П. П. Крючков, 1932
Теперь снова вернемся к Марии Эдмундовне, моей второй маме, так я ее называла. Небольшого роста, худенькая, всегда аккуратно одетая (белые блузки с галстуком или камеей, черная длинная юбка до щиколотки), и когда они приезжали с мужем к нам в гости, и когда она приехала к нам на постоянное жительство после его ареста в начале 1938 года. В халате я ее никогда не видела: “У женщины должна быть всегда хорошая обувь и хорошо причесанная голова”. На ночь всегда делались папильотки. Знаю, что она окончила гимназию в Перми и получила звание городской учительницы русского и немецкого языков.
После ареста мужа она в доме осталась одна. Старший внук, сын Маргариты Петровны, к тому времени уже работал заведующим Горздравом в городе Абакане, две младшие внучки еще учились в другом городе. Она поехала в Абакан. Но внук, которого они вырастили и дали с дедом образование, не пустил ее на порог: ведь она мать и жена врагов народа. Она со своими вещами осталась сидеть на крылечке. Трудно представить себе картину более страшную и горькую. Соседка, пожалев ее, связалась с нами и отправила в Москву, к нам.
Слева направо: Маргарита Дмитриевна Полетаева, Александр Захарович Медведовский, Мария Эдмундовна Крючкова (урожд. Гёбель), папа Георгий Петрович Крючков, мама Лидия Михайловна Крючкова
Мария Эдмундовна была образованна, умна, очень хорошо воспитана, какая-то светлая, глубоко порядочная, интеллигентная и очень сдержанная в своем невыносимом горе. У нас с ней сохранились добрые, хорошие отношения и после моего развода с ее сыном, хотя жили мы уже врозь. Она — с сыном и внучкой Мусей, я — со своей дочкой Мариной на другом конце Москвы.
Во время войны в 1943 году младшая внучка Марии Эдмундовны окончила Институт иностранных языков и позвала бабушку к себе в Сибирь, так как в Москве в это время было совсем голодно. Бабушка решилась на это путешествие. Сын, Георгий Петрович, посадил мать в поезд, но к внучке она не доехала. Она исчезла, куда — неизвестно. И сын и внучка с двух сторон разыскивали ее, но так и не могли найти ни во время войны, ни после».
В нашей семье чудесным образом сохранились некоторые фотографии, на которых изображена бабушка Мария Эдмундовна, что из Гёбелей-Эйнемов, а дедушкину фотографию я нашла (глубоко запрятанной) после смерти отца. Часто я смотрела на групповую фотографию, на которой запечатлены мои мама, папа, старшая сестра от первого брака отца Ирина и я. Никогда не обращала внимания на надпись и дату на обороте. И только после всех архивных поисков мне стала она понятна, несмотря на то что с двух сторон края фотографии обрезаны: «Дедушке и бабушке к золотому юбилею от детей и внучат, которые хотели бы походить в жизни на дедушку и бабушку. Желаем счастья, здоровья и долгой жизни до бриллиантовой свадьбы. По доверенности и просьбе еще неграмотной внучки. Юрий Крючков. 20/VIII 1937 г.». 20 августа — день получения дедушкой диплома о высшем образовании, это день пятидесятилетнего юбилея свадьбы дедушки и бабушки… 20 августа 1937 года вся наша семья в последний раз собралась в нашем московском доме. Основываясь на маминых воспоминаниях, я начала поиски. Первый и, как оказалось, самый правильный был порыв, — написать в архивы ФСБ (КГБ) города Кемерово. Волнению и изумлению моему не было предела, когда мне прислали не просто выписки из следственного дела, а ДЕЛО целиком. Вот что я узнала.
7 марта 1938 года Петр Петрович Крючков, мой дед, был арестован, а его имущество конфисковано. 12 марта 1938 года, всего через пять дней, в возрасте семидесяти семи лет, он был расстрелян по решению «тройки» Управления НКВД Новосибирской области. Среди документов, присланных мне в деле, есть и документ, в котором, среди прочего, перечислено это самое «принадлежащее ему имущество». Стиль и правописание сохранены.
