Три версты с гаком - Вильям Козлов 13 стр.

сыпную. Таня собрала в садок дохлую рыбу, которая бо­ком плавала по поверхности, и сказала:

— Это хорошо, что ты не жадный.

— Давай вдвоем рыбачить? — предложил Артем. — Я буду ловить, а ты обратно в озеро выпускать...

— Лови один...

Она отпустила лодку и поплыла к берегу. Ее намок­шая белая косынка соскользнула с головы, но она даже не заметила. И тогда Артем прыгнул с лодки, зацепив но­гой удочку. В несколько взмахов он подплыл к медлен­но опускающейся на дно косынке, подхватил ее и при­пустил за девушкой.

Заметив, что он ее преследует, Таня изо всех сил за­молотила руками и ногами по воде, но Артем быстро до­гнал ее. Полные загорелые ноги мельтешат у самого лица. Артем не удержался от соблазна и поймал ее за пятку.

— Я закричу... Отпусти сейчас же!

Лицо у нее очень испуганное, глаз не видно — мок­рые волосы облепили лоб, щеки.

— Я не знал, что ты воды боишься.

— Когда я увидела, что ты плывешь сзади, мне вдруг стало страшно, — немного успокоившись, сказала Та­ня. — Вода, вода... Берег далеко, кругом ни души... На­верное, так чувствует себя человек в океане, когда его преследует акула...

— Это я — акула?

— Не плыви, пожалуйста, за мной, — попросила она.

То и дело оглядываясь, она поплыла к берегу. Чер­ный, лоснящийся купальник то показывался над водой, то исчезал. В глазах еще притаился страх, губы сжаты. Артем видел, как она вышла на берег. Повернувшись к нему спиной, отжала волосы. Сверкающие капли упали на траву. Стройная, с закинутыми вверх руками, она сто­яла на берегу, с головы до ног облитая солнечным све­том. Он ожидал, что она оглянется, улыбнется, но девушка, так и не оглянувшись, ушла по примятой траве к палатке, просвечивающей сквозь ольховые кусты.

Артем повязал на шею косынку, перевернулся на спи­ну и, гладя на облака, поплыл к лодке, стоявшей на якоре.

3

Они молча сидели у костра и смотрели на огонь. Со­всем рядом зудели комары, но пока не нападали. Артем то и дело подбрасывал сырых ольховых веток, и густой белый дым отгонял комаров.

— Пойду лодку на берег вытащу, — сказал Артем, поднимаясь с земли.

Большое полузаснувшее озеро примолкло. К вечеру оно всегда становилось тихим, спокойным. Огромное блестящее зеркало, отражающее закатное цебо, облака, потемневший лес. Лишь на плесе играла рыба, и боль­шие круги разбегались то тут, то там. Артем вытащил по­крытую вечерней росой лодку, поставил удочки и спин­нинг к толстой сосне. Садок с рыбой привязал к осоке.

Он решил пройтись по острову. Мерцали среди высо­ких крон звезды — видно, тучи прошли стороной, — си­ял месяц. Чуть слышно шевелились, поскрипывали ели и сосны. Ночная птица отчетливо спросила: «Кто вы? Кто вы?» И тотчас вторая с присвистом воскликнула: «Уйди-и! Уйди-и!» Из кустов выпархивали потревоженные пти­цы и с недовольным писком проваливались в темноту. В мокрой траве, под деревьями горели светлячки. Артем нагнулся и подобрал одного. Небольшая округлая букаш­ка, напоминающая мокрицу, шевелила многочисленными ножками и выпячивала нижнюю часть брюшка, ко­торое весело горело ярким зеленым огнем. Букашка и на ладони продолжала светиться. Не хотела выклю­чаться.

Таня все в той же задумчивой позе сидела у костра. На прямых черных волосах играл красноватый отблеск.

— Я сейчас думала о тебе, — сказала она. — Когда ты ушел, а костер почти прогорел и я осталась одна-одна, мне стало как-то одиноко, и я захотела, чтобы ты поскорее пришел. Я не испугалась, ничего подобного! Просто впервые подумала, что женщине необходим муж­чина... Чтобы он сидел рядом, подбрасывал ветви в ко­стер, ловил рыбу... Ты улыбаешься, а мне до сегодняшне­го дня это и в голову не приходило. Я считала, что

жен­щины сами по себе, а мужчины... Ты смеешься надо мной?

— Дай твою ладонь!

