В дверь постучали, и Вера растерянно обернулась. Дверь была закрыта на замок, но подойти к ней девушке мешал парализовавший ноги страх.
– Вера! – донесся из коридора голос Филиппова. – Срочно в подвал! Вера, с тобой все в порядке?! Почему молчишь?!
– Я… – голосовые связки почти не слушались. – Я иду, Толя…
Филиппов ее, видимо, не услышал. Он постучал еще громче и даже попробовал толкнуть дверь.
– Она там, я уверен, – сказал он кому-то. – Надо взять у дежурного второй ключ. Вдруг что-то случилось?
– Некогда, – ответил ему незнакомый голос.
За репликой последовал тяжелый удар, и дверь, возмущенно тявкнув отлетевшим язычком замка, распахнулась.
– Жива? – Анатолий вздохнул с облегчением. – Что с лицом?
– Поцарапало…
– А дверь почему не открыла?
– Я… даже двинуться не могу…
– Это бывает. Пройдет, – успокоил ее сопровождающий Филиппова воин. – Поехали, барышня.
Он легко подхватил ее на руки и двинулся к выходу.
Спустя минуту они уже выходили из лифта на уровне, который располагался гораздо глубже подвала. Воин так и не поставил Веру на ноги. Он по-прежнему легко пронес ее по низкому, покрашенному под потолок зеленой краской коридорчику до массивной двери с аккуратным красным крестом и только здесь позволил ноше принять вертикальное положение.
– Эй, доктор, примите под расписку! – солдат ударил по двери кулаком.
– Кого? – из лазарета выглянула всклокоченная голова доктора Пашкова, одного из членов аналитической группы. – А, Верочка, заходите…
Вера почему-то боком протиснулась за дверь и покосилась на оставшегося в коридоре воина.
– Принял, – заметив ее смущение, поспешил заявить Пашков. – Спасибо, Краб.
– Рад стараться, – пробормотал солдат. Было видно, что ему не хочется уходить, не назначив Вере свидания, но нужных слов в его арсенале никак не находилось. Он помялся с ноги на ногу еще несколько секунд и, вздохнув, ушел.
– Мне так неудобно, – Вера оглянулась. – Володя, мне надо…
– Вон там, за ширмой, – Пашков махнул рукой в дальний угол. – Что с лицом?
– Стеклом царапнуло…
– Это мы сейчас, – доктор открыл стеклянный шкафчик и достал оттуда бутылочку со спиртом. – Лучше, конечно, перекисью, а после йодом… – Он смочил спиртом ватку, а затем выдвинул ящик, и на столе появился обычный граненый стакан. – Но мы пойдем дальше… Управилась?
– Да, – Вера смущенно натянула свитер, чтобы он прикрывал ее бедра как можно ниже.
– А-а, – Пашков плеснул из склянки в стакан и указал покрасневшими глазами на древний, не раз перекрашенный платяной шкаф. – Под пулями чего не бывает? И у мужиков между колен слабеет… Там много барахла припасено, посмотри.
Вера, густо покраснев, открыла шкаф и обнаружила там приличные запасы одежды. Начиная от нижнего белья, причем женского тоже, заканчивая утепленными комбинезонами двух универсальных размеров: большого – от пятидесятого и выше и маленького – от того же, но вниз.
– Расчет на то, что тут будет еще и медсестра, – пояснил Пашков, кивнув, когда девушка показала ему женские трусики с фабричной этикеткой и вопросительно округлила глаза.
Он рассеянно проследил, как Вера стягивает мокрые джинсы, и, словно задумавшись, одним глотком выпил налитый в стакан спирт.
Ни закусывать, ни запивать доктор не стал. Просто постоял недолго, задержав дыхание, а затем понюхал ватку. Вера к тому моменту уже переоделась и проспиртованную ватку у него отняла, чтобы использовать по прямому назначению.
– Стрельба пошла по всей территории?
– Я не знаю, – Вера пожала плечами и поморщилась – спирт щипал ранку. – Меня почти сразу… эвакуировали.
– В этот раз кто-то серьезно навалился, – доктор задумчиво взглянул на склянку.
Прерывая его размышления, дверь в медпункт открылась, и на пороге возник Филиппов. Он был крайне возбужден, однако достаточно собран. Во всяком случае, бутылочку со спиртом он приметил сразу. Перехватив его взгляд, Пашков щедро наполнил стакан на четверть и подвинул его по столу.