«Изъят паспорт 541265
профсоюзный билет 029988
Опись вещей:
Печать.
Фотокарточек: 9 штук.
Справки и удостоверения: 35
Переписка: 9 листов
Золотая брошь: 1
Серебряные ложки чайные: 12
Серебряные ложки столовые: 12
Щипчики: 1
Ложка для соли: 1
Поварешка: 1
Для хлеба лопатка: 1
Ситечки: —
Футляр: —
Слева направо: сводная сестра Ирина Георгиевна Добровольская, папа, мама и я, 20 августа 1937 года
Справка Военной коллегии Верховного суда Союза ССР о реабилитации П. П. Крючкова, 9 февраля 1988 года
Ордена, медали и знаки отличия, полученные до 1917 года, в этой описи не значились. Вероятно, дед распорядился ими по своему разумению, уже понимая, что может быть за их хранение. Тогда же я получила уведомление из Управления Федеральной службы безопасности Кемеровской области Российской Федерации.
«Уважаемая Марина Георгиевна! На Ваш запрос сообщаем, что, вследствие нарушений законности в то время, сведений о месте расстрела и захоронения в архивном деле отсутствуют. Известно только, что после ареста Ваш дед находился в Кемеровской тюрьме. В городе Кемерово (пос. Ягуновский) установлено массовое захоронение жертв политических репрессий, предполагается установление памятника. К сожалению, мы не можем выслать фотографии, документы, личные вещи, которые были изъяты при обыске у Крючкова П. П., так как они не сохранились. Если Вам понадобились копии каких-нибудь документов из дела Вашего деда, то Вы должны указать название документов. Если Вам нужна справка о его реабилитации, советуем обратиться в Кемеровский областной суд».
Я сразу же обратилась по указанному адресу и получила справку о реабилитации П.П.Крючкова. Вот выписка из протокола 111/23 заседания «тройки» Управления НКВД Новосибирской области от 12 марта 1938 года. Дело № 204 Кемеровского НКВД:
«Крючков Петр Петрович, 1861 года рождения, уроженец города Петрограда, обвиняется в к/р (контрреволюционной) повстанческой деятельности. Постановление: расстрелять, лично принадлежащее ему имущество конфисковать.
12 марта приговор приведен в исполнение».
Справка Кемеровского областного суда о реабилитации П.П. Крючкова, 26 сентября 2001 года
«Обвинительное заключение:
П. П. Крючков является участником контрреволюционной монархической повстанческой диверсионной организации «РОВ С», созданной и руководимой по указанию разведывательных органов одного из иностранных государств, ставивших своей задачей свержение советской власти вооруженным путем и восстановление монархического строя. Организацией руководил Кутепов, родной брат генерала Кутепова».
16 апреля 1956 года постановление «тройки» отменено, дело производством прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Крючков П. П., 1861 года рождения, реабилитирован посмертно.
Сын его Петр был расстрелян 15 марта того же 1938 года. Разница всего в три дня.
В том же присланном мне деле находились показания старшего следователя по делу «РОВС» З. М. Клюева, которые он вынужден был дать в 1956 году при рассмотрении дел о реабилитации невинно осужденных: «Все беззакония, которые творились в Кемеровском НКВД в 1937–1938 годах, я понимал и тогда. Но не мог сказать этого нигде, боясь попасть в число арестованных. Делал все, что приказывали».
