— Эх, но это был поединок, о котором стоит спеть! Я помню каждый шаг и каждый удар. Хедланд был великим воином, достойным врагом! В холодные дни, поутру, как тогда, я все еще чувствую рану в ноге, которую он мне нанес. Но Мать Война была на моей стороне. Она подула на меня в колыбели. Было предсказано, что ни один мужчина не сможет меня убить, и это подтвердилось. — Он радостно улыбался, глядя на Колючку, лениво крутя пальцами одно из наверший своей цепи. — Дочь Сторна Хедланда, и такая высокая! Годы бегут, а, Мать Скаер?
— Всегда, — сказала министр, глядя на Колючку прищуренными голубыми глазами.
— Но нельзя весь день вспоминать былую славу. — Горм манерно махнул рукой, приглашая их в путь. — Отец Ярви, Верховный Король ожидает.
Гром-гил-Горм вел их через влажные доки, а Колючка кралась позади, замерзшая, мокрая, озлобленная и бессильная. И весь восторг от вида величайшего города Расшатанного моря был омрачен. Если бы можно было хмурым взглядом убить человека, Ломатель Мечей уже летел бы в крови через Последнюю Дверь. Но хмурый взгляд не клинок, и Колючкина ненависть ранила только ее.
Команда Южного Ветра прошла через высоченные двери в коридор, стены которого от полированного пола до очень высокого потолка были увешаны оружием. Древними мечами, поеденными ржавчиной. Копьями с раздробленными древками. Расщепленными и разрубленными щитами. Оружием, принадлежавшим когда-то людям, ставшим той горой трупов, по которой Байл Строитель взобрался на свое место первого Верховного Короля. Оружием тех армий, которых безжалостно уничтожили его наследники, распространяя свое влияние от Ютмарка до Нижеземья, до Инглефольда и на половину Расшатанного моря. Сотни лет побед, и хотя у мечей, топоров и расколотых шлемов не было голоса, их послание было красноречивее, чем шепот любого министра, громче, чем рев любого мастера над оружием.
Сопротивляться Верховному Королю — это очень плохая идея.
— Должен сказать, меня удивило, — говорил Отец Ярви, — что Ломатель Мечей служит привратником Верховному Королю.
Горм хмуро посмотрел в сторону.
— Все мы должны преклонять колени перед кем-то.
— Хотя некоторые из нас встают на колени легче прочих.
Горм нахмурился сильнее, но его министр заговорила первой.
— Праматерь Вексен может быть весьма убедительной.
— Она уже убедила вас молиться Единому Богу? — спросил Ярви.
Скаер фыркнула так яростно, что было удивительно, как сопли не попали ей на грудь.
— Ничто не вытащит меня из кровавых объятий Матери Войны, — прорычал Горм. — Это я тебе обещаю.
Ярви улыбнулся, словно болтал с друзьями.
— Мой дядя говорит теми же словами. Так много объединяет Гетланд и Ванстерланд. Мы молимся одинаково, говорим одинаково, сражаемся одинаково. Нас разделяет лишь узкая река.
— И сотни лет мертвых отцов и сыновей, — пробормотала Колючка себе под нос.
— Цыц, — прошипел Ральф рядом с ней.
— У нас кровавое прошлое, — сказал Ярви. — Но хорошие лидеры должны оставить прошлое позади и смотреть в будущее. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что наша вражда лишь ослабляет нас, и обогащает других.
— Так что, пожмем руки друг другу после всех наших битв? — Колючка увидела, что уголок рта Горма изогнулся в улыбке. — И, танцуя вместе над нашими мертвецами, отправимся в твое прекрасное будущее?
Улыбки, пританцовывания, а Колючка глянула на оружие на стенах, размышляя, сможет ли она выхватить меч с крюков и проломить Горму череп, прежде чем Ральф ее остановит. Это было бы деянием, достойным воина Гетланда.
Только Колючка не была воином Гетланда и никогда не будет.
— Вы сочинили чудесную мечту, Отец Ярви. — грустно вздохнул Горм. — Но вы уже сочиняли мне чудесные мечты. Нам всем надо проснуться, и, нравится нам преклонять колени или нет, рассвет принадлежит Верховному Королю.
— И его министру, — сказала Мать Скаер.
— Ей более всего. — И Ломатель Мечей широко распахнул огромные двери в конце коридора.
Колючка вспомнила, как однажды стояла в гетландском Зале Богов, уставившись на бледное лицо отца, на холодный труп, пытаясь так сжать руку матери, чтобы та перестала рыдать. Зал казался самым громадным помещением в мире, слишком большим, чтобы его могли построить руки людей. Но Палату Шепота построили руки эльфов. В ней могли поместиться пять Залов Богов, и еще осталось бы место для внушительного ячменного поля. Ее стены из гладкого эльфийского камня и черного эльфийского стекла поднимались и поднимались, исчезая в головокружительной высоте наверху.