– А запить…
– Вот, – доктор поставил на стол пластиковую бутылку без этикетки, – вода.
– Прорвались, гады, – выпив и запив, сипло произнес Анатолий. – Сюда их, конечно, не допустят, но Иван Палыч приказал на всякий случай собраться в эвакоблоке. Это там, за шестой пусковой.
– Я не видела Андрея… Васильевича, – опомнилась Вера. – Он здесь, в подземелье?
– Говорят, он уехал, – надевая куртку, ответил Пашков. – Ночью.
– А ты разве не знала? – Филиппов осклабился. – Вместе с многоуважаемыми келлами и Евгением Александровичем.
– Я видела Женю у лифта…
– Это так, он вернулся, а вот остальные где-то загуляли.
– Это может быть опасным!
– Ну, не опаснее, чем сидеть в эпицентре, как мы, – возразил Пашков, выталкивая гостей за дверь. – Давайте-давайте…
…Филиппов шел уверенно, иногда отпуская поясняющие реплики, хотя и без его подсказок заблудиться в подземелье было бы трудно. Многочисленные таблички с указателями, выдержками из инструкций и тонизирующими возгласами вроде «Стой!» или «Убьет!» вели по таинственному подземному зданию не хуже гида. Тем не менее нужную дверь сотрудники благополучно пропустили.
– Назад, – в спины троице бросил Евгений, выглядывая из эвакоблока в коридор.
– Задумался! – чтобы скрыть смущение, воскликнул «бывалый» Филиппов.
– Тут же написано.
– Да я и без надписей помнил, куда идти. У меня память – дай бог каждому! Просто задумался…
– Для храбрости приняли? – потянув носом, спросил Евгений.
– Для снятия стресса, – ответил Пашков. – Символически.
– Заходите, – офицер скрылся в блоке.
В эвакоблоке было тесновато, но свежо, словно выход на поверхность располагался не в ста метрах над головой, а непосредственно за приоткрытой бронированной дверью номер два. Большинство собравшихся в этом проходном отсеке людей было из обслуживающего персонала. Из всей аналитической группы, кроме Евгения, Анатолия, Веры и доктора, здесь были только Сноровский и Федор.
– А где остальные? – поинтересовался Филиппов.
– Остались наверху, – ответил Иван Павлович.
– Попали в плен?! – ужаснулся Анатолий.
– Вряд ли им что-то грозит, – не слишком уверенно сказал Сноровский. – Они же штатские.
– Мы тоже не военные, но нас вы почему-то прячете, – возразил Филиппов. – Может быть, пока не поздно, пойти и сдаться? Оружия у нас нет, ни в каких боевых действиях мы не участвовали. Что мы, не договоримся?
– Думаешь, они тебе поверят? – возразил Пашков. – Звезданут в запале промеж бровей, и весь разговор.
– Ты их прямо какими-то фашистами себе представляешь, – Анатолий упрямо покачал головой. – Иван Павлович, мы имеем право на самостоятельный выбор?
– Имеете, – Сноровский усмехнулся. – Вот дверь. Если такой смелый, иди, договаривайся.
– А вы?
– А мы будем ждать.
– Чего? У моря погоды? Конца войны? Светопреставления?
– Это как повезет. Только во всех этих случаях здесь будет тепло и сухо. А главное – безопасно.
– Вы и раньше утверждали, что на базе безопасно, а что получилось? Не удержали «тунгусы» своих позиций! В норы забились!
– В норы они только нас спрятали, – хмуро возразил директор.
– А мы их об этом просили?!
– Толя, хватит бузить! Хочешь правду найти? Иди наверх, тебя никто не держит. А здесь нечего скандалы устраивать.
– Никаких скандалов я и не устраиваю! Я хочу получить ответ на один простой вопрос: кто позволил вам решать за других, жить им или умереть?
Сноровский махнул рукой и отвернулся к Евгению.
– Нечего сказать, да?! – Филиппов схватил его за плечо и попытался развернуть к себе лицом.
Спустя мгновение он лежал на полу, а рука его была вытянута вверх и зажата в захвате болевого приема. Лицо Анатолия приобрело багровый оттенок, а глаза вылезли из орбит. Никаких звуков при этом он не издавал, поскольку от боли у него перехватило дыхание. Удовлетворившись реакцией скандалиста, Иван Павлович отпустил его руку и недовольно проворчал:
– Заставляешь грех на душу брать… Нехорошо это, Толик.