Я никогда в жизни не испытывала такого потрясения, как тогда, читая дело дедушки. Это были сведения о нескольких последних днях его жизни, о приведении в исполнение приговора…
В его деле среди анкетных данных я прочитала, что он окончил Казанский ветеринарный институт и работал некоторое время в Перми. Я тут же отправила запрос в архив института в Казани. Через пять дней милый женский голос сообщил мне по телефону, что Петр Петрович Крючков получил диплом 20 августа 1887 года. Я была так оглушена неожиданным известием, что даже не спросила имени милого и доброго вестника. Спасибо ей! А из Перми тогда же пришли заверенные сообщения из архива. Вот что я узнала: Петр Петрович Крючков, мой дед, родился 3 декабря 1861 года, крещен в Свято-Троицкой церкви Кизеловского завода Соликамского уезда. В октябре 1878 года поступил в Пермскую гимназию, которую окончил в 1883 году. В этом же году поступил в Казани в ветеринарный институт, который успешно закончил со степенью ветврача. По окончании института был определен Пермским губернским земством городским ветеринарным врачом, пост по тем временам весьма значительный. В 1886 году значился домовладельцем по ул. Екатерининская, д. 118 (теперь Большевистская). Дом не сохранился. Позже дед был и мировым судьей, и земским начальником (1903), и инспектором Казанского ветеринарного института, который сам окончил. Его посылали не только в города Сибири, но и в Бессарабию, а во время Первой империалистической войны 1914 года в течение двух лет он служил в качестве ветеринарного врача в чине полковника для командировок при Управлении гуртов Киевского военного округа. Пройдя все чиновничьи ступени службы, произведен 19 декабря 1911 года в статские советники, гражданский чин, соответствующий генеральскому званию. Награжден орденом Св. Анны, Св. Святослава, серебряной медалью, темно-бронзовой медалью за труды по первой всеобщей переписи населения и др. Женат на дочери потомственного дворянина статского советника Эдмунда Германовича Гёбеля, Марии Анхельхайте Лидии Гёбель.
Их дети: дочь Маргарита (4 сентября 1888), сын Петр (12 ноября 1889), сын Виктор (4 июля 1891), сын Георгий (30 марта 1897). Сын Георгий — это мой отец.
Дом в Перми, принадлежавший Александру Эдмундовичу Гёбелю. Сохранился до наших дней
То, что мою бабушку зовут Мария Эдмундовна, я помнила с детства, но только последние архивные изыскания позволили внести некоторые уточнения. Ее отец, Эдмунд Германович Гёбель — председатель и непременный член Пермского уездного присутствия по крестьянским делам. А ее брат, Александр Эдмундович Гёбель, дослужился в Перми до чина надворного советника, награжден орденом Св. Святослава и орденом Белого орла, женат был на дочери протоиерея Новосельской Марии Ивановне. Вот его-то дом в Перми сохранился до сих пор. В книге Е. Спешилова «Старая Пермь. Дома. Улицы. Люди» мы читаем: «Двухэтажный дом из красного кирпича по ул. Вознесенской, д. 42 (ныне ул. Луначарского), принадлежал Гёбелю Александру Эдмундовичу. Дом сохранился».
Я часто думаю: как страшно, что дедушка, служивший верой и правдой своему Отечеству, погиб униженный и оклеветанный. Беды семьи на этом не закончились. Расстрелян 15 марта 1938 года его сын Петр Петрович Крючков, секретарь А. М. Горького. Расстреляна 17 сентября 1938 жена Петра Петровича-младшего Елизавета Захаровна. Сиротой остался их пятилетний сын Петя. После всех страшных событий сошла с ума и умерла в скорбном доме дочь деда, Маргарита Петровна, в начале тридцатых годов пропал сын Виктор. Единственный оставшийся на свободе сын Георгий, мой отец, прожил всю жизнь в страхе и унижении. После трагедии, обрушившейся на семью, с конца тридцатых годов работа его не соответствовала ни образованию, ни интеллекту. Прожил до преклонного возраста с узелком в прихожей на случай ареста.
