С колокольни храма священник затянул молитву. Ему ответил невнятный шум человеческих голосов на улице и в тюрьме. Каждую строку они произносили на одном дыхании, а на последнем слоге поднимали руки к небу, набирали воздуха, и вновь опускались в смиренном поклоне. Соседи по камерам тоже усердно молились, но особенно старался еретик. То ли он издевался, то ли очень сильно не хотел на костер. А скорее всего и то и другое.
Рядом сверкнула золотом спина таракана. Как минимум двое насекомых уже изучали солому. Они особо не стеснялись и переворачивали все вверх дном. Тюрьма и для тараканов место не сытное.
Резко оборвался далекий голос. Зашуршали одежды - люди осеняли крестами свои грешные тела. Мигом исчезли усатые паразиты. И через секунду мир вновь пришел в движение.
Грэм растянулся на полу. Мягкая солома предлагала крепкий здоровый сон, но на этот раз спать он не собирался. Мысленным взором прошел по телу с ног до головы и расслабил каждую мышцу. На это ушло несколько минут, и в итоге не осталось ни единого напряженного участка. Руки и ноги уже не ощущались, словно их не было вовсе. Панголин впал в глубокое всеобщее расслабление, буквально растекся по полу как талый снег. Каждая мышца тела отдыхала. Только сознание он не отпускал в свободный полет. Перед глазами образовалось черное пространство пустоты, в котором начинали проявляться размытые образы - вначале неясные, быстро исчезающие видения, но вскоре картина застыла, и он абсолютно точно, в мельчайших подробностях увидел решетку своей камеры. Постепенно в центре груди стал завязываться напряженный узел. Грэм медленно свел внутренний взор к переносице и даже глубже - в мозг. В ушах загудело и сжало голову пушистыми тисками. Напряжение в центре тела усилилось. Перешло в боль. В судорожные спазмы. Тело задрожало, подалось вперед, и панголин сел - зрение тут же прояснилось, боль исчезла.
Комната осветилась мягким тусклым светом. Грэм встал одним движением словно воспарил. Обернулся: там, на куче соломы, мирно спал он сам.
Когда у него появилась такая способность - контролировать сновидения - Грэм не помнил. Кажется, еще в глубоком детстве ему снились странные сковывающие сны - будто он проваливается в небытие и не в силах ничего сделать: ни пошевелиться, ни закричать, ни как-то противостоять засасывающему вакууму. Потом Грэм научился останавливать бесконечное падение, не пробуждаясь - он просто висел в пустоте и ждал, когда загадочная вселенная сама найдет его. Долго ждать не приходилось - он открывал глаза в мире сновидений, таком реальном и в тоже время иллюзорном. Окружение уже не плыло, не менялось: вокруг все выглядело как в обычной жизни. Разве что в этом мире можно было летать и проходить сквозь стены, мгновенно перемещаться на огромные расстояния и творить самые настоящие чудеса. Со временем панголин разработал несколько способов удерживания снов под контролем, благодаря которым он мог в любое время придаваться волшебным прогулкам.
Не теряя времени Грэм спокойно прошел сквозь решетку и направился к выходу. Он быстро проплыл мимо скучающих надзирателей и оказался снаружи. Взгляду открылся широкий двор с множеством хозяйственных построек по периметру, которые объединялись навесом и упирались в массивные ворота - единственный выход. Слева от двери темницы была конюшня, дальше шумели казармы, напротив высилась башня с колокольней у самых ворот, справа теснились склады и подсобные помещения.
Панголин свернул направо. Здесь в беспорядке стояли бочки и ящики, за которыми можно было легко укрыться. Чуть дальше, он заметил довольно большой колодец. Напротив, возле дверей склада, дежурил стражник. Наверняка он спал, прицепившись латами к гвоздю. Слишком уж поза была странная. Над головой солдата болтался фонарь. Он освещал часть колодца и двери соседних складов. Грэм приблизился: нет, стражник не спал. Он лениво жевал веточку с единственным листочком на конце, не обращая внимания на проплывающего мимо пленника. Дальше - высокая стена и главные ворота. Их охраняли снаружи два солдата. Пройти незамеченным мимо них будет невозможно.