Шесть огромных статуй высоких богов хмуро смотрели вниз, но Верховный Король отвернулся от поклонения им, и его каменщики не теряли времени даром. Теперь над высокими богами стояла седьмая статуя. Бог южан, Единый Бог, ни мужчина ни женщина, ни улыбающийся ни рыдающий, широко раскинувший руки в удушающих объятьях, с пустым безразличием смотрящий на жалкие деяния человечества.
Люди толпились у дальних стен помещения, и на балконе из серого эльфийского металла на высоте в десять раз больше человеческого роста, и на следующем балконе виднелись маленькие лица. Колючка видела ванстеров с тесемками в длинных волосах и тровенов с серебряными кольцами-деньгами на руках. Островитян с обветренными лицами, крепких нижеземцев и инглингов с буйными бородами. Она видела тощих женщин, которых посчитала шендами, и пухлых торговцев Сагенмарка. Видела темнокожих эмиссаров из Каталии, или из Империи Юга, или, может, даже из более дальних стран.
Похоже, все люди мира собрались здесь с одной целью — лизать задницу Верховному Королю.
— Величайший из людей! — вскричал Отец Ярви, — между богами и королями! Я простираюсь перед вами! — Он бросился вниз, едва не ударившись лицом, эхо его голоса отразилось от галерей наверху и разбилось на тысячи тысяч шепотов, давших название залу.
Фактически, слухи были слишком щедры к величайшему из людей. Верховный Король был иссохшейся тенью на чрезмерно большом троне, у него было морщинистое лицо, свисающее с костей, и борода из нескольких седых волосков. Лишь его глаза выдавали какие-то признаки жизни — яркие и жесткие, как кремень, они смотрели на министра Гетланда.
— На колени, дура! — прошипел Ральф, таща Колючку за пояс вниз. И как раз вовремя. Из дальней части помещения к ним уже шла старая женщина.
Она была круглолицей и выглядела по-матерински, вокруг ее глаз были глубокие морщинки от смеха, ее белые волосы были коротко пострижены, ее грубое серое платье так тяжело тащилось по полу, что его подол был истерт до грязных лохмотьев. На шее у нее висела прекрасная цепочка, на которую были нанизаны хрустящие бумажки, небрежно исписанные рунами.
— Как мы понимаем, королева Лаитлин ждет ребенка. — Возможно вид у нее был не геройский, но видят боги, говорила она голосом героя. Глубоким, ровным и властным без малейшего напряжения. Голосом, который приковывает внимание. Голосом, который требует повиновения.
Даже на коленях Ярви умудрился поклониться еще ниже.
— Боги благословили ее, высокочтимая Праматерь Вексен.
— Возможно, наследником Черного Стула?
— Мы можем только надеяться.
— Передай наши теплые поздравления королю Утилу, — проскрипел Верховный Король. На его сморщенном лице не было ни следа тепла или поздравлений.
— Буду счастлив передать их, а они будут счастливы их получить. Можно мне встать?
Первая из министров тепло улыбнулась и подняла ладонь, и Колючка увидела татуировки из крошечных букв в виде кругов внутри кругов.
— Мне нравится, когда ты там, — сказала она.
— Мы слышали тревожные рассказы с севера, — прохрипел Верховный Король и, загнув губу, лизнул зияющую прореху в передних зубах. — Мы слышали, король Утил планирует великий набег на островитян.
— Набег, мой король? — Ярви, казалось, был озадачен тем, что в Торлби было общеизвестно. — На наших возлюбленных товарищей на Островах Расшатанного моря? — Он махнул рукой, и его изувеченная кисть пренебрежительно качнулась. — У короля Утила воинственный характер, и он часто говорит в Зале Богов о набеге туда или сюда. Поверьте, это всегда кончается ничем, и я всегда подле него, сглаживая путь Отцу Миру, как меня учила Мать Гандринг.
Праматерь Вексен откинула голову и звонко расхохоталась, смехом глубоким и сладким, как патока. Эхо звенело, словно она была целой хихикающей армией.
— О, Ярви, а ты забавный.
Она ударила его со скоростью змеи. Открытой ладонью, но достаточно жестко, чтобы он упал на бок. Звук удара, резкий как щелчок хлыста, отразился от балконов наверху.
Глаза Колючки расширились, и, не думая, она вскочила на ноги. Или почти вскочила, по крайней мере. Ральф выбросил руку, поймал ее за влажную рубашку и утащил на колени, обрубив ее проклятье до отвратительного вопля.
