– Позвонил этому психу Косте, а тот мне рассказал. Он в испуге, в растерянности, он тоже любит Женьку до опупения…
– Тоже? Мирон, ты чего краснеешь? Ты ее любишь?
– Да я не знаю… Показалось в какой-то момент… – крайне смутился Мирон, хотя смущение было ему совершенно несвойственно.
– А он тебе это письмо не переслал?
– Переслал, а что?
– Покажи!
– На, любуйся!
– У меня нет приличных слов, только матерные. Знаешь что, Мирон, давай не будем доводить до суда. Просто скинемся на первый взнос, по крайней мере на квартал заткнем пасть этой бабе… А там… Я знаю, что делать!
– Что?
– Я продам к чертям эту квартиру! Она дорогущая. В конце концов, у меня есть квартира в Москве…
– Нет, Фарик, ты сейчас не сможешь хорошо ее продать. Кризис, мать его. Я знаю, элитная недвижимость в Амстердаме сейчас плохо продается. Шансов мало. А вот я продам свою московскую квартиру. Мне такая здоровенная ни на фиг не нужна. И в Москве как раз такая недвижимость с песней улетит! А я куплю себе двушку в приличном районе, и мне за глаза хватит, и пусть эта тварь подавится!
– Это мысль! Но только я тоже буду в этом участвовать. И, может, привлечем еще и Костю!
– Нет. Он и так там за ней ухаживает, сиделку нанял, врачи там, то, се…
– Мирон, ты хочешь быть единственным рыцарем-спасителем? – засмеялся Фархад.
А Мирон густо покраснел.
– Идея вполне пацанская, но если она все же не оценит твоей жертвы?
– И не надо!
Фархад вдруг о чем-то задумался.
– Интересно, а Антон в курсе?
– Точно нет! Эта баба отслеживает его почту.
– А ведь это не проблема…
– То есть? Ты хочешь сам с ним связаться?
– Думаю пока.
– А что… Хорошая мысль! А если он в курсе?
– Был бы он в курсе, его женушка не отслеживала бы его почту. Пусть знает. К тому же весь музыкальный мир в курсе, сколько Женька для его карьеры сделала… Ох, ему не понравится огласка такого рода…
– Что ж, можно попробовать!
– Нет, – сказал Фархад, – не стоит. Что ж, мы с тобой вдвоем на полквартиры в Москве, да еще в рассрочку, не наскребем, а?
– Люблю тебя, Узбек, ты настоящий пацан! Слушай, а ты вообще его знаешь?
– Антона? Знаю.
– Ну и какой он?
– Да вроде неплохой парень был…
– А эту бабу его ты видел?
– Не имел счастья! А давай посмотрим в Сети. Врага надо знать в лицо! А вот и она.
– У, стерва! Та еще… Кстати, чем-то напоминает твою.
– Да, я тоже заметил.
– Слышь, Узбек, а давай ей подлянку кинем?
– Какую?
– Отдадим сперва первый взнос, а уж потом поставим в известность скрипача, а? Если он нормальный, ей мало не покажется. Ну а мы же все равно хотели Женьке помочь…
– Мирон, вот за что тебя люблю, ты в душе остался тем же дворовым пацаном… Но мы этого не сделаем.
– Почему?
– Как говорила моя училка в ЦМШ – негоже! Не царское это дело!
– Понял! – подмигнул другу Мирон. – Значит, я выставляю свою квартиру на продажу.
– Послушай, а если покупатель быстро найдется, ты же не сможешь уехать?
– У меня есть в Москве человек с генеральной доверенностью. Я предвидел такую возможность.
– Женя, ну как ты?
– Да ничего, просто ужасная слабость. А температуры нет.
– Сейчас тебе станет лучше. У меня хорошая новость.
– Какая?
– Я получил мейл от Мирона. Они с Закировым уже заплатили первый взнос этой жабе!
– Боже мой! Но каким образом? Откуда они узнали? Неужели это попало в Интернет? – вдруг жутко испугалась я.
