердно трудились, не практикуясь в военном ремесле. Да и сколько вообще было боеспособных людей в Корабельной Роще? Максимум человек шестьдесят. И расправиться с ними разбившему армию совета Кланов (пускай и ценой больших потерь) Кирку будет плевым делом.
Прежде чем орущий сквад вбежал на мост, пушки буксира шарахнули по проему ворот двойным зарядом шрапнели. Этот залп не только проредил и без того невеликий отряд Шишки, но и стал сигналом для нас. Более удачного момента для атаки в тыл ничего не подозревающему противнику не придумать. И когда наемники пересекли мост и набросились на выстроенную за воротами, ощетинившуюся копьями баррикаду, мы уже вернулись на «Гольфстрим» и разбегались по местам под мои командные выкрики.
Что ж, мы сами старательно искали этой встречи, и мы ее нашли. Поэтому, если к вечеру мы останемся живы, значит, все в итоге сложилось для нас не так уж плохо. Ну а чем закончится этот день для Кирка, ведает разве что всевидящая богиня Авось…
Между скалами, где мы прятались, и Корабельной Рощей было около полукилометра, и сейчас для нас все решала скорость. Врубив оба двигателя, я нацелил истребитель на вражеский бронекат и велел де Бодье переключиться на повышенную передачу. Чем позже нас заметят, тем лучше. А когда заметят, не сразу сообразят, что мы – враги. Кирк не знал о существовании «Гольфстрима» и не ждал, что Убби Сандаварг нагрянет к нему на истребителе. За баллестирадами на нашей верхней палубе не стояли стрелки, и издали не походило на то, что мы идем в атаку. Это выяснится, когда на буксире поймут, что мы не снижаем скорость. Но к тому моменту он от нас уже не увернется. А если увернется, не отвязанный в спешке таран сыграет для него роль якоря.
– «Сембрадоры» к стрельбе готовы! – доложила по коммуникатору с орудийной палубы Долорес. Теперь она и Сандаварг ждали лишь команды, чтобы обстрелять врага двухметровыми иностальными гарпунами. Но этот удар мы нанесем после того, как расправимся с первоочередным противником – буксиром.
– Держи-и-ись! – прокричал я в оба коммуникатора. И добавил уже персонально для Гуго: – Мсье Сенатор! После удара – схема «четыре-два»!
– Вас понял: держаться и схема «четыре-два» сразу после удара! – подтвердил готовность де Бодье.
– Херьмо! – лаконично оценил мою стратегию Физз. И, подползя к передней стене рубки, привычно уперся в нее чешуйчатым боком. На своем веку ящер слышал команду «Держись!» так много раз, что давно выучил здесь все безопасные места, где он мог пересидеть встряску.
– Воистину херьмо, старина! – согласился я, напряженно следя, как буксир трогается с места и начинает разворачиваться к нам левым бортом. Даже если северяне не видят пока в нас врага, наставить на пришельцев пушки все равно не помешает.
Но отступать уже некуда, а уклоняться – значит, сбавить необходимую для тарана скорость. Я ненавидел безрассудные атаки напролом, но сейчас иначе нельзя. Если буксир отъедет от края рва, мы ввяжемся с ним в затяжную дуэль и потеряем нужную нам внезапность. На наше счастье, бронекат северян развернулся и снова остановился, наведя на нас заряженные шрапнелью пушки. Это тоже страшно, но уже не так – все-таки броня истребителя выдерживала в свое время попадание снарядов Вседержителей.
Не выходя из-за штурвала, я опустился на колени и перестал маячить в окне. Как и прочие окна, это тоже было наполовину прикрыто бронированным козырьком. Но шрапнель могла угодить в оставшийся просвет, и я счел должным подстраховаться.
Было весьма поучительно самому пережить то же, что пережил домар Скальдид, когда я пугал его ружейной стрельбой. Разве что на мне были надеты штаны, и я ждал выстрела, но все равно приятного в этом ничего не было.
Пронесшаяся над палубой шрапнель угодила во что попало и превратила истребитель в огромный резонатор. Борта, мостик и стены рубки содрогнулись и отозвались протяжным металлическим гулом. Пара картечин пронеслась через рубку и вырвалась наружу в приоткрытые окна на задней стене. Но одна из них все же оставила мне памятный знак. Пролетев сквозь штурвальное колесо, она выбила и согнула спицу. На которую я едва не напоролся, когда спустя три секунды «Гольфстрим» врезался во вражеский бронекат и меня швырнуло прямо на штурвал.
Столкновение выдалось на славу. Нацелив на нас пушки, шкипер северян невольно подставил под удар левый борт. Что при наличии у нас тарана было большой ошибкой. Загнутый вверх, подобно клыку, прочнейший нос «Гольфстрима» был сконструирован таким образом, чтобы вонзаться в корпус жертвы, поддевать ее и переворачивать набок. Конечно, лишь в том случае, если жертва не превосходила истребитель по весу. Но с нашими спаренными ДБВ мы могли не обращать внимание даже на такое ограничение.