— Вниз, — приглушенно прорычал он.
Центр этого огромного пустого помещения внезапно показался очень одиноким местом, и Колючка поняла, как много вооруженных людей собралось вокруг. Во рту у нее сильно пересохло, а влаги в мочевом пузыре, наоборот, оказалось слишком много.
Праматерь Вексен посмотрела на нее, не испуганно и не рассерженно. Снисходительно-заинтересованно, словно смотрела на муравья, пытаясь распознать его вид.
— Кто эта… особа?
— Простая дурочка, поклявшаяся служить мне. — Ярви вернулся на колени, прижав здоровую руку к окровавленному рту. — Простите ей её дерзость, она страдает от недостатка здравого смысла и избытка преданности.
Праматерь Вексен лучилась теплом, как Мать Солнце, но лед в ее голосе заморозил Колючку до костей.
— Дитя, преданность может быть великим благословлением или же ужасным проклятием. Все зависит от того, кому предан. Существует правильный порядок вещей. Должен быть правильный порядок, и вы гетландцы забыли свое место в нем. Верховный Король запретил обнажать мечи.
— Я запретил это, — эхом отозвался Верховный Король, и его голос стих до слабого шелеста, еле слышного в этой бескрайности.
— Если вы пойдете войной на островитян, то вы пойдете войной на Верховного Короля и его Министерство, — сказала Праматерь Вексен. — Вы пойдете войной на инглингов и нижеземцев, на тровенов и ванстеров, на Гром-гил-Горма, Ломателя Мечей, на того, кому было предсказано, что ни один мужчина не сможет его убить. — Она указала на убийцу Колючкиного отца у двери. Казалось, ему весьма неудобно стоять на одном огромном колене. — Вы пойдете войной даже на императрицу Юга, которая недавно дала обет союза с нами. — Праматерь Вексен распростерла руки, чтобы охватить весь огромный зал и его многочисленных обитателей. И перед ними Отец Ярви со своей потрепанной командой в самом деле выглядели жалкой кучкой. — Вы пойдете войной на половину мира, гетландцы?
Отец Ярви ухмыльнулся, как простофиля.
— Ни к чему перестраховываться многочисленными могущественными друзьями, ведь мы — преданные слуги Верховного Короля.
— Тогда скажи своему дяде, чтоб он перестал бренчать мечом. Если он обнажит его без благословения Верховного Короля…
— Сталь будет моим ответом, — прохрипел Верховный Король, выпучив влажные глаза.
Голос Праматери Вексен достиг такого уровня, что у Колючки зашевелились волосы на шее:
— И расплата будет такой, какой не было с Разбиения Мира.
Ярви поклонился так низко, что едва не коснулся носом пола.
— О, высочайшие и всемилостивые, кто же хотел бы узреть, как высвободится такой гнев? Теперь я могу встать?
— Сначала еще кое-что, — раздался тихий голос позади. К ним быстро шла молодая женщина, стройная, светловолосая и со слабой улыбкой на губах.
— Я полагаю, ты знаешь Сестру Исриун? — спросила Праматерь Вексен.
Впервые Колючка увидела, как Ярви не смог подобрать слова.
— Я… ты… вступила в Министерство?
— Это отличное место для сломленных и обездоленных. Кому, как не тебе, знать это. — Исриун достала платок и вытерла кровь с уголка рта Ярви. Ее прикосновение было нежным, но не ее взгляд. — Теперь мы снова одна семья.
— Она прошла испытание три месяца назад без единой ошибки, — сказала Праматерь Вексен. — Она уже отлично осведомлена на предмет эльфийских реликвий.
Ярви сглотнул.
— Вот оно как.
— Защищать их — священная обязанность Министерства, — сказала Исриун. — И защитить мир от второго разбиения. — Она нервно потирала свои тонкие руки одну о другую. — Ты знаешь воровку и убийцу по имени Скифр?
Ярви моргнул, словно едва понял вопрос.
— Возможно, я слышал это имя…
— Министерство ее разыскивает. — Выражение лица Исриун стало еще непреклонней. — Она вошла в эльфийские руины Строкома и вынесла оттуда реликвии.
По палате прошипел вздох, испуганный шепот эхом заметался среди балконов. Люди принялись осенять свою грудь священными знаками, шептать молитвы, качать головами от ужаса.
— В какое время мы живем? — прошептал Отец Ярви. — Торжественно даю вам слово, что если услышу хоть вздох этой Скифр, мои голуби в тот же миг отправятся к вам.
