— Ускорить ход, — приказал ахн-эзин, подойдя к командному трону. — Я хочу добраться до цели за тридцать минут.
Табан поклонился и спешно отбыл. Рядом с Джубалом остался Цзянь-Цзу, готовый передавать голосовые команды по флотскому комму. Внизу, в рабочих ячейках, экипаж трудился в изматывающем темпе. Все, кроме сервиторов, из последних сил боролись с отупляющим внутренним смятением, вызванным близостью к варп-разлому.
Заняв трон, Джубал заметил идущую к нему Илию.
— Сы, — сказал он, — где вы были?
Генерал поклонилась в знак извинения:
— Уходила по неотложным делам.
— Цзянь-Цзу доложил мне, что все астропаты сходятся в одном — враг обнаружил нас. Я приказал вести авгурное сканирование на максимальной дистанции, но эта… погань усложняет прозревание.
Раваллион взглянула на ряды пикт-экранов, заполненных строчками отчетов с датчиков реального пространства.
— Что флот?
— Нa позиции. Но вот рапорты… — Джубал тряхнул головой, чтобы очистить мысли. — Вы их читали? Я приказал отвести корабли дальше от разлома.
— Но не слишком далеко, — предостерегла Илия. — Хан по-прежнему на станции.
— Мне нужен работоспособный экипаж. Мне нужно, чтобы люди остались в своем уме.
Ахн-эзин еще не договорил, когда из рабочих ячеек донесся вопль. Смертный в униформе легиона вскочил с места, что-то неразборчиво крича и сжимая в руке клинок. Он кинулся на ближайшего соседа, метя ему в спину, но тут в шее безумца взорвался болт, посланный с верхнего яруса. Стрелявший легионер грузно спустился к телу, за ним следовали несколько товарищей. Члены экипажа, что сидели возле убитого, неуверенно вернулись к своим делам.
— Все критические участки охраняют мои братья, — сообщил Джубал, бесстрастно наблюдавший за сценой. — Но их недостаточно.
— Нам недолго стоять тут на якоре.
— Хан еще не связывался с вами? Ни слова о вашей цели?
Илия покачала головой.
— Значит, ждем.
К трону подбежали слуги с инфопланшетами для ахн-эзина. Большинство докладов обеспокоило его — сбои реакторов, отказы оружейных систем. Выбранное Джубалом построение еще держалось, но с трудом.
— Приказ кораблям первого ранга выдвинуться дальше, — скомандовал он. — Увеличить зону охвата эскортов, дублировать все комм-пакеты, просто для верности.
Одно за другим следовали новые распоряжения и разносились по всему флоту. Ахн-эзин пытался заставить корабли перемещаться совместно, не блокировать соседям сектора обстрела лэнсов, прикрывать им борта. Лишь через некоторое время Джубал вновь обратил внимание на генерала. Оказалось, что она неотрывно смотрит на отчеты с одного из авгуров дальнего действия.
— В чем дело? — спросил владыка охоты.
— Их проверяли? Откуда эти данные? — Раваллион повернулась к Табану, который возвращался на командную площадку с собственной пачкой инфопланшетов. — Ты их видел?
Магистр сенсориума посерел лицом, словно бы одряхлел на глазах.
— Пропустил, — опустошенно пробормотал он. — Моя ошибка, хан. Я пропустил их.
Джубал поднялся:
— Свяжитесь с Каганом. Вытаскивайте их со станции.
Илия не отпускала Табана.
— Нам нужно знать угол подхода!
— Идут из-под плоскости, двадцать градусов, выравнивание в точке сорок-пять-шесть-три. Но мы не сможем развернуться, только не…
Ахн-эзин оттолкнулся от трона.
— Бить тревогу! — взревел он, и даже самые ослабевшие офицеры пробудились от летаргического забытья. — Уровень угрозы — золотой, все орудия к бою!
Загремел гонг, глухие отголоски лязга раскатились по огромному мостику. Люмены потускнели, вспыхнуло боевое освещение вдоль переходов между постами. К тому моменту все уже уяснили смысл данных с авгуров, и тактические экраны заполнились световыми точками приближающихся кораблей.
Раваллион выглядела больной. Лица легионеров скрывали шлемы, но и они как будто двигались менее уверенно. Яд варпа ощущался в воздухе.
