– Хай Чогорис! – выкрикнул Джучи, круто развернув свой истребитель к охотничьей стае.
Похожие взрывы по всей длине неуклюжего конвоя осветили пустоту, отключая пустотные щиты и оставляя тяжелые адамантиевые корпуса беззащитными. Крохотные черточки лазерного огня и крупнокалиберных снарядов продолжали сыпаться с бортов судов, но ни одна из них и близко не попадала в цели.
Шибан отвернул, сбросил скорость ровно настолько, чтобы не проскочить мимо цели, а затем направил нос истребителя на зияющую пасть ангара.
На миг ему показалось, что он узнал профиль корабля: мигающие габаритные огни, сигнальная окраска с шевронами, огромные стальные борта. За прошедшие месяцы он атаковал сотню подобных целей, и для него они слились в одно целое. Вот в кого превратились Белые Шрамы: стремительных падальщиков, убивающих слабых и медлительных, сковывающих гигантский фронт и сбегающих, прежде чем к ним приблизятся огромные клещи. Каждый рейд наносил ущерб врагу, лишая его коммуникационных линий, необходимых пополнений и снабжения. Но и лоялисты несли потери, ведь у магистра войны были свои зубы.
– За мной, – приказал Шибан, разгоняясь до максимальной скорости.
Впереди их ждал лабиринт из сверкающих лазерных лучей. Экипаж сухогруза попытался опустить противовзрывные ворота ангара, и Шибан открыл огонь из лазпушек. Поршневой механизм разлетелся, оставив двери наполовину опущенными. Белым Шрамам придется на полной скорости проскочить щель меньше восьми метров высотой. Такое испытание заставило Шибана улыбнуться впервые за время атаки, и его пальцы чуть крепче сжались на пульте управления.
«В другую эпоху мы бы сделали это ради забавы».
Он дал полный газ и с воем проскочил оставшуюся дистанцию. Перед ним появился вход в ангар, и Белый Шрам развернулся перед ним, а затем устремился через узкий проем.
Шибан оказался в огромном пространстве, которое с легкостью вместило бы корабли в сотню раз больше его собственного. С установленных под крышей направляющих свисали огромные когти транспортера, освещаемые красной дымкой боевых фонарей. Во мраке терялись многочисленные посадочные платформы.
Шибан скорректировал смещение в гравитационном колодце сухогруза, переключился на атмосферные двигатели и активировал воздушные тормоза. «Ксифон» развернулся вокруг оси и грузно приземлился на ближайшую платформу, окутанный паром и лентами распыляющейся плазмы.
Замки кабины истребителя выбило, и Шибан выбрался со своего места. Схватив любимую гуань дао, он спрыгнул на рокрит. Навстречу уже волочились сервиторы-охранники, наведя автоганы и прикрепленные к конечностям карабины. Шибан бросился вперед, впечатав пятку глефы в окольцованное сталью горло ближайшего противника, оттолкнул его и пронзил живот следующего. Затем развернулся и подрубил ноги третьего, после чего отбросил и обезглавил четвертого.
По всему ангару его братья делали то же самое: выскакивали из своих истребителей и мчались по гулкому помещению. Но ни один не двигался подобно Шибану. В то время как их удары были плавными, его – прямолинейными. Там, где они кружили и делали ложные выпады, он громил и раскачивался. Их доспехи были точно такими же, как и в дни посвящения в братство Бури на Чогорисе: цвета слоновой кости с красной и золотой окантовкой и тремя молниевыми разрядами – эмблемой мингана. У брони Шибана только правый наплечник все еще носил старые метки и цвета. Остальной доспех был серо-стального цвета, покрытый грязью и отметинами от попаданий болтов. Соединенные кабелями, фиксаторами и замками пластины брони были толще, чем у других воинов. Он называл эти штуки Оковами. Чертовы устройства Механикум сохраняли ему жизнь и давали возможность двигаться и сражаться. Внутри них находилось гибридное тело сверхчеловека и калеки.
Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как сы Илья сказала ему:
– Мне говорили, что в другом Легионе тебя могли бы поместить в дредноут.
К воину с грохотом направился полугусеничный сервитор с железными клещами вместо рук. Белый Шрам прыгнул, используя металлические стимуляторы мышц, размещенные среди сухожилий тела. Гуань дао крутанулась, оставляя идеальную дугу в задымленном воздухе, и разрезала верхние кабели питания механического человека. Инерция принесла Шибана в объятия сервитора, и сжатый кулак легионер раскроил череп противника, уничтожив команды в его рудиментарных импульсных модулях. Такая атака была вызвана вспыхнувшей яростью, что прежде с воином никогда не случалось.
Он отшвырнул дергающийся труп и продолжил путь. В двухстах метрах находились первые из множества дверей, ведущих внутрь огромного корабля. За Шибаном по пятам следовали девять боевых братьев его арбана, останавливаясь только чтобы покончить с оставшимися защитниками ангара. Они сошлись у дверей в шахту лифта. Броня легионеров была забрызгана разжиженной кровью и густыми машинными маслами. Все Белые Шрамы были в шлемах, а доспехи украшали уникальные боевые знаки – черепа, куски кожи, символы побежденных, привязывая тем самым к броне того, кто их убил.