— Какое счастье, — сказала Исриун, — поскольку мне придется сжечь живьем любого, кто решит заключить с ней сделку. — Она сплела пальцы и сильно сжала, так что костяшки побелели. — Знаешь, мне ужасно не хотелось бы увидеть, как ты горишь.
— Значит и в этом мы похожи, — сказал Ярви. — Теперь я могу уйти, о величайший из людей?
Верховный Король, казалось, слегка кивнул, хотя, весьма возможно, он просто уже спал.
— Приму это за «да». — Ярви встал, и Ральф с командой встали за ним. Колючка с трудом поднялась последней. Похоже, она все время опускалась на колени, когда надо было стоять, и стояла, когда лучше было опуститься.
— Еще не поздно разжать кулак, Отец Ярви. — Праматерь Вексен грустно покачала головой. — Когда-то у меня были большие надежды на твой счет.
— Увы, как Сестра Исриун может подтвердить, я часто оказываюсь сплошным разочарованием. — Лишь легкий след металла был в голосе Ярви, когда он повернулся. — Я каждый день стараюсь измениться.
Снаружи лил сильный дождь, из-за которого строения Скекенхауса все еще казались серыми призраками.
— Кто эта женщина, Исриун? — спросила Колючка, спеша, чтобы не отстать.
— Когда-то она была моей кузиной. — На сухопаром лице Ярви заходили желваки. — Потом мы были помолвлены. Потом она поклялась, что увидит меня мертвым.
Колючка удивленно подняла брови.
— Вы, должно быть, тот еще любовник.
— Не у всех есть твой дар ласкового прикосновения. — Он хмуро посмотрел на нее. — В следующий раз думай, прежде чем броситься на мою защиту.
— Миг, когда ты промедлишь, будет мигом твоей смерти, — пробормотала она.
— В тот миг, когда ты не промедлила, ты едва не убила всех нас.
Она знала, что он прав, но все равно это раздражало ее.
— До этого могло не дойти, если бы вы сказали им, что островитяне нас атаковали, и ванстеры тоже, что они не оставили нам выбора, кроме…
— Они отлично это знали. Их подстрекала Праматерь Вексен.
— Откуда вы…
— Она оглушительно говорила это словами, которых не произносила. Она собирается раздавить нас, и я не могу игнорировать ее дальше.
Колючка потерла виски. Похоже, министры никогда не имели в виду то, что говорили.
— Если она наш враг, почему она просто не убила нас там, пока мы были на коленях?
— Потому что Праматерь Вексен не желает смерти своим детям. Она желает, чтобы они повиновались. Сначала она послала против нас островитян, потом ванстеров. Она надеется втянуть нас в опрометчивые действия, и король Утил собирается оказать ей в этом услугу. Ей понадобится время, чтобы собрать силы, но только потому, что их так много. Скоро она пошлет против нас половину мира. Если мы собираемся противостоять ей, нам нужны союзники.
— И где мы найдем союзников?
Отец Ярви улыбнулся.
— Среди врагов, где же еще?
Кольчуга мертвеца
Всех парней собрали.
Нет, здесь собрали мужчин, понял Бренд. Быть может, не многие из них могли похвастаться бородой, но когда же они станут мужчинами, если не теперь, после того, как они прошли испытания и намеревались принести клятвы?
В последний раз они стояли здесь с мастером Хуннаном, который научил их, испытал их и выковал, так же как Бренд ковал железо в кузнице Гаден. Их собрали на берегу, где они так часто тренировались, но мечи теперь были не деревянные.
Все были в новом снаряжении, с сияющими глазами и затаив дыхание от мысли о первом набеге. От мысли, что оставят позади Отца Мира и отдадут свои силы и дух его жене с окровавленным ртом, Матери Войне. От мысли о победной славе и известности, о месте за королевским столом и в песнях воинов.
О, и от мысли о возвращении богатыми.
Некоторые подбоченивались так, словно они уже герои. Особенно те, кому повезло, и чьи семьи купили им прекрасные кольчуги, хорошие мечи и новые блестящие доспехи. У Бренда была только Рин, хоть он и считал, что ему с ней повезло больше, чем он заслуживал. Она принесла ему кольчугу от Гаден в обмен на десятую часть того, что он привезет — кольчуга мертвеца, потускневшая от использования, в спешке подогнанная под его размеры и все равно свисающая под руками. Но его верный топор был хорошим и наточенным как бритва. И его щит, на который он копил целый год, и на котором Рин недавно нарисовала голову дракона, выглядел не хуже, чем у остальных.
— Почему дракон? — спросил Раук, насмешливо изогнув бровь.
Бренд попытался отшутиться:
— А почему бы нет? — чтобы испортить день его первого набега понадобилось бы больше, чем презрение дураков.