Филиппов протяжно выдохнул и, полежав еще несколько секунд, медленно поднялся, баюкая ноющую руку.
– Вот как, значит, вы решили с нами обращаться?! – прошипел он в спину директору. – Ну, хорошо! Оставайтесь в своем подземелье хоть до второго пришествия! А я не намерен ждать, когда сюда прорвутся враги и перережут всем глотки! Я ухожу! Кто со мной? – Он обвел притихших людей гневно сверкающим взглядом и потряс головой. – Боитесь? Ну и черт с вами!
Он решительно распахнул дверь аварийного выхода и скрылся в полутемном коридоре. Евгений вопросительно взглянул на Сноровского, но тот отрицательно качнул головой.
– Пусть идет. Если ему удастся, мы тоже попробуем.
– Он не пройдет и пары шагов.
– Ну, а ты что предлагаешь? Связать его и кляп в рот засунуть? Или прямо здесь шлепнуть?
Евгений пожал плечами.
– Может быть, его подстраховать?
– Кто на выходе стоит?
– Краб и Дохлый.
– Ну, пусть подстрахуют. Только издалека, чтобы выход не засветить…
…По мнению Дохлого, восьмикратное увеличение оптического прицела новой винтовки было сущим баловством, но менять его на привычный «эсвэдэшный» снайпер не спешил…
Рассмотреть фигуры идущих навстречу Филиппову людей мешали деревья, и отчетливо воин видел пока только спину парламентера. Развязка ситуации явно приближалась, Дохлый определил это по маневрам противника.
На открытую местность они так и не вышли. Один из врагов остановился под прикрытием толстой сосны и, направив на Филиппова автомат, что-то сказал. Анатолий кивнул и ответил, энергично при этом жестикулируя. Вражеский солдат спросил что-то еще, и Филиппов, полуобернувшись, с готовностью указал почти точно на то место, где залег снайпер. Дохлый, шевеля одними губами, выругался и навел перекрестье прицела на затылок химика. Филиппов вытянул руку чуть левее позиции снайпера и пояснил врагу что-то еще. Дохлый уже не сомневался, что в комментариях к жесту предатель выложил, как следует идти, чтобы оказаться перед аварийным входом в подземное убежище. Вражеский солдат обернулся к своим по-прежнему невидимым за деревьями товарищам и махнул рукой, призывая подойти ближе. Филиппов попытался пройти сквозь их цепь по направлению к дороге в город, но все тот же солдат грубо развернул его и подтолкнул стволом автомата обратно. Анатолий возмущенно всплеснул руками, однако его увещевания не произвели на врагов никакого впечатления. Они развернулись в цепь и двинулись в указанном химиком направлении, толкая его перед собой, словно упирающегося в порог бойни бычка.
Дохлый еще раз выругался, понизил прицел и, задержав дыхание, плавно нажал на спусковой крючок. Филиппов споткнулся и, схватившись за простреленное бедро, завалился на снег. Враги тут же залегли и открыли беглый огонь. Снайпер не стал дожидаться, когда они закончат пристрелку и догадаются обработать местность из подствольных гранатометов. Он, пятясь как рак, отполз под прикрытие пары специально уложенных неподалеку тяжелых бревен и, поднявшись на четвереньки, быстро доковылял до неглубокой ложбины. Там его поджидал Краб.
– Прошел? – поинтересовался товарищ.
– Куда там, – Дохлый положил винтовку на сгиб локтя. – Надо это… или выход аварийный замуровывать, или попробовать увести их в сторону, к ложному люку.
– Там и останемся, – Краб в сомнении почесал затылок прямо сквозь белую вязаную шапочку. – Ложный в седьмую пусковую ведет, а там все затоплено. И заминировано.
– Если нырнуть, можно и выбраться. По левому поручню метров пятьдесят, а потом три вверх. Окажемся у входа в общий коридор. Код замка я знаю.
– Нырять? Холодно же!
– Внизу нормально. Вода градусов десять.
– Как на Лене…
– На какой Лене?
– В реке Лене.
– А-а, я думал ты про ту училку…
– Ха, – Краб ухмыльнулся, – на той потеплее было… Ну ладно, давай пошумим.
Они взобрались на пригорок и, быстро отбежав на несколько десятков метров вправо, выпустили по наступающей цепочке врагов по полному магазину. Краб стрелял «для шума» и особо не целился, Дохлый же расходовал патроны почти так же быстро, но по привычке экономно. Восемь секунд, восемь хлопков, восемь замерших на снегу тел. На такое безобразие противник, конечно же, не мог не отреагировать. Враги перегруппировались и выбросили перед собой несколько дымовых шашек. Это мешало «тунгусам» вести прицельный огонь, но не мешало рассмотреть, что цепь противника изменила направление движения. Чего безносовские воины, собственно, и добивались.