— Открыть канал к Тахсиру, — приказал Джубал; подойдя к краю возвышения, он устремил взгляд над человеческой толпой внизу.
— Ахн-эзин, — ответ Шибана пришел быстро, словно он ждал вызова.
— Нам нужно время, брат, — сказал владыка охоты. — Сможешь выиграть его для нас?
— Как прикажешь.
Почти сразу же на сенсорах ближнего обзора возникли звенья быстроходных космолетов Шибана. Отделившись от главного скопления кораблей, они ринулись вперед, на перехват более медленных сигналов, еще сближающихся с флотом.
После этого осталось только упорядочить основную оборонительную сеть, разместить тяжелые боевые звездолеты там, где они нанесут наибольший урон врагу.
— Вот и они, сы, — произнес Джубал, изучая россыпь движущихся меток на пикт-экранах.
Генерал кивнула.
— Да, — отозвалась она. Хрупкие черты Илии застыли от дурных предчувствий. — Вот и они.
Глупо было уходить одному. Обучение, когда-то пройденное им, строго требовало оставаться в зоне видимости товарищей, но он позабыл о правилах — мысли заволокло туманом из-за Изменения. Оно серьезно усилилось, превратилось в зуд по всему телу, который поначалу только раздражал, но теперь почти сводил с ума. Арвида не мог стоять неподвижно, болезнь полностью охватила бы его. Казалось, что, лишь сгибая конечности, заставляя себя совершать привычные движения, он спасается от полной трансформации.
На ходу Ревюэль повторял нужные мантры. Воин почти не замечал, где находится, брел мрачными коридорами размытых теней и мечущихся кругов света из нашлемных люменов.
После спуска ему стало лучше. С каждым метром вниз от командного отсека боль немного спадала. Вначале Арвида слышал гулкие шаги братьев, которые прочесывали палубы в поисках признаков жизни, но затем смолкли и они. В коридорах стояла почти полная тишина, их могильное спокойствие нарушали только приглушенные стуки и щелчки из глубин станции.
Сколько-то часов спустя — Ревюэль почти утратил чувство времени — к нему начало возвращаться восприятие. Давление в сосудах и мышцах спало, шипящие голоса притихли.
Арвида остановился и огляделся вокруг. Похоже, он ушел далеко от вершины: стены выглядели иначе, почти органически, хотя были вырезаны из той же прочной черной стали, что и остальное Темное Зеркало. Легионер стоял в округлой комнате с крышей в форме цветка тюльпана. Каждую панель обшивки украшали геометрические узоры, накладывающиеся друг на друга. Их разделяли пополам пересекающиеся векторные линии.
Он услышал могучий рев, похожий на шум прибоя, что рождался далеко внизу.
Внизу бурлил круговорот разлома. Внизу лежало око бездны.
Ревюэль оперся руками о стену. Металл оказался влажным на ощупь — но как он почувствовал это через латные перчатки?
В центре помещения находилось восьмиугольное возвышение, покрытое резными изображениями каких-то извивающихся тел, похожих на змеиные. Площадка была отполирована до яркого блеска. Глядя на нее, Арвида услышал внутри доспеха свое дыхание, быстрое и поверхностное.
— Есугэй, — прохрипел он по воксу. Ответа не последовало. — Есугэй, — повторил псайкер.
У него закружилась голова. Глупо было приходить сюда одному. Но опять же Ревюэль уже оставался один, и надолго. Даже после того как Шрамы забрали его из развалин Тизки, они не стали для чернокнижника по-настоящему родными. Он стал одиноким по умолчанию, лишившись истинных боевых братьев, мудрецов, с которыми так любил разговаривать, что-то узнавать от них, учиться чему-то.
В прошлом, перед тем как разверзся ад, у Арвиды был тутеларий по имени Яниус. Этот Разум изредка появлялся рядом с ним, слабый и почти неощутимый, но исчез задолго до того судьбоносного путешествия с Каллистоном на Просперо. Спутник никогда не имел для Ревюэля особого значения. В последующие годы он ни разу не пытался вызвать духа, но тогда, впервые осознав пропажу, испытал тоску по мягкому теплу прозрачного фантома.