Грэм остановился и оглядел весь двор. Единственное место, подходящее для побега было за охраняемым складом возле стражника. Там можно ухватиться за уступ в стене, дотянуться до козырька и взобраться на крышу, но охранник у двери заметит любое движение в этом месте. Если только не отвлечь его или как-то потушить фонарь. Но как? А если повезет, то солдат может спать или его попросту не будет.
"Побег? - подумал панголин. - Убежать?!"
Видение двора поплыло, закружилось, ускоряясь и замедляясь одновременно. Голову сдавила невидимая сила, мягко сжала и плавно отпустила, когда Грэм сосредоточил взгляд на ладонях - двор кружился словно смерч, но руки оставались на месте и это были его руки: он узнавал каждую черточку, каждую линию. Постепенно все вокруг успокоилось, остановилось и продолжило свой естественный ход.
Обдумывать надо после, а сейчас только смотреть. Грэм поднял глаза: у открытых дверей казарм копошились хмельные солдаты. По резким движениям, крепким словам и смеху, было ясно - там играют в карты. А игра в карты равносильна большой битве. Она может затянуться до глубокой ночи, а в день выдачи жалования - до самого утра.
В глубине казарм играла житара. Сильно натянутые струны гудели, словно там всполошился рой шершней со стальными крыльями. Вибрирующий металлический звук перекрывался резким завыванием горна и сливался с ревом солдат, орущих победные кличи в один громовой голос. Но были слышны и пьяные ляпы. Их заглушали новые волны музыки. Ритм задавал дробящий барабан, похожий на грохот камнепада.
Житара - громоздкий металлический музыкальный инструмент с натянутыми по всей длине толстыми стальными канатами-струнами. Количество струн не было строго ограничено, но чаще не превышало трех. Высота звука регулировалась передвижным блоком с рукояткой в виде кольца на рельсе, через которое проходила струна. Звук извлекался специальными железными прутами, но обычно в ход шли мечи и сабли, особенно когда пели солдаты. Житары хорошо приживались в кабаках и борделях: пиво способно разбудить в любой душе певца и музыканта. В казармах житары не ставили, там было не до песен, и, скорее всего, это была ошибка сновидения.
Грэм не стал размышлять над этим и направился к странному колодцу. Он сходу нырнул за бортик в синюшную бездну. Тьма с невероятной силой сдавила голову, словно пытаясь просочиться вовнутрь. Сквозь мглу проявились стены, и сразу же пришли в движение. Из швов в кладке хлынула вода. Вокруг все закружилось и унесло панголина в черную трубу водоворота. Грэм провалился в обычный сон и когда понял это, было уже поздно восстанавливать прежнюю осознанность. Не имея больше ни малейшего контроля над происходящим, он отдался воле потока и вскоре забылся в вечно меняющемся иллюзорном мире.
Стук колес нагруженной телеги... Запах земли и сена... Загорелая шея отца... Светлое улыбающееся лицо мамы... Они играют в "слова"... Смех... Резкий толчок телеги... Отвалившееся колесо... Удаляющийся обоз... "Мы вас догоним. Езжайте" - хриплый крик отца...
Грэм развернулся к нему и хотел закричать, но не смог... Дикий рев людоеда... Испуганное лицо матери... Огромная клыкастая пасть и абсолютно белые редкие волосы на квадратной голове великана... Крик отца: "Бегите!.." Глухие удары человеческих тел об землю... Мелькающие деревья, бьющие по лицу ветки... Широкая бугристая спина гиганта... Два раскачивающихся в такт шагов изуродованных тела с вывернутыми руками на его плечах... Глаза застилает мутная пелена.
Маленький мальчик выглядывает из-за дерева. По щекам текут слезы. Пальцы впиваются в шершавую кору, белеют и сползают вниз. Ногти ломаются, но он не чувствует этого.
Грэм видит его всегда сверху, чуть в стороне.
Мальчик делает неуверенный шаг за людоедом... еще один, но останавливается. Он тихо шепчет, сквозь всхлипы: "Мама... папа... мама... папа..."
Великан оборачивается, громко рычит в ответ, закрывает ноздрю большим пальцем и сморкается. Толстые, мясистые губы расплываются в злобной улыбке. Он вытирает уродливый нос кулаком и исчезает в зарослях...
