— Неосторожно, — пробормотал Рассеченная Душа. — Не оправдываете свою репутацию.
Он подошел обратно к трону, где ждал хозяина громадный шлем.
— Разгон для атаки, занять боевые посты! — скомандовал лорд-командующий. — Нападем, пока они не развернулись к нам. — Предвкушая результаты удара, Эйдолон задышал тяжело и влажно. — Никто не должен сбежать.
Пока флотилия Третьего легиона с ревом набирала полный ход, командиры разбирали цели, а главные канониры готовили огромные арсеналы противокорабельного оружия. «Гордое сердце», откуда лорд-командующий следил за ситуацией, находилось в авангарде атаки. Его залп будет первым и, несомненно, самым мощным.
Но затем начали поступать противоречивые сигналы. По ячейкам офицеров обнаружения волной прокатилось беспокойство, сменившееся изумлением. Вспыхнули тревожные руны, специалисты забегали между постами, проверяя данные сенсоров.
Первой заговорила магистр дозора:
— Мой господин, мы опоздали.
— Ты что, ослепла?! — набросился на нее Эйдолон. — Я их вижу! Сам вижу!
Лорд-командующий яростно взмахнул рукой, указывая на большие экраны над командным троном. Все они соединялись толстыми кабелями в железной оплетке с центральными модулями реального обзора. Изображение на них стабилизировалось, как будто стряхивало толстый слой помех.
Вначале Эйдолон отказывался верить своим глазам. Он не прерывал заход для атаки, бессмысленно надеясь, что это какая-то ошибка, которую еще можно исправить.
Только звуковое сообщение вывело его из ступора.
— Тактическая группа Третьего легиона, — раздался хриплый голос с явно барбарусским произношением, узнаваемо неприятный и бесстрастный. — Говорит «Стойкость». Вы идете курсом сближения, ваши орудия заряжены. По приказу моего господина извещаю вас, что в случае сохранения прежней траектории вы будете нейтрализованы.
Лорд-командующий замер, словно готовясь к выпаду. Он почувствовал, как внутри зарождается вопль досады, и придушил его — крикнув сейчас, Эйдолон освежевал бы половину экипажа.
Армада мчалась вперед. Когда картинка на экранах стала детальнее, лорд-командующий четко разглядел эмблемы на носах белых кораблей — «мертвые головы», криво нарисованные на неопрятных корпусах.
— Заглушить двигатели! — наконец прорычал Эйдолон и отвернулся, не желая даже смотреть на тех, кого принял за врагов. — Приказ всему флоту. Исполнять.
Он слышал, как команду передают по звездолетам, и каждое слово казалось поворотом клинка в ране.
— Новые сообщения, мой господин, — изнуренно произнесла магистр наблюдения. — Повелитель Смерти требует вашего присутствия. У него есть известия от магистра войны. Что мне ответить?
Лорд-командующий сделал долгий болезненный вдох.
— Скажи, что я прибуду. — Он снова зашагал по мостику, чтобы остудить кровь, очистить ее от боевых стимуляторов. — Скажи, что для меня будет честью, истинной честью, встретиться с Грозным Освободителем Барбаруса.
Эйдолон опять взглянул в пустоту. Газовый гигант с атмосферой разнообразных и насыщенных тонов был творением редкой красоты. Ее, конечно, не замечают дикари на орбите, с которыми лорд-командующий теперь обречен сотрудничать.
— Постарайся говорить искренне, — добавил Эйдолон. — Слышал, у него ранимая гордость.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава пятнадцатая
Они больше не играли в го. Когда времена были менее напряженными, Илия и Хан проводили много часов над белыми и черными камешками. Они обсуждали традиции степей и главного командования Империума, размышляли над параллелями между событиями на доске и теми, что разворачивались в пустоте вокруг.
Раваллион не могла вспомнить, в какой момент партии прекратились. Возможно, после первого действительно тяжелого поражения, когда группировка Железных Воинов точно предугадала рейд на гарнизонный мир Илювуин и уничтожила два полных братства. С тех пор настроение в легионе изменилось. Камешки нетронутыми лежали в керамических чашах.
Сейчас, вновь оказавшись наедине с примархом в его покоях на «Буре мечей», Илия изучала черты Хана и пыталась вспомнить, каким он показался ей при первой встрече — над Улланором, на пике славы Крестового похода.