— Зачем?

Артем взял ее руку и положил букашку.

— А теперь посмотри.

Она разжала ладонь и воскликнула:

— Светлячок!

Долго разглядывала его, то приближая к глазам, то отстраняя.

— Издали такой красивый, — сказала она, — вблизи обыкновенный червяк...

Встала и стряхнула букашку в траву.

— На них надо издали любоваться.

— Я тоже сейчас думал о тебе...

В туго натянутое полотно палатки ударялись ноч­ные бабочки. Месяц появился среди сосновых вершин, щедро посеребрил редкие облака и снова затерялся в гус­тых ветвях. Через равные промежутки настойчиво вопро­шала птица: «Чьи вы-ы? Чьи вы-ы?»

— Почему ты засмеялся, когда я сказала, что жен­щины сами по себе, а мужчины тоже сами по себе? Я и сама чувствую, что рассуждаю как наивная дурочка... Но я действительно так думала. Матери и отца я не помню. Моя сестра каждый день ругается с мужем... Ког­да говорит о нем, у нее даже лицо меняется, становится некрасивым, злым. Мне непонятно, зачем тогда они вместе?

— Ты никогда, вероятно, никого не любила, — ска­зал Артем. — Мне очень приятно, что ночью у потухше­го костра ты вдруг вспомнила обо мне. А если бы сейчас был день, солнце — тебе и в голову бы не пришло, что я необходим.

— Наверное, не пришло бы, — согласилась она. — Я не умею обманывать. И очень не люблю, когда меня обманывают... Не люблю — не то слово. Для меня такой человек больше не существует. Я не могу понять: зачем люди обманывают друг друга? Неужели так трудно гово­рить правду? Я знаю, многие не любят, когда им гово­рят правду... Даже ненавидят тебя за это. Но все равно лучше говорить правду, чем лгать. Это ведь ужасно, жить все время с ложью. Человек привыкает ко лжи, и она сту­пит у него внутри, будто второе сердце...

— У тебя, наверное, мало друзей? — спросил он.

— Мало, — сказала она. — А разве их должно быть много?

— У меня тоже мало, — сказал он. — Настоящих. Она ничего не ответила. Заколыхалось полотнище па­латки, послышалась осторожная возня: раздевается.

Угли в костре подернулись пеплом, комары гудели над самым ухом.

Он встал и, отмахиваясь от них веткой, пошел вниз, к озеру.

Глава десятая

1

На острове объявился еще один жилец. Артем и Таня чинно сидели друг против друга и пили из эмалирован­ных кружек чай. Сидели за настоящими столом и ска­мейками. Все это Артем сколотил из найденных на бере­гу досок и жердей.

— Пр-ривет! — вдруг услышали они скрипучий стар­ческий голос.

Таня и Артем уставились друг на друга. Они были уверены, что, кроме них, на острове никого нет.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Таня и огляделась, ища глазами незнакомца. Но его не было видно.

— Пр-ривет! .

На этот раз Артем решил, что приветствие обращено непосредственно к нему, и приподнял край старой соло­менной шляпы, в которой всегда рыбачил. Но и после этого таинственный незнакомец не появился.

— В прятки будем играть? — спросил Артем, держа в руке кружку с дымящимся чаем.

Молчание.

Артем встал и обошел палатку: никого! Он даже в кусты заглянул, за стволы толстых сосен. Это станови­лось забавным.

— У него голос странный, — шепотом сказала Таня. — Как у Буратино.

— Почему у него? — возразил Артем. — Может быть, это она...

-— Кир-ра, привет, Кир-ра!

Артем задрал голову и увидел на нижнем суку боль­шую ворону с крепким желтым клювом. Наклонив чер­ную голову набок, она смотрела на них смышленым глазом.

— Я же говорил, это она... —- растерянно произ­нес он.

— Ты... ты снимал шляпу перед вороной! — рассмея­лась Таня.

— Чертовщина! — улыбнулся и Артем. — Говорящая ворона... Как в сказке. Расскажи такое — не поверят.

Ворона невозмутимо царапнула себя по носу когтем и спланировала вниз. Прыг-скок прямо к котлу. Взглянув на опешивших людей, долбанула клювом котел со вче­рашней ухой, так что дужка звякнула, а затем в мгнове­ние ока засунула туда голову и вытащила белого разва­ренного окуня. Прыг-скок, подрыгнула и вместе с оку­нем взлетела на сук.