Елизавета Захаровна Крючкова (урожд. Медведовская)
За год до смерти отец познакомил меня с моей двоюродной сестрой Айной Петровной Погожевой, внебрачной дочерью его родного брата Петра Петровича Крючкова. Раньше я не знала о ее существовании. Моя мама, присутствующая на нашей встрече, очень была этому рада и рассказала, что была связана дружескими отношениями с мамой Айны, но молчала об этом полжизни. Они умели держать язык за зубами. Она же нам рассказала, что отец Айны, Петр Петрович, снимал в Красково дачи для нас, маленьких девочек. Детская память коротка, этого я совершенно не помню.
После той первой встречи мы очень подружились с моей двоюродной сестрой, вместе вели поиски захоронения ее отца (моего дяди), обращались во все возможные архивы. Наконец, в конторе Донского кладбища нам указали на огромный, во всю стену шкаф, в котором лежали десятки толстых папок с фамилиями расстрелянных во времена репрессий. После трехчасовых поисков мы обнаружили в тетради, озаглавленной «Бутово-Коммунарка», родную фамилию. Петр Петрович Крючков, старший сын моего деда, был расстрелян вместе со своей женой в спецзоне «Коммунарка». Они зарыты вместе с тысячами невинно казненных людей в земле «Коммунарки», переданной в 1999 году Русской православной церкви. Сейчас здесь, на крови, возведен храм Святых Новомучеников и Исповедников России. А надгробием им будет наша светлая память.
А потом мы вместе искали нашего двоюродного брата Петю, внука моего деда, очередного Петра. Нашли его, собственно, случайно, так как долгое время он жил вне Москвы. В последние годы его жизни мы как могли помогали ему и старались всячески опекать и очень привязались друг к другу. Его больше нет. Он умер в возрасте шестидесяти лет с двумя справками о реабилитации казненных родителей. Окна его квартиры выходили во двор Бутырской тюрьмы — это ли не гримасы времени?! Мы с Айной захоронили прах Петра в могилу моего отца, Георгия Петровича Крючкова, на Донском кладбище.
Я хочу рассказать о его трагической судьбе. После ареста и расстрела родителей с конца сентября 1937 года жил у нас в доме. Но 30 апреля 1938 года привезли к нам домой умирающую от чахотки мамину маму Галину Федоровну. Петю взяла бабушка по материнской линии и увезла его в деревню подальше от города, чтобы спасти от детского дома или еще худшей участи. Вскоре умерла бабушка, прятавшая шестилетнего Петю в деревне. Он жил в шалаше на краю деревни, питался морковкой и прочими овощами с еще не убранных огородов. Иногда кто-то тайком подкладывал ему куски хлеба. А совсем недавно Петя звал Алексея Максимовича Горького дедушкой и подолгу гостил в его доме. Напомню: его отец работал литературным секретарем великого пролетарского писателя. Горький в письме от 8 октября 1935 года писал Петру Петровичу из Тессели: «Петр учится лазать по деревьям, следит за работами по очистке сада и орет “Во Франции два гренадера”, весел, здоров и более спокойно наблюдателен, чем был». А в письме от 2 ноября 1935 года Горький пишет: «Петруха вполне благополучен». В Тессели в Крыму маленький Петя был без родителей на попечении Олимпиады Дмитриевны, домоправительницы Горького. (Архив Горького. Том 14.)
Слева направо: Айна Петровна Погожаева, Марина Георгиевна Крючкова, Борис Викторович Крючков
А. М. Горький, Марфа Пешкова и Петя Крючков, лето 1935 года
Потом его отыскал и воспитал брат его матери Александр Захарович Медведовский, очень достойный человек, врач по профессии. В последние годы жизни он работал заместителем главного врача в больнице им. Боткина, где тогда работала врачом и моя мама. Поистине пути Господни неисповедимы. Петя закончил десятилетку, отслужил в армии, но получить высшее образование смог только после реабилитации матери в 1956 году. Всю жизнь Петр проработал далеко от Москвы, внук и сын «врагов народа».