Панголин проснулся. То, что случилось на старой дороге, вновь всплыло в памяти. Оно давно казалось просто страшным сном, который со временем забывался и приходил все реже и реже. Но лицо великана, точнее его ухмылка, на веки отпечаталась в сознании.
Грэм сжал зубы. Когда-нибудь он найдет этого людоеда и отомстит.
Зябко. Он потер ладонями плечи, стараясь согреться, но тут же скривился от боли: недавняя беседа с дознавателем еще давала о себе знать. Панголин тяжело поднялся и стал ходить по камере вечным маршрутом заключенного: от стены до решетки и обратно.
В голову упорно лезла тревога за отца Иакова. Следом приходили мысли о побеге. В груди свербело желание действовать - тело рвалось куда-то. Куда?
Он встал на колени и трижды перекрестившись, зашептал:
- Господь наш всемогущий, Миронос, помилуй грешного. Не отврати лица своего от раба Твоего Грэма. Боже, очисти меня от всякой скверны. Сердце мое окаянное освяти и сподоби благодати Твоей...
Грэм закрыл глаза. Представил лес. Высокие сосны царапают небо острыми пиками. Ветер гуляет в кронах. Поют птицы. Кучерявые дубы, как грибы, торчат из земли на полях. Кусты шелестят мелкими листочками. Желтая выгоревшая на солнце трава. Болото. Туман. Грибница. Серые кости каменных деревьев...
Панголин вздрогнул. Сознание словно прояснилось, и он отчетливо понял: отца Иакова нужно предупредить. Но как? Побег? Но это значит пойти против воли Мироноса.
Грэм уставился в потолок, будто там, на мокром камне был ответ.
- Господь Миронос, сын божий, помилуй меня и не дай свернуть с пути Твоего и нарушить заветы Твои. Прошу, дай мне знак и душевный покой. Да свершиться воля Твоя!..
Еле слышно зашуршала солома у самой стены и небольшой холмик, как одинокая волна, медленно двинулся вдоль каменной кладки в сторону решетки. Когда тюремная постель закончилась, на пол выпрыгнул таракан. Совсем еще малыш. Он только недавно вылупился, но уже обладал природной осторожностью. Тысячелетиями приспосабливаясь жить в самых разных условиях, эти насекомые научились грызть камень и голодать месяцами. Их нещадно травили и выкуривали, но они всегда возвращались, ведя следом за собой крыс - вечных попутчиков и врагов.
Таракан остановился, слегка приподнялся на передних ножках, со знанием дела ощупал усиками сырой воздух и легко и беззаботно побежал вдоль стены. Затем взобрался на порог, помахал усиками-антеннами и исчез за углом.
Грэм подошел ближе к решетке: таракан уверенно пересекал освещенный коридор. Подбежав к двери, он вновь прощупал воздух и, не колеблясь больше ни секунды, юркнул в щель. Может, его схватила пробегающая крыса или раздавил часовой, может, он впервые увидел огромный мир, или поселился в другой части темницы - этого уже никогда не узнать.
Грэм отошел в тень. Опустил голову и зажал холодными ладонями горячие виски. Это был знак. Тот самый, о котором он просил бога. Панголин перекрестился.
- Спасибо, Господи!
План побега созрел молниеносно. Панголин осмотрел камеру. В качестве инструментов можно использовать только то, что есть вокруг, а этого вполне достаточно.
Наступило время ужина. Как обычно, Грэм первый выставил дочиста вылизанную миску, отошел вглубь комнаты и сел на кучу соломы. Он положил комок каши на каменный пол и сел рядом.
Вскоре зазвенел долгожданный колокол. Вновь привычно заерзали узники и забренчали стражники. Минута, - и все стихло в ожидании. Наступило мгновение тишины перед порывом страсти.
- Ооо!.. - затянул священник. Мелодичный голос сорвался с колокольни и полетел, словно ветер над полем сочной травы, увлекая за собой тысячи вздымающихся в молитве рук.
- Господь наш Миронос! Все, в чем я в сей день согрешил, Ты прости мне, - прошептал Грэм и поднял руки. Он ни на мгновение не упускал кашу из виду. - Подай мне мирный и здоровый сон и обереги меня от всякого зла...