Джучи подошел с отсеченной головой смертного солдата и бросил ее на палубу.
– Не думал, что они заметят наше приближение, – сказал он.
– Они многое увидели, – сказал Шибан, примагнитив клинок и вызвав схему из вмонтированного в стену когитатора. – Они слабы, но не слепы.
Хан вставил контрольную пластину в когитатор и по дисплею шлема побежали коды доступа лифта. Воин взял под контроль входные шахты, щитовые подсистемы корабля, шесть других важных сетей и основную навигационную систему.
– Что-то еще, Тахсир? – спросил без прежнего воодушевления Джучи, стряхивая кровь с клинка.
Тахсир. Именно так его упорно называли братья, причем все без исключения. И противиться этому уже не было никакого смысла.
Шибан обратился к авгурному узлу, имплантированному в черепной интерфейс. Это вызвало заметную боль, впрочем, как и любое другое действие – движение, дыхание, убийство. Какой-то миг все, что они видел – тактическую сферу местного космоса, засоренную пылающими остовами конвойных сторожевиков. «Калджиан» оставался поблизости, а «Амуджин» на удалении. Шибан собрался было ответить отрицательно и приказать направляться к мостику, когда почувствовал приближение первого сигнала.
– Не очень далеко, – пробормотал он так, словно когда-то было иначе. Он посмотрел вверх и потянулся за примагниченной глефой. – Они все так же быстры.
– У тебя есть отметка корабля? – спросил Джучи.
– Да какая разница? – ответил Шибан, вызывая платформу лифта и активируя расщепляющее поле глефы. – Они придут, и мы с ними разберемся.
Он помедлил, прежде чем переступить через порог. Сигналов было меньше, чем он ожидал. Это сулило проблемы для противоположного фланга маневра. Все уловки устаревают, и, возможно, враг научился просчитывать даже действия Хана, как, казалось, просчитывал все остальное.
Появилась трясущаяся платформа лифта на окутанных паром металлическим колоннах, и противовзрывные двери со скрипом и, брызжа искрами, открылись. На дисплее шлема вспыхнул идентификатор корабля, обозначенный имперскими готическими рунами, которые когда-то были символами господства человечества, а теперь представлялись эмблемой его глупости.
«Сюзерен».
– Вперед, – сказал хан и зашел в лифт, осветив темноту электрической синевой глефы. – Распутники идут по пятам.
Ни одному кораблю не было дозволено пронзить пелену раньше флагмана. «Гордое сердце» разбил барьер между мирами первым, а вслед за ними появились эскортники. Как только переход в материум завершился, они рассредоточились и заняли точно определенные атакующие позиции.
Эйдолон наблюдал за развертыванием своего флота из наблюдательной башни личной цитадели. Капитальные корабли построились кемошскими боевыми порядками, которые применяли с самых ранних дней крестового похода. Они скользили по бездне, словно акулы в океанских волнах, прикрывая траектории друг друга и передавая расчеты стрельбы.
Дети Императора сохранили свойственную им точность маневрирования. Пурпурно-золотая волна растеклась по пустоте, набрав крейсерскую скорость согласно стандартам Легиона. Благодаря отражавшим свет звезд украшениям кристаллические шпили сверкали подобно замерзшим слезам. Прекрасное зрелище завораживало.
Несколько секунд спустя к «Гордому сердцу» присоединились прибывшие «Осколок сокровища», «Лепидан» и три другие боевые группы, покорные воле лорда-командора. Четыре линкора и многочисленные корабли поддержки от эсминцев-охотников до артиллерийских фрегатов составляли эскадру, которая когда-то покоряла целые сектора, а теперь уничтожала сородичей, отвергших зов эволюции.
Эйдолон почувствовал, как дернулись его новые гланды. Он провел пальцем по линии раздутого горла, кожа на нем была натянута, как на барабане. Вены ритмично пульсировали, отмечая нерегулярное биение двух сердец.
Слуги принесли новые детали доспеха. Шестиногий аугментированный дрон процокал по мрамору, неся расширенный горжет Эйдолона в трех железных когтях. Элемент доспеха был гравирован серебром, украшен изображениями зверей Древней Терры и Кемоша, а также мелким рифлением, и отполирован до требуемого блеска. Когда дрон приблизился, Эйдолон поднял подбородок, терпя заботу механического слуги, словно какой-то древний монарх внимание цирюльника. Горжет водрузили на место, и Эйдолон почувствовал, как волокна-иглы скользнули в деформированный черный панцирь, быстро защелкнулись и крепко притянули керамит к плоти.
Когда звуковые преобразователи подключились, в оружейной комнате раздался громкий щелчок. Это был всего лишь сбой в обратной связи, тем не менее, от этого черепные коробки нескольких сервиторов лопнули, и они повалились на пол, беспомощно дергаясь.