Де Бодье исполнил приказ и сразу же после удара перевел «Гольфстрим» на пониженную передачу. Остановившийся было истребитель вновь рванулся вперед, словно борец, который, сцепившись с соперником, решил первым швырнуть его наземь. Буксир под нашим натиском медленно кренился на правый борт. И тут шкипер северян допустил вторую, на сей раз фатальную ошибку. Вместо того чтобы оставаться на месте и, возможно, удержать машину на колесах (такое не исключалось, если бы мы начали буксовать), он занервничал и, решив сорваться с крючка, врубил задний ход. И когда колеса буксира завращались, под нашим напором они начали сами подталкивать его ко рву. Да так быстро, что я даже приказал Гуго перейти на первую передачу, побоявшись, что мы слетим в яму следом за жертвой.
Когда враги поняли, в чем их ошибка, и прекратили ерзанье, было поздно. Край рва уже оседал под вставшей на два колеса махиной. И едва я почувствовал, что она кренится вправо уже без нашей помощи, тут же скомандовал: «Стоп колеса!» А буксир завалился на правый борт и покатился с откоса, громыхая так, что под нами заколыхалась земля.
Падая, враг смял борта, мостик и орудийные площадки, а также сломал мачту и оборвал связывающий его с прицепом трос. Потом он снова встал на колеса, но склон под ним еще не закончился, и набранная инерция повторно уронила его набок. И когда кувыркающийся бронекат достиг дна и остановился, он лежал кверху днищем, с полопавшейся обшивкой и покореженной трансмиссией. А находящиеся на нем северяне если и уцелели, то вряд ли были в состоянии оказать нам сопротивление…
Интересоваться их самочувствием мы не намеревались. Теперь нас беспокоило здоровье тех врагов, что штурмовали перекрывшую ворота баррикаду. Нет, в данный момент они чувствовали себя превосходно! Даже слишком превосходно. Но мы собирались подпортить им настроение, а многим из них – еще и шкуру.
Оттолкнув тараном прицеп, я подвел «Гольфстрим» к мосту и развернул его правым бортом к Роще. Сквад продолжал сражаться, но многие головорезы отступили от баррикады и, указывая на нас пальцами, пытались докричаться до соратников, которые, войдя в раж, даже не заметили, что стряслось по ту сторону моста. Разобрать, где в этой толпе Виллравен, было трудно. Но, надо полагать, он уже накачался своим зельем и размахивал мечом где-то в самой гуще заварухи. Вряд ли он при этом оглядывался на свой тыл. Однако мы знали способ, как обратить на себя внимание даже опьяненного битвой берсерка.
– Пли!!! – прокричал я в коммуникатор орудийной палубы.
Истребитель содрогнулся, когда правобортовый «Сембрадор» выплюнул за раз дюжину гарпунов. В свое время он пробивал даже стальные бока вактов, поэтому с людьми расправлялся и вовсе играючи. За год Малабонита и Убби изрядно поднаторели в стрельбе из этой карательной машины. Они настроили прицелы так, чтобы снаряды не разлетались в стороны, а шли кучно, накрывая лишь противоположный край моста, ворота и пространство перед баррикадой. А поскольку враги тоже действовали кучно, сражаясь плечом к плечу, редкий гарпун нашел себе только одну жертву.
Не исключено, что при этом пострадал кто-то из защитников баррикады – трудно вести точную стрельбу из оружия массового поражения. Но мы были готовы взять на себя ответственность за невинные жертвы. Обрушившаяся на Корабельную Рощу угроза была слишком серьезной, и ее нельзя было истребить с хирургической аккуратностью. В войне с северянами действовать нужно решительно, грубо и невзирая на последствия. Так же, как воюют сами северяне, что с легкостью перешагивают через трупы как врагов, так порой и своих соратников.
Нам было некогда останавливаться и глазеть на результат своей кровавой работы. Вопли боли и ярости еще не грянули в полную силу, а я уже развернул «Гольфстрим» другим бортом и дал залп из второго «Сембрадора». Новая дюжина гарпунов умчалась в том же направлении, и если не все они, то большинство из них также отыскали себе жертвы.
Оба залповых комплекса перезаряжались автоматически, но на это требовалось время. Впрочем, давать врагу передышку я не намеревался. Быстро развернув истребитель кормой к мосту, я раскрутил сепиллу и обрушил на ворота ураган камней и песка. Роторная катапульта-щетка сама находила себе снаряды, подцепляла их с земли и метала в противника. Вести прицельную стрельбу из такого орудия было невозможно, но этот недостаток целиком искупался шквальной мощностью и ненужностью перезарядки. Вдобавок ко всему сепилла создавала непроницаемую пылевую завесу, чем дезориентировала противника и ввергала его в еще большее смятение.