— Вот дает! — подивился Артем.

— Очень вежливая ворона, — сказала Таня. — Она нам даже представилась... Ее звать Кира.

Услышав свое имя, ворона перестала клевать прижа­тую к ветке лапой рыбу и взглянула на девушку.

— Мы рады с тобой познакомиться, — сказала Та­ня. — Меня звать Таня, а этого сердитого человека в шляпе...

— Краб, — не задумываясь, брякнула ворона. Они так и покатились со смеху.

— Ладно, принимаем тебя в нашу компанию, — ска­зал Артем и вывалил из котла на траву остатки ухи.

Кира не заставила себя долго ждать, тут же слетела вниз и, без всякого страха поглядывая на людей, с аппе­титом принялась клевать.

2

Кроме этих трех слов, ворона знала еще два: «рыба» и «ракета». Произносила она слова охотно и довольно чисто. Особенно хорошо «р» выговаривала. Кира была общительная, веселая ворона. Хвост у нее почему-то раз­дваивался, как у ласточки. Позже Артем узнал, что Кира прилетела к ним из школы-интерната — это с другого конца озера. Несколько лет назад ребята с боем отобрали оперившегося птенца у кошки. Выходили, выкормили, и из покалеченного птенца выросла большая сильная воро­на. Вот только в память о несчастном детстве остался раздвоенным хвост. Впрочем, это обстоятельство ничуть ей не мешало. Она прекрасно летала и неизменно пребы­вала в хорошем настроении.

Поселилась Кира на сосне, над самой палаткой. Арте­му это не совсем понравилось — каждое утро он счищал с оранжевого полотна помет, — но ссориться с Кирой из- за таких пустяков не хотелось, и она, расположившись на нижнем суку, с удовольствием смотрела на огонь, где ки­пела уха. Кира ела все, что ей давали. Один раз она при­хватила пустую банку с собой на сук, а потом уронила прямо Артему на голову. С тех пор он стал закапывать в землю все консервные банки. Кира суетилась рядом и всем своим видом выражала крайнее неудовольствие.

Больше всего Кира любила наблюдать за рыбной лов­лей. Она располагалась на носу резиновой лодки, где вен­тиль, и с завидным терпением смотрела на поплавок. Когда он нырял в воду, Кира даже подскакивала на мес­те и хлопала крыльями, как бы торопя поскорее подсе­кать. И в награду всегда получала мелкую рыбешку — крупную Артем ей не давал. На лодке она никогда не ела. Брала рыбину в клюв и улетала на остров. Распра­вившись с ней где-нибудь на суку, снова прилетала и терпеливо ждала следующей поклевки.

Однажды Кира, выразив Артему полное презрение, продемонстрировала свое великое искусство в рыбной ловле. Клев был отвратительный. Поплавок будто прилип к воде. За час ни одной поклевки. Кира вместе с Арте­мом наблюдала за мертвым поплавком. Наконец ей это надоело. Сердито прокричав: «Кир-ра, р-рыба, р-раке-та!» — взмыла вверх и сделала круг над озером, зорко глядя на воду. Затем круто спикировала вниз и непода­леку от лодки, едва коснувшись воды, снова взмыла. Артем увидел у нее в клюве большую плотвицу. Кира гордо пролетела над ним и опустилась на свою люби­мую сосну.

Если к Артему Кира относилась с недоверием, напри­мер, ни за что не садилась на плечо, то с Таней подружи­лась с первого дня. Куда бы та ни шла, Кира всегда ее сопровождала. То перелетала с ветки на ветку и выкри­кивала свой скудный запас слов, то садилась на плечо и тихонечко пощипывала за ухо. Но стоило ей увидеть, как Артем садится в лодку, тут же покидала девушку и от­правлялась с ним на рыбалку.

Случалось, к Кире прилетали приятели и приятель­ницы. Среди них была одна сорока. И тогда ворона с раз­двоенным хвостом, как истинная и гостеприимная хозяй­ка острова, показывала гостям свои владения. Радушно звала их к костру, но гости предпочитали держаться от людей подальше.

Таня подружилась с вороной, пробовала даже учить новым словам, но то ли Кира оказалась упрямой учени­цей, то ли Таня — плохой учительницей, только ворона не. выучила больше ни одного слова. Таня любила заго­рать на надувном матрасе. Иногда к ней присоединялась Кира, но, убедившись, что рыбкой тут не разживешься, снова улетала к Артему.