Эйдолон, подняв бровь, повернулся к техножрецам. Ближайший из них – сгорбленный урод, увитый кабелями и проволочной сеткой, извиняясь, поклонился.
– Усовершенствования еще не закончены, – пробормотало существо.
Лорд-командор вытянул перед собой руки, и выжившие слуги засеменили к нему, чтобы приладить пластины брони. Каждый элемент доспеха приносил новую вспышку боли – токсичный сплав его генетической основы принимал новые и запретные формы. Некоторыми из них Эйдолон научился наслаждаться. Другие были менее желанны, но со временем он, несомненно, найдет способ обратить этот опыт себе на пользу.
«Мы еще не закончены, – подумал он. – Еще предстоит сделать немало шагов по стезе чувств».
На дисплее шлема замигала руна, указывая на прибытие Азаэля Коненоса и его кораблей. Эйдолон вспомнил, как загоралась та же отметка перед Исстваном, когда Коненос еще не был оркестратором какофонов, а он сам только прожил одну жизнь. Верность Азаэля была полной и абсолютной, и тогда и сейчас.
– Тебе рады, мой брат, – произнес Эйдолон под вой дрелей, затягивающих покрепче крепления доспеха.
– Лорд-командор, – поздоровался Коненос, его голос также был искажен аугметикой собственного искалеченного горла. – Варвары?
– Они придут, хоть мой советник сомневается в этом.
Уголком глаза Эйдолон заметил через кристалфлексовые иллюминаторы силуэт «Восхищающего» во главе недавно прибывшего соединения. Охотники собирались.
– Займи позицию за подветренным краем Врат. Соблюдай тишину и жди сигнала атаки. Ты прежде видел Калий, мой брат?
– Нет.
К Эйдолону приковыляли техножрецы, неся на золотом подносе его шлем. Тот стал вдвое больше прежнего и был нашпигован слуховыми глушителями и каналами, а также волокнами, которые входили во внутреннее ухо лорда-командора и обвивали носовые пазухи. Слуги подняли шлем, и Эйдолон посмотрел в его удивительную внутреннюю часть.
– Тогда, тебе повезло, – сказал лорд-командор прим, когда шлем опустился на место, запечатав его внутри керамитной брони. В костные разъемы скользнули дополнительные кабели, пронзая тело раскаленными иглами боли. – Когда мы уничтожим то, что некогда создали, останется немного из прежних чудес. Наслаждайся этим чудом, и когда мы устроим резню в его тени, помни о том, что мы – дети Терры – когда-то мечтали совершить.
Никто не знал создателей Врат Калия. Все записи сгинули, утерянные в долгом раздоре, охватившем галактику перед прибытием Императора. По крайней мере, в одном не было сомнений – они были древними, воздвигнутыми во времена, когда технология человечества стремительно развивалась, творцами, которые не страшились богохульного союза разума и металла. Возможно, это стало его погибелью: те, кто поместил Врата в этом районе космоса стали жертвой святотатственных духов машины, пылающих в мистическом ядре сооружения.
Никто не скажет, в какой момент их покинули. Врата бездействовали, по крайней мере, тысячу лет, пока исследовательский флот вольного торговца Иосии Халлиарда не прошел через них, скитаясь далеко впереди боевых флотов Первого Легиона. Халлиард изучил Врата собственными силами, считая, что в сооружении есть стоящие сокровища, но нашел во тьме только эхо и ржавчину. Разочарованный торговец позже отправил сообщение командованию Льва, что в свою очередь привело в Калий Темных Ангелов. Они заявили права Терры на весь субсектор, заблокировав его и отправив сюда собственные восстановительные части. То, что они нашли, навсегда останется неизвестным, хотя записи о рейсах между Калием и Калибаном сохранились в архивах Навис Нобилите на Терре, ни одна из которых не была официально санкционирована, а позже все сожгли.
Со временем в систему прибыл лично Лев, сразу после завоевания дюжины миров. Говорили, что когда его серые глаза впервые увидели Врата, он не вымолвил ни слова. Примарх словно мог заглянуть за громаду конструкции, за огромный полумесяц внутренней луны, и проникнуть взором в скрывавшуюся за ней бездну. Когда он, наконец, пошевелился, то, как обычно, был немногословен.
– Укрепите это место. Оно защищает множество путей.
Возможно, он почувствовал то, что позже доказали Дома навигаторов или же ему просто повезло догадаться. Так или иначе, решение Льва было озвучено. Система Калий находилась на пересечении девяти крупных маршрутов через варп. Огромные течения чистого эфира омывали ее, влекомые капризами Незримой Бури. Флот мог войти через этот вход в глубокие потоки и оказаться выброшенным далеко в плоскости галактике на значительно большей скорости. Путешествие, на которое уходили терранские месяцы, могло занять считанные недели, что привлекло большой интерес стратегов Администратума, которые планировали операции на безостановочно растущем фронте Великого крестового похода. Подобные порталы и проходы находили и в других районах космоса, но именно эти были стабильными и находились в центре расширяющейся сферы крестового похода, и это имело главное значение.