Краем глаза он заметил, как таракан остановился в метре от приманки и замер в сомнении. Длинные усики нетерпеливо ощупывали воздух, выискивая четкий вкусовой след. Каша манила его. А он видел рядом человека и колебался. Но не долго: голод победил и развеял сомнения в душе насекомого. Он метнулся к приманке - схватил. Дело сделано! Его мозг работал четко, без лишних сомнений. Он мгновенно просчитал возможные варианты отступления и выбрал оптимальный путь к укрытию. Таракан подпрыгнул на месте, развернулся в воздухе...
- Ибо Ты хранитель душ и тел наших.
Рука пленника выстрелила, как пружина и воришка нехотя продолжил незапланированный полет в угол комнаты. Голова насекомого расплескалась о шершавую стену. На камне осталось мокрое пятно и черная бусинка глаза.
- И Тебе славу воздаем, ныне, и всегда, и во веки вечные.
Грэм положил тушку рядом. Три раза перекрестился и бережно поднял комок каши. Подул на него со всех сторон, внимательно осмотрел и забросил в рот. Таракан в углу еще немного подергал лапками, покрутил свесившейся на бок одноглазой головой, после чего затих. Можно начинать.
Панголин вырвал челюсти у насекомого, аккуратно выкрутил прочные крылья и вскрыл тушку. Покопался во внутренностях, достал черно-синюшную горошину и бережно уложил в крыло. Задвинул все в угол и прикрыл тонкой паутиной соломы.
Приготовление оживило и придало сил. Он снова был занят делом. О том, что побег идет наперекор воле Мироноса, старался не думать. Знаки явно указывали на то, что надо выбраться из тюрьмы и как можно скорее. От этого зависела его жизнь и жизнь отца Иакова. Когда решение принято, а сомнения исчезли, ничто не может помешать, все идет само собой, как будто выбора и не существовало. Будто сам бог ведет.
Грэм оторвал все лапки у насекомого и разложил перед собой. Из развороченного брюшка выдернул разбухшую кишку и с размаху впечатал в стену. Поболтал пальцем в тельце таракана, словно в чаше, понюхал, поморщился и вытряхнул тягучий коктейль в рот. Желудок сжался и попытался выплеснуть наружу эту гадость. По телу прошла горячая волна омерзения. Грэм зажмурился. Надо набраться сил. И тут уже не до брезгливости. Здесь все идет в счет, ничем нельзя пренебрегать. Любая возможность должна быть использована! Панголин несколько раз глубоко вдохнул. На закуску забросил пару ножек и с хрустом разжевал. Вкус у них походил на сырую рыбу, только слегка подпорченную, но по сравнению с внутренностями показался вполне достойным.
- Фууух!.. - выдавил он, когда все было кончено.
Прежде Грэм не пробовал тараканов: в лесу можно раздобыть пищу и повкуснее. Там в изобилии водились кролики, небольшие косули и жирные кабанчики. Для умелого охотника не трудно раздобыть нежное мясо. Да что там говорить, сейчас и тюремная крыса была бы подарком. Но выбирать не приходилось.
Панголин достал одно крыло и заточил край о каменный пол - это будет нож. Изуродованную тушку раздавил ногой. От нее осталась мокрая лужица и мелкие осколки. Из остатков панциря и конечностей получились острые иглы. Затем он покопался в куче соломы и выбрал длинную целую трубочку. Со стен наскреб зеленого мха, скатал в ладонях пушистые шарики и нанизал на иголки. Вышла миниатюрная трубка для плевания дротиками.
Грэм заправил иглу в соломинку, прицелился в скомканную рубаху и дунул - игла пробуравила воздух и застряла в грубой ткани. Для первого выстрела совсем не плохо. Панголин заправил новый дротик.
Первым сделал обход Буй. Он светил фонарем и пристально вглядывался в каждую камеру. Грэм лежал как обычно, только немного ближе к решетке, но солдат на это не обратил внимания. Когда охранник вернулся к столу, панголин достал иглы и хорошенько обмазал каждую черной горошиной из крыла. Затем вставил дротик в соломинку и улегся.
Солдаты оживленно играли в карты, и казалось, забыли о своих обязанностях.