– Нет, конечно, – улыбнулся Костя. – Просто, когда тебе стало хуже, позвонил Мирон. Я ему и сказал… Он попросил переслать ему письмо. Ну, ты была в таком состоянии, и я взял на себя смелость…
– Зачем они…
– Они тебя любят, Женька! Они твои друзья.
– А ты?
– А я тебя просто люблю. Знаешь, мне так странно… Ты мне судьбой послана, Женька.
Надежда Сергеевна теперь не могла быть со мной круглые сутки. Она приезжала только утром, когда Костя уходил на работу, а вечерами он заботился обо мне. И мне так это нравилось…
– Костя, а Мирон не пишет, как у них там дела?
– Пишет, что у Фархада был кризис, но теперь все хорошо, и недавно на репетиции оркестр устроил ему овацию. Что твоя идея концертного исполнения имеет успех у попечителей, и вообще… А теперь ты должна поесть, вон сколько хороших новостей.
– Знаешь, я хочу чего-нибудь сладкого.
– О, это меня радует. Такое выраженное желание. Но мороженого тебе нельзя.
– Нет, я хочу какое-нибудь пирожное с кремом…
– Сможешь побыть одна минут двадцать?
Я сбегаю в соседнее кафе, там вполне пристойные пирожные.
– Смогу!
– Я побежал!
Он чмокнул меня в лоб и унесся. А я вдруг почувствовала себя счастливой. Мои друзья и мой любимый мужчина не дадут меня в обиду! А это ли не счастье – сознавать, что у тебя есть такие друзья и такой мужчина! Позапрошлой ночью меня опять колотил озноб, Костя просто не знал, что со мной делать и в результате просто лег со мной рядом и стал отогревать своим теплом.
Я согрелась и заснула, а когда проснулась, нас обоих охватил такой огонь, в котором сгорели все сомнения, недоверие, опасения. И озноба больше не было, но и сил тоже.
– Я все-таки кобель, – посетовал Костя, – безнадежный кобель, накинулся на больную женщину… Но ты так меня волнуешь, Женечка…
– Нет, ты, конечно, в определенном смысле кобель, но в хорошем смысле, Костенька, а в данном случае это был порыв не кобеля, а настоящего мужчины, который хотел согреть заледеневшую женщину.
– О, Женька, знаешь, это так приятно…
– Что?
– На сорок третьем году жизни вдруг осознать себя не просто кобелем, а мужчиной…
– С большой буквы!
Он рассмеялся и кинулся меня целовать.
– А мне всегда казалось, что для мужика важнее всего ощущать себя именно кобелем.
– Это правда, – засмеялся он. – Но еще очень важно, чтобы твоя женщина…
– Не была сукой?
– А вот и нет! Очень важно, чтобы твоя женщина считала тебя мужчиной, да еще с большой буквы. Ведь это понятие включает в себя и некоторую долю кобелизма, разве нет?
– Вне всяких сомнений!
– Антон, ты в курсе, чем теперь занимается твоя сестрица? – спросила Вера, сидевшая с ним рядом в самолете Сан-Франциско – Франкфурт.
– Что?
Жена листала какой-то глянцевый журнал.
– Вот тут интервью Закирова, она, оказывается, теперь его облапошивает.
– Вера! Я попросил бы…
– Ну, Антоша, ты же не можешь не видеть, как пошли в гору твои дела, с тех пор как ты перешел к Дэннеллу. И вообще, она же удрала… все бросила, скорей-скорей, улетела или, как говорят в России, поспешила сделать ноги. Ясно же… Ни с кем даже не попрощалась. А теперь вот состоит при Закирове…
– Дай сюда! – Антон почти вырвал журнал у жены.
– Они когда-то были друзьями, – задумчиво проговорил он, пробежав глазами статью.
– Ничего, скоро и он от нее избавится.