«Каган выглядит таким же молодым, — решила она, — но более усталым».
Он лично возглавлял большинство атак, принимая на себя главные удары вражеского авангарда. В нескольких случаях Раваллион наблюдала за боями, обычно по пикт-трансляциям. Сигнал с дальнего расстояния был достаточно четким, чтобы Илия осознала всю мощь примарха. Однажды она увидела, как Хан голыми руками перевернул «Лэндрейдер». На глазах Илии он бросался на батальоны остервенело воющих монстров и истреблял их без остатка. Каган прорубался через вражеские элитные отряды — почетную гвардию в терминаторской броне, отделения уничтожителей, роты ветеранов — так, будто в них сражались самые юные неофиты.
Никто не мог выстоять перед одним из Восемнадцати.
Хан убивал и убивал, пока с его тальвара не начинали лететь струи крови, но ему все равно было мало. Если воля примарха к сопротивлению и слабела, он не показывал этого. Говорил Каган все так же размеренно и культурно, жертвуя при этом отдельными воинами ради общего выживания. Видимо, Хан привык к такому с самого начала, ведь он вырос на планете бесконечных маневренных войн, где границы почти не имели значения, а скорость решала все. Он не признавал жалости — ни к другим, ни к себе. Он делал то, ради чего был создан, как и все верные сыны Императора.
И все же…
Примархи были постлюдьми, но не автоматонами. Хотя Кагана никогда особенно не волновали имперские лозунги, собственные владения или титулы, он любил сыновей, а их погибло слишком много.
Теперь Хан, поигрывая длинным кинжалом-кирилом, в глубокой задумчивости смотрел темными глазами на пламя очага. Илия полулежала напротив, в низком чогорийском кресле, устланном шкурами. Она утомилась, но дозволения уйти еще не получила.
Каган пребывал в печали. Раваллион уже разбиралась в нем и знала, что сейчас один из редких случаев, когда примарх хочет услышать ее мнение. Она не совсем понимала, какая польза Хану от этого, ведь советы владык вроде Есугэя и Тахсира были куда более ценными. И все же время от времени такие беседы происходили.
— Все прошло успешно, Каган, — сказала Илия.
Тот поднял взгляд, словно впервые заметил ее.
— Гм?..
— Сбор. Восемьдесят четыре процента известных нам уцелевших сил легиона объединены и находятся в варпе. Все корабли первого ранга готовы к бою. Ваш флот в целости, мой господин. Ваша армия с вами.
Хан отстраненно кивнул:
— Успех. Ты права, сы.
— Что-то вы не слишком веселы.
Каган дернул уголком рта. Полуулыбка на его худощавом лице выглядела жутковатой. Поднеся стальной кинжал к свету, он повернул клинок сначала одной стороной, затем другой.
— Если бы мы добились цели, я бы порадовался. Ты дала мне надежду, но слабую. Возможно, надежды нет вообще. Но, быть может, об этом и не придется горевать.
— Об этом очень даже придется горевать.
— Я уклонился от боев, которые стремился принять. Поверь, мне непросто убегать от бури. Меня создали идти ей навстречу.
Раваллион подняла бровь:
— Вот что вас беспокоит? Мой господин, вы сделали то, что должны были. Скверный полководец на вашем месте уже растерял бы легион без остатка. Я знаю, о чем говорю, — служила под началом многих скверных полководцев.
— Я обеспечил нам выживание. — Хан какое-то время обдумывал это слово. — Праздновать тут нечего. Хотел бы я навредить врагам сильнее. И еще хотел бы…
Илия ждала, что примарх закончит фразу, но тот умолк. Она вздохнула, толкнула кресло назад и неуклюже выбралась из него. Все сиденья в покоях Хана изготовили по его размерам, поэтому генерал выглядела на них почти смехотворно маленькой. Шаркая ногами, Раваллион подошла к очаговой чаше и бросила в огонь еще полешко. Дерево — чогорийское хаэло — мгновенно занялось и вспыхнуло, рассыпая искры.
— Ашелье найдет нам путь, — сказала она с уверенностью, которой не испытывала. — Знаю, вы сомневаетесь, но ни одна живая душа не знает варп лучше Питера.