Дохлый по-хозяйски обвел фронт восьмикратно усиленным взглядом и остановил его на медленно отползающем в заветном направлении – к дороге в город – Филиппове. Рану на бедре химик завязал каким-то обрывком, то ли рукавом от рубахи, то ли чем-то еще. Снайпер уже собрался отвести взгляд в сторону, как вдруг из клубов маскирующего дыма вынырнула пригибающаяся фигура. Она держала путь прямиком к раненому. Следом за ней из той же завесы вынырнула еще одна. Вторая фигура размахнулась и бросила почти к самым ногам химика шашку. Видимо, врагам потребовалось уточнить полученные ранее сведения. Снайпер с сожалением навел перекрестье прицела на грудь Филиппова. Клубы дыма уже почти скрыли распластавшегося по земле Анатолия, и Дохлый выдохнул, поймал паузу между ударами сердца и нажал на спусковой крючок.
Замерший рядом Краб смотрел в ту же сторону, правда невооруженным глазом.
– Попал?
– Не знаю, но раньше я никогда не мазал. Если не изменят направление, значит – попал.
– Сразу надо было его на глушняк мочить…
– Штатский же. Я хотел по малой крови… Стреножить, да и все…
Значительно правее их позиции разорвались подряд три гранаты. Воинов осыпало дождиком из комьев земли, кусочков коры, мелких веток и хвои. Краб стряхнул с головы и плеч грязь и удовлетворенно хмыкнул.
– Направление они не изменили. Отходим к ложному люку?
– Значит, попал, – Дохлый кивнул и надел на прицел защитный колпачок…
* * **Ветер стряхнул с ветвей остатки мельчайшей снежной муки и припорошил протоптанную в неглубоком снегу дорогу. Невооруженные члены группы и бывший персонал «загородного домика» шли под плотной охраной сосредоточенных «тунгусов». Растягиваться процессии воины не позволяли, и она медленно, но верно удалялась от аварийного выхода. Где-то позади трещали выстрелы и громыхали взрывы. Когда до отряда эвакуирующихся доносились особо тяжелые раскаты, Вера вздрагивала, а поддерживающий ее под локоть Пашков тревожно оборачивался. Евгений с Иваном Павловичем шли на шаг впереди, негромко обсуждая какие-то проблемы и периодически обмениваясь репликами с Федором. Прочие члены группы в эвакоблок так и не прибыли, а потому, когда промокшие до нитки Краб и Дохлый принесли весть о том, что пора воспользоваться тайными путями и покинуть уютное убежище, Сноровский принял решение уходить без них.
Продвижение отряда замедлилось, а затем и вовсе прекратилось. Причиной тому было появление двух групп «тунгусов». Одну привел Бондарь, второй руководил лично Безносов. Держались они уверенно и бодро, хотя было заметно, что сохранять приподнятое настроение им удается с трудом.
– Последняя атака была труднее всех, – сообщил Ивану Павловичу полковник. – Половину ребят потеряли. Домик, шахты, подземные коммуникации – все повзрывали гады. Откуда у них столько пластита – ума не приложу.
– А как вам удалось прорваться?
– А это у Тимофея спроси. Он говорит – опять помогла какая-то аура.
– Тима! Какая «аура»?
– Та же самая, – ответил Бондарь, присоединяясь к собеседникам. – Как была у тех ворот. Только теперь мы ее тоже увидели.
– Что вы увидели? – насторожился Сноровский.
– Во-он там, – «тунгус» указал на горизонт.
Серые снеговые облака ближе к нему превращались в мрачные черные тучи, но с линией горизонта они не соприкасались. В оставшемся промежутке сверкала необычная, параллельная земле радуга. Справа и слева ее ограничивали еще более странные цилиндрические столбы черного дыма. В диаметре они должны были достигать примерно пары километров, во всяком случае, так казалось с расстояния. Еще один черный, клубящийся столб просматривался далеко позади радуги, там, где не было туч. Он уходил куда-то ввысь, не меняя своей формы, и хотя его верхушку из-за облачного фронта видно не было, можно было предположить, что таким же бугристым цилиндром столб уходит прямо в стратосферу.