– Ну, судя по этому интервью, он ею очень доволен. И вообще, я не понимаю, что, собственно, ты имеешь против моей сестры? – раздраженно бросил Антон. – Она столько для меня сделала…
– И спасибо ей за это. Послушай, зачем нам дом в этой дыре? Только лишние расходы. Давай по возможности продадим его и купим квартирку, допустим, в Париже. Сколько времени ты там проводишь? От силы две-три недели в году, так стоит ли…
– Это дом Жени.
– Но он записан на тебя.
– Ну и что? Я подарил ей этот дом и…
– А она оттуда сбежала, даже трусы свои оставила.
– Какие трусы? – поморщился Антон.
– Ну, она же не взяла даже ни одной тряпки. А их у нее не так мало было. Все кинула. Даже бельишко. Мне пришлось все это собирать.
– И что ты с этим сделала?
– Отдала в благотворительное общество Кармеля. Что же еще? Пусть лучше бедные люди пользуются.
– Ну, в принципе ты, наверное, права… А как ты думаешь, почему все-таки Женька все бросила?
– Говорю же, спешила унести ноги.
– А почему ты мне раньше этого не говорила?
– Не хотела бередить твои раны. Ты же был тогда очень расстроен всей этой историей…
– Я и по сей день ею расстроен. Ладно, не будем о грустном. Я лучше посплю.
Он откинул кресло, надел мягкую черную маску и в самом деле вскоре уснул. А Вере не спалось. Кажется, я не ошиблась и у этой гнусной Женьки есть-таки денежки. Во всяком случае, первый взнос поступил очень быстро. Миллион рублей. Не бог весть какие деньги, но все же…
И это мои личные деньги, Антон о них не узнает. А мне они пригодятся. Жаль, конечно, что в рублях, но… В конце концов, это около тридцати тысяч долларов. Совсем не кисло. Надо бы хоть дня на три-четыре слетать в Москву, там тоже можно со вкусом потратить кое-что из этой суммы, да и вообще… Я устала все время быть на стреме. Все время опекать мужа, отслеживать его почту. Нет, нельзя, как говорится, Бога гневить, все у меня хорошо. Муж – великий музыкант, мировая величина, у него блестящая карьера, блестящие гонорары.
И я с ним рядом выгляжу на все сто. Я достойная жена мировой знаменитости. И это здорово приятно, когда ему устраивают овацию, и я умею так себя подать, что Антон просто светится от счастья, когда слышат, какая у него красавица жена. Да, я достойная пара ему. Года через два придется родить ему ребенка. Это, конечно, прискорбно, но ничего не поделаешь, надо. А пока… Решено, я не полечу с Антоном в Шанхай, что я там забыла? В конце концов, это интересно в первый и даже второй раз, но в четвертый… Увольте!
К тому же тамошний менеджер надежен как скала. Антон будет ухожен и присмотрен с гарантией. А я ему скажу, что хочу навестить бабушку в Москве. Кстати, надо купить бабушке хороший подарок. Да я и рада буду ее повидать. Бабуля, как никто, меня понимает. Вот с кем можно обсудить абсолютно все, даже перемыть кости этой идиотке Женьке. Ух, как я ее ненавижу! Но ничего, я чувствую, у нее рыло-то в пуху, раз так легко заплатила. Чего-то она все же боится… Надо бы покопаться в ее делах, но, увы, она все передала Дэннеллу, а он почему-то меня не очень жалует, так сказать, в пределах вежливости. Ну и черт с ней! И с Дэннеллом тоже! А меня в Москве ждет совсем неплохой куш. А еще в Москве надо бы встретиться с моим Тигриком, да он и не Тигрик вовсе, а настоящий тигр. Всем хорош Антон, а вот в постели так уступает Тигру… У нее сладко заныло в животе. Ах, две ночки с Тигром, и жизнь будет поистине фантастична! А что, отличная мысль! Восстановить отношения с Тигром и примерно раз в квартал мотаться в Москву к слабой здоровьем бабушке. Это будет такой оздоровительный курс!
Когда Антон проснулся, она потерлась щекой о его плечо.
– Антоша, мне Маринка написала, что бабушке нездоровится. Давай ты один полетишь в Шанхай, а я на эти дни смотаюсь в Москву, к бабуле, как ты думаешь?