15 марта 2001 года, в день расстрела моего дяди Петра Петровича, мы всей нашей огромной семьей, что называется, с чадами и домочадцами, отправились в «Коммунарку», бывшую дачу Генриха Ягоды, где с 1937 года проводились массовые расстрелы. Мы ездили туда не один раз, но первое впечатление было самым ужасным. Моя сестра Наташа сняла нашу поездку на видеокамеру. Петя, красивый старик, его сводная сестра Айна, в растерянности бредущие по дороге к недавно поставленному сразу при входе на полигон деревянному кресту, чтобы возложить к нему цветы. Ужаснее зрелища я не видела в своей жизни. Не нужно было никаких слов, чтобы осознать ужас и размах преступлений сталинского режима.
Через год после смерти Пети, собравшись на его поминки, мы получили от его друзей Скибиных хранившиеся у них семейные фотографии и письма нашего брата. Среди писем оказалось одно, написанное из Ленинграда и подписанное: «Крючков Борис Викторович». Скибины рассказали нам, что Петя не стал отвечать на письмо двоюродного брата, боясь провокации. Сын Виктора Петровича Крючкова, Борис, остался в пять лет сиротой, отец пропал, когда мальчику было всего три года, а в пять он остался без матери. Из письма Бориса: «Утром в школу я уходил, не поев, а после школы бежал собирать и сдавать винные бутылки, если они были, чтобы купить хлеба. Сердобольные жильцы подкармливали меня и давали что-то из одежды, так как заплаты на штанах были очень заметны, потому что пришивал я их через край. Потом я поступил в ФЗУ на кулинарное производство, чтобы быть сытым». Совсем мальчиком попал в народное ополчение, был ранен, прошел всю войну до конца. После войны работал на химическом заводе, а последние годы — начальником отдела кадров там же.
Слева направо: Айна Петровна Погожаева, Борис Викторович Крючков и Марина Георгиевна Крючкова
Так мы нашли еще одного двоюродного брата, внука нашего деда. Борису было уже восемьдесят лет. Мы собрались с силами и поехали к нему уже в Санкт-Петербург. Как же он был рад увидеть хоть в конце жизни лица родных, узнавая в них фамильные черты! Привезли мы ему фотографии деда, отца, дядьев, тетки и молодого, идущего за нами поколения. У него дома не было ни одного документа или фотографии, связанной с его большой растерзанной семьей. Нам вослед было написано стихотворение «Дедушкин портрет». Вот отрывок из него:
А потом опять потеря, его не стало через год с небольшим. И оказалось на всю огромную крючковскую семью всего две могилы. Все остальные лежат во рвах или могилах безымянных.
Айна Петровна Погожаева и Борис Викторович Крючков
Бедные дети и внуки «репрессированного поколения», появившегося на свет еще до 1917 года. Если бы не Октябрьский переворот, жизнь деда и его большой, трудолюбивой семьи была бы совсем другой. Люди чести и до революции работали, не жалея сил на Отечество, матери воспитывали детей, дети получали в столичных университетах образование и возвращались на Урал в родные пенаты. У меня было бы значительно больше родственников, двоюродных братьев и сестер, дядьев и теток, племянниц и племянников, их мужей и жен. Связь времен не прервалась бы, мне не пришлось бы по крупицам собирать сведения о своей большой семье. Нас и сейчас много. Когда мы собираемся большим кругом, получается около сорока человек. Дед был бы рад: его внуки и правнуки стали учителями, врачами, журналистами, теми, кого называют интеллигенцией новой России. Оттуда он смотрит за нами внимательно и беспристрастно. Мы стараемся не посрамить имени наших предков, у нас у самих выросли внуки и уже родились правнуки. Для них я написала эти заметки, надеюсь, что имена представителей семи поколений для моих потомков не будут закрыты завесой забвения. Жизнь идет… Храни их Бог!