Однажды, когда он рыбачил у острова, напоминающе­го шапку Мономаха, приплыла на надувном матрасе Та­ня. За эти несколько дней она стала совсем шоколадной.

— Я не буду мешать тебе? — спросила она.

И хотя рыба клевала, а для настоящего рыбака это наивысшее удовольствие, Артем обрадовался девушке. Он свернул удочки — все равно напуганная рыба отошла — и сказал:

— Это я тебя позвал сюда... Сидел в лодке и говорил тебе: «Плыви скорее, я жду...» Вот ты и услышала.

— Мне скучно стало... Какой ты смешной в этой шля­пе! Когда ты удишь рыбу, у тебя такой вид, будто реша­ешь мировые проблемы. Ну улыбнись, пожалуйста.

— Не могу, — сказал он. — Рыбалка требует исклю­чительной серьезности.

Щурясь от солнца, Таня посмотрела на дальний бе­рег и вздохнула:

— Как тихо здесь, и ни души. Озеро, сосны на бере­гу, белые облака... Так, наверное, было миллионы лет назад, когда над водой летали страшные ящеры...

— Я начинаю верить в телепатию, — сказал Артем. — Об этом же подумал и я...

— Скажи, где Кира?

— Она мне пыталась объяснить, куда полетела, да я ничего не понял... Плохо ты ее научила разговаривать.

— На этом острове, наверное, много земляники, — сказала Таня.

— Я на нем еще не был.

— Поплывем? — предложила она.

Остров был рядом, и Артем, не раздумывая, бултых­нулся с лодки в воду. Таня положила матрас на лодку, и они поплыли.

Земляника на острове была. В тени — еще твердая, белая, а на солнцепеке — сочная, красная. Они молча срывали нежные душистые ягоды и отправляли в рот. Трава, цветы, кусты, деревья, разомлевшие на солнце, волнами распространяли всевозможные запахи. В цветах озабоченно копошились пчелы, басисто гудели большие черные шмели, порхали бабочки-лимонницы.

Таня первая заметила под березой шалаш, сложенный из тонких веток. На крыше образовались дыры, и пол шалаша был выложен солнечными пятнами.

— Здесь кто-то жил, — тихо сказала она.

— Здесь жили Он и Она, — таинственно заговорил Артем. — Они ушли от людей и вдвоем поселились на этом тихом острове... Они захотели узнать, действитель­но ли с милым рай в шалаше.

— А потом? Что же было потом?

— Потом подул ветер, пошел проливной дождь, на них стало капать и... рай кончился. Они ушли, а шалаш остался.

— Наверное, тот, кто говорит — с милым рай в шала­ше, на самом деле никогда в нем и не жил, — сказала она.

В этот полуденный час стало тихо кругом. Не слышно птиц, пчел. Над головой остановились облака, застыло огромное озеро, не шелохнется на березе ни один лист. Артем и Таня стояли у входа в шалаш и смотрели друг на друга. Он и Она — одни в этом вдруг примолкшем мире.

Молчание затягивалось, нужно было что-то сказать, но он не мог: пересохло в горле. Глядя на нее, Артем по­думал, что никогда в жизни не видел таких красивых глаз. И эти глаза были влажные, теплые.

— Пойдем туда... — незнакомым голосом сказал он и с ужасом подумал, что вот сейчас этот влажный блеск уйдет из ее глаз, лицо станет холодным, и все кончит­ся. Когда она становится такой, ему хочется убежать ку­да-нибудь подальше и не видеть ее. Как странно, что иногда глаза женщины могут ранить гораздо больнее, чем самые-самые жестокие слова.

У нее вдруг задрожали губы, она передернулась, буд­то от озноба, и, все так же прямо глядя ему в глаза, быстро заговорила:

— Со мной еще никогда такого не было... Я знаю, что должна тебе такое сказать, чтобы ты... ну, не смотрел на меня так... Ты нехорошо смотришь... Должна сказать и не могу...

— И не надо, не говори!

— Мне не нужно туда идти... — продолжала, будто прислушиваясь к себе, Таня. — Я знаю, что не нужно,..

Я всегда поступала так, как думала, а сейчас не пони­маю, что это со мной?..

Артем обнял ее горячие плечи и увлек за собой в су­мрачный шалаш. Они опустились на сухое слежавшееся сено.

— Я делаю все, что ты хочешь... — шептала она. — И мне это нравится... вопреки здравому смыслу!