– Ну, Зайка, смотайся. Мне, конечно, жаль с тобой расставаться, но…
– Тошик, я тебя обожаю! Встретимся тогда в Лондоне, идет?
– Конечно, любовь моя.
– Только не проси меня в Москве встречаться с твоей сестрой!
– Даже и не думал об этом. Такая встреча не доставила бы удовольствия обеим сторонам, – усмехнулся он.
– Но и ты пообещай мне, что не станешь с ней связываться.
– Не стану, Зайка, – грустно покачал головой Антон. – Я не люблю никому навязываться, даже родной сестре.
– Я просто не хочу, чтобы ты расстраивался, у тебя сейчас такой плотный гастрольный график.
– Не волнуйся, Зайка. К тому же мне надо еще столько музыки учить. А Закиров очень красив, правда? – кивнул он на по-прежнему раскрытый журнал.
– Не в моем вкусе.
– Я его совсем молодым помню. Женька говорила, что по нему все девчонки умирали. Хорошо бы он женился на Женьке.
– С ума сошел!
– Почему?
– Он хоть и не в моем вкусе, но бесспорно на редкость красивый мужчина, так зачем ему эта старая мочалка, твоя сестра?
– Послушай, Зайка!
– Ну объективно же! Ей уже сорок, она объективно уже старая мочалка…
– Зая, это сейчас тебе двадцать семь, а не успеешь оглянуться, тебе тоже стукнет сорок.
– Ну, я уж сумею и в сорок выглядеть максимум на тридцать, а у твоей Женечки все ее годы на морде написаны. Товарный вид безнадежно утрачен. Ну, может, и найдет себе какого-нибудь бухгалтера… Или в лучшем случае засушенного музыковеда. Впрочем, дай ей бог, как говорится.
– Зая, давай мы больше не будем говорить о Жене. Мне это неприятно.
– Да мне тоже! Все, забыли!
Вера нашла на айпэде свой любимый американский сериал, а Антон достал ноты скрипичного концерта, который ему предстояло играть через месяц в зале Плейель в Париже.
Мне с каждым днем становилось все лучше. Вернее, с каждой ночью. Теперь мы спали втроем. Пафнутий на вторую ночь явился к нам.
– А ты заметила, какой он деликатный? – спросил Костя. – Приходит, только когда уже можно.
– А ты заметил, что он ложится рядом со мной?
– Скотина он!
– Не смей так говорить.
– А я ревную!
– Кого к кому? – засмеялась я.
– Тебя к нему, а его к тебе.
В услугах Надежды Сергеевны теперь необходимости не было. Но выходить на улицу одной Костя мне категорически запрещал.
– Не вздумай! Мало ли, голова закружится, или толкнет кто-то ненароком, а ты едва на ногах держишься.
– Но я не в состоянии больше сидеть в четырех стенах.
– Ничего, вот в пятницу после работы повезу тебя в наш ресторанчик. Летом там можно сидеть во дворике. Под липой. А в субботу поедем за город, на дачу к папиной жене. Познакомлю тебя с ними.
– Зачем это?
– Как зачем? А ты разве не собираешься за меня замуж?
У меня сердце оборвалось.
– Костя!
– Что Костя?
– Но пока таких предложений от тебя не поступало.
– Считай, уже поступило! Или я обязательно должен встать на одно колено, протянуть красную уродскую коробочку с каким-нибудь ювелирным изделием, букет роз и все такое?
– Да нет, – засмеялась я.
– И так сойдет?
– Ну, на худой конец сойдет! Тем более что я отвечу тебе отказом.
– Как? – побледнел он.
– Костя, милый, любимый, зачем нам жениться?
– Ну как зачем? – явно растерялся и, кажется, даже обиделся он. – Ты чудовищно нелогична.
– Почему?
– Говоришь: Костя, любимый, значит, любишь меня?