Подойдя к возвышению, Арвида грузно оперся на него, прижимая ладони к влажному камню. Если он продолжит клониться, клониться, клониться, то рухнет на площадку ничком, головой вперед. Возможно, она расколется, и Ревюэль сольется с ее веществом, станет единым с недрами станции. Возможно, вечная боль отпустит его, успокоенная черной, как нефть, влагой. Возможно, он сам станет тутеларием, чирикающим воспоминанием о былом, что преследует людей в мирах их грез.
— Я мог бы сразиться с Волками, — громко выдохнул он. — Я не дал бы им осквернить наши священные места.
Воздух перед лицом Арвиды, между маской шлема и поверхностью возвышения, вдруг задрожал. Пальцы легионера словно бы утонули в камне. Несколько раз моргнув, он попытался вырваться, но не сумел.
Внизу, далеко внизу, кружился разлом. Варп ревел на грани слышимости. Шумели пенные волны.
Реальность преобразовалась. Ревюэль ощутил тепло в каждой клеточке тела. Он прищурил глаза, и мир перед ним размылся, задрожал.
Он увидел планету, темную, исхлестанную многоцветными молниями. На ней высилась башня, невозможно громадная, что вздымалась прямо из земной коры, словно пробивший тело наконечник стрелы. Ему открылись Разумы, которые танцевали в свете звезд и острили обрывками эзотерических знаний. Измученная равнина под ними пузырилась и менялась, обретая с каждым стремительным восходом новые формы.
Арвиде захотелось вернуться. Жуткий страх стиснул ему нутро, скрутил живот, и Ревюэль похолодел вновь.
Внизу кружился разлом.
Он увидел целые флоты кораблей с сапфировыми носами и бронзовыми бортами, что выплывали из варпа и дрейфовали к башне. У ее основания, на равнине, собирались силуэты в длинных одеяниях. Разумы, привлеченные к ней, собирались в ночном небе подобно ангелам. Башня была сутью всего. Арвида не мог отвести от нее взгляд. Его голова склонилась еще ниже.
Он не выживет.
Именно в тот миг Ревюэль увидел отражение, раздробленное, словно в зале, увешанном зеркалами. Там были лица, что смотрели в разных направлениях, размытые за гранями хрустальных линз — враждебные, или безразличные, или такие же смятенные и потерянные, как сам Арвида. У каждого образа был лишь один-единственный глаз — иногда окаймленный огнем, иногда человеческий и скорбный, иногда полный демонического безумия.
Он не выживет.
Братья Ревюэля были в том мире, ступали по земле, обращенной в стекло ударами молний. Словно паломники, они шагали к черным вратам.
— Нет! — в голос выдохнул Арвида, еще ниже склонив голову. — Они же погибли. Все они погибли.
Но Ревюэль видел их, в багряных доспехах и лазурных одеяниях, с посохами, навершия которых изображали насекомых, птичьи клювы, головы атакующих змей. Братья говорили между собой горестно и озлобленно, поднимали взгляды к небесам в поисках источника их внезапной трансформации.
— Я бы знал. Я бы почувствовал.
Раздробленный бог еще не явился среди них. Он присутствовал только в отражениях, в грезах, в оседающей пыли. Братья еще не видели его, не всецело. Они трудились. Они исследовали. Пока что воинами руководил один из них. На его броне, самой знакомой Арвиде и все так же пышно украшенной, виднелся герб в виде ворона — тот же, что и раньше, когда брат был храмовым магистром и величайшим сыном легиона.
— Нет, ты не излечишь болезнь! — отчаянно вырвалось у Ревюэля. — Нет, только не так. Не пробуй этот способ!
Он протянул руку, словно мог снять фигурки с планеты заклинаний и бросить их обратно в пустоту. В тот же миг видение расщепилось на осколки, которые, кружась, унеслись прочь.
За ними открылась иная картина, гораздо холоднее, гораздо отдаленнее.
Арвида увидел галактику из миллиона миров. Он узрел огромные флоты, бороздящие тьму, потемневшие от старости корабли, плазменные двигатели которых выбрасывали в космос ядовитый шлам. Ему предстали заводы, что изрыгали смог в серые от дождевых туч небеса, и колоссальные соборы с ухмыляющимися пастями врат, куда брели миллиардные процессии съежившихся смертных. Изнутри доносились исступленные псалмы, молитвы череполикому трупу, прикованному к остаткам пыточной машины. Фанатики изобличали книги во лжи и швыряли их в гигантские костры, тогда как людям уже не хватало знаний для восстановления древних судов, что перевозили их среди звезд. Ревюэль видел пытки, страх, отчаяние, бесконечно тяжелый труд, что изматывал, отуплял, омертвлял рабочих, видел растущую силу кошмарных чужих рас — и слышал потаенный, булькающий, злорадный смех голосов, которые обитали в глубочайших безднах человеческого разума…
Он был Корвидом, из касты провидцев. Но эти грезы отличались от других, переносивших его только в пространстве. То, что узрел Арвида, находилось в далеком будущем, которое прямо сейчас создавали все вокруг псайкера.