— Ты уже говорила мне, много раз. — Каган продолжал сидеть, вытянув ноги. Даже откинувшись в кресле, он выглядел опасным, словно замерший на миг ураган. — Если не выйдет, враг скоро ухватит нас за пятки. Ты чувствуешь его? Я — да. Слышу в ночи его дыхание, такое же резкое, как на Просперо. Он пылает жаждой мести. Он стремится продолжить бой, который мы не смогли завершить. — Хан повернул кинжал, сверкнув клинком. — Как и я, сы. Бывают ночи, когда мне не хочется ничего иного. Бывают ночи, когда я забываю о клятве, забываю, что воины во всем следуют моему примеру, и мечтаю ринуться в бездну, чтобы найти врага.
— Ваши сыновья говорят то же самое, — тихо сказала Илия. — Прислушайтесь к Есугэю, он видит опасность таких мыслей.
Каган усмехнулся — звучно, из глубины груди.
— Я слушаю Есугэя. Я внимаю многим голосам. Клянусь четырьмя ветрами, я внимаю даже тебе, веришь ты этому или нет.
— Верю, — отозвалась Раваллион, возвращаясь в кресло. — Конечно, верю — ведь искать Ашелье посоветовала я, и за то, что вы согласились, я благодарна вам превыше всего. А у меня много поводов для благодарности.
Устав от игры с клинком, Хан положил кирил на столик рядом с собой. Подавшись вперед, он соединил длинные пальцы «домиком».
— Ложь всегда была рядом, — задумчиво произнес Каган. — С самого начала. Мы проповедовали толпам Имперскую Истину, но использовали чернокнижников и мутантов, чтобы странствовать по небесам. Практиковали для их поддержки те самые искусства, само существование которых отрицали. То была великая ложь, и я не мог ее вынести. Такое не могло продолжаться вечно. Отсюда вопрос: почему этому позволили случиться?
Илия слушала. Она понимала, что Каган лишь наполовину обращается к ней, отчасти говорит сам с собой, но не стоило упускать редкий момент откровенности — обычно Хан держат свои мысли под замком.
— Мой Отец не был ни чудовищем, ни простаком. Он делал лишь то, что требовалось. Возможно, Он разъяснил бы лучше, но я не поверю даже сейчас, что в Его решениях отсутствовал смысл. Отец довел нас до Улланора и ушел. С тех пор Он молчал, лишь приказы Сигиллита поступали с Терры. Какой проект мог отвлечь Его от Крестового похода, задуманного Им? Только тот, что был необходим для нашего выживания. И вот я перебираю все слова, услышанные от Него, и пытаюсь найти объяснение, и проклинаю судьбу за то, что мы говорили так мало и что наши взгляды были столь различны.
— В итоге я всегда прихожу к одной мысли: Отец ненавидел ложь не меньше моего. Он знал, что Империум не простоит долго на фундаменте, до половины погруженном в варп. Мы не могли обойтись без мутантов и ведьмаков, но с этим следовало покончить. От этих орудий предстояло отказаться, как от воинов грома, что объединили Терру, — словно от затупившихся клинков, которые выбрасывают прочь. Нам всегда говорили, что Крестовый поход есть важнейшее дело и все остальное подчинено ему. Сейчас мне думается, что это не так. Кампания началась, поскольку Ему понадобилось нечто — возможно, знания. Возможно, запретные, или утраченные, или чужие, или скрытые в эфире. Но, отыскав их, Он вернулся домой, и приступил к главному замыслу, и впервые со времен Эры Раздора отвратил мысли от детей Своих. Поэтому они сбились с пути. Поэтому они пали.
Илия никогда прежде не слышала, чтобы Хан говорил так. Она не слышала, чтобы кто-нибудь рассуждал подобным образом об Императоре, о котором Белые Шрамы всегда знали — и вспоминали — относительно мало.
— О каком замысле вы говорите?
Каган неопределенно наклонил голову:
— Не знаю. Я не обладаю Его гением. Но подумай вот над чем: из прежних мутантов остались только навигаторы, лишь они напоминают о давнем ужасе. Они — ярчайшие и самые могучие образчики великой лжи, и Империум не может чувствовать себя в безопасности, пока нуждается в них. Если Отец действительно хотел воплотить Имперскую Истину в жизнь, от навигаторов следовало избавиться. Отыскать иную дорогу в эмпиреях. И кто-то, быть может, в самом Нобилите, знал или догадывался о ней.