– Факт. Люблю. Но…
– Я, Женька, вообще никогда не объяснялся в любви своим ба… дамам, вообще, ну или только в ранней юности, что называется, под напором спермы, и вообще не глядел на женщин старше двадцати пяти, а ты перевернула мне душу…
– Знаешь, Костенька, дорогой мой, любимый, мне никогда ни с кем не было так хорошо, обо мне никогда никто так не заботился, но…
– Какое тут может быть «но»?
– Моя работа. Я не могу и не хочу ее бросать.
– Что это за работа? Секретарша у красивого дирижера?
– Это можно назвать как угодно, однако…
– Жень, да я же не против, работай!
– Ты правду говоришь?
– Конечно! Мне нужна жена, любимая женщина, а вовсе не домработница. Ты же видишь, мой быт вполне налажен, я сам все могу, есть женщина, которая убирает… А то, что придется расставаться, так это, может, даже и неплохо, зато встречи будут бесценными…
– Костя!
– Так ты согласна, дуреха?
– Да! Да! Да!
– И в субботу утром мы поедем на дачу?
– Поедем!
– Женька! А я буду иногда сваливаться тебе как снег на голову! У твоего Фархада, допустим, концерт или спектакль в Брюсселе, а я возьму и прилечу!
– Это будет прекрасно!
– А Мирон?
– А что Мирон? Мирон с нами не ездит. Да и я не всегда езжу с Фариком. Так что можешь запросто промахнуться со своим сюрпризом!
– Женька, я такой счастливый сейчас…
– И я! Костя, а расскажи мне хоть что-то о своем отце…
– Что тебе рассказать? Он у меня из породы мамонтов.
– То есть?
– Ну, теперь таких уже не делают. Джентльмен до мозга костей! Любимец и любитель женщин. Но при этом крупный ученый, был раньше гениальным хирургом, но в Афгане схлопотал осколок в плечо, не смог оперировать, но не спился, как многие, а защитил докторскую диссертацию на основе своего полевого опыта, теперь преподает и консультирует. Его нередко приглашают за границу на консультации. А при этом он так любит жизнь…
– Как человек, часто имевший дело со смертью, да?
– Именно! Между прочим, он первый обратил на тебя внимание в том ресторане… И сказал, если б не его свадьба, он бы сам за этой дамой приударил. Да, кстати, а кто был тот мужик?
– Мой бывший муж.
– И он явно хотел тебя вернуть…
– Но я уже этого не хотела. К тому же у него двое детей. А жена твоего отца?
– Ой, Жень, в субботу сама увидишь. Одно скажу – они неплохая пара. И с обоими всегда есть о чем поговорить. Все. Иди ко мне, невеста!
– Костя, а давай полетим в Лас-Вегас и там поженимся, а?
– Это зачем? – как-то недобро прищурился Костя. – Мне брак понарошку не нужен.
– А что, тебе нужен штамп в паспорте?
– Мне – нет. Мне нужна ты. Я просто думал…
– Что женщине этот штамп жизненно необходим? Да ерунда это все! И со штампом тебя могут послать, и вообще… Ненавижу узы! Но особенно родственные… Они так легко рвутся, а там даже и штампа нет. Все, Костя, мы просто любим друг друга и будем вместе, пока нам обоим это в радость, идет?
– Господи, Женька, знаешь, Пафнутию надо поставить памятник при жизни, ведь если бы не он…
– И, как я сегодня узнала, не твой папа…
– Ага! Такой памятник – папа сидит в кресле и держит на руках Пафнутия!
Как хорошо мне было, как легко, весело, как радостно…
И действительно в субботу мы поехали на дачу. Его отец и мачеха оказались очаровательными людьми, прекрасно меня приняли. Анна Михайловна, в высшей степени интеллигентная и даже изысканная дама, была к тому же превосходной кулинаркой. Да вдобавок оба знали и любили музыку, так что нам было о чем поговорить.
Я рассказала о планах Мирона, о том, что из этого получилось…
– Вы сказали Мунтяну? – переспросила Анна Михайловна. – Я однажды его слышала в небольшой партии в Михайловском театре. Голос упоительный, но что-то не задалось у него.