— Нет, — прошептал Ревюэль и оттолкнулся от возвышения.
Внизу бурлил разлом.
У Арвиды перехватило дыхание. Шатаясь, он отступил от площадки и стряхнул с рук покрывшую их жидкость. Ревюэль врезался спиной в стену, у него запрокинулась голова.
Слепо ковыляя вперед, он вновь оказался у портала. Видения затопили разум Арвиды, вытеснили страх перед Изменением, вытеснили все.
— Только не это! — выпалил он, неловко ударился о другую стену и отшатнулся, словно пьяный.
С каждым шагом уходить становилось все легче. Муть перед глазами исчезла. Ревюэль увидел впереди неясные чернильные тени. Внутреннее тепло сменилось космическим холодом заброшенной станции.
Арвида сел на корточки, его сердца колотились, ладони покрывал пот. Ему следовало найти Хана, или Есугэя, или кого-нибудь из кэшика. Ему нужно было убираться со станции, и всем им тоже. Здесь не осталось ничего, кроме варповой отравы, источника разложения, что струилось вверх по длинной колонне и пятнало их души чернотой.
Он выжил.
От новых знаний Ревюэлю хотелось кричать. Все, в чем он не сомневался, чему хранил верность, теперь исчезло. Найдут ли его теперь? Какой ценой он уцепился за жизнь? И братья, его братья…
Все они выжили.
Это было уже слишком. Поднявшись на ноги, Арвида быстрее зашагал вперед. Темнота давила на него, размывала тонкие лучи люменов, пыталась удушить псайкера.
Он не останавливался. Он не сдавался.
Далеко внизу кружился во мраке варп-разлом, безразличный, как сама вечность.
Глава девятнадцатая
Торгуна оторвали от медитации, которая и так давалась ему с трудом, и хан вслед за братьями прибыл на мостик. Там творилась неразбериха — Саньяса с клинком в руках выкрикивал приказы, другие сагьяр мазан пробирались между пультами управления, внимательно осматривая смертных офицеров.
— Что происходит? — спросил терранин; голова казалась ему тяжелой, как после многодневной бессонницы.
— Не слышал сигнал тревоги? — Саньяса был в полном доспехе. Все легионеры были в полных доспехах. — Мой хан, флот готовится к бою, и у нас проблема.
Торгун поднял голову к иллюминаторам переднего обзора «Со-Гамайла». Боевые корабли Белых Шрамов набирали ход, скользя в широком строю через пустоту. Поблескивали оболочки пустотных щитов, бортовые орудия были выдвинуты и заряжены.
— И вы не вызвали меня раньше?
Саньяса зашагал к ряду сенсориумных постов.
— Мы были заняты, мой хан.
В тот момент терранин заметил трех мертвецов, лежащих ничком среди рабочих ячеек. Двигатели гудели напряженно, в непривычном ритме, словно бы задыхаясь. Транспортник уже нарушил строй, очень заметно отошел от назначенной им позиции.
Заняв командный трон, Торгун начал изучать отчеты множества инфосистем, пронизывающих тело космолета.
— Мы над заданной нам плоскостью. Опускаемся.
— Не выйдет, — обернулся к нему Саньяса.
— Ты не видел схему построения?
Легионер не двинулся с места:
— Взгляни на общую картину.
Помедлив, терранин обратился к тактическим гололитам, системным мониторам и диагностическим модулям. «Со-Гамайл» оказался возле флагмана и двигался по опасному маршруту меж основных космолетов, меняющих курс. Ему следовало находиться далеко позади, не путаться под ногами.
Затем Торгун увидел данные по двигателям. Показатели углубились в красную зону — транспортник летел слишком быстро, сжигал слишком много топлива, и оболочка силовой установки истончалась.
— Такими темпами мы потеряем реактор, — сказал хан, осознав угрозу. — Отключить его.