Спустя три минуты с орудийной палубы поступил очередной доклад о готовности к стрельбе. Я тут же выключил сепиллу и велел Убби подняться в рубку. А пока он шел, я вновь развернул «Гольфстрим» правым бортом к мосту, который вместе с воротами окутывало облако пыли.
Пыль быстро оседала, сносимая ветром, и я внимательно вглядывался в нее, стараясь не проморгать контратаку северян. Для них это было бы сущим самоубийством, поскольку на близком расстоянии «Сембрадор» смел бы их всех подчистую. Но кто знает, что взбредет в голову домару-берсерку после того, как мы нанесли ему коварный удар в спину.
Убби взбежал на мостик и сразу же встал к баллестираде, дабы в случае чего добить тех врагов, кому повезет увернуться от гарпунов. Но я вызвал его наверх не за этим. Мы красноречиво дали понять Виллравену, что удача сегодня не на его стороне. Он потерял бронекат и как минимум половину бойцов своего и без того немногочисленного сквада. Мы были готовы уничтожить их всех, если они не прекратят сопротивление. Но если у них нет охоты погибать, мы можем пойти им навстречу и устроить переговоры.
Именно Убби предстояло предъявить врагу наш ультиматум. И раз уж Кирк считает себя домаром, он обязан принять его. Тем более что речь пойдет не о позорной сдаче в плен, а о благородном северном способе предотвращения кровопролития – поединке вождей враждующих армий. И чей вождь в финале такого поединка останется на ногах, та армия и будет объявлена безоговорочным победителем.
Вообще-то, вождем нашей маленькой армии был я – по крайней мере, когда все мы находились на борту моего бронеката. Но поскольку исход моего поединка с Виллравеном был заведомо предсказуем и плачевен, я был отнюдь не прочь временно передать командование Сандаваргу. Что и сделал сразу, как только стало понятно: противник не намерен контратаковать и устилать мост новыми трупами.
– По-моему, самое время спросить у Кирка, есть ли у него сегодня настроение разговаривать с тобой, – заметил я. – Если, конечно, он еще жив.
– Он жив! – уверенно отозвался Убби, не отрываясь от «Эстанты». – И не издохнет до тех пор, пока не выплатит мне все долги, готов поспорить! Разве ты не слышишь, как рычит этот сучий выродок?
Честно говоря, я слышал лишь многоголосый рев, что доносился до нас из пыли, и не мог разобрать в нем чьи-либо голоса. Но Сандаваргу было виднее. Хотя, конечно, и он мог ослышаться и выдать желаемое за действительное.
Впрочем, проверить, прав он или нет, было легче легкого.
– Виллр-р-равен!!! – проорал во всю мощь своей глотки Убби, стараясь перекричать вражеский гвалт. – Ты узнаешь меня, или мне всадить тебе в задницу еще один гарпун, чтобы освежить твою короткую память?!
Вопли у ворот стихли так резко, будто кто-то взял и закрыл эти самые ворота, отрезав сквад Кирка от моста и от нас. Не умолкли лишь стоны и брань раненых да шум за стеной форта. Судя по грохоту и треску, раскольники сооружали из подручных материалов вторую линию баррикад. Даже если они поняли, что мы пришли им на подмогу, радоваться этому было рано. «Гольфстриму» не пробиться в Корабельную Рощу, и хозяевам волей-неволей придется продолжать самим бороться с захватчиками…
…Но сейчас раскольники заполучили себе передышку и лишнее время на то, чтобы получше укрепиться.
Пыль почти развеялась, и нашим взорам наконец-то предстали последствия учиненной нами бойни. Трупов было достаточно. Возможно, даже больше, чем я предполагал. Сосчитать точно не получалось. Мост и воротный проем были завалены камнями и песком, что запорошил лежащих там людей. Мертвецов среди них можно было отличить от раненых только по тому, что последние еще шевелились.
Уцелели лишь те северяне, кто успел забиться между распахнутыми не до конца створами ворот и стеной. Оттуда захватчики бранили нас на чем свет стоит, и там же, судя по всему, укрывался Кирк. За баррикадой на первый взгляд тоже было пусто. И лишь торчащие над ней наконечники копий давали понять, что оборона не прорвана – просто защитники тоже попрятались за укрытиями от обстрела.
– Сандавар-р-рг! – Ответ Кирка донесся до нас не сразу – ему явно потребовалось время, чтобы опознать по голосу нарисовавшегося откуда ни возьмись врага. – Грязный, шелудивый пес! Сын шакала и брехливой подзаборной шавки! Ты гоняешься за мной, потому что тебе и впрямь не терпится издохнуть?!