Раваллион откинулась в кресле.
— Теперь я понимаю.
— Понимаешь что?
— Почему вы разрешили мне погнаться за Ашелье. Вы не надеетесь вернуться на Терру. Вам хочется благородно погибнуть здесь, в пустоте, в битве против братьев. Поиск этого места, Темного Зеркала, ведется лишь ради ответов. Перед концом вы желаете узнать, правильно ли мыслили.
Хан улыбнулся:
— Нет, сы, твой приговор слишком строг. Меня связывает клятва: если остался путь к Тронному миру, я пройду по нему. — Улыбка исчезла. — Но если нет, и все дороги перекрыты, тогда, верно, я узнаю, почему Отец повернулся к нам спиной. Может, в том месте есть разгадка, может, и нет. Как видишь, конец близок, и приходится рисковать.
— Значит, если случится так, — сказала Раваллион, пытаясь поймать его ускользающий взгляд, — что вам придется выбирать между почетной смертью и бегством домой, каким будет решение? Как долго продержится ваша клятва?
— До скончания времен.
— Но вы клялись не однажды. Какой обет более прочен?
Джагатай не ответил и отвернулся. Глаза над орлиным носом вновь смотрели в огонь.
— Где ты научилась так свирепо задавать вопросы? — проговорил Хан. — Мне больше нравилось, когда ты немела от страха.
— Чего мне теперь бояться, Каган? После жизни, полной трудов, я вижу, как миры людей разрывают себя на куски и впускают к нам якша из древних кошмаров. Я уже стара. Наверное, повидала все страшные вещи в Галактике.
— Не будь так уверена, — предостерег он.
Тяжелее всего пришлось Саньясе.
Системный курьер был покинут и уничтожен, сагьяр мазан перевезли на тяжелое транспортное судно «Со-Гамайл». Видимо, так приказал Шибан-хан, которого, как узнал Торгун, теперь называли Тахсиром, Обновителем. Его имя в легионе произносили с определенным почтением, но и с настороженностью. Воины знали, что совершил Шибан на Просперо и до того, но более радостно говорили о Джубале, новом владыке охоты.
Всего ответили на призыв и сумели явиться на сбор у Эрелиона семнадцать отделений смертников. Количество уцелевших в каждом разнилось, общим счетом прибыли сто тридцать два бойца — меньше численности братства, и хана им не полагалось. Как Тахсир и говорил Торгуну, они будут гнить в резерве, когда праведные слуги орду вступят в битву с неприятелем.
«Со-Гамайл» располагался ближе к хвосту флотского конвоя, среди грузовиков с боевой техникой и судов снабжения. Корабль явно находился в эксплуатации десятилетиями, если не дольше, и за его состоянием почти не следили. В отличие от боевых космолетов, внутри он был грязным, ржавым и плохо освещенным, к тому же не имел полного экипажа. Командир транспортника, как и все матросы, оказался смертным. На «Со-Гамайле» в основном служили чогорийцы, и они относились к сагьяр мазан с положенным уважением, но, пожалуй, без того благоговения, которое проявляли бы к верным легионерам.
Торгун был старшим по званию из собравшихся отступников. Выжили еще несколько дарга, но ни одного хана прежних братств. Сам этот факт беспокоил терранина, в каждом взгляде искоса ему мерещилось презрение. Он должен был первым бросаться под огонь врага, как, несомненно, делали командиры других смертников. То, что они уцелели, казалось неудачей, и даже сами сагьяр мазан испытывали это чувство, пестовали его.
— Выходит, ты был прав, — сказал ему Саньяса на вторые сутки первого варп-перехода.
Они сидели рядом в столовой, которую делили с несколькими группками легионеров, разошедшихся по разным углам. Снизу доносился лязг древних моторов — они работали на износ, но транспортник пока не отставал от конвоя.
— Прав насчет чего? — отозвался Торгун, вгрызаясь в сушеный ломоть заменителя мяса.
— Нам не стоило возвращаться. Надо было сражаться дальше. Ждать, пока не попадется слишком много врагов.